А. И. Гучков и «сектантская» оппозиция
А. И. Гучков и «сектантская» оппозиция
Наиболее известным и ярким участником заговора против Императора Николая II, безусловно, являлся председатель Центрального военно-промышленного комитета и член Государственного совета Александр Иванович Гучков. Пожалуй, нет ни одного сколь-нибудь значимого предприятия, направленного на умаление престижа Государя, на его дискредитацию или на ослабление его власти, — за которыми не стоял бы Гучков. Причины, по которым А. И. Гучков находился в непримиримой вражде к Николаю II, были не только политического, но и личного характера. По имеющимся сведениям, царь сначала, скорее, положительно относился к Гучкову, ценя его ум и способности. Однако Гучков позволил себе предать огласке подробности одного своего частного разговора с Николаем II. Октябрист Н. В. Савич свидетельствовал, что «Гучков рассказал о своей беседе с царём многим лицам, членам фракции при президиуме Государственной Думы. […] Хуже всего было то, что преданы гласности были не только факты, о которых шла речь, но и некоторые мнения, высказанные Государем. Факт оглашения в печати его интимной беседы Государь воспринял как оскорбление, как предательство. Он круто и резко изменил своё отношение к Гучкову, стал относиться явно враждебно»{123}.
Крайне честолюбивый А. И. Гучков затаил обиду на Царя, которая к 1916 г. переросла в ненависть. Свержение Императора Николая II с престола к 1916 г. стало для Гучкова почти самоцелью. Октябрист и недавний почитатель А. И. Гучкова, князь А. В. Оболенский писал, что Гучков к моменту революции превратился в «открытого злобного революционера, настроенного больше всего против особы Государя Императора»{124}. В своём стремлении свергнуть Царя А. И. Гучков был готов объединяться с любыми силами.
Государь называл Гучкова «Юань-Шикаем», по имени китайского революционного диктатора, и считал «своим личным врагом»{125}.
Но, конечно, было бы неправильно считать, что эта вражда личного порядка была определяющей в деятельности А. И. Гучкова.
Вражда Гучкова к самодержавию будет непонятна, если не учесть его принадлежности к тайным структурам, характер которых до сих пор фактически не исследован. Речь здесь идёт не о масонах, которые не представляли собой единой организации. Характер тайного сообщества, о котором пойдёт речь, трудно определить одним словом. В последнее время его иногда называют «старообрядческим сообществом», что в принципе также неверно, как считать «Бродвейскую группу» «еврейским сообществом». «Старообрядцами» себя называли самые разные религиозные направления, в том числе не имевшие никакого отношения к русской православной традиции. Многие из представителей тайного сообщества, о котором пойдёт речь, были выходцами из беспоповских согласий. Раскольники-беспоповцы не признают церковных таинств, церковной иерархии, имеют существенные отклонения от догматов Православия, а некоторые из них фактически переродились в опасные секты. Никакого отношения к православию старого обряда беспоповцы не имели и не имеют. Поэтому называть исследуемое сообщество «старообрядческим» неверно. Правильнее было бы именовать членов этого сообщества протестантами восточного обряда.
Главным объединяющим положением этого сообщества была непримиримая ненависть к царствующему Дому Романовых.
Русский царь в глазах раскольников был антихристом. Служить «антихристу» означало для них страшный грех. Поэтому раскольники были готовы служить любым врагам русского царя. Солдат-дезертир 22-го пехотного запасного полка О. П. Смирнов в январе 1917 г. обратился к своим собратьям с воззванием, в котором заявлял, что считает русского царя антихристом. «На сем основании мы не должны признавать власти антихристовой нашего российского императора, которого Священное Писание признаёт антихристом, ни молением за него, ни исполнением повинности военной службы.
Предание свидетельствует, что сия война есть последняя перед кончиною мира, погибнет царство антихристово, и у нас в России больше царя не будет. Этот последний царь Никола»{126}.
Особую опасность представляли, конечно, не эти простые раскольники, а представители крупного капитала — выходцы из беспоповских согласий и сект. Как верно пишет Н. Михайлова: «Излагать историю „буржуазной“ революции в России, не обращая внимания на конфессиональную принадлежность этой буржуазии, тогдашних „олигархов“, значит сознательно или по неведению замалчивать наиболее существенное в побудительных причинах к свержению царя и разрушению монархии»{127}.
Однако трудно говорить о «конфессиональной принадлежности», к примеру, А. И. Гучкова или А. И. Коновалова, один из которых был выходцем из семьи федосеевцев, а другой — т. н. «Спасова Согласия». Никаких догматов даже этих религиозных объединений ни Гучков, ни Коновалов не придерживались, но пользовались их связями и возможностями. Поэтому термин «старообрядчество» служит неким «приличным» прикрытием «неприличных» имён типа «сектант», «либерал» или «революционер». Так, один из хулителей русской монархии и потомок А. И. Гучкова А. И. Гучков-Френкин пишет: «Не подлежит сомнению, что связь Гучковых, Рябушинских и многих других купеческих семей со старообрядчеством сыграла огромную роль в том, что почти все они оказались в либеральном лагере и считали своим долгом участие в борьбе за гражданские свободы. У них были расхождения в тактике и методах этой борьбы, и конечные цели они представляли себе по-разному. Но старообрядческие гены способствовали их воспитанию именно в этом духе»{128}.
Любой человек имеющий представление о церковном старообрядчестве, знает, что никакого духа «либерализма» там нет, а дух этот свойственен некоторым беспоповским сектам. Именно эти секты и становились союзниками революционеров.
Раскол заставил как старообрядцев, так и раскольников-беспоповцев выработать свою тайнопись, свои шифры, условные знаки и так далее. Эти знания не могли не привлекать революционеров-конспираторов, которые поддерживали с раскольниками тесные связи. Однако использование этих тайн раскольников и сектантов вовсе не всегда означало, что использующие их революционеры принадлежали к этим расколам и сектам. Эти связи позволяли революционному подполью пользоваться значительными денежными средствами сектантского сообщества.
Конечно, большую роль играла духовная составляющая, которая объединяла революционные силы и религиозное сектантство. Некоторые секты настолько отошли от христианства, что переродились в оккультные или полуоккультные сообщества, практикующие чёрную магию и ритуальные убийства.
В начале ХХ века враги императорского строя делали ставку на тесное взаимодействие со структурами, имеющими конфликтные отношения с законом и социально-религиозным устройством Российской империи. Идеальным для проникновения разрушительных идей в самую гущу народных масс являлось сектантство. Расшатав религиозные устои общества, дезориентировав широкие слои населения, оторвав их от православия, сектанты пытались лишить власть, имеющую в России сакрально-религиозный характер, главной её опоры: широкой поддержки народных масс. Современники отмечали необычайный рост сектантских общин и интереса к ним в конце XIX — начале ХХ века.
Будущий обновленческий иерарх А. И. Введенский писал в 1913 г., что сектантство «широкой волной разлилось по Руси. Оно с каждым днём растёт и усиливается».
В начале ХХ века ранее разрозненное сектантство стало приобретать организованные черты. Протестанты Запада и протестанты Востока искали возможность поддержать друг друга. Кроме того произошло объединение тайных организаций Запада, русского сектантского сообщества и оппозиционно-революционных организаций России. В преддверии революции 1905 г. в США под эгидой представителя Бродвейской группы Ч. Крейна прошла встреча между будущим лидером кадетской партии П. Н. Милюковым и главой российских баптистов И. С. Прохановым, который был выходцем из секты молокан{129}. П. Н. Милюков сказал И. С. Проханову, что «Россия нуждается в доброй революции». И. С. Проханов добавил: «Россия нуждается в доброй реформации»{130}.
Революция и реформация, то есть уничтожение самодержавного строя и Русской Православной Церкви — вот что объединяло баптистов и кадетов.
В 1911 г. американский Конгресс организовал визит в США делегации российских баптистов во главе с их лидером В. Г. Павловым на проходивший там Всемирный собор баптистов. Приём им был оказан на самом высоком уровне, включая президента У. Тафта{131}.
После этой встречи, между кадетами и баптистами налаживаются тесные связи и взаимодействия. В. Г. Павлов писал в своём дневнике 10 февраля 1906 г.: «Был на собрании конституционно-демократической партии. Записался членом и участвовал в выборах бюро. Вместе со мной было несколько братьев»{132}.
Русские баптисты получали значительную помощь не только от американских, но и от немецких «братьев». Последние, несомненно, были связаны с германской военной разведкой. Из донесений Охранного отделения порой трудно было понять, на кого ориентируется та или иная сектантская организация. Уверенным можно быть в одном: она работала против России.
Крайне опасной раскольничьей сектой была секта «Новый Израиль», главой которой был В. С. Лубков. Сделавшись лжехристом, В. С. Лубков объявил себя «вождем новоизраильского народа», «царём 21 века», «сыном светлого эфира», которому «вручены премудрость и власть по всей земле». На 1912 г. секта «Новый Израиль» насчитывала 3012 человек.
Опасность «лубковцев» заключалась в том, что эта секта приобрела влияние среди кубанского казачества. Это сыграло большую роль в дни февральских событий 1917 г. Большевик В. Д. Бонч-Бруевич, тесно связанный с сектантами, вспоминал, что 25 февраля 1917 г. к нему явилась группа кубанских казаков, служивших в то время в Петрограде. Это были представители секты «Новый Израиль». Они сказали Бонч-Бруевичу, что «клянутся употребить все усилия в своих сотнях как лично, так и через своих товарищей, чтобы ни в коем случае в рабочих не стрелять и при первой возможности перейти на их сторону». В знак доказательства своей принадлежности к секте они «отдали мне земной поклон по особому израильскому сектантскому способу — поклон рыбкой». Бонч-Бруевич знал этот ритуал хорошо исследованной мной секты. Казаки-сектанты перед уходом сказали Бонч-Бруевичу: «Стрелять не будем, а перейдём на сторону народа»{133}.
В. Д. Бонч-Бруевич играл важную, но пока ещё не исследованную роль посредника между сектантским сообществом и революционным подпольем.
В. Д. Бонч-Бруевич был активным пропагандистом сектантства. Он издал целую серию книг по истории и изучению русского сектантства, где доказывал, что оно стоит гораздо выше господствующей церкви. Бонч-Бруевич высказывал уверенность, что сектантство победит Церковь Христову.
В. Д. Бонч-Бруевич был связан не только с лубковцами и богомилами, но и с толстовцами, и с духоборами. Он проходил по оперативным материалам Главного жандармского управления и Охранного отделения{134}.
Любопытно, что в подробных справках на Бонч-Бруевича ни слова не говорится, что его родной брат генерал-лейтенант М. Д. Бонч-Бруевич занимался вопросами контрразведки на Западном и Северо-Западном фронтах!
В. Д. Бонч-Бруевич и А. И. Гучков весьма плодотворно сотрудничали и обменивались информацией. Гучков, говоря о Распутине, сам признавался в этом{135}. Более того, по сведениям Г. М. Каткова, именно В. Д. Бонч-Бруевич познакомил А. И. Гучкова с Г. Е. Распутиным{136}.
К 1917 г. сектантское сообщество выработало идею создания некой сектантской лжецеркви. Именно с этой целью шло создание единой сектантской идеологии, которая смогла бы преодолеть различия между отдельными сектами. Фактически происходило объединение западных и восточных тайных оккульт ных сектантских течений в один сектантский интернационал.
Особую опасность представляло то обстоятельство, что выходцы из раскольничьего и сектантского мира стали основой молодого крупного русского капитала и купечества. Последние к началу ХХ века сконцентрировали в своих руках огромные финансовые средства. Ими были созданы свои коммерческие предприятия, а затем и банки.
Обладая большими деньгами, большим влиянием и большими возможностями, представители раскольничьего капитала начали играть заметную роль в общественной, а затем и политической жизни страны. Морозовы, Рябушинские, Гучковы, Третьяковы, Второвы, Мамонтовы, Солдатенковы, Коноваловы стали известны всей стране как финансисты, меценаты, промышленники, общественные деятели. При этом их продолжали ошибочно именовать «старообрядцами». Сами раскольники также придерживались этого термина. В результате термин «старообрядцы» до сих пор некритически применяется историческим сообществом. Доктор исторических наук Ф. А. Селезнёв пишет, что «капиталисты-старообрядцы были одной из наиболее организованных и экономически сильных частей делового сообщества царской России. Проявляли они и заметную политическую активность»{137}.
Эта политическая активность заключалась в поддержке ими в 1905–1907 гг. революционных группировок, а затем лидеров думской оппозиции. 6–10 августа 1905 г. в Нижнем Новгороде состоялось «частное собрание старообрядцев», которое определило: «Существующий строй не обеспечивает права старообрядцев. Самодержавие не соответствует интересам народа. Народное представительство необходимо. Народное представительство должно быть не совещательным, а законодательным. Выборы должны быть всеобщими, прямыми, равными, тайными, с участием женщин»{138}.
После поражения революции 1905 г. и утверждения думской монархии, выходцы из раскольничьих родов занимали важное положение в Государственной думе и в Государственном совете. Среди них наиболее известны: А. И. Гучков, его брат Н. И. Гучков, М. В. Челноков, А. И. Коновалов, П. П. Рябушинский, С. Н. Третьяков, С. А. Смирнов.
Так, в России сложилась раскольническо-сектантская политическая оппозиция. Эта оппозиция сочетала в себе большие политические и финансовые возможности, обладала широкими и влиятельными зарубежными связями, в том числе с тайными обществами и масонскими ложами.
Сектантское сообщество имело тесное взаимодействие и с революционными партиями. Эсеры, кадеты, большевики, меньшевики, финские и польские сепаратисты — все так или иначе получали поддержку и помощь от капиталистов-раскольников. Особенно большую помощь эта буржуазия в 1900-х гг. оказала большевикам. В основном деньги стекались к большевикам при помощи писателя М. Горького, который вступил в партию в 1905 г., и особенно при посредничестве его любовницы М. Ф. Андреевой, которая поддерживала хорошие отношения с такими меценатами, как С. Т. Морозов и П. П. Рябушинский. С. Т. Морозов был дружен со многими большевиками, среди них были Н. Э. Бауман и Л. Б. Красин. Только в мае 1906 г. РСДРП получила от С. Т. Морозова 100 тыс. рублей для проведения V съезда, о чём сразу же стало известно департаменту полиции{139}.
Представители раскольничьего сектантства были организаторами революции 1905 г., и в частности декабрьского мятежа в Москве. Одним из его организаторов был зять С. Т. Морозова фабрикант Н. П. Шмидт. Именно С. Морозов познакомил Н. Шмидта с молодым революционером Н. Э. Бауманом, который должен был стать вожаком мятежа, но был убит 18 октября дворником Н. Михалиным, который был оскорблён тем, что Бауман оскорблял имя Государя Императора.
Другой П. П. Шмидт, по-видимому родственник фабриканта, один из руководителей мятежа на Черноморском флоте в 1905 г., был прекрасно осведомлен о финансовой помощи Морозова. Он открыто заявлял: «Морозов жертвует на наше дело целые миллионы»{140}. М. Горький писал про Морозова: «Он давал на издание „Искры“, много давал денег политическому Красному Кресту, на устройство побегов из ссылки, на литературу для местных организаций и в помощь разным лицам, причастным к партийной работе социал-демократов большевиков»{141}.
Тесно связан с сектантством был и Я. М. Свердлов. Первой женой Свердлова была Е. Ф. Шмидт, родственница Н. П. Шмидта. Вторая жена Свердлова, К. Т. Новгородцева, была дочерью купца-раскольника, перешедшего в единоверческую церковь. Кроме того, и Нижний Новгород, родина Свердлова, и Екатеринбург, место его притяжения в годы русской смуты, были крупными центрами сектантства.
Столицей «сектантской» оппозиции была Москва, которая стала местом постоянных совещаний её руководителей, Рябушинского и Коновалова, с лидерами либерально-кадетской оппозиции{142}.
Во второй половине 1915 г. зародился тесный союз «сектантской» и либерально-кадетской оппозиций, направленный на осуществление дворцового переворота и низложение Императора Николая II.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.