Административное устройство

Административное устройство

В общих чертах администрация Темура напоминала властные структуры других государств кочевников, которые были до него и после него. Получив в наследство две хорошо отработанные системы управления – тюрко-монгольскую и арабо-персидскую, – он их скомбинировал и приспособил к своим задачам. Темур использовал письменность и чиновничество оседлых народов для осуществления административных функций в завоеванных странах и над этими чиновниками поставил другую администрацию, организованную согласно тюрко-монгольской традиции и укомплектованную представителями правящего класса улуса Чагатая.

В системе управления Темура основное распределение имело место между оседлым и тюрко-монгольским населением, что достаточно ясно прослеживается в исторических источниках. Доказательством тому является перечень должностей для его тюрко-монгольских сторонников. Как и в других государствах кочевников, военные дела, почетные обязанности при дворе и управление делами улуса возлагались на тюркские группы, а чиновники из оседлого населения управляли финансами, собирали налоги и занимались местным управлением. В администрации было два центральных дивана: диван-и-ала, в котором работали персидские чиновники, и чагатайский диван, или диван-и-бузуг. Эти диваны не были параллельными учреждениями.

Первый был административным, с широкими полномочиями, а второй, очевидно, функционировал главным образом как трибунал для чагатайских эмиров.

В правительстве Темура, как у большинства кочевых династий, не было четкого разграничения между гражданскими и военными делами, и нельзя связывать персидских чиновников только с гражданским, а тюрко-монгольских – только с военным управлением. Трудно определить сферу тех и других, и есть сведения о персах и чагатайцах, которые занимались разными вопросами. Почти во всех землях, присоединенных к империи Темура, персидский язык был основным канцелярским и языком литературы и культуры.

Отсутствие разграничения между оседлыми жителями и чагатайцами в администрации частично объясняется близким знакомством чагатайцев с культурой оседлых народов. Включение чагатайских эмиров в «оседлую», в частности персидскую, культуру еще до завоеваний Темура ясно прослеживается в истории. Племена улуса частично зависели от налогов, которые они собирали с оседлых подданных, а тюрко-монгольские эмиры улуса тесно контактировали с оседлой «уламой», членов которой они использовали как посредников во внутренних и внешних спорах. Более того, некоторые эмиры Темура сами были поклонниками персидской культуры. Один из первых и влиятельных сподвижников Хаджи-Саиф аль-Дин писал стихи и на персидском и на тюркском, а внук Темура Халил Султан изучал поэзию вместе с персидским поэтом Исмат-Аллах-Бухари. Одним словом, Темуру и его соратникам были понятны нужды и обычаи оседлых подданных. Административная система оседлых народов была знакома им, поэтому они могли контролировать основные аспекты гражданского и даже финансового управления. Персидская графика была нужна им в первую очередь как техническое средство управления, которое требовало специфических навыков в письме и счете.

Тесная связь персидского и чагатайского персонала заметна в диван-и-ала, т. е. в персидском диване, в делах которого прекрасно разбирались чагатайские эмиры. В источниках упоминаются эмиры из диван-и-ала, которые явно были чагатайцами.

Сбор налогов, главная забота диван-и-ала, является хорошей иллюстрацией того, как эти задачи распределились между чагатайским и персидским персоналом. Первым налогом, который брался с завоеванного города, был денежный выкуп, или «мал-и-аман». Обычно высокопоставленные эмиры-чагатайцы занимались этим сами, а в некоторых случаях они работали вместе с двумя-тремя высшими чиновниками дивана. Вторым источником дохода от покоренных городов была городская казна. Считать и регистрировать эти богатства было обязанностью персидских писцов из диван-и-ала. Сбором обычных налогов в провинциях империи Темура также занимались и чагатайцы, и оседлое чиновничество, хотя они делали это раздельно.

После сбора налогов самой важной обязанностью оседлых чиновников был надзор за местными диванами в провинциях, и этим также занимались персы совместно с чагатайскими эмирами. Неясно, были ли это регулярные инспекции, но доподлинно известно, что в Керман такие группы периодически наезжали. Их посылал центральный диван, и в каждую группу входили один чагатайский эмир и один персидский чиновник. Группы, проверяющие особые дела, часто включали в себя эмиров и писцов. Например, в 1399 г., когда Темур узнал о неподобающем поведении Мироншаха, он отправил одного эмира и одного писца разобраться в этом. Когда же Великий эмир узнал о том, что в Азербайджане конницей Мироншаха было раздавлено 40 тыс. мальчиков, Темур физически жестоко и публично наказал его. Что касается Пира Мухаммада, который, являясь губернатором Фарса, не выполнил приказ о выступлении в поход, в это дело вмешались соратник Темура Аллахдад и видный персидский чиновник Музаффар аль-Дин Натанзи.

Историки повествуют, что когда Умаршайх растратил целевые деньги, предназначенные для благоустройства Герата, перс-финансист, не побоявшись гнева Темура, доложил обо всем властителю, за что Умаршайх в наказание был отправлен правителем Андижана.

В отдельных случаях, иногда особо важных в финансовом отношении, разбором занимались только персидские писцы. Когда Едигу Барлас, правитель Кермана, был уличен в краже, туда были посланы люди из диван-и-ала без эмира. Однако это дело разрешилось в частном порядке: жена Едигу, двоюродная сестра Темура, выплатила похищенную сумму. Итак, при расследовании нарушений персидские чиновники-писцы использовались даже чаще, чем чагатайцы, возможно, в связи с тем, что большая часть нарушений была связана с финансовой стороной.

При распределении должностей и обязанностей обе части правительства Темура рассматривались достаточно демократично. Некоторые должности могли занимать и персы, и эмиры, а другие, хотя и относились к сфере правительства, могли занимать и неправительственные чиновники. Пост визиря или непосредственного руководителя диваном занимали чагатайские эмиры.

Должность даруги, предполагающая командование войсками, обычно принадлежала чагатайской сфере, но иногда Темур назначал персов-писцов или представителей духовенства. Особо выдающиеся писцы назначались военачальниками.

Можно предположить несколько причин тесной связи между персидским и чагатайским кругами. В период почти не прекращавшихся походов было естественным, что все члены правительства в той или иной мере участвовали в свою очередь в военных делах; поскольку армия была самым крупным учреждением при Темуре, неудивительно, что военные служили и в гражданской администрации. Кроме того, чагатайские эмиры, служившие Темуру, хорошо знали менталитет персов и умели находить общий язык с ними, работавшими на них, ну, а персидские чиновники издавна служили тюрко-монгольским правителям. Очевидно, поэтому не было препятствий в сотрудничестве эмиров-чагатайцев с чиновниками-персами.

Таким образом, разделение администрации Темура на две сферы не влекло за собой четкого разделения обязанностей или разобщенности между чагатайскими и персидскими служащими, точно так же наличие различных должностей не ограничивало и не определяло возможности людей в достижении высокого положения. Не многие посты открывали широкую дорогу или обеспечивали определенное место в администрации Темура. Обязанности, связанные с определенной должностью, могли выполнять люди, фактически не занимающие ее. Эмиры, назначенные править городами и районами в империи Темура, ходили в походы вместе с войсками, а приписанные к военным делам зачастую занимались сбором налогов или восстановлением городов.

И все же персидская бюрократия Темура занимала более низкое положение при дворе, особенно что касается власти. Нам даже известно, кто возглавлял персидский диван. Сам Темур большей частью использовал чагатайских эмиров, знакомых с персидской традицией и оседлым образом жизни, с целью ограничения власти и независимости персов. В своей книге о визирях династий Ближнего и Среднего Востока «Дастур аль-вузара» Хондемир пишет, что визири при Темуре имели не много власти, что правители темуриды часто назначали и смещали визирей и назначали на эту должность ограниченных людей. Особенно это справедливо в отношении эпохи Темура. Биографии его визирей в книге Хондемира краткие и неполные по сравнению с биографиями визирей при поздних темуридах.

Есть несколько причин относительно низкого статуса визирей Темура. Отношение Темура и его сподвижников к персам, в котором сочетались фамильярность и презрение, определяло место и роль персидских чиновников при дворе. Термин «таджик-мизан», т. е. «персидского происхождения», служил выражением презрения. Когда представители царского дома недостойно вели себя, как это часто случалось, ответственность возлагалась на персов из их окружения, и влияние этих «низких» людей считалось причиной, например, безумных поступков Мироншаха, или неудачного похода Пир Мухаммада в 1399–1400 гг., или поражения внука Темура Султана Хусейна в Дамаске в 1400–1401 гг. В случаях с Мирон-шахом и Пир Мухаммадом несколько придворных-персов были казнены. Темур, не колеблясь, отменял распоряжения диван-и-ала, к примеру, так было с его решением снизить размер дани, наложенной диваном на правителя Калимира.

Чиновники верховного дивана, который постоянно находился в поле зрения Темура, обладали особенно малой властью. Нет сведений о том, что визири или сахибы дивана влияли на политику Темура в отношении оседлых народов. Руководители дивана, о которых нам известно, упоминаются лишь в связи со сбором дани или подсчетом богатств, взятых из казны покоренных городов.

Руководители провинциальных диванов там, где их не контролировали влиятельные эмиры, видимо, имели больше возможностей для независимости, и у них были значительные источники могущества. Политическая раздробленность Ирана до нашествия Темура обусловила трудности в централизации бюрократии из оседлого населения. Даже редкие сведения указывают на то, что местные чиновники могли обладать значительным влиянием на местах. После завоевания Ирана такая вероятность независимости была, очевидно, предметом озабоченности Темура, и он наложил ряд ограничений на власть этих чиновников. Над ними стоял правитель провинции из чагатайских эмиров, многие из которых занимались и гражданским правлением. Кроме того, в каждом крупном городе был даруга, чаще всего чагатаец, ведавший и гражданскими, и военными делами, иногда он был связан с местными диванами. Хотя высшие лица провинциальных диванов отвечали за финансы, сами они не могли контролировать сбор налогов. Таких сборщиков назначал непосредственно диван-и-ала, и эти люди, видимо, осуществляли контроль за местными диванами. Сборщиками налогов были мухассилы, большей частью из чагатайцев.

Темур следил за недопущением злоупотреблений на местах, особенно в последние годы своего царствования. В 1403–1404 гг. он потребовал дать отчет от улама своего меджлиса и послал священников вместе с чиновниками дивана во все уголки империи расследовать злоупотребления и наказать виновных.

Члены оседлой бюрократии имели большие возможности для поборов, тем более что в их задачи входила эксплуатация местного завоеванного населения, а не его защита. Налогообложение, конфискация и опись местной казны, расследования и наказания злоупотреблений на местах – все это не способствовало любви чиновников Темура к местному населению. И Темур, и его сподвижники поощряли чиновников за увеличение поборов. Описывая покорение Сирии, Ибн Арабшах дает перечень местных бюрократов, которым Темур поручил обирать население. Темур продолжил тюрко-монгольский обычай получать богатые дары от чиновников, что, естественно, способствовало коррупции.

Темур брал на себя роль защитника подданных, когда наказывал чиновников-персов за злоупотребления, делая это прилюдно и всенародно.

В своей завоевательной политике одним из пунктов он ставил задачу устранения опустошительных последствий военных действий, и ее реализация возлагалась на эмиров и войска.

Темур был заинтересован в развитии сельского хозяйства и торговли. Его войска занимались восстановлением городов, строительством новых зданий и сельскохозяйственными работами, а в обязанности даруг и губернаторов вменялось восстановление подведомственных им областей. Темур и его царевичи следили за созданием больших ирригационных каналов в Карабахе, Хорасане, близ Кабула, за строительством ирригационных сооружений на границе Мавераннахра в Шахрухии, Ашбара и Баш-Харма, а также мечетей, дворцов и крепостных стен. Контроль за строительством осуществляли эмиры-чагатайцы, иногда товаги, которые следили за работой своих воинов.

Персидское же чиновничество практически не занималось строительством. Только два писца-перса упомянуты в связи со строительными проектами: Джалал Ислам, чиновник, известный также как военачальник, которому вместе с Шахмаликом поручили отремонтировать мечеть в Ириабе по пути в Индию, и сахиб самаркандского дивана, занимавшийся постройкой мечети во время семилетнего похода Темура, но допустивший ошибку в чертежах, за что и был казнен.

Интересны различия в использовании чиновников-персов Темуром и династиями сельджуков, тюрко-монголов и сафавитов. При вышеназванных династиях визирь или сахиб дивана обычно был влиятельным и могущественным лицом. Многие визири основателей династий – Тогрул Бека у сельджуков, Хулагу у ильханов и Тах-Исмаил у сафавитов – были большими людьми. Эти династии предоставляли власть персидским чиновникам по разным причинам. Сельджуки и монголы, не знакомые с культурой и политикой Ближнего Востока, нанимали чиновников Хорасана и поручали им управлять оседлым населением и договариваться с местными правителями. Желание ильханов продолжать персидско-исламскую традицию монархического правления и обосновать законность власти традициями Ближнего Востока обеспечивало их визирям высокое положение. Ранние ильханы не хотели адаптироваться на Ближнем и Среднем Востоке и основали монархическую власть на базе тюрко-монгольских традиций. Однако они нуждались в опытных администраторах на новых землях и многие сферы в правлении доверяли своим чиновникам-персам, назначая их не только на финансовые должности, но и губернаторами больших провинций.

Сафавиды предоставляли власть персам по другим причинам. Они пришли к власти на территории Среднего Востока и хорошо знали его культуру и обычаи. Поэтому они не очень нуждались в чиновниках из оседлого населения для управления этими землями, что объясняет относительно низкое положение визирей при шахе Исмаиле. Но персы были нужны им для другой цели – ограничить власть племенных вождей, которые командовали большей частью отрядов в армии. Поэтому шах Исмаил назначал на должность вакила – вице-регента по гражданским, религиозным и иногда военным делам – персидских чиновников, а не туркменских эмиров. Политика выдвижения персов в ущерб менее послушным вождям туркменских племен продолжалась и при преемниках шаха Исмаила.

Таким образом, существовало несколько способов использования кочевниками чиновников из оседлого населения: их могли назначать управляющими оседлых территорий, о нуждах и возможностях которых кочевники знали недостаточно; их использовали для строительства или для утверждения новой власти на основе местных обычаев и традиций; наконец, они и административная система, созданная ими, служили противовесом власти племенных вождей.

Темур же нуждался в чиновниках из оседлого населения совсем по иным соображениям. Он довольно хорошо знал покоренные народы, и его люди могли править самостоятельно. Он основывал законность своей власти, скорее, не на традициях Ближнего и Среднего Востока, а на традициях тюрко-монгольской империи, внутри которой он пришел к власти и от которой унаследовал отношение к оседлым народам. Персидское чиновничество не было нужно ему и для уменьшения могущества своих соплеменников, так как он уже имел в распоряжении более эффективные средства для контроля за ними. Поэтому персидским чиновникам отводилась достаточно скромная роль: техническое управление финансами и местными делами. Такое положение давало им мало возможностей для усиления их власти или авторитета. Темур использовал должность и посты в качестве вознаграждения и контроля, дабы усилить свой новый политический порядок, не давая лицам, занимавшим их, добиться независимой власти, которой пользовались их предшественники.

Хорошей иллюстрацией этой политики служит пост эмира как представителя высшей власти. Этот титул был одним из самых высоких, и его занимали лишь выдающиеся люди, но их функции неопределенны и неясны. При помощи этого титула Темур выделял новую чагатайскую элиту и устанавливал в ней иерархию, и в то же время это был инструмент исключительности.

В начале своего правления Темур назначил на посты эмиров нескольких племенных вождей, и в этом, видимо, была попытка завоевать их лояльность.

Темур разделял верховенство над племенем от высших и почетных должностей в улусе Чагатая. Когда он потерпел неудачу склонить на свою сторону племенную знать, то начал планомерно исключать из своей элиты племенных вождей и не давал пост эмира даже своим сподвижникам, если те возглавляли какое-нибудь племя. Эмирами были люди, получившие этот пост благодаря их преданности в службе, а не по причине их знатности.

Однако Темур делал исключение для своего племени, барласов, допуская их к высшей власти, хотя их положение было ниже, чем у членов его семьи и его соратников. Представительство барласов в числе эмиров являлось на редкость постоянным: был один эмир из каждой главной ветви барласов (их было всего пять), и эти эмиры передавали свой титул сыновьям или братьям по наследству. Назначение барласов на этот пост говорит о стратегии Темура возвышать людей своего племени и сохранять, хотя бы формально, его структуру.

Следующим по значимости был пост бахадура, функции которого еще неопределеннее. Темур, видимо, использовал его как предоставление почета второму уровню своей элиты, т. е. для тех, кто ни по рождению, ни по своим заслугам не заслуживал титула эмира. Среди бахадуров было несколько соратников Темура, несколько каучинских эмиров, а также лица неизвестного происхождения, но не было представителей влиятельных племен улуса. Титулы эмир и бахадур служили для оформления и укрепления новой политической системы.

Темур был последователен в распределении должностей, дающих более четкие властные привилегии и функции. Значимость постов определялась количеством и формой власти, которую имели люди, их занимавшие, и любая власть тут же исчезала, как только начинала представлять самую малую опасность верховному властителю. Прежде всего, Темур проводил четкую грань между военной и провинциальной сферами деятельности, он отделял контроль за основными военными силами от управления каким-нибудь регионом.

В предыдущей части рассмотрено распределение власти в армии Темура. Самые крупные отряды в ней возглавляли либо его наследники, либо соратники, либо их родичи. На первый взгляд распределение военных должностей отражает его благосклонность к своим личным друзьям, получавшим самые высокие посты в армии. Назначение на высокие воинские посты людей, в руках которых сконцентрированы большие военные силы, будто бы способствует концентрации власти у отдельных лиц, но как бы ни были почетны должности эмир аль-умара и товачи, они не обеспечивали солидной базы для власти. Люди, занимавшие их, тесно сотрудничали с Темуром и работали под его надзором, их положение не давало им ни войск, ни земель, ни даже, насколько нам известно, определенной власти над частью армии. Выбор на эти два поста соратников и каучинских эмиров является логичным. И те, и другие знали военное дело, а сподвижники имели крепкие, на протяжении ряда лет, личные связи с Темуром. Другим постом, аналогичным вышеупомянутым, был пост мухрдара – хранителя печати, который также занимали его соратники, в основном, члены семьи Эйгу Темира. Этот пост, как и предыдущие, якобы предполагал прочное положение, но, по сути, не давал ни самостоятельности, ни основы для независимой власти.

Должность, которая представляла больше возможностей для получения личной власти, – это даруга, предполагавшая управление территорией на определенной дистанции от верховного властителя. Знаменательно, что ее занимали, как правило, барласы, каучинские эмиры или хорасанцы, что касается двух последних, их назначали правителями мест, удаленных от родных земель, они обладали небольшой властью в армии и контролировали меньшие силы, нежели сподвижники Темура. Однако сподвижники получали редко земли, за исключением племенных территорий, которые передавались им вместе с племенными войсками.

Темур часто менял людей на посту даруги, даже из числа своих сподвижников. Темур назначил Дауда Дуглата даругой Самарканда в 1370 г., но после 1372 г. Самаркандом правили другие люди, причем, когда Темур уходил в поход, он назначал нового даругу. Шейх Али Бахадур стал даругой Хорезма в 1379–1380 гг., но на короткое время, и есть сведения, что затем Хорезмом правил протеже Темура Тохтамыш. Столь частая смена лиц на посту даруги не давала времени для того, чтобы прибрать к рукам достаточно власти и богатств в подотчетных регионах. Административная политика Темура отличалась от политики других тюрко-монгольских стран, где пост даруги часто занимали высшие представители знати. Похоже, что в конце жизни он отказался от этой политики, так как в 1403–1404 гг. назначил несколько личных друзей или их наследников на пост даруги.

В империи Темура не было такого слоя, в чьих руках находились бы и земли и войска. Используя метод контролирования и вознаграждения представителей правящего класса, сама структура должностей предотвращала возможную опасность для Темура. Среди сподвижников и соплеменников, личных сторонников и конечно же родичей распределялись самые большие воинские отряды и высокие посты – эмир аль-умара, мухрдар, товачи. Однако, награждая своих соратников, Темур старался ограничить их возможности в получении независимости, не допуская их к должностям, предполагавшим власть над большими территориями империи.

Следует рассмотреть еще один аспект в административной деятельности Темура – служебные перемещения или переход должности от одного лица к другому. При той новой и не во всем упорядоченной системе вызывает удивление, до какой степени разнообразные атрибуты власти сохраняли наследственную структуру. Командование войсками, посты эмира и бахадура, должности мухрдара, эмир аль-умара и часто товачи – все это сосредоточивалось в пределах одной и той же семьи. Переход по наследству войск и должностей был распространен у тюрко-монгольских правителей, например, при великих тюрко-монгольских ханах и в Китае под владычеством монголов. Нам остается лишь выяснить, почему Темур сохранил такую же практику.

Наследование должностей можно считать как ограничение власти верховного властителя, поскольку это не позволяло ему выбирать высших чиновников и уменьшало количество должностей, которыми он мог манипулировать. Однако для Темура такая система, вероятно, имела много преимуществ. Потратив значительные силы на то, чтобы отобрать власть у племенных вождей и распределить ее среди своих сторонников и соплеменников, Темур не был заинтересован в сохранении свободного доступа к атрибутам власти и авторитета. Переход по наследству должностей и войск служил укреплению групп, к которым он благоволил, и недопущению к ним людей, которых он лишил власти. Это также способствовало сохранению разделения между представителями военной и региональной властей.

Кроме того, наследственные права на должности не означали утрату контроля над ними. В отсутствие правила приоритета ближайших родственников всегда имелось несколько вероятных кандидатов на любой пост, т. е. должности могли передаваться не только сыновьям, но и более дальним родственникам. И зачастую это решал сам Темур. Когда, например, в 1383–1384 гг. умер Чеку Барлас, Темур отдал его пост сыну покойного – Джаханшаху. После смерти Эйгу Темира в 1391 г. Темур оказал честь нескольким его родственникам, но в первую очередь Шахмалику, которому доверил пост мухрдара.

Пост даруги реже переходил по наследству, чем остальные. Единственными даругами, передававшими свое место наследникам, были барлаские эмиры, это могло быть связано с традицией совместного правления, о чем речь шла выше. Города Балх и Бухара, управляемые эмирами-барласами, оставались до конца жизни Темура в руках одних и тех же семейств.

Что касается земли, то владение ею ограничивалось только соплеменниками Темура, которые жили в основном в центре империи. В провинциях, где население было меньше связано с Темуром и где было больше возможностей обрести независимую власть, землевладение не сосредоточивалось в одной семье. Если наследование должностей могло представить собой угрозу для верховного правителя, оно не разрешалось. Одним словом, такая система была выгодна властителю.

Управление империей было нелегким делом, но еще труднее было для суверена сохранить свою личную власть. Территории улуса Чагатай и завоеванные земли Ирана издавна не имели центрального руководства, а их политические системы были рыхлые, власть осуществляли племена в улусе и местные династии в Иране. Все это надо было заменить централизованным правлением, сосредоточением в руках суверена. Создавая свою администрацию, Темур использовал имеющиеся традиции – тюрко-монгольскую систему и исламскую чиновничью систему покоренных стран. Из этих элементов Темур создал правительство, служившее его целям. Активную и размытую политическую систему он заменил более послушной, пригодной как нельзя лучше для подавления независимых источников и политической активности, которая могла возникнуть вокруг них.

Чтобы понять логику администрации Темура, надо уяснить не только ее структуру, но и то, как он ею пользовался. Он использовал текучесть своей администрации для усиления личной власти, это была система, которой легко манипулировать, чтобы контролировать подчиненных. Если рассматривать ее под таким углом зрением, то система правления Темура является абсолютно логичной и последовательной.

Темуру могло угрожать не только появление отдельных центров власти, но и продолжение политической активности, которая имела место до его прихода к власти. Его манипулирование титулами и постами с целью появления политической активности особенно ясно видно на примере назначения на пост эмира. Не предоставляя его тем, кто правил племенами, даже тем, кто были его личными сподвижниками, он отказывал, таким образом, племенам в высоком положении внутри своего нового порядка и еще больше ослаблял этот источник независимой политики. Так как главенство в племени не давало ни военной власти, ни большого престижа, за это место не стоило и бороться. Поскольку борьба за власть над племенем, прежде всего, была главным фактором политической жизни в улусе, его устранение способствовало созданию спокойной политической системы, нужной Темуру для сохранения своей власти. Темур продолжил традиционное распределение титулов и должностей частично потому, что это служило упрочению нового порядка. Он мог влиять на выбор кандидатов, поэтому наследственные посты не были базой для усиления власти или центром продолжения политической активности.

Перед нами система, основанная не на четком разграничении функций, а на тщательном разделении и ограничении властных полномочий. Если старые традиции были ему выгодны, он их сохранял, но если они могли стать угрозой его положению, он от них отказывался. Хотя персидские чиновники и при нем исполняли свои традиционные функции, роль их теперь была неопределенной. Он оставил многие должности наследственными и назначал своих людей на самые ключевые посты, однако по главным направлениям он отошел от этой практики, почти преграждая своим сторонникам доступ к должности даруга и очень часто меняя людей на этом посту.

До конца жизни Темура его администрация работала исправно. Недостаточно четкая структура лишала подчиненных определенных властных полномочий и позволяла ему вмешиваться в их дела. В то же время систематическое распределение должностей не допускало появления независимой политики как источника возможной опасности для верховного властителя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.