Глава 9 Побережье Суахили

Глава 9

Побережье Суахили

Рождество года 1497-го прошло в молитвах перед корабельными алтарями. В честь святого дня первооткрыватели окрестили землю, мимо которой проплывали, Натал [323], но времени на отдых не было. Зарисовки и карты закончились, с этого момента предстояло заполнять чистые листы. Все следовало отмечать и записывать, и наваливались обычные беды – треснувшая мачта, порвавшийся якорный канат, противный ветер, – которые еще более замедляли ход. Хуже всего было то, что питьевая вода почти закончилась, и кокам приходилось варить солонину в соленой морской воде – с тошнотворным результатом. Необходимость причалить становилась все более насущной.

С Нового года прошло одиннадцать дней, когда вахтенные завидели устье речушки. Командор приказал бросить якорь неподалеку от берега и на следующий день отправил туда на шлюпках разведывательный отряд. Подойдя поближе, португальцы увидели, что с берега за ними наблюдает большая толпа мужчин и женщин. Все были на удивление высокими – гораздо выше португальцев [324].

Да Гама, как всегда возглавлявший высадку, приказал сойти на берег Мартиму Аффонсу, взяв с собой одного спутника. Африканцы оказали им сдержанно любезный прием. Один из них казался вождем и, насколько мог разобрать Аффонсу, говорил, что путники вольны взять из его страны все, что пожелают.

В ответ да Гама послал вождю красную куртку, красные штаны, красную феску и медный браслет. Когда спустилась ночь и шлюпки вернулись на корабли, Аффонсу и его спутник отправились с африканцами в их деревню. По пути вождь надел новое платье.

«Смотрите, что мне дали!» [325] – объявлял он то ли с удивлением, то ли с удовольствием каждому встречному.

В деревню они пришли под всеобщее ликование, и вождь стал расхаживать среди хижин с соломенными крышами. Когда он удалился на ночь, португальцев проводили в гостевой дом и накормили кашей из проса с курицей. Спали они беспокойно, поскольку всякий раз, когда открывали глаза, обнаруживали, что их рассматривают группки туземцев. На следующее утро вождь появился с двумя своими людьми, которым предстояло отвести португальцев назад на корабли. Он подарил им несколько куриц для командора и добавил, что покажет их дары великому вождю, которого португальцы сочли за короля этой земли. К тому времени, когда Аффонсу, его спутник и их провожатые добрались до места стоянки, за ними тянулась процессия из двухсот человек.

Португальцы окрестили эту местность Страной Добрых Людей – Терра-да-Боа-Женти. Местность казалась густонаселенной, со множеством вождей, но женщин в ней было вдвое больше, чем мужчин. Постоянные войны и стычки с соседними племенами, несомненно, внесли существенный вклад в этот дисбаланс. Сами воины были вооружены длинными луками и стрелами, копьями с железными наконечниками и кинжалами с оловянными рукоятями и ножнами из слоновой кости. И мужчины, и женщины носили на ногах и на руках медные украшения, их же они вплетали в волосы. Возле деревень имелись пруды, куда морскую воду носили в выскобленных и высушенных тыквах и выпаривали, чтобы получить соль. Путешественники с восторгом заключили, что более развитые страны уже недалеко. И все равно они задержались тут на пять дней, их корабли стояли на якорях, а сами они выменивали льняные рубахи на большие количества меди и пополняли запасы пресной воды. На сей раз африканцы сами помогали им относить бочонки на корабли, но не успели португальцы взять достаточно, как у побережья задул попутный ветер и поманил путников дальше.

На десятый день плавания в новых водах густые леса расступились, открывая устье крупной реки [326], охраняемое песчаными островками с зарослями мангровых деревьев. Да Гама рискнул произвести небольшую разведку, и по его распоряжению «Берриу» вошла в протоку [327]. На следующий день за ней последовали два больших корабля.

По обоим берегам среди плоских, топких низин тут и там вставали купы высоких деревьев, на которых росли странные, но съедобные плоды. Туземные жители здесь были темнокожими, сильными и ходили нагими, если не считать коротких набедренных повязок из хлопчатой ткани. Португальцы быстро подметили, что молодые женщины тут удивительно красивы, пусть даже нижние губы у них были проколоты и с них свисало поразительное количество витых украшений из жести. Африканцы, как занес в судовой журнал Хронист, равно обрадовались странным гостям. Группками они подплывали в узких выдолбленных лодках к кораблям, чтобы предложить на продажу местные продукты, и на борт кораблей карабкались без тени заминки, точно европейцы были старыми знакомыми. Уходили они с бубенцами и прочими безделушками, с готовностью взяли матросов к себе в деревню и с равной готовностью предложили им столько пресной воды, сколько они смогут унести.

Через несколько дней к кораблям подошла весельная лодка, в которой сидели двое мужчин в накидках из зеленого атласа с вышивкой шелком. Это явно была местная знать, и корабли они осматривали взглядом знатоков. Они объяснили, что один их юноша побывал в дальней стране, где видел суда как раз размером с эти.

«Сии малости, – записал Хронист, – обрадовали наши сердца, ибо казалось, мы действительно приближаемся к порогу наших желаний» [328]. Гораздо меньше португальцы обрадовались, когда двое аристократов повели носом при виде предложенных им даров, – пугающее пренебрежение, учитывая, что до Индии было еще далеко. Тем не менее высокомерные господа приказали построить им на берегу хижины и на протяжении семи дней посылали слуг торговаться, обменивая окрашенные в красноватый цвет ткани на побрякушки чужаков, пока не пресытились и не велели везти себя вверх по реке.

Португальцы задержались в этой местности на 32 дня. Да Гама решил, что после стольких испытаний и тягот его люди заслуживают отдыха, а матросы явно наслаждались обществом привлекательных и любопытных девушек. Заодно была починена мачта «Сан-Рафаэла», и в очередной раз проконопачены корпуса всех кораблей.

Пока Южная Африка представала своего рода раем, но в теплой и влажной атмосфере таилась своя опасность. Многие матросы и солдаты серьезно заболели: стопы и кисти у них раздулись, на ногах высыпали сотни мелких пятен. Десны у них воспалились и выступали над зубами так, что они не могли есть, а изо рта невыносимо воняло. У них текла кровь из глаз, и сами глазные яблоки начали выпирать в иссохших глазницах. В семи месяцах пути от дома свой удар нанесла наводящая ужас цинга. Паулу да Гама, человек добрый и заботливый, денно и нощно навещал недужных, утешая и раздавая лекарства из собственных запасов. Среди членов команды не было врачей, а поскольку корабельные хирурги, игравшие также роль цирюльников, обычно бывали из тех, с каким столкнулся итальянский путешественник Пьетро делла Валле: «вида столь непривлекательного, что даже в полном здравии я заболел бы, если бы он пощупал мой пульс» [329], – толку от них все равно было немного. У наиболее тяжелых больных появились гнойные язвы, от которых их парализовало, и у них повыпадали зубы. Около тридцати человек скончались, а уцелевшие могли только потрясенно смотреть на происходящее, не в силах что-либо предпринять.

Наконец Васко да Гама отдал приказ двигаться дальше. Перед отплытием он установил второй свой падран и записал название, которое его люди дали этой стоянке: Река Добрых Предзнаменований. Впрочем предзнаменования были не такими уж и добрыми: едва флотилия вышла из устья, как флагман сел на мель. Все уже были готовы списать его как пропавший, но нахлынувший прилив кое-как успел столкнуть его на воду.

* * *

Маленькая флотилия вновь вышла в открытое море в субботу, 24 февраля. Ночью штурман взял курс на северо-восток, чтобы уйти подальше от побережья и мелей, и на протяжении недели корабли следовали этим курсом, останавливаясь по ночам, чтобы не пропустить ничего важного, но не видели ничего примечательного, помимо немногих рассеянных островов.

1 марта вдали показался большой архипелаг, на сей раз он лежал недалеко от берега. День клонился к закату, и корабли снова бросили якоря, чтобы дождаться утра и уже тогда осмотреться.

Утренний свет залил большой овальный коралловый риф, обрамленный белым песком и с пиками редкой растительности. Риф располагался посреди пологой бухты, с моря подступы к ней охраняли два небольших островка. Да Гама решил выслать вперед каравеллу, и, подняв паруса, Николау Коэльо осторожно вошел в бухту. Вскоре стало очевидно, что он ошибся в расчетах и «Берриу» идет прямиком на мель. Когда каравелла попыталась развернуться, чтобы с мели сняться, с основного кораллового острова отплыла небольшая флотилия лодок.

К тому времени подошли остальные два корабля, и туземцы возбужденно замахали, пытаясь их остановить. Не обращая на них внимания, братья да Гама прошли на защищенный рейд между островом и материком, и приветственная эскадра бросилась их догонять, а они бросили якорь. К кораблям подошло семь-восемь лодок, и заиграл небольшой оркестр. Португальцы узнали длинные прямые трубы – на таких инструментах играли мавры Северной Африки. Люди в лодках радостно махали путникам, знаками предлагая следовать за ними в порт на острове. Кое-кого из них да Гама пригласил на борт, и они вдоволь наелись и напились с командой.

Португальцы быстро сообразили, что островитяне говорят по-арабски, – это было разом многообещающим и приводило в недоумение. Они явно были мусульманами, но вели себя гораздо дружелюбнее любых мусульман, с которыми путешественники встречались прежде.

Васко да Гама решил, что должен побольше узнать о том, где находится и что это за народ. Он снова приказал Николау Коэльо идти вперед в гавань и осмотреться, чтобы понять, могут ли последовать за каравеллой более крупные корабли. Коэльо попытался обойти вокруг острова и напоролся на скальный выступ, о который «Берриу» сломала рулевое весло. Впрочем, каравелле удалось выпутаться и приковылять в глубокие, чистые воды порта.

Не успела «Берриу» остановиться, как к ней на лодке подошел местный султан [330] и с большой свитой поднялся на борт. Султан производил внушительное впечатление своим белым льняным одеянием до пят, роскошным верхним платьем из бархата, многоцветным шелковым головным убором, обрамленным золотом, и шелковыми туфлями. Его свита была облачена в тонкие льняные и хлопчатые ткани прекрасной выработки и окрашенной в яркие полосы. На головах у придворных были шапки, отороченные шелковыми лентами, вышитыми золотой нитью, а за поясами – кривые арабские сабли и кинжалы.

Коэльо принял сановных гостей с должным почтением, хотя и смог преподнести султану лишь одну красную накидку. Взамен султан подарил капитану черные четки, которые собственноручно перебирал во время встречи, дав понять, что считает их знаком доброй воли, и пригласил нескольких матросов сойти с ним на берег.

Высадились они на полоске каменистого пляжа, где во время прилива могли причаливать небольшие суда. Вдоль берега тянулись складские постройки. Поблизости строилось несколько внушительных кораблей, брусья для их корпусов сшивали веревками из кокосового волокна, а паруса были сотканы из все того же универсального материала. За портом лежал значительных размеров город с небольшой мечетью, несколькими кладбищами и оштукатуренными домами, построенными из скрепленных известкой блоков кораллового песчаника. Повсюду громоздились груды выставленных на продажу кокосов, дынь и огурцов, а на улицах женщины продавали жареную рыбу и испеченные на углях пирожки.

Султан знаками пригласил португальцев в свой дом. Накормив гостей, он отослал их восвояси с «бочонком тушеных фиников, законсервированных с гвоздикой и семенами тмина в дар Николау Коэльо» [331].

К тому времени вслед за «Берриу» в порт вошли два других корабля. Султан послал их капитанам еще деликатесов, и да Гама поспешно приготовился к визиту. После тягостного путешествия его люди имели малопрезентабельный вид: лучшие были оборваны и немыты, худшие едва держались на ногах. Командор приказал отнести больных и недужных в трюмы и собрал самых крепких матросов с остальных кораблей. Они надели кожаные куртки поверх просторных рубах, натянули сапоги и спрятали под одеждой оружие. Подняли флаги, натянули пологи, и по первому знаку спектакль готов был начаться.

Как выяснилось, готовились португальцы не напрасно. Султан прибыл во всем церемониальном великолепии, со свитой, облаченной в богатые шелка, и музыкантами, без устали игравшими на трубах из слоновой кости. Да Гама приветствовал его на борту флагмана, усадил под пологом и угостил лучшим мясом и вином, одарил новыми шапками, туниками, нитками коралловых бус и прочими безделушками из своих сундуков. Бросив взгляд на предложенные дары, султан презрительно их отверг и спросил, есть ли у чужеземцев алая ткань. Да Гаме пришлось – через переводчика с арабского Фернана Мартинса – ответить, что нет. Гости вскоре отбыли, хотя султан был достаточно заинтригован, чтобы вернуться еще несколько раз, и португальцы продолжали одаривать его тем, что имели.

К тому времени путешественники узнали, что находятся в стране под названием Мозамбик. Хорошо одетые люди были состоятельными купцами, торгующими с арабами (или белыми маврами, как их упорно называли португальцы) с севера. В порту стояли четыре арабских корабля, как выяснилось, тяжело груженные «золотом, серебром, гвоздикой, перцем, имбирем и серебряными кольцами, большим количеством жемчуга, драгоценных каменьев и рубинов, кои в ходу у жителей сей страны» [332]. Помимо золота, как объяснили европейцам новые друзья, все это везут из богатых стран, где драгоценные камни, жемчуг и пряности так обычны, «что нет нужды их покупать, ибо их можно собирать корзинами».

Сердца гостей забились быстрее: вот оно первое свидетельство сказочных богатств Востока, ради которых они заплыли так далеко. Разумеется, их встревожило открытие, что мусульмане контролируют все побережье – Побережье Суахили, как научатся называть его европейцы, название шло от имени, которое дали местным жителям арабы, но были и хорошие новости. По словам купцов, неподалеку располагался исключительно богатый остров, чье население, одну половину которого составляли христиане, а другую – мусульмане, постоянно воевало между собой. Приободрившись, португальцы спросили, где искать пресвитера Иоанна, и узнали, что он тоже живет неподалеку и правит многочисленными прибрежными городами, жители которых «великие купцы и владеют большими кораблями» [333]. Как оказалось, двор пресвитера находился далеко в глубине материка и попасть к нему можно было лишь на верблюдах, но это глубокое разочарование отчасти смягчилось, когда португальцам сказали, мол, на борту у арабов находятся два христианина из самой Индии. Другую дозу реальности поднесло известие, что эти христиане пленники арабов, но вскоре их доставят на «Сан-Габриэл». Едва пленники увидели фигуру святого на носу корабля, как с молитвой пали на колени. Пленники или нет, но их поведение, несомненно, могло считаться долгожданным доказательством, что на Востоке все-таки есть христиане.

«Эти сведения, – радовался Хронист, – и многое другое, о чем мы услышали, принесли нам такое счастье, что мы заплакали от радости и вознесли молитву Господу даровать нам здоровье, чтобы мы могли узреть то, чего так желали» [334]. Вековые мечты и упования, казалось, вот-вот осуществятся: совсем немного осталось до христианского царя на Востоке, до его сказочно богатых подданных и городов, изобилующих драгоценными камнями и пряностями, которые можно просто собирать горстями.

И только путешественники воспрянули духом, как дело приняло дурной оборот.

В один из своих визитов султан поинтересовался, откуда прибыли чужеземцы. Он хотел знать, не турки ли они или, может быть, какой-то другой мусульманский народ, который ему не знаком? Ему ведь известно, что у турок светлая кожа, как раз такая, как у новых гостей. Если они турки, добавил он, ему бы очень хотелось посмотреть на знаменитые луки их страны и взглянуть на их списки Корана.

Нет, они не из Турции, с видом завзятого игрока в покер ответил да Гама, но из другого королевства в тех краях. Он с готовностью покажет султану свое оружие, но в морские путешествия они с собой религиозных книг не берут. Солдаты вынесли арбалеты, натянули их и дали залп, а султан сделал вид, что изумлен и вне себя от радости. За блюдами из фиг и засахаренных фруктов с пряностями да Гама рискнул объяснить, что великий и могущественный король послал его открыть путь в Индии. Он спросил, нельзя ли нанять двух штурманов, знающий Индийский океан, и султан охотно дал свое соизволение. Вскоре двое должным образом явились на «Сан-Габриэл», и через Фернана Мартинса да Гама сказал им, что с сего момента один из них всегда должен находиться на борту.

Довольно скоро присутствие штурманов стало причиной неприятностей. Поведение бледнокожих гостей с их странным языком и еще более странными кораблями и без того вызывало подозрения. Они словно бы ничего не знали о побережье и производимых тут товарах; они задавали слишком много вопросов и отказывались давать внятные ответы. Наконец до штурманов дошло, что их наняли не посланцы какого-то экзотического мусульманского народа, а христиане, и один из двоих под каким-то предлогом покинул корабль. Когда он не объявился, португальцы направились к одному из двух малых островов, расположенных на расстоянии лиги у входа в залив, где, как они выяснили, живет штурман. Корабли бросили якорь неподалеку от острова, и да Гама и Коэльо направились на берег с оружием в двух шлюпках, прихватив с собой второго штурмана. Немедленно с острова наперерез им вышел десяток маленьких плоскодонок. Эти лодочки везли мусульманских солдат, вооруженных луками и круглыми щитами, и солдаты жестами показали португальцам, что им следует вернуться в город.

Приказав связать штурмана, да Гама велел своим канонирам обстрелять лодки из бомбард.

Вырываясь из жерл пушек, ядра засвистели в воздухе.

Едва христиане и мусульмане в полном понимании, с кем имеют дело, сошлись в Индийском океане, отношения из дружеских разом превратились во враждебные. Заклятая вражда была экспортирована в новые воды. Первые выстрелы были произведены, и эхо их будет отдаваться столетиями.

Паулу да Гама остался с кораблями на случай, если понадобится послать помощь, и при звуке канонады немедленно приступил к действиям. Когда «Берриу» надвинулась на арабские лодки, те бежали к главному острову, где исчезли в порту прежде, чем Паулу смог их нагнать.

Португальцы вернулись к месту стоянки. Стало очевидно, что отношения с султаном уже не восстановить. Считая их турками, отмечал Хронист, султан вел себя подчеркнуто дружелюбно. «Но когда они узнали, что мы христиане, то устроили так, чтобы через предательство захватить нас и перебить. Штурман, которого мы взяли с собой, впоследствии раскрыл нам, что они намеревались сделать, если бы смогли» [335]. Стараясь извлечь выгоду из поражения, португальцы решили, что штурманом руководил Всевышний, заставивший его раскрыть заговор.

На следующий день было воскресенье, и экипажи отправились к малому острову, чтобы отстоять мессу. Они нашли изолированное укромное место и, расставив в тени высокого дерева алтарь, приняли причастие. Сразу после этого они подняли паруса и поплыли на поиски более гостеприимных вод.

У стихии же были иные планы. Два дня спустя, когда корабли обходили под парусами мыс, к которому подступили высокие горы, ветер упал и их ход замедлился. Вечером следующего дня бриз отнес их в море, но, проснувшись наутро, португальцы обнаружили, что сильное прибрежное течение оттащило их за сам остров Мозамбик. К вечеру они добрались до островка, где праздновали мессу, но к тому времени опять подул встречный ветер. Бросив якорь, они стали ждать. Менее всего им хотелось находиться в этом месте.

Когда до султана дошли известия, что христиане вернулись, он отправил одного из своих людей к флотилии с заверениями в дружбе. Посланником был араб с севера, клявшийся, что он шариф, то есть потомок Пророка. А еще он был мертвецки пьян. Его хозяин, сказал он португальцам, хотел бы помириться после злосчастного недопонимания. И португальцы тоже, отвечал да Гама, но сперва он просит вернуть штурмана, которого он нанимал. Шариф отплыл и больше не возвращался.

Вскоре объявился с маленьким сыном другой араб и попросил разрешения подняться на борт. Он назвался штурманом из окрестностей Мекки и объяснил, что подыскивает себе корабль для возвращения на родину. Учитывая, сколько арабских кораблей ходило вдоль побережья, это показалось странным, но да Гама согласился взять его пассажиром – не столько из гостеприимства, сколько ради возможности получить от него нужные сведения. Новоприбывший даже без подстегивания дал один совет: султан, заявил он, ненавидит христиан, и лучше бы им держать ухо востро.

Протерпев почти неделю, да Гама приказал флоту снова войти в гавань. Особого выбора у него не было: погода как будто и не собиралась улучшаться, а запасы пресной воды на кораблях опасно заканчивались. На маленьком острове не было источников пресной воды, попытки выкопать колодец привели к появлению омерзительных солоноватых луж, награждавших каждого, кто осмелился из них пить, солидной дозой дизентерии. Вся вода поступала с материка, а там, как сказали путешественникам, воинственные племена голых татуированных туземцев с заостренными зубами пируют мясом слонов, которых убили на охоте, и людей, которых взяли в плен [336].

Невзирая на пугающие известия, матросы с наступлением темноты спустили на воду шлюпки и нагрузили их пустыми бочонками. Около полуночи Васко да Гама и Николау Коэльо взяли людей и беззвучно тихонько поплыли к материку. Штурман, которого нанял у султана да Гама [337], предложил показать им источник и потому поплыл с ними. Вскоре португальцы безнадежно заблудились среди мангровых болот и начали подозревать, что штурман лишь ищет шанс улизнуть. Проведя на веслах всю ночь, усталые и рассерженные португальцы вернулись к кораблям.

Следующим вечером, не дожидаясь наступления темноты, они попытали счастья снова. На сей раз штурман быстро указал искомое место, но когда лодки подошли ближе, португальцы увидели у кромки воды двадцать человек, потрясающих копьями и жестами приказывающих им убираться.

Терпение да Гамы истощалось, и он велел своим людям открыть огонь. Когда из пушечных жерл полетели ядра, африканцы бежали в буш. Высадившись, матросы вдоволь набрали воды, хотя радость их несколько омрачилась, когда они обнаружили, что африканский невольник, принадлежавший Жуану де Коимбре, штурману «Сан-Рафаэла», сумел незаметно ускользнуть. Вскоре, к немалому своему возмущению, португальцы услышали, что он перешел в ислам, хотя прежде принял христианство.

На следующий день к флотилии подплыл еще один араб, чтобы передать послание султана, на сей раз с угрозой. Если чужакам нужна вода, сказал он с ухмылкой, пусть ищут ее, если хотят, но султан знает, как заставить их повернуть назад.

Командор наконец сорвался. Над его дарами посмеялись, один из его штурманов сбежал, а теперь еще один за другим гонцы с ним играют. Его выставляли дураком, и он намеревался преподать мусульманам урок, пока окончательно не потерял лицо. Он отправил султану сообщение с требованием вернуть невольника и штурмана, и ответ не заставил себя ждать. Султан был возмущен. Люди у источника всего лишь дурачились, а христиане их убили. Что до штурманов, то они чужеземцы, и он за них не в ответе. Сперва гости показались ему достойными доверия, теперь же ему сдается, они ничем не лучше подлых бродяг, которые грабят порты.

Да Гама созвал на короткий совет своих капитанов. Все шлюпки были вооружены малыми бомбардами, и теперь эти плавсредства двинулись на город.

Жители острова были готовы сражаться. На берегу собрались сотни мужчин, вооруженных копьями, кинжалами, луками и пращами, из которых метали камни в приближающиеся шлюпки. В ответ рявкнули пушки, и островитяне отступили за частокол, который соорудили, связав веревками деревянные брусья. Частокол укрывал от ядер, но атаковать из-за него было непросто, и на протяжении трех часов португальцы обстреливали берег.

«Когда мы устали от этих трудов, – записал Хронист с деланным безразличием обиженных, – то удалились на корабли отобедать» [338].

Жители острова начали разбегаться, забирая с собой пожитки и спасаясь в плоскодонках на материк.

После обеда португальцы решили закончить свои «труды». Командор планировал взять пленных, чтобы обменять на невольника и двух «индийских христиан», которых держали у себя арабы. Его брат нагнал плоскодонку, в которой сидели четверо африканцев, и увел пленных на свой корабль. Другая группа матросов преследовала лодку, принадлежавшую самозваному шарифу. Она была доверху нагружена его личным имуществом, но гребцы бросили ее, едва достигли материка. Португальцы нашли еще одну брошенную плоскодонку и забрали с нее «хороший хлопок, корзины из пальмовых листьев и обливной керамический кувшин с маслом, стеклянные фиалы с ароматной водой, книгу Закона, ящик с пасмами хлопка, хлопковую сеть и множество малых корзин, полных проса», – домашний скарб обеспеченного купца. Да Гама роздал матросам все, за исключением Корана, который спрятал, чтобы предъявить своему королю.

На следующий день, в воскресенье, побережье пустовало. Португальцы наполнили водой бочонки – на сей раз им никто не препятствовал. В понедельник, пополнив запас боеприпасов на шлюпках, они снова направились к городу. Оставшиеся на острове жители заперлись в своих домах. Некоторые выкрикивали проклятия неотесанным чужакам. Да Гама не хотел рисковать и высаживаться на берег, а поскольку не было и надежды вернуть пропавших, в отместку приказал канонирам дать залп по городу.

Поставив на своем, португальцы ушли с рейда и вернулись к малому острову. Им пришлось ждать еще три дня, прежде чем ветер поднялся снова.

* * *

Пугающие легенды рассказывали на побережье, вдоль которого собирались идти португальцы. Например, по сообщению одного путешественника, было одно место, где «чернокожие ловят Pisce Mulier, иначе говоря – Женщину-Рыбу»:

«Сия рыбина похожа на женщину, ибо срамные места у нее женские, и свое потомство она носит под плавниками, которые у нее по бокам и служат руками, и часто выходит на сушу, где производит на свет означенное потомство. Чернокожие рыбаки здесь должны приносить клятву, что не будут возжаться с этими женщинами-рыбами. От зубов этих рыб происходит большая польза (как я испытал на себе) против геморроя, истечения тела [339] и лихорадок, если истолочь их в ступе, размешать с водой и выпить» [340].

Запрет запретом, добавлял он, но африканцы «крайне любят этих рыбин и освежают себя, с ними возжаясь», хотя они вовсе не обольстительные русалки, поскольку лица у этих женщин «уродливые, как морды у боровов». Чисто человеческие обитатели побережья были еще ужаснее. Сообщалось, что некой страной в недрах материка правит великий король, чьи подданные, «когда убивают своих врагов, то отрезают им срамные члены и, высушив их, дарят женам, чтобы те носили их у себя на шее, чем немало гордятся. Ибо те, у кого таких членов более всего, имеют наибольший почет, поскольку они служат доказательством, что мужья у них самые отважные и доблестные». Владение «ожерельем из мужских членов» [341], услужливо объяснял другой путешественник, равнозначно возведению в рыцарство в Европе: для воинов Восточной Африки это великая честь, «как у нас иметь Золотое Руно или Подвязку Англии».

Португальцы упорно не сдавались, и 29 марта легкий ветер наконец понес их на север. Против течения они продвигались очень медленно, и от постоянного опускания и подъема якорей на ладонях моряков оставались всевозможные волдыри и мозоли.

1 апреля флотилия подошла к большому архипелагу тропических островов, окаймленных яркими коралловыми рифами и с зарослями мангровых деревьев вдоль берега [342]. Между островами и материком сновали лодки, а на самом берегу стояла значительных размеров торговая фактория. Накануне ночью, когда португальцы были слишком далеко, чтобы рассмотреть местность, штурман-араб настаивал, будто это часть материка. К тому времени да Гама уверился, что все строят против него заговоры, и велел основательно высечь штурмана. В ознаменование этого события португальцы окрестили первый остров «Островом Выпоротого».

Да Гама решил продолжать путь, и три дня спустя впереди замаячил другой архипелаг. На сей раз его опознали оба мусульманина – и пассажир, и нанятый штурман. А еще они утверждали, что три лиги назад флотилия проплыла прямо мимо острова, населенного христианами.

Командор был уверен, что штурманы намеренно заставили его проскочить мимо дружественного острова. Весь день корабли маневрировали, чтобы к нему вернуться, но сильный ветер дул им навстречу. Впрочем, неудача обернулась своего рода благом, – или, как истолковали позднее, ниспосланным Господом чудом, – поскольку остров Килва был резиденцией самого могущественного правителя на побережье, а тот был далеко не христианином. Разочарованные штурманы вовсе не пытались увести португальцев прочь, а, напротив, старались заманить их в ловушку.

Когда стало ясно, что вернуться невозможно, штурманы прибегли к новой уловке. В четырех днях пути лежит крупный город Момбаса, сказали они, и там тоже живут влиятельные христиане. Час был уже поздний, но дул крепкий ветер, и флот двинулся на север. Когда спустилась ночь, дозорные разглядели впереди большой остров [343] – еще одно место, где, по утверждению нанятого штурмана, имелись как мусульманские, так и христианские города. Да Гама, однако, решил не причаливать, и при попутном ветре корабли шли хорошим ходом, пока «Сан-Рафаэл» не вошел вдруг в косяк рыбы и не напоролся на мель.

До рассвета оставалось два часа, и флотилия находилась в нескольких милях от суши. С «Сан-Рафаэла» во всю глотку кричали матросам других кораблей, которые шли следом и в темноте легко могли их протаранить. «Сан-Габриэл» и «Берриу» едва-едва успели остановиться и спустили на воду шлюпки.

К рассвету начался отлив, и выяснилось, что «Сан-Рафаэл» прочно застрял на высоком рифе. Вдалеке на побережье маячила величественная горная гряда, у подножия которой примостилась деревня. Завидев выгодную возможность, туземцы подошли на лодках к застрявшему кораблю и начали бойко торговать апельсинами, которые моряки сочли много лучшими тех, что растут на родине. Да Гама наградил туземцев обычными безделушками, и двое из них остались на борту.

К тому времени «Сан-Рафаэл» бросил все свои якоря. Матросы в шлюпках перетащили якоря так, чтобы они оказались впереди корабля, а после крикнули товарищам на борту выбирать канаты. Когда под вечер начался прилив, канаты натянулись, и корабль плавно сошел с рифа под крики облегчения и радости.

Наконец флот прибыл в Момбасу. Было воскресенье, 7 апреля. Впереди посреди защищенного залива лежал лесистый остров. На далеко выходящем в океан скалистом плато виднелся обнесенный стенами город. Маяки отмечали рифы перед ним, подводную отмель стерегла небольшая крепость почти у кромки воды. Сама гавань виднелась за северной оконечностью острова, и португальцы смогли разобрать, что там пришвартовано большое число кораблей – на всех были подняты флаги, точно по случаю праздника. Они явно приближались к большому и богатому порту и, не желая показаться нищими, сами подняли флаги. Видимость они сумели создать, но на самом деле флотилия была в плачевном состоянии. Учитывая, что многие умерли от дизентерии, а многих она еще мучила, на кораблях вот уже несколько недель не хватало рабочих рук. Уцелевших радовала лишь перспектива высадки на следующий день, чтобы отстоять воскресную мессу. Штурманы-арабы рассказали, что христиане этого города живут в отдельном квартале, которым управляют собственные судьи и аристократы; они-де примут новоприбывших с большими почестями, заверяли европейцев штурманы, и пригласят в свои прекрасные дома.

Заступила ночная вахта, и моряки устроились на ночлег в обычных своих уголках, нетерпеливо предвкушая наступление утра.

Около полуночи раздались крики вахтенных. Со стороны города приближалось плоскодонное судно – дхоу с приблизительно сотней человек, вооруженных щитами и саблями. Судно стало бок о бок с флагманским кораблем, и вооруженные люди попытались вскарабкаться на борт. Да Гама рявкнул приказы, и его солдаты выстроились вдоль борта, преграждая путь чужакам. Наконец он разрешил подняться на борт четверым вожакам, но только после того, как те сложили на дно лодки оружие.

Да Гама плавно превратился из солдата в дипломата. Он умолял гостей простить ему меры предосторожности и не обижаться: он здесь чужой, говорил он, предлагая им пищу, и не знает, как ведутся дела в их городе. Разулыбавшись в ответ, гости объяснили, что приплыли просто посмотреть на флот, поскольку тот являет собой столь поразительное зрелище; а носить при себе оружие, добавили они, их обычай как на войне, так и в мире. Султан с нетерпением ожидает прибытия чужестранцев, и если бы не поздний час, то приветствовал бы их лично.

Деликатные переговоры продолжались два часа. Когда четверо удалились, португальцы все еще были убеждены, что вооруженные люди приплыли посмотреть, нельзя ли захватить один из кораблей. В конце концов, здешние жители мусульмане, хотя они и подтвердили, что на острове действительно много христиан.

Наступило утро воскресенья, а с ним появился и подарок султана Момбасы: баран, а еще ящики с апельсинами, лимонами и сахарным тростником. Совершенно очевидно было, что европейцы стали в некотором роде знаменитостями на побережье, поскольку целый день к ним тянулся нескончаемый поток посетителей. В том числе явились два посла, которые преподнесли да Гаме от имени султана перстень в знак того, что гостям ничто не угрожает, и пообещали, что если они войдут в порт, то получат все необходимое. Послы были светлокожими и называли себя христианами; держались и говорили они убедительно, и португальцы им поверили. Да Гама отослал их назад с ниткой коралловых бус в дар султану (весьма скромный подарок на побережье, изобилующем коралловыми рифами) и сообщением, что он намеревается войти в гавань на следующий день. Одновременно он отправил двух дегредадо передать его приветствия султану лично и разведать обстановку.

Едва эти двое сошли на берег, как вокруг них собралась толпа, которая последовала за ними по узким улочкам города во дворец. Пройдя через анфиладу из четырех помещений, дверь в каждое из которых охранял привратник с саблей наголо, они попали в зал аудиенций. Султан принял чужеземцев гостеприимно и приказал своим слугам показать им город.

Небольшая процессия петляла по красивым улочкам, обрамленным трехэтажными зданиями. Через окна можно было разглядеть расписные оштукатуренные потолки. Женщины были закутаны в шелка и сверкали золотом и драгоценными камнями, а вереницы рабов тащились в кандалах.

Процессия остановилась перед домом двух купцов, которых представили как христиан. Те показали гостям лик, которому поклонялись, – дегредадо решили, что это изображение Святого Духа в облике белого голубя [344]. Провожатые объяснили, что в городе много других христиан и что когда корабли войдут в гавань, то португальцы познакомятся с ними всеми. Прогулка закончилась во дворце, где султан приготовил и передал гостям образчики гвоздики, перца и сорго. Эти товары, объяснил султан, продаются тут в больших количествах, и он даст гостям свое соизволение нагрузить ими корабли. Еще у него имелись склады, полные серебра, золота, янтаря, воска, слоновой кости и прочих богатств, и он пообещал сбить цену у конкурентов.

Послание и отчет о прогулке по городу да Гама воспринял с большим удовлетворением. Три капитана собрались на совет и решили войти в порт и взять на борт запас пряностей на случай неудачи в Индии.

Корабли подняли якоря, но «Сан-Габриэл» никак не желал поворачивать, и его отнесло на риф. Следующий корабль налетел прямо на него, и всем трем пришлось снова бросить якоря, чтобы выпутаться.

Риф обернулся еще одним примером божественного вмешательства. На кораблях еще находилось несколько африканцев и арабов, и теперь они решили, что христиане даже не собирались входить в гавань. Подав друг другу знаки, они бросились на нос и попрыгали оттуда в дхоу, которое было привязано к борту. Несколько секунд спустя за борт прыгнули и оба штурмана и поплыли к лодке.

Васко да Гама начал подозревать, что налицо тайный сговор. Той же ночью он взялся допрашивать двух пленников из Мозамбика, которым не удалось ускользнуть. Поскольку повсеместно считалось, что надежных ответов можно добиться только под пыткой, он приказал нагреть до кипения немного масла и капать им на кожу. Стеная от боли, несчастные выложили суть заговора. Вести о прибытии христиан и их нападениях на Мозамбик обогнали их корабли, и был составлен план захватить их, едва они войдут в порт.

Да Гама приказал вылить еще кипящего масла на уже дымящуюся кожу. Один из допрашиваемых вырвался от мучителей и бросился в море, невзирая на то, что у него были связаны руки. Второй совершил самоубийство следом за ним несколько часов спустя. Португальцы возблагодарили Бога, что он вновь уберег их от рук неверных.

Около полуночи в сторону флота выдвинулись две долбленые лодки и остановились за пределами видимости. Беззвучно прыгнув в воду, десятки человек поплыли к кораблям. Несколько вынырнули у борта «Берриу» и, достав ножи, перерезали якорные канаты. Их кожа и оружие поблескивали в свете луны, но ночная вахта приняла их за косяк тунца. Когда каравелла начала дрейфовать, матросы наконец разобрались, в чем дело, и подняли тревогу. Другие пловцы поднялись на борт «Сан-Рафаэла» и вскарабкались на бизань-мачту, намереваясь срубить снасти. Когда их заметили, они беззвучно скользнули в воду и уплыли.

«Эти и прочие уловки были предприняты против нас этими псами, – записал Хронист, – но Господь не позволил им преуспеть, потому что они были неверующими» [345].

Португальцы все еще были уверены, что половина населения острова христиане, но их беспокоило отсутствие даже признаков того, что кто-то попытался прийти им на выручку. Со временем они пришли к выводу, что между христианами и мусульманами идет война и что рабы, которых они видели на улицах, – это захваченные в плен христианские солдаты. Они убеждали себя, что христианские купцы живут тут лишь из милости и потому не способны предпринять что-либо без соизволения султана.

К тому времени экипажи всех трех судов уже оправились от цинги. Возможно, свою роль сыграло большое количество фруктов, но равно вероятно, что, как верили португальцы, это было очередное чудо. Командор еще два дня подождал появления христиан, которые могли бы предоставить замену бежавшему штурману. Потом 13 апреля он приказал поднять паруса, по-прежнему не представляя себе, как пересечь Индийский океан.

На рассвете следующего дня вахтенные заметили две лодки в открытом море, и корабли тут же бросились за ними в погоню. Васко да Гама решил, что если штурманов невозможно нанять, их придется захватить силой.

Одна лодка улизнула к материку, но незадолго до сумерек флотилия нагнала вторую. На борту у нее находились семнадцать мусульман, некоторое количество золота и серебра и большое количество маиса. Один пожилой мужчина имел вид человека значительного, и к нему льнула молоденькая жена. Когда корабли окружили лодку, матросы и пассажиры бросились за борт, но португальцы не замедлили спустить шлюпки и выудили их из воды.

К досаде да Гамы, среди захваченных штурмана не оказалось, и флотилии пришлось продолжить путь вдоль побережья.

В тридцати лигах к северу от Момбасы португальцы очутились в виду еще одного крупного города. На закате они бросили на ночь якоря, тщательно следя за побережьем из страха тайных демаршей.

На следующий день, 15 апреля, было пасхальное воскресенье, но вознесли лишь обычные утренние молитвы. Путешественники настороженно оглядывались по сторонам, выжидая, кто сделает первый шаг.

Впереди берег величественно изгибался между двумя каменистыми выступами, образуя широкий извилистый залив. При отливе волны набегали на коралловые рифы, далеко выступающие от песчаного берега, открывая поблескивающие озерца и низкие скалы, покрытые в углублениях одеялом желтых водорослей. Окруженный садами и фермами город раскинулся вдоль берега среди обширных пальмовых рощ. На фоне бледно-голубого неба белели ухоженные виллы с крышами из пальмовых листьев; в отличие от большинства арабских домов с их глухими стенами в этих зданиях было множество окон и террасы на крышах, выходящих на море. Сам пейзаж напомнил португальцам Алкочете, излюбленное место отдыха королей Португалии (и место появления на свет короля Мануэла I) в устье реки Тахо под Лиссабоном.

Захваченные с лодки моряки рассказали похитителям, что перед ними город Малинди, и добавили, что плыли как раз оттуда и что видели в порту четыре корабля, принадлежавших христианам из Индии. Если чужаки их отпустят, они найдут для них штурманов-христиан, а еще пресную воду, дрова и любые другие припасы, какие только им назовут.

Да Гама отчаянно нуждался в помощи и внял их совету. Подойдя к городу поближе, он бросил якорь в полулиге от порта. Жители держались на расстоянии: возможно, их уже предостерегли, что чужеземцы захватывают чужие корабли и берут в плен пассажиров и команду.

На следующее утро да Гама приказал своим матросам отвезти в шлюпке пожилого мусульманина на песчаную мель перед городом. Его оставили одного, и он тихо стоял, пока с берега не подошла плоскодонка и не подобрала его. Чужеземцы удерживали в заложницах его молоденькую жену, и он направился прямиком во дворец, где передал послание командора. Новоприбывшие, рассказал он, подданные великого и могущественного короля, которого султан будет только рад иметь союзником; они держат путь в Индию, и им не помешали бы штурманы. Ради разнообразия дипломатические ухищрения пали на благодатную почву: султан вел войну с соседней Момбасой и жаждал обзавестись новыми союзниками, особенно такими воинственными, с грозного вида кораблями.

После полудня старик вернулся с одним из телохранителей султана, шарифом и тремя баранами. Посланники передали горячие пожелания султана завязать с чужестранцами дружбу и его готовность дать им штурманов и все, что в его власти. Да Гама послал с ними в ответ камзол, две нитки коралловых бус, три чаши для омовения рук, шляпу, несколько маленьких бубенцов, два полосатых хлопчатых шарфа и на словах просил передать, что войдет в порт на следующий день.

Корабли придвинулись чуть ближе к берегу, а от султана прибыл шлюп с еще шестью баранами и грузом гвоздики, тмина, имбиря, мускатного ореха и перца. И вновь дорогостоящий аромат пряностей заставил сердца моряков забиться быстрее.

С дарами доставили и новое послание: если чужеземный вождь желает говорить с султаном, султан выйдет на своем дхоу и встретит его на середине пути. Да Гама согласился, и на следующий день после полудня королевское дхоу отчалило от берега. С собой султан вез оркестр трубачей, двое из которых дули в гигантские рога из украшенных замысловатой резьбой слоновьих бивней высотой в рост человека, – дули в эти рога через дырочку в середине [346]. Сочетание протяжного рева из бивней и нежных переливов дудочек и флейт создавало гармоничную, гипнотическую мелодию.

Султан был облачен в одеяние из алого дамаста, отороченное зеленым атласом, и пышный тюрбан. Он восседал в просторном бронзовом кресле со множеством шелковых подушек. От солнца его прикрывал алый атласный зонт, а рядом с ним стоял старый слуга, державший саблю в серебряных ножнах. Его люди были голыми по пояс, но ниже были закутаны в шелка или тончайший хлопок. На голове у них были повязки, вышитые золотом и серебром, и вооружены они были причудливыми кинжалами и саблями, украшенными шелковыми кистями всех цветов радуги. На европейцев большое впечатление произвели пышность и достоинство королевской процессии.

Облаченного в лучшие свои доспехи да Гаму сопровождали двенадцать старших офицеров. Его шлюпка была украшена флагами и вымпелами, и когда султан подошел ближе, португальцы на веслах двинулись навстречу. Лодки остановились бок о бок. Жестами и через переводчиков мужчины обменялись сердечными приветствиями, и да Гаме польстило, что ему оказывают королевские почести.

Султан пригласил командора посетить город и остановиться в его дворце, где он мог бы освежиться и отдохнуть от тягот долгого путешествия. После, предложил султан, он нанесет ответный визит на корабли. Невзирая на лестное предложение, да Гама отказался. Он пришел к твердому убеждению, что слишком опасно сходить на берег в хорошо вооруженных и укрепленных мусульманских городах, сколь бы дружелюбными ни казались их жители. Он ответил, что приказ короля воспрещает ему принять предложение, а если он ослушается, о его поведении донесут.

А что скажет о нем его собственный народ, возразил султан, если он сам посетит корабли без знака доброй воли со стороны чужеземцев? По меньшей мере он желает знать, как зовут их короля.

Португальский переводчик написал имя – Мануэл.

Если чужеземцы навестят его на обратном пути из Индии, объявил султан, он пошлет с ними письма или даже посла этому Мануэлу.

Поблагодарив за любезность, да Гама пообещал вернуться и, в свою очередь, задал множество вопросов, касавшихся своей собственной миссии. Султан долгое время распространялся про пряности, про Красное море и пообещал предоставить штурмана.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.