4.8. Великий Новгород

4.8. Великий Новгород

Новгород был крупнейшим торговым и ремесленным центром Руси, но история Новгородской земли представляет собой особую страницу русской истории. Во времена Киевской Руси Новгород был оплотом варяжских «вечевых» порядков – в то время как на Северо-Востоке преобладала самодержавная византийская традиция. Это различие между Новгородом и Владимиро-Суздальской Русью было усугублено монгольским завоеванием. Монголы разрушили многие города Северо-Востока, а те города, которые уцелели, лишились вечевого самоуправления и подчинились власти князей и баскаков. Но монголы не дошли до Новгорода, и, формально признав их власть, Новгород остался городом-государством, господствовавшим над обширными территориями. Как и прежде, во времена Киевской Руси, новгородцы обладали правом голоса на вече и пользовались налоговыми привилегиями. Как в старые времена, новгородское вече выбирало посадника, тысяцкого и владыку-епископа. В Новгороде были князья, приезжавшие по приглашению вече, но их функции сводились в основном к военному предводительству. Городские власти заключали с князем договор, «ряд», по которому князь не мог решать никаких существенных вопросов без посадника и тысяцкого; вече в любой момент могло «указать дорогу» князю из Новгорода.[986]

Новгород был городом-войском, господствовавшим над сельскими областями; его население было хорошо вооружено и составляло «тысячу» – городской полк под командованием «тысяцкого». Пять новгородских районов, «концов», выставляли по две «сотни» во главе с сотскими; каждый «конец» имел своего выборного старосту и свою управу. К каждому из «концов» Новгорода «тянула» обширная сельская область, «пятина»; многие из новгородцев имели земли в «пятинах» – не только бояре, но и «меньшие люди» нередко владели землей, которую обрабатывали арендаторы-«половники». В начале XIV века большинство населения «пятин» составляли крестьяне, сидевшие на государственной, «черной» земле; как во времена Киевской Руси, этих крестьян называли «смердами». Смерды должны были жить в своем погосте и платить подати; Новгород требовал от соседних княжеств, чтобы они возвращали бежавших смердов.[987]

Новгород не знал баскаческого управления; в 1258 году татарские численники провели перепись и установили сумму дани; после этого новгородцы сами собирали дань[988] – или предоставляли право сбора даньщикам великого князя. Дань, шедшая татарам, в Новгороде называлась «черным бором», а дань, шедшая городу, – «поральное», но, судя по отдельным свидетельствам, ее собирали не с «сох», а по-старому, с «дыма» или с «деревни».[989] О размерах порального можно судить по тому, что в конце XV века крестьяне черных волостей платили примерно 7 % дохода.[990] Что касается других податей, то характерно, что источники не упоминают «тамги» – Новгород не принял этого татарского налога.[991] С данью новгородцы так же поступили по своему усмотрению: поначалу «численники» обложили данью, как крестьян, так и жителей Новгорода, но новгородцы переложили ее уплату на жителей Новоторжского уезда. Источник XV века сообщает, что в то время горожане Новогорода уже не платили «черного бора».[992]

Таким образом, монгольское нашествие разделило историю Новгородчины и Московской Руси; другим глобальным фактором, отделявшим Северо-Запад от Северо-Востока, было различие природно-экологических условий. По сравнению с владимирским опольем, Новгородчина – это суровый край с бедными почвами, большая часть которых вовсе непригодна для земледелия. Допустимая плотность населения здесь очень мала, поэтому, несмотря на обширные пространства земель, на Новгородчине постоянно ощущалась нехватка хлеба – признак перенаселения. В 20-е годы XIII века перенаселение привело к демографической катастрофе, страшному голоду и мору, которые унесли большую часть населения. После катастрофы в Новгороде наступило время упадка; гибель ремесленников привела к утрате некоторых ремесленных традиций, в Новгороде полвека не строили каменные здания.[993] Однако постепенно численность населения восстановилась; об этом говорит, в частности, фиксируемый археологами рост числа археологических остатков. От слоя к слою растет число находок кожаной обуви и берестяных грамот, за столетие, с середины XIII по середину XIV века, оно увеличивается примерно вдвое, а к началу XV века – еще вдвое.[994] Специалисты пишут о стремительном росте Новгорода в XIV веке, о строительстве «окольного города», о расширении Плотницкого и Наревского концов.[995] Растут масштабы каменного строительства, за 1313–1337 годы было построено 10 церквей, а за 1388–1412 годы – 33 церкви;[996] в 1301 и 1331 году обновляются новгородские стены; строятся новые каменные крепости: в 1384 году – Порхов, в 1387 году – Ям. Растет население и на селе; археологи отмечают быстрое разрастание и уплотнение сети сельских поселений.[997]

В 60-х годах XIV века рост численности населения приводит к появлению первых симптомов перенаселения. К этому времени крестьяне Новгородчины уже давно перешли на трехполье. Берестяные грамоты доносят до нас жалобы крестьян на нехватку земли.[998] «При данном уровне технико-экономического развития и общественного строя Новгород и его земля оказались не в состоянии прокормить население города и деревни», – отмечает В. Н. Бернадский.[999] Образовалась масса «лишних людей», которые стали искать себе пропитания грабежом и разбоем; как викинги прежних времен, они снаряжали флотилии из сотен «ушкуев», которые спускались по Волге и грабили села на ее берегах – причем продавали захваченных «христиан» на рынке в Булгаре.[1000] Другими симптомами перенаселения были рост ростовщичества и разложение общины. О развитии ростовщичества свидетельствуют сохранившиеся духовные грамоты зажиточных новгородцев; они перечисляют множество должников – причем в долг берутся относительно мелкие суммы.[1001] Ростовщичеством активно занимаются монастыри – в отличие от монастырей Северо-Востока, новгородские монастыри были «особножительскими»; монахи давали деньги под залог земли и затем отнимали землю у неисправных должников.[1002] В деревне появляются безлошадные бедняки-«пешцы» и безземельные «захребетники»; некоторые крестьяне пытаются «заложиться» за бояр – они передают боярам свою землю в обмен на их покровительство. Имеются упоминания о том, что за князей и бояр «закладывались» целые села; закладничество было явлением, аналогичным европейскому патронату и коммендации[1003] – как известно, на Западе коммендация привела к быстрому и практически полному исчезновению крестьянского землевладения. Бояре расширяли свои владения также и прямым насилием: известны случаи, когда во главе отрядов своих дружинников и холопов они захватывали отдельные погосты и подчиняли их население.[1004]

Разорившиеся крестьяне продавали свои хозяйства не только боярам, но и незнатным новгородцам; при этом они становились арендаторами на своей бывшей земле.[1005] Переписи конца XV века показывают результаты этих продаж – рядом с крестьянскими хозяйствами в деревне можно видеть хозяйства, принадлежащие городским жителям; в этих хозяйствах работают арендаторы-«половники».[1006] Сведения о половниках появились уже в начале XIV века; как говорит само название, половники отдавали землевладельцу половину урожая – это была очень тяжелая норма эксплуатации. Община постепенно разлагается, зажиточные крестьяне стремятся отделиться от общинного «тягла» и стать собственниками своих пашен; из зажиточных крестьян и купивших землю горожан формируется слой мелких вотчинников, «земцев» или «своеземцев», обладателей «своей земли». Разложение общины – это процесс, которого мы не видим на Северо-Востоке Руси, но который в ярких формах наблюдался в Литве;[1007] в социально-экономическом отношении Новгородчина имела больше общего с Литвой, чем с Московской Русью. В конечном счете это различие обусловливалось недостатком земель – то есть перенаселением Новгородчины. Переписи конца XV века показывают, что наделы крестьян в густонаселенных областях Новгородчины, например, в Деревской пятине, были вдвое меньше, чем на Северо-Востоке Руси.[1008]

Процесс разложения общины шел параллельно с процессом раздачи государственных земель новгородским боярам и монастырям. «Обояривание» стало едва ли не ведущей чертой экономического развития Новгородчины в XIV веке.[1009] В отличие от Московского княжества боярам передавались не пустующие земли, а населенные смердами деревни и села. Передача прав не оформлялась тарханными грамотами, как в Москве, и не содержала права на судебный иммунитет,[1010] владения новгородских бояр типологически отличались от близких восточному союргалу московских пожалований. Поначалу крестьяне этих деревень лишь выплачивали новому вотчиннику прежние подати – но впоследствии подати постепенно увеличивались. В берестяных грамотах содержится много жалоб на действия управляющих, требующих повышенные подати.[1011] На государственных землях крестьяне платили 8 денег; к концу XV века крестьяне боярских вотчин были вынуждены платить в среднем 35 денег с обжи – около четверти своего дохода.[1012] Эта рента приближалась к ренте арендаторов-половников; столь высокий уровень ренты невозможен при свободе перехода и наличии свободных земель – в такой ситуации землевладельцы вынуждены переманивать крестьян, обещая им льготы (как это было на Северо-Востоке Руси). Рента в четверть или в половину дохода характерна для перенаселенных регионов, где крестьяне страдают от недостатка земли и не могут уйти от помещика (например, для Китая и Ближнего Востока). Таким образом, высокий уровень ренты свидетельствует о нехватке пригодной для обработки земли, а также о затрудненности перехода для некоторых категорий крестьян, прежде всего для половников. Действительно, уже с начала XIV века в договорах с соседними князьями появляются статьи о выдаче бежавших должников и половников, о том, что половника можно судить лишь в присутствии господина.[1013] Очевидно, ограничение прав половников объясняется их задолженностью своим хозяевам, долговой кабалой; это было явление, характерное для многих перенаселенных регионов.

«Обояривание», нехватка земли и рост эксплуатации имели следствием рост числа земельных конфликтов. В летописях и в актовом материале имеются довольно многочисленные сведения о земельных конфликтах на Новгородчине – в отличие от ситуации в Северо-Восточной Руси.[1014] «Случайно ли это?» – спрашивал А. Д. Горский и высказывал мнение, что причина заключается в имевшемся на Северо-Востоке «земельном просторе».[1015] Вероятно, правильнее было бы сказать о недостатке земли на Новгородчине.

Недостаток земли заставлял крестьян заниматься промыслами. На Новгородчине мы встречаем явление, которое не отмечается в Северо-Восточной Руси – появляются торгово-ремесленные села, «рядки». Название «рядок» происходит от стоящих в ряд лавок – то есть от рынка; «рядки» располагались вдоль больших дорог, у мостов, иной раз они насчитывали больше сотни дворов торговых и ремесленных «людей». Ремесленники были в каждом селе; в двух погостах Шелонской пятины на 200 дворов приходилось 25 ремесленников.[1016] Многие крестьяне, по-видимому, уходили на заработки в города, прежде всего, в Новгород; во второй половине XIV века в Новгороде отмечается рост ремесленных кварталов. Это время было временем расцвета новгородского ремесла; новгородцы славились своим плотницким мастерством, в городе было много гончаров и скорняков. Скорняжный промысел давал пропитание многим ремесленникам – он был прямо связан с торговлей мехами, которая переживала период невиданного подъема. Меха поступали в Новгород не только из его «пятин», но и из всех русских земель; это была главная торговля Руси; о масштабах этой торговли можно судить по тому, что лишь один корабль, случайно захваченный пиратами в 1393 году, вез мехов более чем на 2 тысячи рублей.[1017] Новгород принимал участие и в торговле восточными товарами: волжский торговый путь вел из Персии и Средней Азии на Новгород и дальше, на Балтику. В Новгороде был особый «Хопыльский ряд», где восточные купцы продавали шелк и пряности.[1018]

Раздачи государственных земель Новгорода привели к формированию огромных боярских вотчин. К концу XV века на Новгородчине практически не осталось государственных «черных» земель, при этом 2?5 всей земли принадлежало 43 «большим боярам». Владения Богдана Есипова охватывали 700 деревень с населением около 10 тысяч человек; столь же значительными были вотчины Марфы Борецкой и Настасьи Григорьевой – их владения во много раз превосходили владения крупнейших московских бояр.[1019] «Большие бояре» имели свои дружины и, как во времена Киевской Руси, ходили собирать дань в северные владения Новгорода.[1020] Эта дань состояла из пушнины, которая и была главным богатством Новгорода, предметом торговли с немецкими городами. Помимо торговли бояре занимались и ростовщичеством: «Бояре сделались классом крупных землевладельцев и капиталистов-банкиров», – отмечал Н. Рожков.[1021] Богатства бояр давали им власть над Новгородом – хотя формально главные вопросы решало вече, бояре всегда могли «наймовать худых мужиков вечников»[1022] и добиться нужного им решения.[1023] В посадники и тысяцкие вечники выбирали только бояр, а отбыв на должности свой срок, они становились членами «Совета господ». Формально «Совет господ» занимался подготовкой вопросов для вече, но фактически он руководил всей жизнью Новгорода.[1024] Однако бояре не жили мирно; в XIV веке жизнь города часто омрачалась борьбой боярских кланов; эти кланы имели массу клиентов и втягивали народ в столкновения, приводившие к кровавым погромам. Как отмечает В. Н. Бернадский, ситуация напоминала борьбу патрицианских родов в итальянских городах.[1025]

Вотчины в деревне имели не только бояре; новгородские купцы и «житьи люди» также владели вотчинами, иной раз в сотню «обеж», то есть порядка тысячи десятин. Было много мелких вотчин, землю разорившихся крестьян покупали и люди среднего достатка, в частности, многие служители церкви. Мелкие вотчины появлялись также в результате разделов между наследниками; половина вотчинников имела не более пяти крестьянских участков, многие из «своеземцев» мало чем отличались от зажиточных крестьян.[1026]

Основную часть населения Новгорода составляли, конечно, не купцы и бояре, а простой народ, ремесленники и рабочие. Относительно жизни простого народа источники сохранили мало сведений. В 1364 и 1370 годах упоминается голод, в 1352, 1390, 1414 годах – мор. Летопись сообщает о смутах и волнениях, которые не раз охватывали Новгород, о «мятежах» в 1359, 1384, 1388 годах. «Источником смут, заметно обнаружившихся с XIV века, – пишет В. О. Ключевский, – была социальная рознь, борьба низших бедных классов с высшими богатыми. Новгородское общество делилось с тех пор на два враждебных лагеря, из которых на одном стояли лепшие или вятшие люди, как называет новгородская летопись местную знать, а в другом – меньшие, то есть чернь…»[1027] В. Н. Бернадский пишет о резком снижении уровня жизни населения в начале XV века, о том, что чрезвычайно далеко зашедшая социальная дифференциация привела к росту числа «убогих» в городе, о «напряженной классовой борьбе», приведшей к восстанию 1418 года.[1028] В деревне также складывалось тяжелое положение: «Сеяти нечего, а ести тоже нечего», – говорится в одной из крестьянских челобитных, относящихся к этому времени.[1029]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.