МОЯ «ФОЛК-ХИСТОРИ», ГОРЬКАЯ, КАК ПОЛЫНЬ (беседа с читателем)

МОЯ «ФОЛК-ХИСТОРИ», ГОРЬКАЯ, КАК ПОЛЫНЬ

(беседа с читателем)

— Мурад Аджи человек известный в тюркском мире, ваши книги очень популярны. Скажите, что такое история? И почему вы, географ, увлеклись ею?

— Буду откровенным, мне интересна не история, а уроки, которые извлекаются из нее, ибо «опыт учит», говорили древние.

Чем дольше жил я на свете, тем больше убеждался: российские историки, начиная с Татищева и Карамзина, лакировали прошлое. «…Где пятна грязи — выведут, затрут, где крови не отмыть — ее закрасят. И чистое чело обезобразят, и лоб преступный нимбом обведут», — сказал поэт об их удивительном творчестве.

Анализом прошлого никто не занимался. Именно анализом! Это, к сожалению, у нас в традиции. Проку от такой истории мало. Можно обмануть себя, можно обмануть других, но ради чего? Опыт не учит.

Анализ прошлого, с моей точки зрения, позволяет оценивать настоящее и будущее, потому что время неразрывно: вчера продолжается сегодня. И будет жить завтра! На этом, кстати, строится мировоззрение буддизма, самой миролюбивой религии. И не только буддизма.

Незнание себя, своих корней привело российский народ к печальному результату: в самой богатой стране мира живет самый нищий народ.

С XVII века реформируют Россию, никто из нормальных людей уже не понимает смысла реформ, тем не менее их проводят. Хотя только слепой не заметит, что после каждой реформы становилось хуже… Мы не способны даже на реальную оценку своего настоящего, не говоря о будущем. А почему?

Потому что у России «лакированное» прошлое. В нем нечего анализировать, не на чем учиться.

Мало кто знает, но модель, по которой писали свои труды Карамзин, Соловьев, Рыбаков, разработали иезуиты. Ее внедрил в умы россиян их идеолог Яков Брюс — откуда и как появилась его «Кабинетная летопись», никто не знает. Но она стала лекалом для остальных. По нему под руководством Брюса первый русский историк Василий Татищев в XVIII веке создавал фундаментальный труд «История Российская с самых древнейших времен», где логика и факты пришли в вопиющее противоречие друг с другом.

Тогда прижилось незнание, и в общество пришел раскол.

Концепция «Истории…» Татищева вульгарно придумана. Против нее, вернее против иезуитского вторжения в русскую жизнь, восстал Михаил Васильевич Ломоносов, но его труд даже не опубликовали — зачитали. Он бесследно исчез, как исчезло многое из прошлого России. Потеряны не века, а патриархальные тысячелетия. Самые выдающиеся.

Их просто обрубили, придумав IX век, Киев и славян.

Исчезло из обихода упоминание о державе, предшествовавшей Киевской Руси, которую называли Дешт-и-Кипчак. Эта держава и есть наша Родина. Она простиралась от Байкала до Атлантики, была самой могущественной страной, ей платили дань Римская империя, Византия, Китай…

Но кто из российских историков внятно сказал о ней? Никто.

— А Лев Николаевич Гумилев? Он же говорил о Великой Степи.

— Говорил. Но ровно столько, сколько позволяла цензура. Из его работ выводов о той стране не сделать, потому что она служила ему лишь фоном для философских построений. Не более. Конкретно о ней ученый говорил крайне мало. Запрещали.

Конечно, Гумилев близко подошел к теме «правдивой истории», но не погрузился в нее — не сумел… Чтобы осмыслить Средневековье, я штудировал труды не Гумилева, а англичанина Эдуарда Гиббона, лучше которого о той эпохе, пожалуй, не сказал никто. Одолел все семь томов, на которые ополчилась Церковь.

Вот она, правда, ее не мог задушить даже Ватикан.

Нет, я не ученик Гумилева, не его продолжатель, хотя многие читатели и называют меня так, я есть я, мы жили в разное время. Он работал под мечом цензуры, я — в условиях видимой свободы. У меня больше возможностей, значит, могу и должен сказать больше.

— Откуда такая уверенность, а также средства, возможности?

— От Неба, им живу… Ведь все начиналось, как в сказке, написал «Мы — из рода половецкого!», потом «Полынь Половецкого поля». Каждую издал пятидесятитысячным тиражом, распродал, расплатился с долгами. Стал работать дальше… Мог ли Гумилев сделать подобное?

А у меня получилось, слава Всевышнему. Больше, чем Он, никто не помог бы.

Конечно, денег не прибавилось, но чувство уверенности обрел — людям интересна моя работа, а это уже много. Значит, могу стать профессиональным писателем, если есть читатели. Мои читатели! Им, как и мне, после этих книг стало интересно жить, дышать одним воздухом, познавая неизведанное прошлое в экспедициях, в архивах и в фондах библиотек.

Быть свободным приятно, но очень ответственно. В каждой новой книге чем глубже погружаюсь в тему, тем острее чувствую ответственность за сказанное. Поэтому первое правило, которое я взял для себя, — не лгать. Не подстраиваться, не угождать даже себе. Писать правду. Приятную и неприятную.

У меня нет права на оценку фактов, которые беру только из серьезных источников, у меня есть одно право — изложить факты так, чтобы о них судил читатель. Все.

Я не делаю выводов, не навязываю свое мнение, ухожу от политики и политиков, хотя иные из влиятельных мира сего соблазняли сотрудничеством и покровительством.

Устоял. Избежал соблазна. Эта была победа над собой, над своими желаниями.

— Какие же открытия находят читатели в ваших громких книгах?

— Самые неожиданные. Я исхожу из постулата, что история России началась не в IX веке, не с Киева, как утверждает «официальная» наука, а раньше. Археологический материал показывает: самые ранние ее следы относятся ко II тысячелетию до новой эры, они на Древнем Алтае, откуда началось Великое переселение народов… И Россия!

Но то не мои открытия, то давно доказали С. В. Киселев, С. И. Руденко, А. П. Окладников, другие ученые, которые работали в советское время и которых заставляли «интерпретировать» результат, что-то недоговаривать, скрывать… Тут долгая история, главное — находки сделаны, опубликованы, по ним я и работаю.

Как нить Ариадны, тяну и тяну бесконечную алтайскую тему. Не открывая, а лишь анализируя открытое, но неназванное. Таков удел географа.

Археологи, например, установили, что древние алтайцы первыми в мире освоили плавку железной руды. Найдены следы древних горнов — факт, от которого не отвернуться. Его анализ показывал, что тогда же алтайцы познали образ Бога Небесного, который посылал им железо. Это две стороны одной медали. Их фиксируют народные предания. И логика событий.

Значит, на Алтае жили не язычники, а основоположники Единобожия. Отсюда их имя — тюрки. На языке Древнего Алтая слово имело ряд значений, одно из них — «душа, наполненная Небом»… Нет, что бы ни говорили злые языки, а факты — самая упрямая вещь в мире, особенно если они связаны со светлым образом Тенгри. И с географией.

Тюрки оседлали коня, изобрели плуг и многое другое. Их жизнь была совершенно иной, чем у остальных народов планеты. Но без знания экономической географии ее не понять, потому что жизнь любого общества связана с природной средой, ресурсами. И это надо четко себе представлять.

Казалось бы, археология убедительно рассказала о тех далеких веках. Все известно, находки можно трогать руками, а историки, зомбированные Яковом Брюсом, не смогли даже свести их воедино и посмотреть на Алтай как на колыбель России и Европы.

Гумилев тоже не осмелился настоять на этой очевидной правде… Не хватало доказательных обобщений, или анализа фактов.

Еще пример. В VI веке до новой эры алтайская культура стала «растекаться» по Евразии, ее явные следы встречались на раскопках в Индии, на Среднем и Ближнем Востоке, в Северной Африке и Европе, тюрки там заселили целые регионы. Тоже бесспорный факт, но западная наука ни под каким предлогом не признает и это. Даже тюркская руническая письменность, найденная, скажем, в Скандинавии или во Франции, не убеждает.

Рунам дают любое происхождение, только бы не алтайское, хотя отличить «европейские» руны от орхоно-енисейских рун практически невозможно. Сходство полное… Значит, в Европе и на Алтае ка-кое-то время был общий язык? Если общей была письменность… Или нет?

То же скажу об орнаментах — в древности их считали родовым знаком. У каждой орды был свой. «Фирменный» алтайский орнамент — в зверином стиле — встречается в Англии, Норвегии, Дании, он там всюду. Но его не принимают, забывая, что в V веке сюда пришли тюрки, их орды — предки современных англичан, норвежцев, датчан… И подобных примеров Великого переселения народов очень много.

Не хотят их признавать.

К сожалению, российская историография со дня своего рождения плелась в хвосте западной науки, она никогда не имела ни лица, ни характера, соглашалась с любыми «новациями». Согласилась со славянским началом России, хотя известно, Киев заложен в V веке и не славянами, которых тогда не было в природе.

Согласилась с «греческим» крещением Руси в X веке, хотя то было католическое крещение…

— Как католическое? Это же при Владимире крестили Киевскую Русь.

— И я так думал, пока не посмотрел списки святых Римской католической церкви…

Меня давно занимало, почему сын Владимира Красного Солнышка был женат на католичке, дочери Олава Святого? Почему сестру Ярослава Мудрого, Марию, выдали за польского короля, дочь Елизавету — за норвежского, дочь Анастасию — за венгерского, дочь Анна стала женой французского короля Генриха I… Все католики. Почему?

Ведь межконфессиональные браки были строжайше запрещены Церковью.

Ответ нашелся неожиданно, оказалось, Владимир Красное Солнышко носил титул «король», правильное его имя Вальдемар. Он — святой Католической церкви. И посадил его на трон Киевской Руси папа римский Бенедикт VII. Все это известно. Но не нам.

Введение во власть папой римским на Киевской Руси стало с тех пор традицией. Так, в 1254 году папа Иннокентий IV прислал в Киев корону для Данилы Романовича, о чем сообщает сохранившееся письмо папы… Отсюда, между прочим, католическая прослойка населения Украины, уцелевшая до сих пор, ее не скрыть. Отсюда и причина конфликтов, начавшихся с приходом в XVII веке русского православия.

Следы прошлого остались, они налицо. Но, повторяю, их упорно не замечают.

Взять ту же церковную десятину, которая отличала Киевскую Русь. В Греческой церкви десятина отсутствовала, а в Римской была… О тесных контактах Вальдемара с Западом свидетельствовала торговля, а также общее оживление экономических сношений, что показательно и очень важно для анализа той жизни… Новая идеология шла в общество не сама собой.

Это же понятно, вывод напрашивается только один. Тем более, Десятинная церковь при Вальдемаре была главным собором Киева…

Остались и другие «мелочи», не замечаемые официальной наукой, которые тоже рассказали мне, географу, о многом. Например, письма Константинопольского патриарха в Киев. Их скрепляет не восковая, как положено, а свинцовая печать. Ею греки скрепляли документы, отправляемые в автокефальные (иначе говоря, в чужие) Церкви и учреждения.

Почему Киевская Русь была чужой грекам? Историки вразумительно ответить не могут.

А в этих каверзных для них вопросах, думается, и выявляет себя противоречие логики и факта, заложенное Яковом Брюсом, о чем я упомянул, говоря об истоках российской историографии. Факт остался без вывода! Без анализа. Выходит, наука обслуживает идеологию?

А если так, значит, она не самостоятельна, подневольна… И никому не нужна.

Еще больше меня поразила история братьев, просветителей славян, Кирилла и Мефодия. Они тоже святые Католической церкви. Кирилл похоронен в Риме, в базилике святого Клемента, потому что распространял среди славян латиницу… Это тоже известно давно и всем, кроме российских историков.

Какое отношение братья-просветители имели к Греческой церкви, к славянам? Я не знаю, но кириллица появилась через века после их смерти, это я знаю точно.

Пришлось развязывать другие узелки.

Оказывается, Рим придумал биографию Александру Невскому, который в битве на Неве в 1240 году не участвовал. Та битва проходила между шведами и финнами, о чем написано у Карамзина, но в примечании. И на Ледовом побоище этого русского героя не видели… Я привожу данные, не привычные для читателя, не из желания покрасоваться.

Поймите, анализ экономических возможностей Руси показывает: теоретически не могло быть тех битв, потому что у русских не было армии! Их молодежь служила у Батыя. И средств на армию наемников не было.

Дмитрия Донского тоже придумали. У Карамзина нашел подтверждение… К слову, когда канонизирован Дмитрий Донской? При президенте Горбачеве! Я не поверил глазам, прочитав это, специально уточнял в Патриархии. Точно. А почему? Потому что его «подвиг» не вписывался в житие Сергия Радонежского, и Церковь долго противилась этой нелепой канонизации, потом уступила…

А посчитал ли кто, сколько таких «дутых» святых в Русской церкви? Это уже философский вопрос.

…Я пишу свои книги, страдая. Порой голова кругом идет, стоит лишь чуть копнуть отлакированную до блеска российскую историю. Даже оторопь берет. Как же мы живем среди этой серости и неправды?

— Вы, что, повторяете Фоменко и Носовского? Кстати, каково ваше отношение к ним?

— Такое же, как к остальным ученым, которым надоела «официальная» ложь.

Они — оригинальные люди, математики, у них свой взгляд. Первыми задумались о хронологии, предложив новый метод познания Времени. Это, конечно, вызывает к ним уважение. А вот толкование истории в их изложении принять не могу. Не убеждает.

Не потому что спорно, потому что бессмысленно. Мне кажется, эти ученые пошли на поводу у публики и ей на потребу сделали тот роковой шаг, который отделяет великое от смешного.

— С чем связан ваш интерес к тюркской теме? Какие причины побудили заняться ею?

— Во-первых, сам тюрк, кумык по национальности, хочу знать о себе правду. Первую книгу на эту тему начал со слов: «Кто есть я? Что есть мои корни?» Думаю, вопросы актуальны не только для московского кумыка. Вряд ли кто из русских ответит на них, хотя о русской истории написаны горы книг, а о кумыкской всего две-три.

Во-вторых, по моему глубокому убеждению, Русь и Россия — это принципиально разные культуры: история Руси написана рунами, она тюркская страна. Россия — уже нет. Забыла Бога Небесного, значит, не тюркская. Не верите? Вот молитва Руси, ее, как реликвию, читали в Киеве в год 1500-летнего юбилея города. «Ходай алдында бетен адэм ачык булсун…», что значит «каждый человек должен предстать перед Богом с открытой душой». И дальше: «Творец земли и неба! Благослови чад твоих; дай им познать Тебя, Бога Истинного; утверди в них веру правую…»

Заметьте, Христа там нет, на Древней Руси он считался чужим богом.

Опять не верите? Тогда читайте академическое издание Афанасия Никитина «Хождение за три моря», его текст цензура «упустила», там молитва, дневниковые записи приведены по-тюркски. Продолжаете не верить, обратитесь к другим очевидцам — к папским легатам Плано Карпини и Рубруку, к их книгам. Или к Марко Поло.

Всюду одно, подтверждающее, что в Великой Степи жили тюрки, они и основали Киевскую Русь, потом Московскую. То были провинции Дешт-и-Кипчака.

У нас выросли поколения людей, для которых ложь со школы стала правдой, и они с пеной у рта отстаивают ее. Остается лишь поражаться их доверчивости, они, словно опоенные, живут своей жизнью: видят то, чего нет, и не видят то, что было. Кроме жалости, эти обделенные люди ничего не вызывают, хотя иные из них очень агрессивны.

Понимаю, им больно от моих книг. Они, отгораживаясь, защищают себя, защищают, как умеют — клеветой. Я не вправе обижаться, не их вина, что убого воспитаны. И злиться на их выпады не могу… Да и зачем? У меня слишком мало осталось времени, чтобы спорить попусту.

Я отвечаю книгами: читайте, сравнивайте, думайте. Этим неравнодушным людям, по крови тюркам, я рассказываю о наших общих предках, о корнях нашей Родины. Говорю: давайте по крупицам собирать Русь, с этого начнем. Время пришло.

Уверен, моему труду когда-нибудь воздадут должное, противники, испив чистой воды, успокоятся, и кто-то из самых яростных славянофилов задумается над историей. Над нашей историей. Начнет анализировать. И тогда не будут скрывать «тюркский след», им станут гордиться.

Это же наше прошлое, его не изменить никому. Даже иезуитам!

— К какому жанру вы относите свои книги?

— Научно-художественному. Пишу доступно, возрождая забытую литературную традицию, ту, которой следовали при написании книг для библиотеки крымских ханов, Ивана Грозного, других библиотек Орды и Руси. Те книги не потерялась, нет, их просто разучились читать. У них нет читателя, но о том разговор впереди.

Да, мои тексты написаны легко, но не легковесно, как считают «доброжелатели». Им невдомек, что даже манерой письма я возрождаю Историю. Предки писали красиво, с душой, чтобы любой желающий мог прочитать и в меру интеллекта понять.

В конце концов, книги же пишут для читателей! Не для начальства.

И свободу изложения мне не прощают «официальные» историки, труды которых скучны из-за вязких слов и скудости мысли, что, впрочем, отличает книги, написанные «под заказ». Вот и распускаются слухи о том, что мне нельзя верить. Пусть.

Бессилие высокомерно, если его поддерживает власть.

Их аргумент всегда один: факты, которые я привожу, им не известны. Отсюда беспомощная просьба о ссылках… Читайте больше, тоже будете знать. Ну скажите, какая ссылка нужна человеку, который не подозревает, что существует тюркская культура? Он отрицает сам факт ее существования! Видит в ней лишь воплощение дикости.

В «Полыни…» на примере трудов академика Б. А. Рыбакова я показал пороки «официальной» науки, ее недобросовестность. Думал, знание есть сила, против которой не устоят окаменелые заблуждения, но в голову не приходило, что люди, называющие себя профессионалами, столь дремучие.

Говорят, человек, который много согрешил, по жизни умен. Здесь иной случай.

Или они разучились думать, или просто от рождения лживы? Как и все неудачники, которым поручен политический заказ… «Безумец жалуется, что люди не знают его, мудрец жалуется, что он не знает людей» — это сказал великий Конфуций.

По-моему, сказал он как раз для нашего случая.

— Много ли, на ваш взгляд, осталось «белых пятен» и других загадок истории?

— Море. Это сегодняшняя история и вчерашняя.

Советский период — сплошное белое пятно. Намеками говорим о событиях, изменивших лицо Руси, потом России. Помним, цензура отменена, но цензоры остались. Страх душит «официальную» науку, он мешает сказать правду. Мешает принять правду. В этом я вижу трагедию. Историография превратилась в науку слов, а не фактов.

Какой век мы (кумыки, татары, русские) живем славянами, то есть с трусливой душой раба. Вот и плетемся в хвосте, разделяя 179—190-е места в мировой табели о рангах.

Закономерный итог.

— Читателей давно занимает вопрос — как вы стали тюркологом?

— О себе говорить трудно: много скажешь — подумают, хвастает, мало — скромничает. За писателя говорят его книги. И сплетни, на которые щедры завистники, самим своим существованием подчеркивающие удачу или неуспех. Плохому же не завидуют!..

Больше того, что написал в своих книгах, рассказать о себе не смогу, там весь я, от первой до последней строки. Пусть читатель обо мне судит сам.

Желающие узнать мою родословную найдут ее в «Мы — из рода половецкого». Книжка показательна, ее начал с вопросов: «Кто есть я? Что есть мои корни?». Это некая автобиография потерявшего себя тюрка, который, просыпаясь после долгого сна, открывает Родину и своих предков. Главное здесь — удивление.

С открытий себя начал в 1991 году серию книг на тюркскую тему, ведь подобные вопросы волновали не только меня. Исследовал, чтобы понять, откуда мы, куда идем… то было первое прозрение. Оно научило думать.

Разумеется, о будущих книгах не помышлял, пока не обрел своих читателей. Они — люди разных национальностей, но их объединило общее желание познать себя и мир, в котором мы живем. Мне это тоже интересно, так мы и породнились.

Я ведь родился и вырос в Москве, где в силу известных причин родители никогда не говорили о нашей семье, ее прошлом, дедушках и прадедушках. Мы жили по-русски, как все в огромном интернациональном городе… В страхе. Время было такое — скрытное и лукавое. Слабые спивались, сильные выкарабкивались.

После восьмого класса из-за отчаяния и нужды я пошел на завод «Станколит» учеником токаря, вечером учился в школе рабочей молодежи, занимался спортом. Это — детство, оно прошло в Марьиной роще, бандитском районе Москвы, где избежать тюрьмы мало кому удавалось. Каждый день дрался за себя, за друзей, иначе попадешь в шайку и тебя заставят прислуживать или воровать. Привод в милицию — обычное дело.

Там, в детстве, было два мира — мы и они. Эти враждующие миры окружают меня всю жизнь, такова Москва.

Когда окончил школу, узнал, что я кумык и это плохо. Хуже, чем вор. Меня не взяли в престижный институт из-за «плохой» национальности, хотя экзамены сдал прилично и проходил по конкурсу. То был хороший урок, поучительный… Жизнь делала меня «тюркологом», а я не понимал, противился. Поступил на вечернее отделение МГУ, закончил географический факультет и там же целевую аспирантуру.

За время учебы получил еще несколько уроков: каждый был ударом в одну и ту же «национальную» точку, каждый служил свою службу… Особенно когда за просто так чуть не лишили диссертации. Оппоненты не брезговали, действовали, как лагерные… Спасибо им за учебу.

Теперь понимаю, это Бог оберегал, проверял на стойкость, не давал озлобиться. Москва «выковала» меня.

В научной работе я увлекся экономико-математическим моделированием процесса промышленного и транспортного освоения Сибири и Севера, почему — ответить не смогу. Может быть, мода, может быть, тоже Судьба. Словом, на родину предков, на Древний Алтай, я шел не сам, меня «вели». Правда, о древних тюрках тогда мало кто знал, но зато все много говорили о Сибири.

Ведь до аспирантуры я работал уже в комсомоле и не увлечься Сибирью просто не мог. Впрочем, не исключено, причина — в моей жене, она родом из Караганды, в Москву приехала из Магадана, где жила с родителями… Выбор был сделан.

Тем более, по комсомольской линии я не «шел», опять плохая национальность. Нашему секретарю райкома объявили выговор за неправильный подбор кадров, то есть за меня. На бюро горкома меня не утверждали в должности, так что о продвижении по службе можно было не мечтать… Теперь понимаю, то был еще один мой шаг к «тюркологии», на этот раз к ней подталкивала партия. И мое любопытство.

В конце концов, должен же я был понять, за что в России ненавидят нас, тюрков?

Правда, один раз не стерпел, взорвался, потому что усомнился: тогда уже работал в учебном институте. Написал докторскую диссертацию, но пять лет издевались над ней, не позволяя защитить. Думал, та бесконечная, черная полоса на всю жизнь, свету белому был не рад. Отчаяние убивало меня, а это великий грех — поддаться собственной слабости. Я чувствовал, что перестаю сознавать Бога в своей душе, перестаю верить в Его силу. Уж слишком черно. Еще чуть — сломался бы. И вдруг осознал: Он хочет, чтобы я стал другим.

В один день бросил все и начал новую жизнь, благо писать любил и умел.

Из доцента стал профессиональным журналистом «на вольных хлебах», такова моя Судьба. Явилось желанное чувство свободы, душа обрела покой. Силы вернулись, потому что вернулась вера… Но в Союз журналистов меня не приняли, в профсоюз литераторов — тоже, хотя было три или четыре сотни публикаций в центральной прессе и за границей. За книгу «Сибирь: XX век» я попал в «черные списки» ЦК КПСС. Она перечеркнула все мои заслуги… Опять изгой. Опять черная кость. Грозила тюрьма, если бы не смерть Брежнева, после которой началась чехарда во власти…

В журнал «Вокруг света». меня приняли на должность научного редактора, вернее разъездного корреспондента. Интересная работа, от которой нормальные люди обычно отказывались, — в горячие точки. Я видел расстрелянный Баку, видел, как осетины жгли дома ингушей, потом Чечню в ее печальных видах… Многое повидал в Дагестане. Был заложником у чеченцев, мир их дому.

Спасибо тебе, жизнь, ты и только ты учила уму-разуму. Дала возможность ездить, копаться в архивах, встречаться с интересными людьми, копить знания и крепнуть духом.

Легче стало, когда узнал, что означает моя фамилия. Это было, может быть, первое познание серьезной тюркологии: я понял, отступить или бросить не имею права. Тогда осознал, какое же это огромное счастье — иметь читателя, которому ты дорог и который еще дороже тебе.

Фамилия обязывала стать не просто тюркологом, а «пантюркистом».

— Действительно, вас обвиняют в пантюркизме? Кто? Почему?

— Это прозвище я впервые услышал в редакции «Вокруг света» от сослуживцев, когда написал очерк о кумыках, потом о карачаевцах. Но что такое пантюркизм, никто не мог объяснить. И чем злой пантюркизм отличается от доброго панславизма, тоже никто не знал.

Выходило, это ярлык, который в советское время приклеивали за инакомыслие. Идеологическое клише. Его печать носили лишь те, кто освещал тюркскую историю не по московским правилам… А разве любить свой народ плохо?

Писать о нем — это плохо? Что делать, если я родился тюрком от тюрка. Значит, быть мне пан-тюркистом, как негру — негром. Не любить — не умею, не писать — не могу.

Негр же не виноват, что он черный?

Но ярлык есть ярлык. За пантюркизм меня с треском уволили из редакции «Вокруг света», когда вышла книжечка «Мы — из рода половецкого!». Очень быстро окончилась журналистская карьера и началась писательская. Вернее, осталась писательская, все-таки за спиной уже были два десятка книг и брошюр, написанных в разные годы… Как известно, журналиста и писателя Карамзина в должность историка возвели царским указом, меня — приказом об увольнении из редакции.

Я был волен, как ветер, взял псевдоним, точнее, вернул себе родовую фамилию — Аджи, которую носили дед и прадед, вместо навязанной нам Аджиев. Конечно, можно было бы побороться, суд восстановил бы в должности, уверял адвокат… Но зачем? До следующего очерка или книги? Нет, не та перспектива.

Ходить по судам безработному тюрку скучно, куда интереснее написать «Полынь Половецкого поля», новую книгу. Терять же нечего, все отняли. Я привык к скромной жизни, кроме авторучки, у меня и нет ничего…

Так работа в области социальной и исторической географии, преподавательская служба в вузе, журналистика, даже дворовые драки дали мне духовный капитал, который помог стать тюркским историком. Я не жалею о многочисленных шрамах на теле. Это — «дипломы» моих жизненных университетов. Каждый дан за науку.

— Вы были знакомы с Л. Н. Гумилевым? И вообще, чьим учеником вы являетесь?

— Лекции Гумилева я слушал, когда он выступал в Москве, но близкого знакомства с ним не было. Учителем считаю Василия Федотовича Бурханова, он научил меня главному — сражаться. Удивительно стойкий человек. Сила духа была для него главным критерием жизни. Он по крови тюрк. Настоящий воин, умеющий держать удар.

Пять орденов Ленина и звание контр-адмирал получил за службу на Северном флоте. За каждым орденом — подвиг… К Гумилеву у меня иное отношение, не столь возвышенное, оценивать его вклад в науку не могу. Он дал ровно столько, сколько ему позволила цензура. Конечно, свой потенциал этот человек не исчерпал.

— Вы раньше называли казахстанский народ великим, а Казахстану предрекали большое будущее. Что это было, комплимент?

— Казахстан мог стать великим, если бы, получив независимость, вернул на карту древнее имя нашей страны — Дешт-и-Кипчак, а с именем — мораль предков, их память. Сказал бы о нашей духовной культуре.

Тем он напомнил бы не о Золотой Орде, а о единой тюркской державе, которую растерзали на куски, превратив в десятки государств-колоний. Национальная идея, на мой взгляд, духовно объединила бы казахов, русских, украинцев, немцев и другие народы Казахстана в единый народ, каковым они генетически и являются.

То был бы пример новой жизни в XXI веке.

Но смелость требует усилий, неспешной работы. А главное — ума. Этого и не было!

О новом понимании евразийской теории Президент Казахстана заявил, но сразу же осекся, так и не сказав ничего по существу. Была, видимо, причина! Я до последнего думал, он все-таки решится на стирание этнических граней, что послужило бы хорошим примером остальным. Восторжествовала бы историческая правда и забытое братство истерзанного тюркского народа. К нам вернулась бы память, а с ней — надежда.

Однако того не случилось. Победил не дух, а стяжательство, нажива.

Казахстан появился на карте в XVIII веке как колония России, колонией и остался. С чем ему выйти на тропу памяти? О чем говорить? На что претендовать? На прародителя «диких кочевников»?

Или «беглых узбеков»? Он думает, что, не имея исторического лица, станет независимым. Да никогда в жизни! Изменится лишь хозяин.

Страна без национальной идеи безлика, как выцветший цветок. Неинтересна!

— Вы считаете себя миссионером? Или посланником?

— Ни тем ни другим — не знаю, кто это? Но никогда не буду освещать дорогу слепому. Или петь гимны глухому. Я просветитель себя самого. Выступаю миссионером и посланником — сеятелем истины, только для себя. Никому не навязываю своего мнения. Прошу не читать мои книги тех, кому они не интересны.

Вижу, брошенные зерна ложатся на голые камни, всходов не дают — души тюрков окаменели за годы рабства. И зерна склевывают птицы. В том я убедился после написания восьмой книги, все они «не замечены»: ни одну не обсудили, не было квалифицированных рецензий, никто не задал умных вопросов. Только эмоции и сплетни окружают их.

Официальная наука и власть откровенно игнорируют поставленные мною вопросы. Загляните в Интернет — нескончаемый поток лжи, обвинений, а концепцию опровергнуть не могут. Ерничают, тем и тешатся. Это все, что я получил взамен.

Действительно, бессилие высокомерно, когда чувствует поддержку властей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.