Отважный Тафаки

Отважный Тафаки

Тафаки и четверо братьев его жены удили рыбу на огромном плоском камне, который вдавался далеко в море, где на высоких волнах раскачивались спутанные пряди водорослей. Раз за разом вытаскивали они льняные лески с костяными крючками, и кучи рыбы за их спинами все росли и росли, превращаясь в горы сверкающего серебра. Но когда солнце начало погружаться в море, оказалось, что Тафаки один наловил столько рыбы, сколько четыре его шурина вместе.

Укладывая рыбу в корзину, Тафаки громко хохотал и дразнил родственников. Они молчали, но все больше и больше проникались решимостью сделать то, что задумали, когда позвали Тафаки удить рыбу. Зависть давно не давала им покоя. Высокого роста, со светлыми волосами и красноватой кожей, Тафаки был самым сильным и ловким в их племени. Он быстрее всех бегал и плавал, и не было мужчины удачливее его в бою и в любви. Взвалив корзину на плечо, Тафаки запел — он ведь не мог прочесть мыслей своих родичей.

Двое шуринов пришли в деревню, когда солнце уже погрузилось в море. Как только они опустили корзины на землю, к ним подошла сестра Хине-пирипири.

— Где мой муж? — спросила она.

— Остался на берегу, — ответили братья не задумываясь, будто ждали этого вопроса и заранее приготовили ответ.

Хине-пирипири пристально взглянула на них и нахмурилась. Слова братьев почему-то не понравились ей. Уже много недель братья косились на ее мужа, а сегодня рано утром пришли к ней в фаре, расхвалили Тафаки и уговорили пойти с ними удить рыбу. Она посмотрела на корзины братьев, доверху наполненные рыбой. В деревне все знали, что ее братья — плохие рыбаки.

Хине поторопилась на берег и встретила двух других братьев.

— Где мой муж? — нетерпеливо спросила она.

В ответ раздался смех, но даже самим братьям он показался неискренним.

— Откуда мы знаем, — сказали они. — Наверное, пошел домой с другими братьями. Мы не обязаны ходить за ним по пятам.

Хине ничего не ответила и побежала дальше, вглядываясь в следы на песке. Уже темнело, но у белой кромки воды еще можно было разглядеть слабые отпечатки ног. Хине бежала, а страх терзал ее сердце. Тень каменистого мыса лежала на песке темным пятном. И на ней виднелось что-то еще более темное. Хине упала на колени. Это был Тафаки. Она прижалась лицом к его лицу и почувствовала слабое дыхание, такое слабое, что его заглушало шипение маленьких волн, которые перекатывались через раскинутые руки Тафаки. Хине приподняла голову мужа, он вздохнул и открыл глаза. Улыбка искривила его губы.

— Твои братья, — произнес он чуть слышно, — не умеют ни охотиться, ни сражаться. Они думали, что убили меня.

Его голова запрокинулась. Боги послали силу Хине-пирипири. Она подняла мужа и взвалила его непомерно тяжелое тело себе на плечи. Оно легло поперек ее спины, едва не придавив Хине своей тяжестью, но она понемногу разогнулась, и ноги мужа оторвались от песка. С трудом делая каждый шаг, она понесла мужа, глядя на едва заметные отпечатки, которые только что оставили легкие прикосновения ее ног.

Тафаки открыл глаза только на следующее утро.

— Есть около фаре высокое дерево? — сердито спросил он. — Принеси сюда и положи в огонь.

Жена нашла в кустах огромное бревно и притащила в дом.

— Не руби его, — приказал Тафаки. — Положи в огонь целиком.

Когда огонь начал лизать кору, он протянул руки над пламенем.

— Пусть мои дети пожрут твоих братьев, как огонь пожирает это дерево, — сказал Тафаки, и кровожадные отблески пламени заплясали у него в глазах. — Когда родится наш сын, мы назовем его Вахиероа, чтобы он не забыл наказ отца. Мы назовем его Вахиероа — Длинное Бревно.

Прошло несколько месяцев, и у Тафаки родился сын. Его назвали Вахиероа.

Тафаки созвал своих родных и своих воинов.

— В этой деревне живут коварные люди, — сказал он. — Давайте уведем наши семьи и построим новую па. Поднимемся на гору над этой деревней, туда, на самую вершину, куда падают последние лучи заходящего солнца. Не будем медлить, пойдем сейчас же, пока наши коварные враги прячутся у себя в фаре. Никто не осмелится задержать нас, а если осмелится, мы не пощадим тех, кто встанет на нашем пути.

Тафаки построил па на вершине горы. По утрам снизу можно было разглядеть ее наружную ограду и часовых на башнях. А ночью окрики дозорных разносились над лесистыми долинами и долетали до деревни на берегу моря, где праздно и беззаботно жили братья Хине. После ухода Тафаки у них будто гора с плеч свалилась, и даже ограда, которую они видели под самым небом, не нарушала их покоя.

Но Тафаки не знал покоя. Маленький Вахиероа, которого мать держала на руках, постоянно напоминал ему о мести. "К чему ждать, чтобы отомстил сын? — размышлял он. — Оскорбили меня, а не сына, значит, отомстить должен я, а не сын".

Тафаки было нетрудно это сделать, потому что он был наполовину человеком, а наполовину богом. Дедушка гром научил его управлять молнией. Тафаки был еще совсем молодым, когда кто-то случайно увидел, как он сбросил с себя плащ и завернулся в молнию.

И вот однажды Тафаки вскарабкался на самую вершину горы, где едва не доставал головой до облаков. Он поднял руки, воззвал к своим предкам, богам, и попросил их разверзнуть небеса и обрушить на землю потоки воды. Тяжелые черные тучи нависли над самой землей. Ветер затих, воцарилась тишина. И небеса разверзлись. Ручейки превратились в бурные потоки, рев стремительных рек заглушал грохот ливня. Спокойная гладь моря побелела от пены, а ненасытные реки катили и катили свои воды в море, и небольшие волны быстрее самого высокого прилива подбирались по песку к деревне, где убийцы корчились от страха под крышами своих фаре. Они видели, как вода подступила к высокой гряде, отделявшей песчаный берег от травянистого склона. Потом вода залила марае и забулькала вокруг их ног. Длинная изогнутая стена воды поднималась все выше и выше и, прежде чем они успели покинуть фаре, сомкнулась над резными фигурками текотеко и заглушила крики людей.

Облака уронили на землю последние капли дождя, и солнце вновь засияло над растерзанным миром, где лес стоял посреди бушующего моря. Сквозь пар, который поднимался от каждого намокшего дерева и холма, Тафаки видел, как вода медленно отступала от деревни у подножия горы. Вскоре над волнами показались фигурки текотеко с неизменной усмешкой на губах, но молчаливая вода сорвала с фаре крыши из пальмовых листьев и унесла их вместе с телами братьев жены. Только изъеденные водой каркасы домов остались там, где прежде жили коварные братья.

* * *

Вскоре после великого потопа Тафаки вспомнил о родителях, много лет назад похищенных понатури — странными созданиями, которые ночью спали на суше, а с первыми утренними лучами погружались на дно моря, потому что смертельно боялись солнца. Тафаки решил, что должен покинуть па и отыскать родителей.

Он взял с собой младшего брата Карихи, простился с домом на вершине горы и отправился на поиски. Никто не знал, где живут понатури.

— Наверное, они спят где-нибудь на берегу. Вряд ли у них хватит духа уйти далеко от моря, — сказал Тафаки брату. — Нужно искать их около воды.

Братья шли, и шли, и много раз спали под открытым небом. Их путь преградил горный хребет. Они поднялись наверх и оглядели длинную изогнутую полосу берега. В одном месте недалеко от воды они увидели огромный фаре. Поблизости не было никаких других строений, на берегу стоял только одинокий фаре, конек которого возвышался над соседним лесом.

— Дом понатури! — воскликнул Тафаки. — Наверняка дом понатури, потому что этих морских тварей очень много, и мы еще ни разу не видели дома, который мог бы вместить их всех.

Тафаки и Карихи смело шли по траве, подступавшей к песчаному берегу, потому что был полдень, а в такое время понатури прячутся в сумрачных долинах на дне океана. Когда братья подошли ближе, Тафаки спел старинную песню. Братья остановились и прислушались. Где-то под крышей дома тихонько постукивали кости. У Тафаки волосы встали дыбом, как шерсть у собаки.

— Это кости нашего отца, — сказал он Карихи. — Они стучат от радости, что мы пришли. Отец чувствует, что настал час отмщения.

— Конечно, это дом понатури, — сказал Карихи. — А вон на пороге стоит наша мать.

Старая женщина расплакалась, увидав сыновей. Она обняла их и, когда наконец успокоилась, сказала:

— Сейчас же возвращайтесь домой. Морские твари убили вашего отца, я не хочу, чтобы вы тоже погибли.

— Мы не вернемся домой, пока не отомстим за гибель отца, — решительно заявил Тафаки. — Мы слышали, как обрадовались его кости, не отговаривай нас.

— Вы не одолеете понатури, — печально сказала мать. — Уходите, пока не поздно.

Тогда заговорил Карихи:

— Мы не уйдем. Спрячь нас в фаре.

— Ничего из этого не получится, поверьте мне. Они увидят вас даже в темноте.

— Мы станем невидимыми, — сказал Карихи.

— Они все равно почувствуют запах людей.

— Посмотрим, — решительно заявил Тафаки. — А сейчас принимайся за дело.

Мать покорно кивнула. Она помогла сыновьям заткнуть дыры и щели в стенах фаре, и братья вскарабкались на крышу, где толстым слоем лежали пальмовые листья.

Настал вечер, первый понатури просунул голову в дверь, но Тафаки и Карихи уже успели спрятаться.

— Татау! — крикнул понатури. — Я чувствую запах человека!

— Ну что ты придумал, — откликнулась старая женщина. — Здесь никого нет, кроме меня, старухи.

Понатури не успокоили слова старухи. Но пока он обнюхивал стены, толпа его сородичей появилась на берегу и, отряхивая воду, устремилась в фаре. Морские твари улеглись на полу, и тот, кто обнюхивал фаре, лег вместе с остальными, потому что при таком скоплении понатури он уже не чувствовал запаха людей.

Медленно тянулись ночные часы, и все это время Татау сидела в темноте за дверью фаре. Время от времени старый понатури поднимал голову и кричал:

— Эй, Татау, Татау, эй! Скоро заря?

И Татау отвечала:

— Нет, нет, еще ночь, черная ночь. Еще ночь, спи крепко, спи!

Наконец пальцы зари засверкали в восточной части неба, и звезды побледнели, ослепленные их сиянием. Тафаки и Карихи встали рядом с матерью и прислушались. Кто-то крикнул:

— Эй, Татау, правда, скоро заря?

— Нет, нет, — ответила Татау, — еще ночь, черная ночь. Еще ночь, спи крепко, спи!

Наконец Ранги растянул свой дневной плащ во всю ширь с востока на запад, и над фаре засияло солнце. Тогда раздалось сразу несколько нетерпеливых голосов:

— Татау, Татау! Наверное, скоро заря. Еще не рассвело? Сыновья подали знак, и Татау крикнула:

— Да, рассвело!

Татау распахнула дверь и окно, а Тафаки и Карихи сломали тростниковые стены, чтобы солнечный свет затопил дом. Понатури вскочили на ноги, но солнечные лучи не дали им сделать ни шага — морские твари растаяли в воздухе, как туман. Ни один из понатури не уцелел. Спасся только лосось Канае: он пролез сквозь разрушенные стены и в несколько прыжков добрался до воды. Точно так он прыгает и сейчас, когда на реках встречаются водопады.

Братья осторожно сняли кости отца со стены и старательно завернули их. Потом они подожгли высокий дом понатури, а мать увели с собой. Поднявшись на гору, они оглянулись и увидели, как последние обгоревшие бревна падают на серую золу. Тонкий столб дыма — единственный памятник на могиле несметного полчища понатури — поднимался в небо.

* * *

Прошли годы, Тафаки остался один. Мать и жена ушли в Реингу, сын нашел себе жену. Но слава Тафаки все росла и росла и докатилась до небес. Дочь богов Хапаи, узнав о его великих подвигах, посмотрела однажды вниз из своего дома на небесах и загляделась на его сильные руки и ноги, на мускулы, которые бугрились под кожей, на яркую татуировку; ее прельстил огонь в глазах Тафаки, красивые черты его лица, уверенная походка и бесстрашные речи.

Хапаи спустилась с седьмого неба и осталась с Тафаки. В положенное время у них родилась дочь — дитя бессмертной матери и смертного отца. Они жили счастливо, пока однажды Тафаки не обронил о дочери несколько слов, которые не понравились его небесной подруге. Хапаи была непохожа на других женщин. Она схватила девочку на руки и поднялась над землей. Тафаки понял, что он наделал. Но Хапаи поднялась уже слишком высоко. На мгновение она задержалась на крыше возле фигурки текотеко и с тоской посмотрела на мужа.

— Я никогда не вернусь назад, — сказала Хапаи.

— Тогда скажи, что ты оставляешь мне на память? — крикнул Тафаки.

Хапаи на минуту задумалась:

— Ты придешь за мной, Тафаки. Я знаю, что придешь. Запомни мои слова: когда будешь подниматься на небо, остерегайся вьющихся растений, которые раскачиваются на ветру. Выбирай те, у которых корни ушли глубоко под землю. Прощай.

Луна с каждой ночью становилась все круглее, потом начала с каждой ночью уменьшаться, и наконец на небе осталась только тоненькая серебряная полоса.

— Пора, Карихи, — сказал Тафаки брату. — Для нас с тобой снова пришло время расстаться с домом.

— Куда же мы пойдем? — спросил Карихи.

— Далеко, брат. Я хочу разыскать жену и дочь.

Братья провели в странствиях много дней и наконец заметили вдалеке какие-то вьющиеся растения, чьи усики переплетались, как огромная паутина, натянутая между небом и землей.

Они подошли поближе и увидели, что рядом с этой огромной сетью сидит их старая слепая бабушка Матакерепо, а в руке у нее зажаты концы усиков. Перед бабушкой лежали десять клубней таро (Таро — тропическое растение со съедобными клубнями.). Тафаки и Карихи тихонько подошли еще ближе и остановились посмотреть, что она делает. Свободной рукой Матакерепо ощупывала клубни и медленно считала:

— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять...

У Тафаки в глазах загорелся огонек, он осторожно отодвинул десятый клубень. Озадаченная женщина наморщила лоб. Она подумала, что ошиблась, и начала снова, но и на этот раз Карихи отодвинул один клубень.

— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь...

Матакерепо что-то проворчала и снова принялась пересчитывать клубни.

— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь...

Мгновение она сидела молча и размышляла: кто-то крал ее клубни.

С молниеносной быстротой она схватила таиаху и начала наносить удары вокруг себя с такой силой, что могла бы раскроить череп кому угодно. Тафаки и Карихи, как два ястреба, не сводили с нее глаз и, когда таиаха засвистела в воздухе, упали на землю лицом вниз, так что таиаха не причинила им ни малейшего вреда.

Бабушка отложила таиаху в сторону и снова погрузилась в раздумье. Тафаки подполз поближе и слегка ударил ее по лицу. Бабушка испугалась. Она выпустила усики, закрыла лицо обеими руками и горько заплакала:

— Кто это? Кто здесь?

Тафаки ударил ее по глазам, и в тот же миг к ней вернулось зрение. Мигая от непривычного света, она уставилась на мужчин, которые стояли перед ней. И вдруг обрадовалась и громко закричала:

— Это ты, Тафаки, мой внук! Это ты, Карихи!

Бабушка обняла братьев. Когда все немного успокоились, бабушка спросила, куда они идут.

— Я ищу дочь и жену, — сказал Тафаки. — Где же они?

— Над нами, где-то там, в небесной стране.

Старая женщина взглянула на Тафаки.

— Из-за чего они ушли на небо?

— Хапаи — богиня. Она спустилась на землю и жила со мной. А потом вернулась к себе. Моя жизнь опустела без жены и дочери, и я пошел их искать.

— Вот лестница на небеса, — сказала бабушка и снова сжала в руке усики. — Ты должен идти по этой дороге. Бойся усиков, которые раскачиваются на ветру, а когда окажешься между небом и землей, не смотри вниз, не то закружится голова. Смотри вверх, только вверх.

Карихи посмотрел вверх. Не дослушав бабушку, он подпрыгнул и ухватился за лозу, но как раз за ту, которая свободно раскачивалась над землей. И как только его пальцы сжали похожий на веревку стебель, налетел ветер, и Тафаки потерял брата из вида. У Карихи перехватило дыхание, когда лес и море побежали под ним, а зеленые и синие пятна начали стремительно меняться местами. Через мгновение новый жестокий порыв ветра швырнул его в небо. Потом Карихи стремительно полетел вниз, и от резкого толчка у него чуть не оторвались руки. И вот его уже снова подбросило к горизонту. Крошечные фигурки Тафаки и Матакерепо остались где-то далеко внизу. Внезапно они снова приблизились, и он услышал крик Тафаки:

— Отпусти стебель!

Пролетая над Матакерепо и Тафаки, Карихи разжал пальцы и упал к ногам брата.

Тафаки не хотел брать Карихи с собой. Он задумал нелегкое дело: проникнуть в крепость богов. В глубине души он знал, что Карихи не по силам долгий и опасный путь на небо.

— Возвращайся к нашим соплеменникам, Карихи, — ласково сказал он брату. — Нашим семьям нужен защитник. Возвращайся в па, пока не поздно, ведь я могу не вернуться! Пусть погибнет один вождь, а не два!

Карихи в душе был согласен с братом. Ему очень хотелось совершить это невиданное восхождение на небо, но Тафаки рассуждал мудро, и Карихи печально вернулся в па на вершине горы.

Тафаки старательно выбрал лозу, корни которой уходили глубоко в землю, и обхватил стебель сильными руками. Он карабкался все выше и выше, цепляясь за стебель руками и ногами. Его глаза были устремлены вверх, туда, где стебель становился тонким, как нить, и терялся в ярком небе. Чем выше поднимался Тафаки, тем слабее становился голос бабушки, и все-таки он придавал ему силы:

— Держись крепче, Тафаки! Держись крепче! Смотри, не отпускай стебель!

Наконец голос смолк, до Тафаки не доносилось больше ни слова, только звенели усики и едва слышно вели свои нескончаемые разговоры ветры, эти неутомимые дети Тафири-матеа. Как ни хотелось Тафаки взглянуть на ласковую землю и едва заметную былинку — Матакерепо, он продолжал смотреть вверх. Со всех сторон его обступала холодная пустота, но он произносил заклинания, и они давали силу его рукам и тепло его телу.

Тафаки не заметил, как оказался в небесной стране. Он лежал среди папоротника и никак не мог отдышаться. Наконец он встал и огляделся. До него долетали чьи-то голоса и стук топора, но деревья стояли так близко друг к другу, что он никого не видел. Тафаки принял облик худого согбенного старика с седыми волосами и стал пробираться сквозь кусты.

Вскоре Тафаки вышел на поляну и остановился пораженный. На поляне лежала лодка, и двадцать мужчин-богов трудились над ней, стараясь придать нужную форму длинному остову лодки и заровнять его снаружи и изнутри. Это были братья Хапаи, его небесной жены, и Тафаки понял, что пришел туда, куда нужно.

Братья бросили работу и следили за приближавшимся Тафаки.

— Вон идет какой-то старик, — крикнул один из них. — Хватит работать, уже почти ночь. Давайте кончать. Пусть старик отнесет наши топоры.

Братья бросили топоры на землю, и один из них сказал:

— Эй, раб, подойди сюда, возьми топоры и иди за нами. Да постарайся не отставать.

Боги ушли, переговариваясь друг с другом, а Тафаки поднял топоры и пошел за ними. Уже стемнело, Тафаки шел, едва передвигая ноги, и боги скоро скрылись из виду. Тогда он повернул назад и поспешил к лодке. Сбросив плащ, Тафаки достал тесло, прижал острое лезвие к неструганому дереву и быстро повел тесло по бортам лодки. Завитки стружки вылетали из-под нефритового лезвия, и там, где проходило тесло, сучковатое дерево становилось ровным и гладким. Тафаки несколько раз прошелся теслом, и под его ловкими пальцами огромное бревно стало в самом деле походить на законченный остов лодки.

У самой деревни, где жили братья Хапаи, старый дряхлый Тафаки, согнувшийся под тяжестью топоров, встретил двух женщин, которые собирали дрова.

— Вон идет новый раб, о котором нам говорили, — со смехом сказала одна из них. — Зачем нам нести дрова? Пусть раб отнесет дрова вместо нас. Эй, старик, подойди сюда!

Тафаки подошел и наклонился, а женщины взвалили вязанку дров ему на спину. Сгорбленный старик, презренный раб приближался к дому своей жены — и это был тот самый Тафаки, воин и вождь Тафаки, которому не было равных на всей земле! Боги смеялись над ним, когда он пересекал марае. Тафаки увидел жену и дочь, но ничем не выдал себя. По-прежнему сгибаясь под тяжестью своей ноши, он шел прямо к ним.

— Положи дрова вот здесь, низкорожденный! — крикнул кто-то, но Тафаки будто не слышал. Он подошел к Хапаи, которая грелась около костра, и бросил дрова рядом с ней. Потом медленно и осторожно, как старик, опустился на землю и протянул руки к пламени.

— Глупец! — крикнул какой-то юноша. — Ты стал табу из-за того, что сел слишком близко к высокорожденной Хапаи.

Тафаки не ответил ему, он пристально смотрел сквозь языки пламени на жену и дочь. Но ни та, ни другая не обращали внимания на старика, который лежал в темном углу у них в доме.

На следующее утро Тафаки разбудил крик:

— Вставай, раб, неси топоры к лодке!

Тафаки медленно, по-стариковски разогнул спину и встал. Он взял топоры и пошел за богами. Когда боги вышли на поляну, Тафаки услышал их удивленные крики и улыбнулся. Боги не обращали на него внимания, а он положил топоры на землю и слушал, как они возбужденно переговаривались, обходя наполовину законченную лодку и разглядывая, что было сделано в прошлый вечер после их ухода.

Когда на поляне начали сгущаться сумерки, боги бросили работу, хотя не очень-то много успели за день, а Тафаки собрал топоры и пошел за ними. Но как только боги скрылись из виду, он снова быстро вернулся назад, взял в руки тесло и строгал, пока не сделал почти все, что было нужно.

На следующее утро боги удивились еще больше и разговорам не было конца. Ночью Тафаки вернулся на поляну и доделал тонкие завитки на носу и на корме. А когда Тафаки сбросил стариковскую одежду и начал вырезать тонкий узор на высоком деревянном столбе, украшавшем корму, он сам стал походить на бога. Из-за кустов за ним следили полные любопытства глаза, потому что на этот раз братья Хапаи спрятались, чтобы посмотреть на искусного незнакомца, который довел до конца их работу. Не говоря ни слова, братья поспешно вернулись в деревню и разыскали Хапаи.

— Скажи, как выглядит твой муж? — спросили они. — Говорят, он мужчина в расцвете сил?

— Да-а.

— Высокий и стройный, как каури?

— Да-а.

— У него черные волосы и глаза, как звезды?

— Да-а.

— Тогда это Тафаки доделал нашу лодку. Посмотри получше на старика, когда он придет.

В это время старик пришел на марае и положил тесла на землю. Он подошел к Хапаи. Она пристально взглянула на него. У старика была согнутая спина. Лицо в морщинах, кожа на теле висела складками.

— Кто ты? — спросила Хапаи.

Старик прошел мимо нее, не сказав ни слова.

— Скажи мне, ты Тафаки?

Старик шел, не останавливаясь, пока не приблизился к дочери Хапаи. Он поднял девочку и крепко прижал к себе. А потом Тафаки распрямился, и кожа вновь натянулась на его руках и ногах, и на широкой спине вновь заиграли мускулы. Он повернул к Хапаи молодое красивое лицо, и радость засветилась у него в глазах.

— Это Тафаки! — закричали боги, а Хапаи опустила голову и заплакала, потому что радость переполняла ее сердце.

В ту ночь Тафаки спал в фаре рядом с женой. Когда взошло солнце, Тафаки и Хапаи сломали стену дома, пронесли девочку над тем местом, где никогда прежде не ступала нога ни бога, ни человека, и совершили над нею обряд наречения имени. Во время обряда боги толпились вокруг храбреца Тафаки, при каждом шаге которого гремел гром, а из-под ног вылетала молния.

С тех пор, когда люди на земле слышат гром и видят вспышки молний, они смотрят на далекое небо и говорят друг другу:

— Это Тафаки ходит по небесам.