ПЕРВОЕ ТАТАРСКОЕ НАШЕСТВИЕ
ПЕРВОЕ ТАТАРСКОЕ НАШЕСТВИЕ
Мы видели, что главным действующим лицом, в первой четверти XII столетия, стал Мстислав Мстиславич Удалой, из рода смоленских князей, который призван был из Новгорода в Галич, где, после смерти знаменитого Романа волынского, сосредоточились действия всего юга.
Туда, в 1223 году, явился неожиданно из своих кочевьев, в нынешних Новороссийских степях, тесть Мстислава, старший половецкий хан Котян, в сопровождении своих подручников, — все трепещущие от страха. Никогда не видали половцев в таком смятенном, странном состоянии. И признаков нет прежней дерзости, назойливости, прежнего высокомерия! Тихие, смиренные и униженные, с поклонами и дарами, приходят они к Мстиславу и просят: «Помогите нам, напали на нас сильные враги и разорили нашу землю. Если вы теперь нам не поможете, они придут и к вам и сделают с вами то же. Помогите нам!»
«Что случилось с вами? Кто погубил вас? Какие враги?» спрашивает князь и его бояре испуганных беглецов, и не могут получить никакого удовлетворительного ответа. Половцы сами толком ничего не знали, показывали различно, умели описать только свое поражение: «враги их пришли со стороны Каспийского моря, числом их было очень много, храбрость и силу явили они великую, злобы еще больше; лицом они смуглые, глаза у них узкие врозь, губы толстые, плечи широкие, скулы выпуклые, волосы черные. Сначала по предгорию Кавказскому победили они ясов, обезов, касогов. Половцы стали было им в отпор с самым сильным своим князем Юрьем Кончаковичем, и не могли устоять. Многие были побиты, другие загнаны в луку моря, за Дон, за Днепр. Остальные перебрались через вал Половецкий, в Русскую землю…»
Вот все, что можно было понять и разобрать из их слов; впрочем, в их голосе, на их лицах, во всем их расстроенном виде, заключалось самое ясное и убедительное доказательство о справедливости жалоб, об опасности положения, о силе врагов.
«Но, по крайней мере, как их зовут?» спрашивают русские, удивляясь, в свою очередь, смутным рассказам.
«Зовут их татарами» — и вот в первый раз услышалось на Руси зловещее, роковое имя!
Мстислав решил созвать русских князей в Киев на совет, для рассуждения об этих новых происшествиях, касающихся всей Русской земли. Понеслись гонцы с повестками во все стороны.
Оповещенные князья собрались — Мстислав Романович киевский, с сыном Всеволодом и зятем, Мстислав Святославич черниговский с сыном, Михаил Всеволодович черниговский (будущий мученик), молодой Даниил Романович волынский, Мстислав Немой волынский, Олег курский, и многие другие.
Туда прибыли и знатнейшие половцы. Они обходили князей, от одного к другому, кланялись, просили, дарили — коней, верблюдов, буйволов, девок-невольниц. Один из них, Бастей, даже принял христианскую веру. Они употребляли все средства, чтобы привлечь русских к их защите. Котан действовал в особенности на зятя своего Мстислава галицкого, и мудрено ли было воспламенить этого неустрашимого витязя, в котором с годами не угас бранный дух. Его уже и самого волновало любопытство, что это за новые воины, пред которыми все так преклонялось; его самого уже брало нетерпение помериться с ними силой, которой также до сих пор никто не мог противиться — и чудь, и угры, и ляхи, и половцы. А теперь его умоляют о помощи, от него ожидают спасения! Земле Русской предстоят опасности! Надо же предупредить их!
Князья долго думали и толковали между собой. Мстислав убедил их на общем совете таким соображением: «Если мы теперь не поможем половцам, то они передадутся татарам и нападут вместе с ними на Русскую землю. Тогда силы будет у них еще больше». Определено было помочь половцам, а так как борьба с врагами лучше в чужой земле, чем в своей, то и решились князья идти им навстречу.
Половцы, едва дождавшись этого решения, возрадовались. Перед ними блеснула надежда отомстить за свое поражение. Князья немедля разъехались по своим волостям готовить полки, и по всей Русской земле, свидетельствует ливонский летописец, пронеслось решение — биться с татарами. К великому князю суздальскому послано было известие с просьбой скорее приходить на помощь.
К весне снарядились князья. Сборным местом был назначен на Днепре, близ Заруба, остров Варяжский, свидетельствовавший своим именем об удалых набегах первых норманнских витязей. С апреля месяца потянулись туда со всех сторон полки, кто в ладьях, кто на конях, кто пеший. Там собрались киевляне и черниговцы, галичане и волыняне, смольняне и переяславцы, весь Днепр покрылся ладьями, из-под которых не видать было и воды: «Мы переходили реку по ладьям, как по суху», говорит очевидец. А жители Курска, Трубчевска и Путивля пришли конными, все со своими князьями. Слышался уже из Залесской стороны и Василько Константинович, племянник великого князя Юрия, шедший с вспомогательной дружиной ростовской и суздальской. Выгонцы галицкие, в тысяче ладей, приплыли Днестром в море, поднялись в Днепре до порогов и стали у реки Хортицы, на Протолчьем броду, под начальством Юрия Домамирича и Держикрая Володиславича.
Половцев прибывало ежедневно. Услышав о походе, они как будто из земли вырастали и стекались со всех сторон, ободренные, испытать еще раз счастья. Все отправились в путь.
Лето в тот год было жаркое. Дождей не перепадало ни капли. Солнце палило жестоко. От необыкновенной засухи земля трескалась, леса и болота загорались. Воздух наполнился дымом и смрадом, и мгла прилегала к земле. Вблизи не видать было ничего. Птицы не могли летать. По ночам являлась необыкновенная звезда на западе, пуская лучи не в лицо человеку, а сбоку, как бы к полудню. Она выходила с вечера, после солнечного заката, и сияла ярче других звезд семь дней, а потом на четыре дня оборотила она лучи к востоку и пропала.
Между тем, татары, разбившие половцев, медленно двигались вверх по их земле. Услышав о приближении многочисленного русского ополчения, вдали от главной своей силы, они, кажется, усомнились и выслали послов к князьям. «Слышим, что вы поднялись против нас, поверив половцам, но мы не на вас пришли, — мы вашей земля не занимали, ни сел ваших, ни городов ваших; мы пришли на холопей своих, на конюхов, половцев: возьмите с нами мир. Прибегут они к вам, бейте их, а имение их берите себе. Мы знаем, что и вам они причинили много зла». Так говорили послы.
А половцы шептали русским князьям другое, побуждая к битве и стараясь всеми силами, чтобы они не соглашались мириться, — и русские князья велели перебить послов, пошли не останавливаясь далее, вниз по Днепру, — судьба их как будто влекла, — и достигли Олешья (против нынешнего Херсона).
Татары прислали других послов: «Видим, что вы слушаетесь половцев, вы убили наших послов, идете против нас — идите, а мы опять говорим, что вас не трогаем».
Вторых послов князья отпустили.
Они шли все далее. Вдруг в стане послышалось, что сторожа завидели впереди татар, которые пришли высматривать русских. Молодой князь Даниил Романович волынский вскочил на коня и понесся вперед — взглянуть, что это за люди. Несколько других молодых князей погнали вслед за ним, увлеченные тем же любопытством «к невиданной рати».
Соглядатаи, впрочем, многочисленные, завидев их приближение, с поспешностью скрылись.
Впечатление произвели они различное. Одни говорили, что это «простые люди», другие возражали: «Нет, это ратники, добрые вои». Юрий Домамирич твердил, что они стрельцы получше половцев, но молодые князья переспорили всех, и пристали к старшим: «Княже Мстиславе и другий Мстиславе, не стойте! пойдем противу им! Мы их побьем». Мстиславу самому хотелось скорее к делу — столько же пылкий, он послушался молодежи и переправился через Днепр с тысячью человек. Это было во вторник. Бесстрашный, пошел он вперед, по полю Половецкому, встретил сторожей татарских, напал, и разбить их стоило ему одного удара. Его воины угнали множество рогатого скота, который татары водили за собой, так что стало его на всю нашу рать, — и пустились в погоню «секуще». Татары, в бегстве, желая спасти начальника своего Гемябека, засыпали его живого землей, «в кургане Половецком», но русские нашли его. Половцы выпросили пленника себе у Мстислава, и, пылая местью, убили. Первый успех ободрил рать.
Все князья переправились через Днепр и поспешили вслед за Мстиславом, который, в жару от первой удачи, шел вперед не останавливаясь и горел желанием сразиться с главной ратью. Девять дней шли они, и достигли реки Калки[38] — роковая черта: за ней стояла вся сила татарская.
Мстислав, у которого никто не мог оспаривать военачальства, велел Даниилу волынскому с полком своим и некоторыми другими перейти реку, потом перешел сам, послал своего верного слугу, храброго Яруна, с половцами, в сторожах, расположился станом, но не утерпел и поскакал вслед за Яруном. Окинув издали взглядом полки татарские, — Бог знает, как они ему представились, и что за затмение в очах его приключилось, — он повернул коня, и, прискакав к своим, велел немедленно готовиться к бою.
А Мстислав киевский и Мстислав черниговский стояли поодаль в своих станах, ничего не зная о том, что битва скоро начнется. Ослепленный витязь, в распре с ними, — старый славянский порок, — не дал им никакой вести, уверенный в победе и желая всю ее славу присвоить одному себе.
Даниил ехал впереди, «бе бо дерз и храбр, от главы и до ног не бе в нем порока». С боярами своими, Васильком Гавриловичем и Симеоном Олюевичем, — помянем здесь храбрых, — они первые начали битву. Боярин Василько «сбоден был на первом сступе». Даниил получил удар в грудь, но молодой и сильный, «буести ради», говорит очевидец, не почувствовал раны и не видел, как из нее лилась кровь. Мстислав Немой, увидев его раненого и бьющегося, поспешил к нему на помощь, — он дружен был с его отцом и любил его как сына. Нечего говорить о Мстислав Удалом. Олег курский крепко бился рядом с ним. Татары бежали от мужественных витязей. Казалось — дело пошло счастливо. Ярун с половцами начал тогда биться также на своей стороне, но половцы, — они погубили нашу рать! С робостью ли приступили они к делу, или страх напал на их сердце внезапно, или увидели они невозможность и бесполезность спора, — но только после первой стычки на своем крыле они дрогнули, замешались. Татары наперли крепче с криком и воплем — передние попятили задних, задние крайних, — еще напор, еще удар, — и половцы побежали, побежали всеми своими толпами, прямо на станы наших князей, которые, не зная ничего, еще не успели выстроить все полки. Половцы совершенно смяли их. Никто не понимал, что происходит; никто не знал, что ему предпринять. Крики отчаяния варваров, лишавшихся последней надежды, заглушали все. Они разбежались во все стороны, пешие, конные, с телегами, и произвели общее замешательство. Татары навалились на остальные, еще державшиеся полки, всеми силами; началась сеча злая и лютая, но дух падал, сомнение овладевало, а врагов становилось больше и больше, они стреляли неудержно и пронзали противников. Князья увидели, что стоять им больше нельзя. Храброму Даниилу не стало мочи. Огонь снедал его внутренность. Жажда мучила его, — он повернул коня к реке и припал напиться воды; только тогда он почувствовал свои раны, оглянулся, увидел, что все бежит во все стороны, и побежал с прочими. Бежал и Мстислав галицкий, бежал в первый раз от роду, разумеется, истощив все силы в битве, бежал, вероятно, с горьким чувством своей вины. Татары погнались за ними до Днепра и убили шесть князей: Святослава яневского, Изяслава Ингваревича луцкого, Святослава шумского, Мстислава черниговского, Юрия несвижского. Из бояр Иван Дмитриевич пал еще в первой схватке с двумя своими товарищами. Иные летописи называют Александра Поповича с его слугою Торопом, и Добрынею Рязаничем, златым поясом. До семидесяти витязей русских погибло, и киевлян одних пало до десяти тысяч, из всех воинов спасся едва десятый. Эта злоба и победа над князьями русскими, какой никогда не бывало, от начала Русской земли, говорят летописи, «убийство безчисленное сотворися» 31 мая, в пятницу, на память Св. мученика Ермия. Среди общего бегства и половцы убили многих из наших, иного из-за коня, иного из-за одежды. Мстислав, прибежав к Днепру, переправился и велел уничтожить ладьи, — зажечь и изрубить, — чтобы татарам нельзя было гнаться.
Но не все воины, не все князья русские, бежали. Остался один, Мстислав старый, великий князь киевский. Не уведомленный о сражении, он стоял со своим полком на каменной горе над рекой Калкой. Увидев с высоты бегство русских князей, Мстислав не двинулся с места со своим зятем Андреем, и Александром, князем дубровицким; он решил, кажется, принять добровольную смерть за отечество и сохранить честь русского имени, — старший из князей русских. Укрепив свой стан, он три дня с горы бился с татарами, которые напрасно вступали с ним в переговоры, обещая отпустить его за выкуп. Наконец, воевода бродников, племени, нам подданного, поклялся за них в исполнении слова. Князь поверил, и был предан изменником, связанный, с зятем, татарам. Они взяли укрепление и перебили людей. Князей положили под доски, а сами сели сверху обедать, со смехом слушая, дикие варвары, как под досками хрустели их кости, — и «тако ту скончаша князи живот свой».
Татары, остервенелые, шли вперед, предавая все огню и мечу. Некоторые жители по дороге выходили к ним навстречу с крестами: пощады не было никому. Дойдя до Новгорода Святополческого, на Днепре, близ Витичева, верстах в ста от Киева, грозные враги вдруг повернули назад и скрылись столь же быстро, как и появились. Никого не осталось, и ничего не стало слышно. Все утихло и успокоилось.
Народ образумился. Как будто свирепый вихрь пронесся по пространству, ломая и разрушая все встречное, помрачая зрение. Он пронесся, — и опять воссияло солнце, открылось небо, ожила природа.
Что это за люди? Откуда они? Куда ушли? Какой язык у них? Какая вера? Какого они рода? — спрашивали себя русские люди в недоумении, опомнившись после первого переполоха, и не видя перед собой никого более. Все спрашивали друг друга, но ответов никто не знал. Одни толковали, что это прежние печенеги, которые нападали при святом Владимире, другие называли их таурменами, безбожными моавитянами. Книжники рассуждали, что это должны быть те люди, которых загнал Гедеон, что они, верно, пришли из пустыни между востоком и севером, что о них предсказывал и святой Мефодий Патарский: «придти им к скончанию века, и попленить всю землю от востока до Евфрата, и от Тигра до Понтского моря, кроме Ефиопии». «Нет, заключали православные, выслушав ученые речи, Бог один знает, что это за люди, а насылал Он их на нас за грехи наши; обратил же вспять, ожидая нашего покаяния».