Адмирал флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов

Адмирал флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов

Военный моряк, затянутый в черную, блестевшую в лунном свете кожаную форму, возник на пристани Котласа внезапно, словно ниоткуда. Рядом катила волны Северная Двина, юноша, пришедший сюда любоваться ее темными водами, зачарованно слушал рассказ незнакомца о дальних странах и морских походах, о стремительных, красивых кораблях, о сильных, удивительных людях.

Что это было? Туман рассеялся, таинственный моряк исчез так же загадочно, как и появился. Больше Николай Кузнецов никогда его не видел.

Впечатление от услышанного оказалось настолько глубоким, что молодой человек уже следующим утром отправился записываться добровольцем в Северо-Двинскую флотилию. В штабе его словам о возрасте, несмотря на высокий рост и крепкое сложение, не поверили. Пришлось возвращаться в деревню Медведки, где 24 июля 1904 года он родился в крестьянской семье Герасима Федоровича и Анны Ивановны Кузнецовых.

Раздобыв справку сельсовета, согласно которой ему уже исполнилось 17 лет, юноша вновь двинулся в штаб флотилии. На этот раз успешно. Осенью 1919 года Николай стал военным моряком. Он был готов делать все, что прикажут: с тяжелым крестьянским трудом познакомился рано, а после смерти отца в 1914 году и посуду в чайной мыл, и на речном буксире работал. Его усадили за пишущую машинку, как самого грамотного: все-таки три класса церковно-приходской школы окончил, а потом — спасибо дяде Павлу, приютившему мальчика после смерти отца, — еще и в городскую школу Архангельска ходил. Несколько месяцев Николай просил начальство и добился наконец зачисления в боевой экипаж канонерской лодки. А два года спустя подал заявление в подготовительную морскую школу. Военно-морская наука сложна, и одолеть ее с таким, как у него, багажом знаний практически невозможно.

Два года занятий подготовили к усвоению полного курса Петроградского военно-морского училища, получившего впоследствии имя М. В. Фрунзе. Там преподавали маститые профессора, подчас с мировыми именами, офицеры еще царского флота, такие как Б. Винтер, Н. Болотов, Л. Гроссман. Учился Николай целеустремленно, с полным напряжением сил, при этом еще изыскивая возможность для дополнительных занятий французским и немецким языками, для посещения театров, концертов, музеев.

«Развитие выше среднего. Решителен, выдержан... Говорит коротко, толково, командирским языком... Специальная подготовка отличная, отношение к службе отличное, будет хороший артиллерист» — так характеризовали курсанта командиры.

Время летело. Вот, кажется, знаний уже столько, что можно принять участие в дискуссии, какой флот нужен стране? Океанский, с огромными мощными кораблями, или прибрежный, «москитный», чисто оборонительный, основу которого составляют подводные лодки и торпедные катера? В то время об этом спорили и опытные командиры, и безусые курсанты, светила науки и дилетанты.

Вопрос был не праздный. В последней четверти XIX века Россия, преодолев последствия неудач в Крымской войне, вновь стала одной из сильнейших морских держав мира. Вот только достоинства матросов, младших и отчасти старших офицеров, а также количество и качество кораблей в значительной степени обесценивались безграмотностью и трусоватостью адмиралов. Конечно, были и такие, как С. О. Макаров, но не они «правили бал». В силу закона «обреченного социума» в решающие моменты у руля флота оказывались В. К. Витгефт и З. П. Рожественский. Гибель 1-й Тихоокеанской эскадры при осаде Порт-Артура и 2-й в сражении при Цусиме предопределили дальнейшие неудачи России в войне с Японией и рост революционных настроений.

Флот пришлось восстанавливать в условиях назревавшей Первой мировой войны и конечно же за счет сухопутных войск. А потери были немалые: величина их, только прямых и только в корабельном составе, определялась в 417 миллионов рублей!

Результат — острейшая нехватка орудий, особенно тяжелых, пулеметов и даже винтовок, снарядов и патронов. Крепости на западной границе пребывали в состоянии довольно жалком, а те, что на юге, грозили противнику гладкоствольными пушками-«единорогами», помнившими атаки солдат Наполеона. Армия чувствовала себя обиженной: ведь из-за поражений флота вся тяжесть войны легла на ее плечи, а теперь еще и обделили! Тогда-то среди сухопутных генералов, кстати, самих военным искусством особо не блеснувших, и салонных офицеров, далее чем в Москву для подавления восстания не выезжавших, и родилось обидное для моряков прозвище — «самотопы».

Ошибки в военном строительстве сказались в ходе Первой мировой войны. Уже к 1915 году русская армия осталась без боеприпасов и понесла ряд тяжелых поражений. При этом флот, забравший на свое восстановление столько средств, вел себя довольно пассивно. Мощные, недавно построенные линкоры если и внесли вклад в ход вооруженной борьбы, то лишь фактом своего существования.

Военные неудачи сделали революционный процесс необратимым, а последующие события нанесли флоту потери куда более существенные, чем пушки японских броненосцев. После гражданской войны в строю — или, точнее, на плаву — оставалось 120 преимущественно легких, нуждавшихся в ремонте кораблей. И тут последовал новый удар.

По инициативе Л. Д. Троцкого и М. Н. Тухачевского из состава флота были выведены, разобраны или недостроены два линкора, четыре линейных и пять легких крейсеров, 22 эсминца и 6 подводных лодок. Величина ущерба составила 591 миллион рублей в ценах 1927 года!

Оправдать подобный шаг соображениями военного порядка невозможно, хозяйственного — тем более. Ведь чем труднее живется, тем бережнее следует относиться к тому, что имеешь! Остается лишь единственный мотив, политический: стремление «наказать» моряков за кронштадтский мятеж.

Теперь флот опять приходилось воссоздавать заново, и, естественно, возникал вопрос: а каким он должен быть? В памяти многих появлялись броненосные эскадры времен морского могущества России, но разве можно создать нечто подобное в условиях экономической разрухи? Отсюда и концепция «москитного» флота: уж лучше иметь такой, чем никакого.

Диспуты были горячими. Мог ли подумать тогда их активный участник, курсант Кузнецов, что проблема выбора между флотами океанским и прибрежным красной нитью пройдет через всю его жизнь?

Помимо Троцкого и Тухачевского, смотревших на флот как на обузу, «москитчиков» поддерживали весьма образованные военные специалисты, еще при царе получившие звания генералов и полковников, а ныне обучавшие красных командиров. «Нужна было армию вооружать, а мы все кораблики строили», — говорили они, анализируя опыт Первой мировой войны. Так или иначе, эти взгляды в определенной степени передавались их ученикам, тем, чьи слова два-три десятилетия спустя будут во многом определять строительство Вооруженных сил...

Победа сторонников «москитного» флота в тех конкретных исторических условиях была неизбежна и правомерна. Выражением ее стала первая советская судостроительная программа 1926 года. В том же году Николай Кузнецов, блестяще закончив училище, отправился с моря Балтийского к берегам моря Черного, на крейсер «Червона Украина», один из самых современных кораблей советского флота.

Наряду с передовой техникой своего времени молодой командир нашел там и слабую подготовку личного состава, и хромающую дисциплину. Порядок он принялся наводить без крика и шума, в ходе кропотливой повседневной деятельности.

Результаты этой внешне незаметной работы сказались во время визита корабля в Турцию. Возникший на борту пожар был потушен под руководством Н. Г. Кузнецова так быстро и умело, что принимающая сторона приняла действия моряков за обычные занятия. А в 1929 году он вновь отличился на учениях, за которыми наблюдал сам К. Е. Ворошилов. Нарком обороны пожал ему руку, поблагодарил за умелые действия и попросил передать благодарность краснофлотцам.

После такого успеха следовало ожидать повышения по службе, но молодой командир предпочел оперативный факультет Военно-морской академии. Он снова погрузился в напряженную учебу и в атмосферу творческих дискуссий, но уже на ином, качественно более высоком уровне.

Каким быть флоту? Каким кораблям следует отдать предпочтение, надводным или подводным? Каковы роль и место морской авиации, а также береговой обороны в системе Военно-морских сил? Шел процесс теоретического осмысления комплекса сложнейших проблем и формирования взглядов, во многом определивших дальнейшую службу.

Лекции, семинары, военные игры на картах, стажировки на кораблях, в морской авиации и береговой артиллерии, труды Н. Л. Кладо, Б. Б. Жерве, М. А. Петрова, усиленные занятия языками немецким и французским... А еще нужно постараться как можно лучше использовать время пребывания в очаге культуры: ведь искусство обладает важным свойством шлифовать оперативно-тактическое мышление. В награду за успехи в учебе Кузнецов по выпуске из академии в мае 1932 года получил миниатюрный пистолет ТК и право выбора места службы. Снова на Черное море, чьи волны бороздит оснащенный новейшими приборами и оборудованием крейсер «Красный Кавказ».

Должность старшего помощника командира на таком корабле было пройти весьма полезно. На сердце легко, ибо изменения в отношении руководства страны к флоту радовали. И если в 1928 году Тухачевский в докладе на заседании Совета труда и обороны отводил ему роль прибрежного помощника сухопутных армий, то в ходе второй пятилетки предусматривалось строительство не только сотен подводных лодок и торпедных катеров, но также 10 лидеров[21] и 40 эсминцев. Значит, Сталин и Ворошилов придерживаются иной точки зрения. Так среди флота «москитного» появились ростки флота будущего, океанского.

Вскоре экипаж крейсера смог оценить и высочайший уровень подготовки выпускника академии, и методы его работы, в основе которых лежали плановость и железный порядок. На изменение обстановки он реагировал чутко, а внезапно возникавшие задачи решал быстро. Несколько месяцев упорной целенаправленной работы, и боевой коллектив начал действовать с точностью доброго корабельного хронометра.

Заслуги старшего помощника были оценены, и в 1933 году Кузнецов стал командиром, крейсера «Червона Украина». И здесь те, кто видели в нем только хорошо подготовленного, педантичного службиста, обнаружили и научный склад ума нового командира, и его творческий подход к делам, казалось бы, давно привычным. Например, время экстренного прогревания турбин удалось сократить с 4 часов до 15-20 минут, а результаты стрельб не только впечатляли, но восхищали: крейсер под командованием Кузнецова первым же 180-мм снарядом поражал корабельный щит с расстояния в 28 километров, и это при собственной скорости в 20 узлов! Такие попадания и много позже, в эпоху высокоточного оружия, заслуживали высокой оценки.

Но главным достижением, безусловно, стала система боевой готовности одиночного корабля, впервые в истории страны разработанная, опробованная и внедренная на крейсере «Червона Украина». Результаты труда Николай Герасимович обобщил в собственноручно написанном наставлении, которое получило широкое распространение.

К. Е. Ворошилов наградил его грамотой и золотыми часами — в годы всеобщего энтузиазма, охватившего страну, поиск и новаторство поощрялись.

Чуть позже последовала и правительственная награда — орден «Знак Почета». В следующем, 1935 году крейсер «Червона Украина» по итогам соревнования занял первое место среди всех кораблей Советского Союза, а его командир стал капитаном 1-го ранга. Самым молодым среди носивших это звание во всех флотах мира!

Август 1936 года удивил неожиданным вызовом в Москву. Странно, ведь он был там совсем недавно, на вручении ордена «Красная Звезда». Николай Герасимович предполагал всякое, но причина вызова превзошла все ожидания: назначение военно-морским атташе в объятую гражданской войной Испанию! Дело незнакомое, но ведь каждый моряк должен быть немного дипломатом хотя бы в силу избранной профессии.

Модный костюм, сшитый за одну ночь, широкополая шляпа — и через Кенигсберг, Кельн, Париж самолетом в Мадрид, сразу же по прибытии беседа с советским военным атташе В. Е. Горевым, встреча с будущим военно-морским министром Испании социалистом Идалесио Прието в его роскошно убранном, похожем на будуар великосветской львицы кабинете и поездка в Картахену, крупную базу республиканского флота на восточном побережье.

Узкие, кривые улицы. Зной, пыль. И все же этот город вызвал у «товарища Лепанто» — так теперь назывался капитан 1-го ранга Кузнецов — необыкновенные чувства. Ведь именно отсюда в 218 году до новой эры двинул на Рим свои войска Ганнибал!

А вот современность восторга не вызывала: противовоздушная оборона базы слаба на редкость, судоремонтные мастерские, оказывается, принадлежат смешанному англо-испанскому капиталу, поставкой пресной воды на корабли ведает британский консул, он же, по совместительству, и владелец водопровода. «Товарищ Лепанто» удивился еще больше, узнав, что корабли для франкистов и республиканцев достраивают филиалы одной к той же компании, а планы и материалы они получают из центрального офиса фирмы в Лондоне. Что касается связи... то ее обеспечивает зависимая от американского капитала компания, чьи линии кое-где проходят по занятой мятежниками территории. Последние обстоятельства в Советском Союзе не могли присниться даже в страшном сне.

Если в двух крупных базах западного побережья, Эль- Ферроле и Кадисе, дела обстоят так же, то боеспособность немалого — два линкора, 7 крейсеров, 17 эсминцев и 12 подводных лодок — республиканского флота гораздо ниже расчетной. Кроме того, на нее пагубно влияют разногласия между офицерами, среди которых много сторонников Франко, и матросами-республиканцами.

Задуманный правительством поход на север лишь подтвердил опасения «дона Николаса». Эскадра вышла из Малаги 21 сентября 1936 года. Маршрут — мыс Европа, Гибралтар, мыс Трафальгар, Кадис, Виго... Тот же, что у «Непобедимой армады»[22]. Вряд ли подобная ассоциация могла вызвать радужные предчувствия у знатока военно-морской истории.

Обстрел побережья, доставка республиканцам пары тысяч винтовок — вот и все плоды операции. Предотвратить потери северных провинций она не смогла, флоту же стоила гибели одного и серьезного повреждения другого эсминца. Зато мятежники воспользовались обстановкой, перебазировали свои корабли на юг и овладели районом Гибралтара.

Идалесио Прието вернул эскадру, а «товарищ Лепанто» занялся организацией приема транспортных судов, следовавших из черноморских портов с важными грузами. Франкисты, а также помогавшие им Италия и Германия прекрасно понимали роль морских коммуникаций и, не жалея сил, стремились их перерезать. Три советских парохода были потоплены, четыре захвачены в плен. Действовали франкисты и чьи-то «неизвестные подводные лодки» чрезвычайно дерзко, — ведь океанским флотом, способным защитить суда, Советский Союз не располагал.

Темпераментные военно-морские начальники республики жаждали громких побед в славных битвах. Убедить их в том, что главной задачей флота сейчас является обеспечение перевозок и снабжения армии, было нелегко. Впрочем, «альмиранте[23] Николас» благодаря обаянию, коммуникабельности, а также лингвистическим способностям успешно справлялся и с этой трудностью.

Организация охранения, встречи, разгрузки судов и ПВО Картахены стоили немалых усилий, но дело постепенно налаживалось, разгрузку транспортов Кузнецов контролировал лично, испытывая, пожалуй, больше тревоги, чем радости. Отважным республиканцам, наследникам славных морских традиций, потомкам искусных кораблестроителей, готовым смело пойти в бой, ничего не стоило закурить, сидя на бочке с бензином, или бросить на землю ящик с боеприпасами так, будто в нем апельсины. Предотвращать опасные ситуации помогали экипажи судов, а однажды выручили танкисты Г. И. Кривошеина, с которым Николай Герасимович встретился в Картахене.

В те дни военная судьба свела его также с такими людьми, как Р. Я. Малиновский, П. И. Батов, А. И. Родимцев, Н. Н. Воронов, К. А. Мерецков, кинорежиссер Р. Кармен, журналист М. Кольцов. С его братом, художником Борисом Ефимовым, Кузнецов познакомился раньше, когда тот вместе с писателями И. Ильфом и Е. Петровым посещал крейсер «Красный Кавказ».

Год завершался, когда республиканское правительство приняло решение перевести в СССР часть своего золотого запаса с целью оплаты оружия и боеприпасов. Ответственность за охрану «золотых транспортов» как в порту, так и в открытом море, выбор места для стоянки, принятие решения о времени выхода и курсах движения до безопасных территориальных вод Африки Москва возложила на капитана 1-го ранга Кузнецова.

Операция готовилась и проводилась в глубокой тайне. «Кинта колумна» — «пятая колонна», как звали тайных сторонников Франко, не дремала. Золото укрыли в пороховых складах Картахены. Драгоценный груз следовало разместить на возможно большем числе судов, и в дополнение к двум имевшимся Николай Герасимович привлек еще два находившихся поблизости транспорта. Один из них носил имя Н. С. Хрущева, человека, впоследствии сыгравшего роковую роль и в личной судьбе Кузнецова, и в судьбе флота.

Пароходы в ночной тьме выходили в море и в сопровождении республиканских кораблей преодолевали опасные участки пути, такие как Тунисский залив, где вероятность встречи с противником была особенно велика. От берегов Африки им предстояло двигаться самостоятельно, на свой страх и риск, флот Испанской республики больше ничем помочь им не мог. А ведь каждый «золотой транспорт» — желанная добыча, и не только для франкистов. Советские торговые и рыболовные суда вдали от родных берегов часто задерживали, подвергая досмотрам, арестам, унижая достоинство экипажей и страны, — все, кому не лень. Знали, океанского флота у Советского Союза нет и в ответ последуют разве что запоздалые дипломатические протесты.

Пароходы один за другим приближались к Дарданеллам; волнение «дона Николаса» достигло предела — уж очень был удобен этот район для перехвата. Успокоился он, лишь когда последний транспорт прошел в Черное море.

Передача около 500 тонн драгоценного металла была проведена в полном соответствии с правилами международных трансфертов золота и оформлена актом от 5 февраля 1937 года. Позже республиканское правительство обратилось с просьбой реализовать все оставшееся золото, что и было сделано. Затем Советский Союз предоставил Испанской республике кредит на 85 миллионов долларов. Но республиканское правительство успело оплатить только 35 миллионов...

3 января 1937 года капитан 1-го ранга Н. Г. Кузнецов был награжден орденом Ленина «за активное участие в национально-революционной войне в Испании». Конечно, четкая организация доставки драгоценного груза сыграла в оценке его заслуг роль далеко не последнюю.

Между тем итальянский флот развил деятельность настолько бурную, что фактически парализовал доставку материальных средств из черноморских портов Советского Союза. Теперь суда приходилось направлять из Архангельска в порты Франции, откуда грузы уже по железной дороге следовали в Испанию. При этом возрастал расход времени, сил и денег — они требовались для подкупа железнодорожных чиновников.

«Нет такого буржуазного деятеля, который бы не продавался за деньги, — учил Сталин. — А если он все- таки не продается, значит, вы пожадничали».

Советское оружие и боеприпасы помогли республиканцам отстоять Мадрид и нанести противнику поражение под Гвадалахарой. Тогда генерал Франко перенес удар в направлении Малаги. Фалангисты штурмом взяли ключевой город-порт на юге, а затем овладели и всей провинцией Андалусия. Но положение республики все еще оставалось прочным, и флот выходил в море для поиска кораблей противника и обстрела занятых им побережий. Участвовал в этих походах и «альмиранте Николас».

Республиканские эсминцы к этому времени уже неплохо маневрировали, а порядок на них, во многом благодаря деятельности советских военных специалистов, изменился к лучшему.

В мае 1937 года республиканские самолеты нанесли удар по франкистскому порту Ивиса, где оказался и германский линкор «Дойчланд». Его командир решил не оставаться в стороне и приказал зенитной артиллерии открыть огонь. Республиканским летчикам пришлось ответить атакой. Бомбы попали в кормовую часть корабля и вызвали серьезные повреждения, что еще больше укрепило мнение Н. Г. Кузнецова о неуклонном возрастании роли морской авиации. Она появилась в России еще накануне Первой мировой войны; в 1920 году ее вывели из состава флота и лишь 15 лет спустя, в результате напряженных усилий руководства флота, воссоздали вновь.

Вскоре после налета на Ивису произошел и настоящий морской бой между республиканским крейсером «Либертад» и франкистским «Балеарес», после чего корабль мятежников ушел на ремонт. Фалангисты смогли его восстановить, но полгода спустя в ночном бою «Балеарес» был отправлен на дно республиканскими эсминцами, — кстати, итальянскими торпедами, подготовить которые к применению помогли советские специалисты.

Но «альмиранте Николас» в это время находился уже на другом краю континента. Приказ о назначении заместителем командующего Тихоокеанским флотом пришел еще в августе вместе с присвоением звания «флагман 2-го ранга».

Двадцать суток на поезде к новому месту службы — достаточный срок, чтобы осмыслить опыт современной морской войны. Здесь и роль авиации, и значение первого внезапного удара, способного повлиять на весь последующий ход боевых действий, и мощная противовоздушная оборона, и тщательно продуманная, до мельчайших деталей отработанная система боевой готовности.

Николай Герасимович лишь осваивался в новой должности, когда последовало очередное назначение: командующим Тихоокеанским флотом! Предшественник его, флагман 1-го ранга Г. П. Киреев, был арестован и осужден как «враг народа».

Круг обязанностей расширился еще больше, времени, того, что называют «свободным», и вовсе не стало: молодой Тихоокеанский флот рос на глазах, и, хотя крупных надводных кораблей явно недоставало, по числу подводных лодок он уже превосходил Японию.

Выбор мест базирования, ускоренное строительство объектов береговой обороны, аэродромов, развитие дорожной сети на огромном пространстве от Владивостока до бухты Провидения; стрельбы, учения, совещания... При этом командующий успевал посещать военные городки, беседовать с семьями моряков, улучшать их быт и снабжение, организовывать строительство клубов, Домов офицеров, спортивных комплексов. Особое внимание уделялось недавно открытому во Владивостоке военно-морскому училищу: ведь там ковались кадры для флота.

Кузнецов внимательно изучал старые планы подземных сооружений, угадывая идеи и замыслы их создателей, осматривал заброшенные форты Владивостока — все восемь. Вскоре они без особых затрат были восстановлены, оказавшись весьма полезными в системе обороны Приморья. И все это в условиях далеко не спокойных: с одной стороны, ощущалась угроза Японии, чьи корабли все чаще вторгались в территориальные воды СССР, а с другой — по флоту катилась волна арестов, причем командующего о них часто даже в известность не ставили.

Николай Герасимович направил телеграмму в ЦК ВКП(б). Репрессии на какое-то время стихли. Но вот на Дальний Восток прибыл сам народный комиссар ВМФ П. А. Смирнов; армейский политработник, он знал о море и кораблях весьма немного, но главной своей задачей считал «очищение рядов от врагов народа». Последовали новые аресты, при этом, как правило, страдали опытные офицеры.

Командующий флотом смело вставал на их защиту, что вызывало наставительные замечания наркома: «Вы еще недостаточно зрелы политически». Нетрудно догадаться, к чему привел бы такой вывод, но, во-первых, тучи сгущались уже и над самим Смирновым, а во-вторых, в конце июля японские войска развязали военный конфликт в районе сопок Заозерная и Безымянная, потеснив советские части.

Цель была очевидна: создать плацдарм в районе Посьета для дальнейшего наступления на Владивосток. Наиболее упорный характер бои приняли у озера Хасан. Туда и отправился командующий флотом вместе с маршалом В. К. Блюхером и комкором Г. М. Штерном.

Сильные дожди не только размыли дороги, но и создали целые районы затопления, полностью лишив советские войска снабжения. Николай Герасимович быстро нашел решение проблемы. Сотни мелких рыболовецких судов, мобилизованных и организованных в отряды, под руководством морских офицеров двинулись по залитым полям к переднему краю, доставляя пополнение, боеприпасы, продовольствие.

Цели противником достигнуты не были, и 11 августа 1938 года бои прекратились. Н. Г. Кузнецов не был склонен считать эту пробу сил последней, ибо японское командование по-прежнему воспринимало Советский Союз как Россию начала XX века да еще ослабленную социальными потрясениями. И если Русско-японская война 1904-1905 годов началась внезапным нападением миноносцев на Порт-Артур, то ныне скорее всего следовало ждать внезапного удара авиации по Владивостоку. Нужно было срочно принимать меры к маскировке и рассредоточению кораблей, совершенствованию ПВО, а главное, скорее ввести систему боевой готовности.

Опыт «Красного Кавказа» был воспроизведен на новом, более высоком уровне и успешно прошел проверку. Одновременно командующий флотом внимательно изучал кадры — нужны были талантливые люди для замещения должностей, оставшихся свободными после арестов опытных офицеров. Кадровые ошибки здесь могли стоить слишком дорого. Но тут грозовая молния сверкнула над самим Кузнецовым.

Новый эсминец «Решительный» следовал на буксире во Владивосток, но внезапная буря в Татарском проливе выбросила его на камни. Люди, к счастью, спаслись. М. П. Фриновский, поставленный во главе наркомата ВМФ после П. А. Смирнова, потребовал строго наказать — нет, даже не «виновных», но «вредителей». Очередной начальник вышел из рядов НКВД и представление о флоте имел еще более смутное, нежели его предшественник. Доказывать ему что-либо было бесполезно.

Подавленное настроение все же не помешало Николаю Герасимовичу выступить с обстоятельным докладом на заседании Главного военного совета ВМФ, где присутствовали члены политбюро и сам Сталин.

— Вы считаете, что было сделано все для спасения корабля? — Голос с кавказским акцентом был строг, даже суров.

— Все, — ответил Николай Герасимович и вновь заверил собрание в невиновности командира эсминца С. Г. Горшкова, взяв ответственность на себя.

На этот раз все обошлось благополучно: и командир эсминца, и сам командующий получили только по выговору.

Обратно Кузнецов возвращался не один, а с молодой женой, Верой Николаевной. Поездка по Транссибирской магистрали — вот и все свадебное путешествие.

Три месяца спустя — снова вызов в Москву, теперь в качестве делегата XVIII съезда ВКП(б). Был там и нарком М. П. Фриновский, отчего-то мрачный. Выступать Николай Герасимович не собирался, и предложение В. М. Молотова сделать доклад оказалось неожиданным. Всю ночь он работал над текстом, извлекая данные и цифры из памяти, а 17 марта выступил вполне успешно с докладом о необходимости строительства кораблей различных типов.

Следующая ночь прошла в кабинете Сталина, где в присутствии нескольких членов политбюро обсуждался вопрос о переводе флагмана 2-го ранга в Москву. Нет, далеко не случайно предложил ему Вячеслав Михайлович взойти на трибуну...

Днем на экстренном заседании Главного военного совета ВМФ Н. Г. Кузнецов был представлен как новый заместитель народного комиссара, а еще через сутки, 20 марта, стало известно об отстранении от должности и аресте М. П. Фриновского. Так вот почему на съезде он выглядел печальным! Должно быть, как опытный следователь, что-то предчувствовал.

Первое поручение Кремля последовало сразу же — выехать на Дальний Восток для изучения целесообразности строительства торгового порта в бухте Находка. Ответ на вопрос следовало дать вместе с А. А. Ждановым; влиятельный член политбюро входил в состав Главного морского штаба и курировал Военно-морской флот.

Итоги поездки обсуждали на заседании политбюро 27 апреля. Решили порт в бухте Находка строить, а Н. Г. Кузнецова... назначить народным комиссаром Военно-морского флота. В 34 года! Очевидно, Жданов помимо официального поручения имел еще и конфиденциальное — присмотреться в ходе совместной работы к подающему надежды морскому военачальнику, а затем доложить свои выводы.

На флоте вздохнули с облегчением: наконец-то пришел настоящий моряк! Те, кто знал нового наркома по прежней службе, говорили: к людям инициативным, дельным, решительным он относится хорошо, а подхалимов, хитрецов, приспособленцев не терпит; к подчиненным требователен, но к себе еще более; обиду таить не умеет, промахи и старое плохое припоминать не любит, морское же дело знает, как немногие.

Крупных знатоков, увы, действительно оставалось не так уж много. В их числе был начальник Главного морского штаба Л. М. Галлер, в лице которого молодой нарком нашел не только заместителя, но и наставника. Отношения между ними сложились доверительные, чему способствовало совпадение взглядов на строительство Большого флота, необходимость которого наконец-то поняли и в руководстве страны.

...Кильватерные колонны огромных линкоров, могучих орудий, уходящие в серую пучину морские гиганты и подобные муравьям люди: спасаясь от гибели, они бегут по скользкому борту давшего безнадежный крен корабля. Ютландское сражение[24]. Одинокий зритель кремлевского кинозала не раз и не два смотрел беспощадные кадры хроники, размышляя о чем-то, известном лишь ему.

— У могучей советской державы должен быть соответствующий ее интересам, достойный нашего великого дела морской и океанский флот!— решительно произнес Сталин в ходе объединенного заседания палат Верховного Совета СССР 15 января 1936 года.

Сама же программа крупного морского судостроения была принята еще раньше и предусматривала к 1943 году иметь 24 линкора типа «А», с 9 мощнейшими 406-мм пушками каждый, и 16 линкоров типа «Б» — с таким же количеством орудий, но калибра 356 мм.

А авианосцы? Н. Г. Кузнецов считал, что на океанских просторах этот новый класс кораблей уже в недалеком будущем займет ведущую роль. Линкоры, крейсера, эсминцы и подводные лодки без авиационного

прикрытия лишатся боевой устойчивости. Оказалось, что и здесь взгляды военно-морского и политического руководства совпали: Л. М. Галлер уже утвердил тактико-технические требования, и закладка двух первых авианосцев планировалась в 1941-1942 годах.

— По копеечке соберем, а корабли построим, — говорил Сталин.

Ради осуществления этих планов отказались даже от замысла воздвигнуть грандиозный Дворец Советов на месте храма Христа Спасителя. И все же программу пришлось значительно сократить: для развертывания танковых войск и обновления парка артиллерийских орудий, пришедшего в упадок при М. Н. Тухачевском, требовался металл. Много металла!

Уточненный вариант, доложенный Н. Г. Кузнецовым 6 августа 1939 года, предусматривал строительство в течение ближайших 8 лет 6 линкоров, 4 тяжелых и 21 легкого крейсера. Кроме того, предполагалось ввести в строй 12 лидеров, 86 эсминцев, 201 подводную лодку, а еще речные мониторы[25], сторожевые корабли, тральщики, охотники за подводными лодками, торпедные и другие катера. Удалось отстоять и авианосцы, по одному для Северного и Тихоокеанского флотов. Главное вооружение их должно было включать 70 самолетов — истребители И-16, И-153, бомбардировщики Су-2.

Конечно, для такой державы, как Советский Союз, двух авианосцев недостаточно, но, как говорят в Китае, «дорога в тысячу ли начинается с первого шага».

В дальнейшем Николаю Герасимовичу приходилось довольно часто бывать в кабинете И. В. Сталина. С одной стороны, радовало, что глава страны пристально вникает в проблемы строительства флота и характеристики кораблей, особенно крупных, с другой — разногласия оставались, доказать удавалось не все и не всегда.

Так, нарком очень волновался из-за явно малого числа зенитных и универсальных орудий на кораблях новых проектов. Кроме того, их зенитная артиллерия, в отличие от кораблей британских, американских или германских, не имела системы стабилизации. Следовательно, в условиях морской качки стрельба по воздушным целям будет менее эффективной.

В ответ на просьбу усилить корабельную ПВО Сталин, поразмыслив, ответил: «Не у берегов Америки собираемся воевать». Напрасно пытался доказывать нарком, что главным врагом крупных кораблей, особенно в акваториях Балтийского и Черного морей, будет авиация и при слабой зенитной артиллерии суда смогут успешно действовать лишь в зоне прикрытия своих истребителей. В то же время Николай Герасимович понимал, отчего Сталин, трезво оценивая возможности промышленности, не может принять многие из его предложений, даже если и внутренне согласен с ними...

Судостроительная промышленность едва успела приступить к выполнению уточненной программы, как началась финская война. В течение нескольких месяцев флот, действуя в тяжелейших метеорологических условиях, получил ценный опыт, а морская авиация показала себя грозной силой и полностью оправдала возлагаемые на нее надежды.

Конечно, не все шло гладко. Сказывались недостатки морской выучки, слаженности экипажей, образования командного состава. Но, пожалуй, еще более опасными оказались действия начальника Главного политического управления РККА Л. З. Мехлиса и заместителя наркома обороны СССР Г. И. Кулика, шокировавших командование Балтийского флота своим некомпетентным вмешательством. Разговор с ними состоялся острый; нарком ВМФ строго потребовал никаких приказов без его ведома флоту не отдавать.

Мехлис оторопел — так разговаривать с ним еще никто не осмеливался, Кулик был обескуражен. В Кремль пошла жалоба. Но Сталин, разобравшись в причинах обид горе-флотоводцев, лишь усмехнулся.

Обстановка позволяла обойтись без непосредственного участия Большого океанского флота, и тем не менее нужда в нем сказывалась даже в этой войне. Отношения с Великобританией и Францией обострились; понятно, на чью помощь рассчитывало правительство Финляндии. Счет советским пароходам, захваченным в тот период французскими и английскими кораблями, шел уже на десятки. Разумеется, такое было бы невозможно при наличии у Советского Союза достаточного числа линкоров, крейсеров и авианосцев.

Свежий опыт боевых действий на море, не только свой, но и зарубежный, — ведь Вторая мировая война уже началась — немедленно анализировался и тут же внедрялся в практику боевой подготовки. Флот — это не только корабли, но и люди с их морально-боевыми качествами, знаниями и навыками. Прежде всего люди. А положение здесь желало много лучшего.

Аресты и «чистки» привели к потере более трех тысяч человек, в основном квалифицированных специалистов. Среди репрессированных оказались практически все командующие флотами и флотилиями. Некомплект командного состава достигал 30%, в штабах лишь 40% офицеров имели военно-морское образование, и то в объеме училища. Число же лиц с высшим военным образованием едва превышало 8% от общего количества офицерского состава.

Кузнецов нашел пути выхода из сложной ситуации быстро и безошибочно. Он решил для начала возместить недостаток офицеров широким привлечением сверхсрочнослужащих из опытных моряков торгового флота путем увеличения их денежного оклада, предоставления жилья и различных льгот. Что касается выпускников военно-морских училищ, то они теперь через два- три года после назначения на первичные должности направлялись в Высшие офицерские классы, после чего занимали более высокую служебную ступень. Главное учебное заведение флота, Военно-морская академия, переводилось в непосредственное подчинение наркома с целью максимального использования ее интеллектуального и научного потенциала.

Уровень боевой подготовки рос также и вследствие развертывания сети специальных школ, готовивших юношей к поступлению в училища, а также увеличения срока службы до четырех лет в береговых частях и до пяти — на кораблях. Многовато, быть может, но приближение военной опасности выбора не оставляло.

Проблемы младшего и отчасти среднего командного состава удалось решить в относительно короткие сроки. Иное дело — старшие офицеры и адмиралы, на чью подготовку уходят десятилетия. Поднять, да и то лишь немного, теоретический уровень молодых выдвиженцев могли только краткосрочные сборы, начало систематическому проведению которых положил нарком ВМФ.

Результаты напряженного труда были налицо. Флот превращался в предмет национальной гордости, слова «матрос», «морской офицер» произносились с уважением. По инициативе Н. Г. Кузнецова каждое последнее воскресенье июля стало праздничным Днем Военно- морского флота.

...Когда-то, в далеком 1904 году, немецкий поэт Рудольф Гренц, узнав о подвиге крейсера «Варяг», поразился так, что слова будто сами полились из-под его пера. Стихи перевели на русский язык, положили на музыку, песня стала любима в народе, но после революции ее словно забыли. Теперь усилиями наркома она вернулась. Вернулась как гимн уже советских моряков, как прочный символ связи с героическим прошлым.

И еще одна песня вернулась из забытья благодаря Николаю Герасимовичу — знаменитая «Калинка», ставшая ныне музыкальным опознавательным знаком России за рубежом. Однажды при посещении крейсера «Червона Украина» ее исполнил сам И. С. Козловский, чем вызвал восторг экипажа. Тогда, кстати, и началась дружба великого певца и великого моряка. Кузнецов рассказал о песне К. Е. Ворошилову, и вскоре она зазвучала уже на всю страну в исполнении ансамбля под управлением Б. А. Александрова...

Нарком ВМФ в ту пору решал вопросы самые разнообразные, но в центре его внимания по-прежнему оставалась боевая готовность. Созданная им трехступенчатая система, определявшая место и действия каждого моряка, от матроса до командующего, активно внедрялась в масштабе всего флота.

Оперативная готовность № 3 предусматривала наличие на кораблях всех необходимых запасов и способность приступить к исполнению обязанностей по боевому расчету не более чем через 6 часов; готовность № 2 определяла возможность всех составных частей флота к действиям в течение трех часов и позволяла пребывать в таком состоянии довольно долго. При боевой готовности № 1 кораблям и судам, находившимся в открытом море, запрещалось заходить в иностранные порты, усиливались дозоры, а все силы и части флота немедленно могли приступить к отмобилизованию.

Но между разработкой теории и претворением ее в жизнь лежит, как писал А. С. Грибоедов, «дистанция огромного размера». Начались долгие тренировки, в ходе которых действия личного состава оттачивались до автоматизма, а положения инструкций уточнялись.

Флот креп на глазах. Состоялась закладка двух первых линкоров типа «Советский Союз». Несомненно, эти лучшие в своем классе корабли должны вернуть стране ранг океанской державы! Строительство шло энергично, и уже летом 1940 года на полигоне Ржевка начались испытания нового 406-мм орудия, предназначенного для вооружения линкоров.

Николай Герасимович прибыл на полигон по приглашению своего учителя, замечательного артиллериста, полковника И. И. Грена. Испытания шли успешно. Гигантский стальной монстр уверенно метал снаряды весом более тонны на дальность почти в 46 км, причем с весьма высокой точностью. И хотя кое-что еще нуждалось в доводке, нарком с полным основанием назвал новое орудие «лучшей пушкой в мире».

Теперь можно было прекращать затянувшиеся опыты с 305-мм динамо-реактивными, или безоткатными, орудиями. Начатые почти 10 лет назад по инициативе М. Н. Тухачевского, они выявили полную непригодность подобных систем для боя с кораблями противника и весьма ограниченную способность поражать береговые цели. Что ж, как говорится, в науке отрицательных результатов не бывает, но в данном случае эксперимент, чья сомнительность была понятна специалистам, обошелся немалой затратой времени и средств, необходимых, к примеру, для разработки систем стабилизации морских зенитных орудий.

В свою очередь адмирал Кузнецов — таким стало его звание с 4 июля 1940 года — поручил И. И. Грену возглавить комиссию по выбору огневых позиций береговой артиллерии в районах Финского залива, на островах Моонзундского архипелага и полуострове Ханко. Вхождение стран Прибалтики в состав СССР, успехи советского правительства в улучшении стратегического положения государства и перебазирование управления Балтийского флота в Таллин придавали задаче укрепления передовых морских рубежей особую важность.

Планы усиления береговой обороны часто рассматривались в Кремле, нарком ВМФ лично докладывал о ходе работ. 19 октября 1940 года он вышел с заседания Совета народных комиссаров в подавленном настроении: осуществление его мечты, строительство авианосцев, откладывалось. Сталин объяснил, что авиационная и смежные с нею отрасли промышленности перегружены заказами, а потому не справляются с разработкой палубных самолетов и взлетно-посадочных устройств, без которых эти гигантские корабли беспомощны. Без необходимого оборудования авианосцы невозможно ввести в строй, а если — что маловероятно — и удастся оснастить хотя бы пару кораблей, то каждый из них, действуя в одиночку на своем флоте, будет почти бесполезен. А ведь еще предстоит обучение экипажа и летного состава, отработка тактики применения авианосцев и способов их взаимодействия с другими кораблями... Времени на это практически не оставалось.

Главное же заключалось в том, что мощности, необходимые для строительства авианосцев, были заняты сейчас линкорами и, судя по всему, освободились бы не скоро. Именно эти корабли являются символом морской мощи державы. И конечно же, напомнил Сталин, следует всячески форсировать строительство легких сил флота.

Не согласиться с его доводами было трудно, и все же отказ от мечты, пусть и временный, дался нелегко. Впрочем, лавина срочных дел возможностей для переживаний не оставляла. Один лишь контроль строительства военно-морских баз чего стоил! А развитие военно- морской науки? При самой высокой занятости практическими вопросами адмирал Кузнецов ежедневно — вернее, еженощно — успевал внимательно читать множество теоретических трудов, следить, чтобы самое ценное из них нашло отражение в руководящих документах, таких, как «Наставление по боевой деятельности подводных лодок» (НПЛ-39), «Временное наставление по ведению морских операций» 1940 года, новый Корабельный устав ВМФ.

Кроме того, внимание наркома простиралось на все бассейны морей, рек и озер страны со всем их промышленным и научным потенциалом, складами, узлами коммуникаций и другими имеющими отношение к флоту предприятиями. Ибо только лишь в СССР существовала отраслевая система управления водным хозяйством страны, предусмотрительно созданные в 30-е годы наркоматы морского и водного (речного) транспорта, рыбного хозяйства. Такие организации, как «Главсевморпуть», «Гидрография» и «Метеорология», «Экспедиция подводных работ особого назначения» (ЭПРОН) являлись, по сути, резервом ВМФ. С началом войны многие пароходства переходили в подчинение командующих флотами и флотилиями, а командиры судов и руководители получали соответствующие воинские звания, вплоть до контр-адмирала включительно. Ответственность за быстрое превращение гигантской административно-хозяйственной машины в военную также лежала на плечах адмирала Кузнецова.

Силы восстанавливать помогала дача в Архангельском, где молодые супруги жили почти круглый год. Здесь всегда тепло принимали гостей, среди которых бывал и маршал Б. М. Шапошников. Между ним и Кузнецовым установились теплые взаимоотношения и полное взаимопонимание. Беседы с этим наделенным подлинно стратегическим даром человеком Николай Герасимович находил для себя очень полезными. Возможно, тогда и пришел он к идее сделать труды выдающихся военных мыслителей прошлого настольными книгами морских офицеров.

Вскоре по указанию адмирала Кузнецова в кратчайшие сроки были подготовлены к изданию и вышли в свет работы Ф. Ф. Веселовского, С. О. Макарова, А. Ф. Мэхэна, А. В. Егорьева. Вновь организованный исторический отдел Главного морского штаба внимательно следил за ходом боевых действий на морских театрах разгоравшейся Второй мировой войны. Еще недавно советские суда задерживались главным образом кораблями Великобритании и Франции. Теперь, после того как германские войска вошли в Париж, вектор угрозы сместился в иную сторону.

Сообщения о нарушениях границ гитлеровскими разведывательными самолетами поступали все чаще. Воздушные лазутчики фотографировали военно-морские базы, аэродромы, боевые корабли, фарватеры, что более чем ясно говорило о намерениях военно-политического руководства рейха. Советская сторона четко исполняла указание «не поддаваться на провокации», но это лишь усиливало наглость разведчиков. В конце концов терпение лопнуло, и адмирал Кузнецов приказал открыть огонь.

17 марта самолеты-нарушители были обстреляны в районе Либавы и в местах базирования Северного флота. Из Кремля последовали выговор и очередное указание «огонь не открывать». И все же Николай Герасимович, пользуясь относительной независимостью от наркомата обороны и Генерального штаба, на свой страх и риск занимался вопросами повышения боевой готовности флота, уточнял задачи на прикрытие границы, проверял мобилизационные планы, выявлял критические направления развития техники и предпринимал энергичные усилия, чтобы ликвидировать отставание в области приборов управления стрельбы и радиолокационного вооружения. Вот когда стала очевидной цена увлечения маршала М. Н. Тухачевского тяжелыми безоткатными пушками и радиоуправляемыми катерами-брандерами[26]!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.