Четыре бочонка червонцев

Четыре бочонка червонцев

Воочию убедиться в реальности хотя бы одной из широко растиражированных журналистами кладоискательских легенд доводится далеко не так часто. И трудности на этом пути поджидают не только начинающих поисковиков, но даже и матерых патриархов поискового дела. Отыскать место, где был некогда сокрыт тот или иной исторический клад, столь же трудно, как и найти в глухом лесу оброненный несколько лет назад перочинный ножик. Однако такие удачи иногда все же случаются. Вот и нам 20 апреля 2000 года довелось поставить последнюю точку в широко известном в кладоискатель-ском мире "деле" Якоба Кенига.

Для того чтобы рассказать, кем был этот человек и каким образом он оказался причастен к одному из знаменитейших российских кладов, мы мысленно перенесемся в последние дни осени 1812 года, когда отступающие войска Наполеона наконец-то добрались до небольшого белорусского городка Борисова, что стоит в междуречье Березины и впадающей в нее небольшой речки Сха. В те дни перед Наполеоном стояла сложнейшая задача. Требовалось не только привести в порядок уже весьма ослабленную и потрепанную в непрерывных стычках армию, но и умудриться в условиях фактического окружения вырваться из ловушки самому и спасти хотя бы остатки некогда славного воинства.

Особая забота не только самого Наполеона, но и военачальников более низкого уровня была проявлена в сохранении вывозимых ценностей. Кроме награбленных во время завоевательного похода сокровищ у них еще имелись и увесистые войсковые кассы. Отступающие с войсками гарнизонные финчасти и передвижные магазины тоже располагали немалыми финансовыми средствами. Короче говоря, вопрос сохранения наличности волновал начальников всех уровней. Надеяться на честность и исполнительность тех, кто отступал от Москвы, вряд ли стоит. Слишком большие моральные испытания и физические страдания выпали на их долю. В значительной степени эти бедолаги были едва способны отвечать сами за себя. Но ведь кто-то должен был выполнять ответственные поручения! Крепких исполнительных и ответственных воинов набирали из состава Баденского полка, подразделения которого стояли в различных белорусских гарнизонах, а также в Смоленске и не были так смертельно измотаны, как прочие строевые части, отступавшие от самой Москвы. Напомним, что Баденский полк входил в первый корпус французской армии под командованием маршала Даву.

Якоб Кениг был одним из таких солдат. Крепкий, хорошо одетый, имеющий в своем распоряжении небольшую пароконную повозку, он был вполне в состоянии выполнить любой приказ командования. И он получил такое поручение за три дня до роковых событий на Березине. Вместе с двумя сослуживцами он должен был сопроводить и непременно переправить по свежеотстроенным переправам у деревни Студенки четыре бочонка золотых монет, отбитых кирасирами Удино в Борисове. Двести килограммов ценного груза — приличная сумма денег и весьма приличный вес. Загвоздка, однако, состояла в том, что мгновенно исполнить данный приказ было совершенно невозможно. Переправы были узки, имели невысокую пропускную способность, график продвижения по ним был расписан буквально по часам и исполнялся с большой строгостью.

Кроме того, свои коррективы в график передвижения внесла и война. Российский авангард генерал-майора Власова стремительным броском постарался прекратить столь нежелательное для военных успешное бегство французов из поставленной по всем правилам военного искусства ловушки. Артиллерийская батарея русской армии, к несчастью для отступавших французов, уже заняла главенствующую высоту к северу от Старо-Борисово и своим шквальным огнем практически перерезала движение по основной трассе. Французская армия оказалась разорванной чуть ли не пополам. К спасительным переправам успели проскочить артиллерийские части, "старая" и "молодая" гвардии, кое-какие разрозненные полевые соединения и часть обозов. Часть изнуренной кавалерии, польский корпус Понятовского, основная масса обозов и тысячи несчастных беженцев оставались в районе перед Старо-Борисовым, там, где ныне расположен выстроенный в послевоенные времена современный городской госпиталь.

Что оставалось делать господину Кенигу в такой запутанной и тревожной обстановке? Приказ-то надо было выполнять любой ценой. Каким-то образом он узнал, что есть кружная дорога, которая сворачивает с основной дороги на восток после села Старо-Борисово и, достигнув реки, идет вдоль берега Березины до самой деревеньки Студенки. Мало того, выяснилось, что именно эту скрытую в лесной глуши дорогу охраняет батальон французской кавалерии, расположившийся на постой в брошенной помещичьей усадьбе. Действовать требовалось не мешкая ни минуты (на "кону" стояло даже не золото, а их собственные жизни). Трое бравых баденцев уселись на повозку и, погоняя лошадей, помчались к заветной переправе. До определенного момента им везло, и примерно через полчаса они добрались до охраняющих дорогу кавалеристов. А вот дальше, в этой заурядной поначалу истории, произошло нечто странное. Именно здесь оборвался маршрут наших славных эвакуаторов, и они были вынуждены захоронить весь свой драгоценный груз. Все четыре бочонка с червонцами были зарыты в небольшой сосновой роще вблизи помещичьей усадьбы. Далее трое швабов были вынуждены добираться до переправы налегке и пешком.

Почему же так получилось, что баденские солдаты были именно вынуждены закопать перевозимое ими золото? Что подвигло их на это? Уж точно не желание втихаря обогатиться и не нападение казаков, на которых списали как минимум половину утраченного отступавшими войсками имущества. Нет, здесь был иной случай. Никто из троих не был уверен в том, что переживет этот день. Они спасали порученные им ценности, поскольку прекрасно понимали, что шансов успешно переправить их на другой берег реки было очень мало, если не сказать, что не было совсем. Ведь, если русские артиллеристы смогли перерезать главную дорогу у Старо-Борисова, то что им мешало подтянуть батареи непосредственно к Студенке и расстрелять мосты в упор?

Нас интересовало также еще одно обстоятельство. Почему бочонки были закопаны именно там, у буквально набитой ненужными свидетелями усадьбы? Отчего три солдата не могли проехать еще несколько километров и выяснить, как обстоят дела на переправе? Если не лучшим образом, то бочонки можно было легко спрятать и там. Только впоследствии мы догадались, что золото было спрятано в этом месте исключительно потому, что эвакуаторы нежданно-негаданно лишились своих лошадей. Причем "помогли" им в этом именно те самые кавалеристы, которые по идее и были призваны их защищать.

Скорее всего, обеих славно упитанных и не измотанных долгим перегоном лошадей Кенига реквизировали тут же, как только они появились вблизи оккупированной усадьбы. Возражать трем солдатам было невозможно, тем более что их облекли тайной миссией, и распространяться о характере перевозимого ими груза они не имели права. И вот, дождавшись, когда их оставили в покое, они спрятали подведомственные бочонки и, осмотрев напоследок место захоронения, двинулись в сторону грохота далеких пушек. Они торопились и не оглядывались, но если бы обернулись, то наверняка заметили бы в накатывающихся ранних ноябрьских сумерках далекое зарево. Это жарко полыхала подожженная пьяными кавалеристами усадьба, и резкий порывистый ветер разносил искры по крышам стоявших неподалеку хозяйственных построек…

Дальнейший путь швабов проследить было в общем-то несложно. В ночь с 28-го на 29-е они переправились-таки на правый берег Березины, а утром 29 ноября в 9 часов утра мосты были сожжены.

После той ужасной ночи прошли годы. Через 11 лет, в 1823 году, Якоб с двумя сопровождающими отправился в Петербург, куда и прибыл 30 сентября. А 26 ноября на казенной тройке отправился на Березину. Спутниками г-на Кенига были отнюдь не его боевые товарищи, вместе с которыми он зарывал в роще ценности. Те к тому времени уже почили в бозе. В далеком заграничном путешествии 45-летнего ветерана сопровождали его племянники. Поскольку Кениг действовал вполне официально, то троих новоявленных кладоискателей сопровождали двое местных жандармов, призванных не только охранять их, но и по мере необходимости оказывать помощь и содействие. Совместно они добрались до Студенки, где Кениг тотчас же узнал место страшной переправы. Но дальше начались совершенно непредвиденные трудности. Несколько ослабшая за прошедшие годы память, да и особые обстоятельства, при которых происходило захоронение ценностей, никак не помогали в поисках заветной рощи. Да что там рощи! Даже хорошо запечатлевшейся в памяти Якоба барской усадьбы им никак не удавалось отыскать. Ни он, ни приставленные к нему жандармы просто не знали, что столь усердно разыскиваемая ими усадьба сгорела в тот же самый день, когда вблизи нее был зарыт клад. Они скрупулезно посетили все усадьбы в округе, прошли вдоль реки, насколько было возможно, осмотрели окрестные леса. Все было напрасно, того самого значимого ориентира, около которого были зарыты бочонки, им отыскать так и не удалось.

Расстроенный Кениг, который по договоренности должен был получить половину клада, даже принялся интересоваться у сопровождающих по поводу наличия в окрестностях Минска какого-либо другого города Борисова. Что могли ответить ему расстроенные не меньше его жандармы? Другого города Борисова у реки Березины не было…

В 1984 году в один из июльских дней на площади в старинной части города Борисова появился невысокий мужчина в очках, неизменной кепке и с ксерокопией старинной карты в руках. Он сориентировался на местности и быстрым шагом двинулся в направлении деревни Малый Стахов, четко придерживаясь направления движения, по которому 172 года тому назад мчалась повозка с тремя солдатами и тяжелыми бочонками.

— Моя задача была простая, — вспоминал впоследствии уже известный нам поисковик Смирнов, — выяснить обстоятельства дела и понять, почему Якоб Кениг не смог найти место, где он сотоварищи закопали золото? В какой-то мере мне это удалось, для чего пришлось исходить пешком все дороги, все тропинки, овраги, сосновые рощи и обследовать все господские усадьбы 1812 года. Размышляя над тем, почему Якоб Кениг не нашел клад, я пришел к такому выводу: он не нашел место по той простой причине, что та господская усадьба, что была у него на плане, полностью сгорела в ночь с 27 на 28 ноября 1812 года. Но он со своими спутниками уже был в это время в Студенке, и никто из них не мог знать об этом. Не знали этого и сопровождавшие его в поисках жандармы. Усадьба сгорела и более на том месте не восстанавливалась, а место, где она некогда стояла, заросло молодым лесом. А Якоб Кениг все искал эту знакомую ему усадьбу и не находил ее и даже стал сомневаться, а та ли это река и тот ли это Борисов.

Известный исследователь несчастливых судеб наполеоновских кладов В.Т. Смирнов смог отыскать самое главное: он нашел остатки фундамента той самой злополучной усадьбы. Честь ему за это и хвала. Но к тому времени, как мы сами выехали на место давних событий, прошло еще 6 лет. К тому времени даже от этих жалких остатков не осталось ровным счетом ничего. Однако, уже имея определенное представление о местоположении основного поискового ориентира, мы посчитали, что нам просто необходимо разобраться уже непосредственно с самими бочонками и однозначно установить их дальнейшую судьбу. Через какое-то время продвижения по старому сосновому бору мы вышли на склон живописного оврага, где некогда стоял барский дом и окружавшие его хозяйственные постройки. То, что мы находились в нужном месте, подсказали два скрученных временем дерева, совершенно не характерных для матерого белорусского леса. Но для старых российских усадеб такие деревья были не редкостью.

Определившись по карте, мы принялись бродить по густейшему, молодому и явно искусственно высаженному лесу, пытаясь выяснить, где же конкретно проходила дорога на Студенку. Ведь идти по прибрежным оврагам она не могла и, следовательно, находилась севернее усадьбы. Если судить по указаниям Смирнова, то она проходила примерно в 350–400 метрах от барского дома, и как раз между ними росла та роща, в которой были закопаны бочонки. Внимание наше обострилось, и вскоре мы были вознаграждены за свои усилия. Вместо густой чащобы молодой сосновой поросли стали попадаться старые коряжистые деревья, возрастом не менее чем 150–200 лет.

Уверившись, что перед нами искомая роща, мы настроили поисковую аппаратуру и принялись методично обходить только что найденное и буквально чудом сохранившееся лесное образование в надежде засечь массу цветного металла, некогда спрятанного под землей. Постепенно мы перемещались из равнинной части рощи в её восточную часть, все ближе и ближе подходя к довольно протяженному холму. Поднявшись на него, мы неожиданно увидели, что стоим на достаточно неплохо сохранившемся отрезке очень старой гравийной дороги.

Уж не на этом ли самом месте стояла повозка наших баденцев? Если бы не было молодого леса, то они точно должны были отсюда видеть усадьбу во всей ее красе. Мы со всех ног кинулись вниз по пологому склону, живо представляя себе, как они скатывают вниз по нему глухо позванивающие монетами бочонки. Пробежав буквально 70 или 80 метров, мы наткнулись на огромный, весом, наверное, в пару тонн гранитный валун.

Вот и прекрасный местный ориентир. От него очень удобно отсчитывать шаги до места захоронения. От жуткой жары и естественного волнения мы покрылись таким крупным потом, что пришлось срочно снимать с себя поисковую амуницию и усаживаться на плоский валун для кратковременного отдыха.

Куда же они дели свои бочки? Мы озирались по сторонам. Валун лежит почти на краю старой рощи, а закапывали деньги наверняка в центре ее, сторонясь чужих взоров. Ведь ограбившие их кавалеристы были рядом, буквально в нескольких шагах.

Желая проверить нашу догадку, мы вынули компас. Достаточно было одного взгляда на застывшую стрелку, чтобы понять, что все направления, кроме южного, уводили из старой рощи, и только шагая к югу можно было прийти в ее центр. Вновь включив поисковый аппарат, мы двинулись вперед, держа перед собой компас и непрерывно нажимая на пусковую клавишу электронной схемы. 10 метров, 20,30… Ничего. Пусто. И только отсчитав ровно 50 шагов, мы поняли, почему молчит наш надежный и испытанный прибор. Прямо перед нами внезапно открылась квадратная яма размером примерно 3 на 3 метра, у дальнего края которой было вырыто земли гораздо больше, нежели в других местах.

Компас с глухим стуком выпал из разом опустившейся руки. Опять неудача! Впрочем, почему неудача? Найти даже давно ограбленное местонахождение исторического клада уже есть большая удача, сравнимая по своей значимости с самым успешным поиском. Мы выключили электронику и подняли компас. Но поскольку тот упал около белесого камня, очень похожего на сплющенную дыню, мы поневоле обратили на него внимание.

Странно! Во всей роще нами был найден один-единственный валун. А камней, похожих на этот, мы не видели и вовсе. Не связан ли и этот булыжник с кладом Кенига?

Догадка подтвердилась буквально через секунду, когда мы перевернули овальный камень. На его тыльной стороне были прекрасно заметны две параллельные треугольные (в срезе) полосы, вырезанные каким-то острым предметом.

Все-таки молодцы были эти немцы! Все сделали с поистине невозможной в то время точностью и аккуратностью. Нашли прекрасный общий ориентир — усадьбу. Отыскали и местный ориентир — валун. И даже точное место захоронения пометили специально располосованным булыжником. И отсчитали ровно пятьдесят шагов на юг от валуна! Казалось бы, все сделали идеально для того, чтобы впоследствии отыскать спрятанное золото. А вот, на тебе, какой преподнесла им судьба неприятный сюрприз. Случайный пожар, и они остались без почти заслуженной награды.

Так что нечего было расстраиваться. Ведь даже главный прятальщик не смог отыскать следов своего драгоценного захоронения!

Напоследок, перед уходом нам оставалось только осмотреть саму яму, чтобы выяснить примерное время извлечения клада. Сделана она была явно не спеша, аккуратно и со знанием дела. Четкий большой квадрат, примерно на два штыка вниз. И уже потом более хаотическое углубление в углу большого раскопа. По состоянию краев среза грунта и по осыпанию стенок можно было понять, что клад извлекли примерно между 1930 и 1950 годами. Может быть, бочонки были найдены даже во время войны, поскольку вся местность вокруг была сильно перекопана заплывшими капонирами, рухнувшими землянками и окопами.

Мы покинули громадный сосновый лес на берегу Березины, однако вскоре вновь оказались в нем совсем по другому поводу, но опять в связи с поисками очередного исторического клада. Рассказ об этом впереди.

28 ноября

"В 10 часов утра рухнул нижний мост под тяжестью артиллерии и зарядных ящиков. На левом берегу оставили две дивизии маршала Виктора для прикрытия отсталых, которых исчислялось 30 000 человек. Это были нестроевые, больные и измученные дорогой люди. На Зембин тянулись обозы, войска и артиллерия".

Как видим, несмотря на страшные потери в лошадях и людях, Наполеону все же удалось переместить через Березину свой самый важный, единственный из оставшихся на ходу "1-й золотой обоз".

"В городе Борисове и Старо-Борисове шло разоружение дивизии Партуно".

"28 ноября. Герцог Беллунский в 11 часов был атакован на другом берегу Березины (на правом берегу, у селения Брили). Завязалась довольно живая канонада, он сохранил свои позиции.

В 3 часа несколько ядер долетели до моста; это был момент большого беспорядка. Отсталые солдаты толпами бросились на мост и воспользовались суматохой для грабежа повозок. В конце концов, все они (повозки) были сожжены. Многие офицеры, посланные к герцогу Виктору, в это время не могли протискаться по мосту, даже пешком; меня на мосту затолкали, когда я пытался перейти…"

"Весь день я разъезжаю с поручениями. Так как этого сражения (при Брилях) не предвидели, то многие офицеры гл. штаба были впереди. Большое число лошадей было украдено. Граф Лобау потерял 6 лошадей и свой фургон. 250 лошадей были убиты, сотня людей, пытавшихся взобраться на мост, была раздавлена. Огонь прекратился в 5 часов вечера, во всех 3-х корпусах было убито и ранено 13 генералов. Солдаты первого корпуса, находившиеся по ту сторону реки, бросились грабить тех, кто только что перешел через мост… Сильная снежная вьюга, с ночи длящаяся от пятнадцати до шестнадцати часов, невыносима".

"28 ноября. Из остатков итальянского войска император сформировал авангард, который должен был конвоировать КАССУ, а также раненых генералов и офицеров и приказал ему (авангарду) явиться в Зембин на рассвете 28 ноября, чтобы занять там мосты (через реки Гайна и Цна)".

"В 9 часов вечера Вице-король получил приказ выступить на рассвете из Зембина в Плещеницу, со "всеми нашими доспехами"".

"Корпус маршала Виктора переправился на правый берег. На левом остались более 5 тысяч человек со своими обозами".

Таким образом, мы видим, что, несмотря на все крики о том, что все пропало, спрятано, затоплено и разворовано, наполеоновская армия на тот момент все еще владела очень солидным количеством и наличных денежных средств (в виде золотых и серебряных монет), а так же и некоторой частью трофеев. Характерно, что Наполеон вновь назначает хранителем всего этого богатства своего пасынка.

И, кстати сказать, это подтверждается следующим материалом.