Разгром Квантунской армии

Разгром Квантунской армии

Эта глава книги посвящена последним событиям Второй мировой войны — разгрому крупнейшей группировки Императорской армии Японии (Квантунской армии) за пределами метрополии. Казалось бы, советские бойцы и командиры играючи сделали свое дело — упорный враг был разгромлен в кратчайшие сроки. Однако кроме опыта, мощи и силы Красной армии у наших войск был еще один «союзник» — крайне сложная для Японии внешнеполитическая обстановка, заставившая руководство островной империи обескровить Квантунскую армию для защиты метрополии.

Разгром Квантунской армии вошел в отечественную историографию молниеносной безоговорочной победой советского оружия. При этом противостоящего нам противника в отечественной исторической литературе представляли чуть ли не более многочисленным и подготовленным, нежели дальневосточная группировка трех фронтов Красной армии. На самом деле ещё в 1944 году войска Квантунской армии начали испытывать структурные кризисные изменения, отразившиеся на результатах противоборства с Красной армией в августе 1945 года. О состоянии войск Квантунской армии, о подготовке японского командования к войне с СССР в 1944–1945 годах и повествует эта глава.

Страх Квантунской армии перед своим военным бессилием в Маньчжурии возрастал по мере увеличения численности советских войск в Забайкалье и на Дальнем Востоке. В начале октября 1944 года руководство СССР выделило крупные денежные средства на расходы, связанные с переброской своих войск на дальневосточный ТВД. Сталин и Генеральный штаб Красной армии заявили своим западным союзникам, что они после победы над нацистской Германией для организации наступления на Квантунскую армию намереваются увеличить численность дивизий на Дальнем Востоке с 30 до 55 или даже до 60. В частности, с конца февраля 1945 года разведка японской Императорской армии докладывала о продолжающихся перевозках войск и запасов продовольствия в восточном направлении через Транссибирскую магистраль. На вагонах-платформах перевозили танки, самолеты, артиллерийские орудия и понтонные мосты, предназначенные, очевидно, для проведения операций по форсированию водных преград. Часто советские войска даже и не пытались маскировать под брезентом боевую технику. С каждым месяцем увеличивались масштабы выдвижения частей и подразделений Красной армии к восточной приграничной полосе. В мае — июне 1945 года советские войска использовали для перевозок около 15 эшелонов ежедневно. Японская разведка пришла к заключению о том, что дивизии Красной армии перевозились по железной дороге на восток каждые 3 дня, что составляло в целом около 10 дивизий в месяц. Японцы предполагали, что к концу июля 1945 года для проведения наступательной операции командование советских войск увеличит численность своих соединений на Дальнем Востоке до 47 дивизий — около 1 600 000 человек личного состава, 6500 самолетов и 4500 единиц броневой техники (в действительности на 9 августа 1945 года в составе группировки советских войск — 1 669 500 человек — имелось 76 стрелковых дивизий, 4 танковых корпуса, 34 бригады, 21 укрепленный район. — Примеч. авт.).

Определенно, прибывшие части и подразделения Красной армии не проводили специальных мероприятий к проведению наступательной операции в условиях холодного климата и поэтому, по мнению японцев, вынуждены были начать боевые действия до наступления зимы. Беспокойство японского командования усилилось, когда 5 апреля 1945 года советское руководство предупредило Токио о своем намерении расторгнуть пятилетний договор о нейтралитете от апреля 1941 года по причине того, что он «потерял свое значение, а его продление стало невозможным».

К тому времени Квантунская армия «потеряла» свои лучшие соединения, которые были отправлены на поля сражений или для обороны метрополии. Весной 1944 года была реорганизована последняя оставшаяся дивизия могучей в прошлом наступательной группировки. В январе 1945 года штаб 6-й армии (руководивший из Хайлара последним этапом боевых действий в районе Халхин-Гола в 1939 году) из Маньчжурии переместили в Китай. Для сохранения видимости присутствия мощных полевых сил Генеральный штаб Императорской армии Японии приказал Квантунской армии увеличить численность дивизий и отдельных бригад путем мобилизации всех оставшихся призывников. Позже один из участников боевых действий, полковник Сабуро Хаяши (Hayashi Saburo), вспоминал: «Мы хотели показать численность войск. Если бы русские узнали о слабости нашей подготовки в Маньчжурии, то они непременно бы атаковали нас». Этот подход сильно напоминал решения, принимавшиеся руководством Красной армии при потере инициативы в ведении боевых действий против немцев в 1941–1942 годах.

В январе 1945 года началось длившееся около двух месяцев формирование 8 дивизий и 4 отдельных смешанных бригад. Личный состав поступал в формируемые части и соединения из разбитых частей и имевшихся в наличии соединений, расположенных в других районах Китая. Однако Квантунская армия использовала все доступные методы для обеспечения личным составом частей и подразделений при проведении в мае — июле 1945 года трех мобилизационных призывов на военную службу, набирая даже физически немощных, немолодых гражданских государственных служащих, колонистов и студентов. В июле на военную службу было призвано 250 000 человек, из которых 150 000 относились к мужскому гражданскому населению призывного возраста. Они были зачислены для прохождения военной службы в транспортных войсках и войсках связи. В результате Квантунская армия «на бумаге» превратилась в самую многочисленную армию за всю историю Японии с общим количеством личного состава 780 000 человек, входивших, по японским данным, в состав 12 бригад и 24 пехотных дивизий, 4 из которых в июне и июле 1945 года прибыли с китайского театра военных действий (видимо, не учитывались японские дивизии в Корее. — Примеч. авт.).

В Квантунской армии пехотные дивизии в 1945 году имели различную штатную организацию и численность: дивизии трехполкового состава — по 14 800 человек и дивизии двухбригадного состава — по 13 000 человек. Фактически основная часть соединений имела численность 10–13 тысяч человек. Большинство дивизий были именно трехполкового состава, но и среди них были исключения: 107-я пехотная дивизия кроме трех линейных полков имела дополнительный разведывательный полк, оснащенный в том числе и танковой ротой; 79-я пехотная дивизия наряду с тремя пехотными полками имела дополнительно кавалерийский полк. Полковые дивизии кроме линейных частей имели в своем составе артиллерийский полк, инженерный полк, отряд связи, отряд вооружения, санитарный отряд, обозный полк, ветеринарный лазарет. Дивизии бригадного состава (известно по крайней мере 3 таких соединения: 59, 68,117 пд), наряду с бригадными линейными соединениями, вместо артполка, обозного полка и других частей имели батальоны (отряды) соответствующего назначения.

Штатная численность смешанных пехотных бригад колебалась от 6 до 10 тысяч человек. Фактически бригада насчитывала от 4500 до 8000 человек. Большая часть бригад имела состав около 6000 человек.

В общей сложности в составе японских войск Квантунской армии в июле 1945 года, по советским данным, насчитывалось: 31 пехотная дивизия, 9 пехотных бригад, бригада «спецназначения» (смертников) с базированием под Муданьцзянем, 2 танковые бригады и 2 авиационные армии (2-я авиационная армия — в Маньчжурии, 5-я в Корее).

Маньчжурские войска (армия Маньчжоу-Го) состояли из 2 пехотных и 2 кавалерийских дивизий, 12 пехотных бригад и 4 отдельных кавалерийских полков. На территории Маньчжурии было создано 11 военных округов. Каждый округ имел помимо окружного управления отдельные части и соединения.

Монгольские войска (Внутренней Монголии) — армия японского ставленника князя Де Вана — состояли из 5 кавалерийских дивизий и 2 отдельных кавалерийских бригад. Западная провинция Суйюань имела свою армию, состоявшую из 4–6 пехотных дивизий, дислоцируемых в районе Суйюань, Калган.

Кроме того, в Маньчжурии и Корее из японских резервистов-переселенцев были сформированы вооруженные отряды, прошедшие военную подготовку. Общая численность этих отрядов доходила до 100 000 человек.

Но этого для укрепления обороны численности Квантунской армии было недостаточно. Тем более что 1 мая 1945 года Генеральный штаб Императорской армии издал приказ о том, чтобы все танки, оставленные в бронетанковой академии в Сыпингае, включить в состав сводной бригады и отправить на родину. Полностью это сделать не удалось, оставшаяся часть боевых машин была передана в 35-й танковый отряд и 9-ю танковую бригаду Квантунской армии. Вместе с 1-й танковой бригадой и отдельными танковыми ротами пехотных дивизий в Маньчжурии в августе 1945 года имелось всего около 290 танков. Не лучше дело обстояло и в авиации. К августу в авиационных частях на всей территории Маньчжурии (2-я авиационная армия) осталось 230 исправных боевых самолетов, 175 из них были устаревшими. Остальные 55 составляли современные истребители, бомбардировщики и самолеты-разведчики против почти 5000 советских самолетов. Кроме того, численность всех дивизий на бумаге и в реальности мало соответствовали. Позже начальник штаба 3-й армии оценил общую боевую эффективность всех соединений и частей Квантунской армии и приравнял её только к 8,5 дивизиям периода 1940–1943 годов. Общая огневая мощь уменьшилась наполовину или даже на 2/3. Минометы местного производства являлись единственным вооружением всех артиллерийских подразделений. На вооружении некоторых соединений находились только устаревшие образцы. Тяжелое вооружение и боеприпасы отсутствовали на пограничных передовых позициях, а пулеметные установки были выведены из строя. Так как в результате переброски продовольствия и артиллерийских орудий на другие ТВД истощились основные запасы 1941–1942 годов, возникла проблема острой нехватки топлива, снарядов и боеприпасов. Оставшиеся японские летчики называли бензин «таким же дорогим, как кровь». Наземные мины и противотанковые снаряды производились в кустарных условиях, часто с добавлением пороха из невостребованных крупнокалиберных снарядов. Если бы боевые действия продолжались 3 месяца, у Квантунской армии хватило бы боеприпасов только на обеспечение 13 дивизий без обеспечения других тактических единиц. Некоторые проходящие подготовку новобранцы никогда не вели огонь боевыми снарядами. Новые мероприятия по подготовке к ведению обороны не велись, так как их проведению препятствовала нехватка ресурсов, оборудования и квалифицированного личного состава. Ввиду некомплекта автотранспортных батальонов грузовых машин, рот тягачей, штабов снабжения и инженерных подразделений возможности тылового обеспечения были истощены.

В целях компенсации нехватки личного состава и боеприпасов документы и наставления Императорской армии требовали от каждого японского солдата уничтожить 10 военнослужащих противника или один его танк, применяя методы, основанные на тактике «токко» (особого нападения или самоубийства). Смертники были предназначены для уничтожения советских офицеров, генералов, танков и других боевых машин. Они действовали мелкими группами или в одиночку. Офицеров и генералов убивали холодным оружием «из-за угла». При атаке на боевые машины противника японские солдаты должны были использовать самодельные взрывные заряды или бутылки с горючей смесью, сделанные из подручных материалов (бутылок из-под пива или безалкогольных напитков). Данные методы применялись еще в 1939 году в районе Халхин-Гола.

Кроме традиционных противотанковых средств, таких как противотанковые 75-мм, 47-мм и 37-мм пушки, а также 20-мм противотанкового ружья Тип 97, в боях против советских войск японцы намеревались использовать «смертников». Камикадзе, как правило, привязывали на спину мину модели Тип 3, с которой и бросались под танк противника. Другие противотанковые средства также были близки к самоубийственным. Таким оружием прежде всего являлась мина, использующая кумулятивный эффект, насаженная нашест длиной 1,5 м. Солдат должен был подбежать к танку противника и «ткнуть» в броню «шилообразными» насадками, которые защищали сам корпус мины от повреждений. От нажима мины на шест происходил подрыв детонатора и из воронкообразной мины извергалась струя огня, которая в свою очередь прожигала броню танка. Вероятность остаться живым при выполнении этого головоломного трюка была, естественно, невелика. Подорвать бронесредство противника также можно было кумулятивными гранатами Тип 3 (версии «Ку», «Отсу» и «Хей») или миной-гранатой Тип 99 при точном броске. В отсутствие этих боеприпасов использовались ручные гранаты Тип 97 и Тип 99. Изредка для подрыва танков использовали специально натренированных собак, число которых было невелико.

Личный состав «превращался» в человеческую бомбу и, закрепляя к одежде полдюжины самодельных гранат, подрывал себя на броне танка противника. Некоторые японские летчики собирались пикировать на старых учебных самолетах, начиненных взрывчаткой, прямо на броневые машины противника. Однако пламенные призывы к самопожертвованию не могли отменить общие склонности к цинизму и скептицизму в отношении исхода войны. Новобранцам не хватало веры в свое оружие, своих офицеров и самих себя. Они были не похожи на ту Квантунскую армию, которая в 1931–1932 годах вторглась на территорию Маньчжурии, до последней капли крови вела боевые действия на реке Халхин-Гол или которая была готова захватить в 1941–1942 годах Сибирь и Дальний Восток. В кулуарных разговорах безразличные к жизни новобранцы называли себя «человеческими пулями», «подразделениями-жертвами» и «маньчжурскими сиротами».

Время истекало. Штаб Квантунской армии в Чанчуне уже потерял всякую возможность реализовать планы по остановке наступления советских войск в приграничной зоне и высказал предложение о том, чтобы вместо запланированных ранее мероприятий были разработаны планы ведения боевых действий по изнурению противника, а также инструкции по ведению партизанской войны. 30 мая 1945 года Генеральный штаб Императорской армии Японии официально одобрил новый оперативный план войны с СССР, построенный на долговременной обороне с использованием фортификационных укреплений.

Горно-лесистый характер Маньчжурского плацдарма и обилие водных преград создавали японскому командованию благоприятные условия для сооружения мощной системы обороны вдоль границ СССР. К началу военных действий противник имел в приграничной полосе 17 укрепленных районов, из них 8 — против советского Приморья общей протяженностью по фронту 822 км (4500 долговременных огневых сооружений). Районы были оборудованы по последнему слову фортификационной науки и техники. Например, протяженность подземных галерей Сахалянского и Цикейского укрепленных районов, расположенных на берегу Амура, равнялась соответственно 1500 и 4280 м, а укрепления в нижнем течении Сунгари состояли примерно из 950 сооружений и 2170 м закрытых ходов сообщения. Каждый укрепленный район достигал 50–100 км по фронту и 50 м в глубину. Он состоял из трех-семи узлов сопротивления, включавших по три-шесть опорных пунктов. Узлы сопротивления и опорные пункты оборудовались, как правило, на господствующих высотах, а их фланги примыкали к труднодоступной горно-лесистой или лесисто-болотистой местности.

Во всех укрепленных районах были построены долговременные огневые сооружения с артиллерийскими и пулеметными огневыми точками, бронеколпаками, противотанковыми рвами, окопами и проволочными заграждениями. Помещения для личного состава, хранения боеприпасов и продовольствия, электростанции и линии электропередачи, системы водоснабжения и вентиляции находились глубоко под землей. Развитая сеть подземных ходов соединяла все оборонительные сооружения в единый комплекс.

Линия пограничных укреплений (первый оборонительный рубеж) выполняла функции полосы прикрытия, которая состояла из трех позиций: первая, глубиной 3–10 км, включала передовые узлы сопротивления и опорные пункты, вторая (3–5 км) — основные узлы сопротивления, и третья (2–4 км) находилась в 10–20 км от второй позиции.

После линии пограничных укреплений следовали второй и третий оборонительные рубежи, состоявшие преимущественно из сооружений полевого типа. На втором рубеже находились основные силы фронта, а на третьем — фронтовые резервы.

Полоса прикрытия, на которой размещалась примерно треть войск, должна была обеспечить ведение сдерживающих боев и срыв наступления советских войск. Находившиеся в глубине основные силы Квантунской группировки предназначались для контрнаступления.

Руководство Японии полагало, что «против превосходящих по силе и подготовке советских войск» японская армия «продержится в течение года».

Первый этап должен был продлиться около трех месяцев. Считалось, что только прорыв приграничной полосы долговременных укреплений займет у советских войск не меньше месяца. К концу первого этапа, по мысли японского командования, они смогут продвинуться до рубежа Байчэн, Цицикар, Бэйань, Цзямусы, Муданьцзян. Затем советским войскам потребуется ещё три месяца, чтобы подтянуть силы и подготовиться к операциям второго этапа по захвату остальной части Маньчжурии и Внутренней Монголии, на что должно было уйти примерно шесть месяцев. В течение этого времени японское командование рассчитывало перегруппировать силы, организовать контрнаступление и, восстановив положение, добиться почетных условий мира.

Большие надежды возлагались на организацию диверсионных («партизанских») отрядов, в состав которых входили и белоэмигранты, и на отряды уже упоминавшихся смертников. Сущность действий этих отрядов состояла в проведении систематических, небольших по масштабам, но значительных по результатам «специальных операций» на территории, которую удалось бы занять противнику.

Район полевых фортификационных сооружений (редут) — основное месторасположение войск — находился по обе стороны границы Южной Маньчжурии и Северной Кореи между Аньту, Тунхуа и Ляояном. Выводя войска из районов западнее, севернее и восточнее треугольника, образованного железнодорожными путями и соединявшего Чанчунь и Дайрен, а также Чанчунь и Тумынь, Квантунская армия, в сущности, по плану уступала противнику 75 % территории Маньчжурии. Необходимо было серьезно подумать об эвакуации из Чанчуня (населенный пункт под Мукденом. — Примеч. авт.) штаба Квантунской армии, однако впоследствии даже после начала боевых действий в целях безопасности и по политическим и психологическим причинам никаких мероприятий так и не было проведено.

Получив разрешение императора на проведение переброски войск в соответствии с последним планом «на случай непредвиденных дополнительных обстоятельств», японский Генштаб издал приказ о приведении Квантунской армии в состояние боевой готовности. 1 июня 1945 года начальник Генерального штаба армии генерал Уметзу (Umezu) отправился в Сеул, а на следующий день — в Дайрен для подтверждения нового плана и издания приказа на ведение боевых действий. Командующим 17-й армии генерал-лейтенанту Ёшио Козуки (Kozuki), Квантунской армии полному генералу Отодзо Ямада (Yamada) и командиру Экспедиционной армии в Китае генералу Ясуджи Окамура (Okamura) Уметзу объяснил необходимость координации сил в Маньчжурии, Корее и Китае борьбой с вторжением советских войск, которые будут наносить удары с севера, и американским десантом, высадившимся на территории Северной Кореи, Тайваня и береговой части Китая. Для оказания поддержки в ведении обороны Окамура получил приказ о перемещении из Китая 4 дивизий, штаба армии и большого количества подразделений поддержки в состав Квантунской армии.

Изменение задач и включение в состав большого числа новых соединений вынудило Квантунскую армию внести изменения в порядок подчиненности между командирами, привести в порядок пограничные районы и по-новому развернуть войска. Цель проводимых мероприятий заключалась в изменении численности войск в южном направлении на всех участках, в центре Маньчжурии и, собственно, за районом полевых сооружений. Хотя штаб войск 1-го формируемого фронта был оставлен в Муданьцзяне на восточном участке, в начале войны были разработаны секретные планы по перемещению его в Тунхуа. Штаб 3-й армии был перемещен в южном направлении из Еххо в Енчи, штаб 1-й армии — из Дунаня в Еххо. Эти перемещения начались в конце апреля 1945 года.

В мае — июне 1945 года Квантунская армия ускорила процесс реструктуризации своих войск. Штаб 3-го зонального командования (3-й фронт), располагавшийся в Цицикаре, должны были переместить в южном направлении для замены командования Квантунской армии в Мукдене. Для ведения обороны в Северной Маньчжурии был восстановлен 3-й фронт, войска которого ранее подчинялись 4-й отдельной армии, передислоцированной из Суна в Цицикар. Командование Квантунской армии получило приказ оставить большую часть находящейся под ее контролем территории и сконцентрировать свои действия в западных и центральных провинциях Маньчжурии, включая территорию соседней Монгольской Народной Республики. 5 июня 1945 года командованием Квантунской армии после перемещения части своего штаба из Мукдена в Ляоян было создано отдельное новое боевое объединение — 44-я армия. Так как Квантунская армия и Японская армия в Корее нуждались в помощи, 17 июня 1945 года командир Экспедиционной армии в Китае Окамура отправил штаб 34-й армии в Хамхынг (Северная Корея) и подчинил его Квантунской армии.

Организация «маньчжурского редута» оказалась трудновыполнимой задачей для Квантунской армии, которая имела недостатки в структурах управления, нуждалась в хорошо подготовленных войсках и современном вооружении. Первоочередной задачей являлось создание в системе укреплений полноценного штаба, однако для выполнения данной задачи не хватало личного состава. В конечном итоге 30 июля 1945 года японский Генеральный штаб приказал Квантунской армии, используя свои собственные ресурсы, сформировать новый штаб 13-й армии и подчинить его войскам 3-го фронта.

Массовое перемещение командования и изменение основной стратегии военных действий имели неблагоприятное психологическое воздействие как на личный состав Квантунской армии, так и на гражданское население в Маньчжурии. Тем временем накапливались признаки приближающейся войны с Советским Союзом. С июня 1945 года наблюдательные посты Квантунской армии заметили увеличение количества грузовых машин и числа боевой техники, направляющейся в восточном направлении по Транссибирской магистрали. К концу июля 1945 года советские войска, вероятно, завершившие накопление передовых боевых частей в Забайкалье 126 и на Дальнем Востоке, увеличивали свои авиационные, танковые и зенитно-артиллерийские подразделения.

Японская разведка получала различную информацию о надвигающемся наступлении Красной армии. Часто оценка возможностей противника не совпадала с его реальными намерениями. Генштаб Императорской армии же был, как правило, более пессимистичным в своих взглядах, чем командование Квантунской армии. Некоторые офицеры Генерального штаба ожидали вторжения советских войск в конце августа, другие работники аналитических отделов как в Токио, так и в Чанчуне говорили о вероятности проведения наступления ранней осенью, возможно, тогда, когда и американские войска нападут на Японию. Некоторое количество офицеров все еще надеялось, что Советский Союз сдержит свои обязательства в соответствии с договором о нейтралитете от 1941 года, срок которого истекал в апреле 1946 года. Еще одним ободряющим фактором было то, что СССР официально не присоединился к США и Великобритании в разработке Потсдамской декларации от 26 июля 1945 года, призывающей японское правительство к безоговорочной капитуляции. Некоторые офицеры в штабе Квантунской армии утверждали, что советские войска до октября просто не смогут завершить сосредоточение своих тыловых подразделений, а к этому времени приграничные районы занесет снегом. В соответствии с такими предположениями Красная армия не захочет вести наступление всеми силами вплоть до весенней оттепели 1946 года, хотя она может захватить ключевые районы в Северной Маньчжурии до наступления зимы 1945 года.

К середине лета 1945 года на границах Маньчжурии сильно возросла активность советских войск. Например, в конце июля 1945 года, по японским данным, около 300 советских солдат выдвинулись по направлению ниже Ранчиеххо (Восточная Маньчжурия) и на неделю развернули там свои позиции. 5–6 августа 1945 года на юге от Хутоу сотни воинов Красной армии форсировали реку Уссури и нанесли удар по сторожевой заставе японских войск, так и не открывшей огонь. Количество вовлеченных в боевые действия советских солдат, казалось, превышало простые учения, а разведка Квантунской армии была практически уверена в том, что полномасштабные боевые действия неизбежны. Войска Квантунской армии и её штаб сходились во мнении и были убеждены в том, что последние вооруженные столкновения войск не были неожиданными, так как японцами были приняты все меры предосторожности.

Однако трудно было избавиться от ощущения того, что в конце августа 1945 года высшее командование Квантунской армии продолжало жить иллюзиями. Японские войска отступали под натиском американской авиации и ударами военно-морских сил, и почти все важные городские и индустриальные центры метрополии были уничтожены. 6 августа 1945 года первая атомная бомба стерла с лица земли город Хиросиму. Но в Маньчжурии острота ситуации все же ощущалась слабо. 8 августа 1945 года генерал-лейтенант Шоджиро Иида (Iida) и его штаб покинули Енчи для участия в церемонии, посвященной формированию штаба 13-й армии. 5-я армия проводила военные игры с участием командиров дивизий и начальников штабов. Данные военные учения начались 7 августа 1945 года и были запланированы на пять дней. Даже командующий Квантунской армии генерал Ямада не осознавал всю серьезность сложившейся обстановки. Несмотря на предостережения его штаба, 8 августа генерал ощущал себя в полной безопасности при перелете из Чанчуня в Дайрен на официальное открытие синтоистского храма в Порт-Артуре.

Значительные надежды возлагались на стойкость японских сухопутных войск в обороне, на массовое применение смертников камикадзе, которые должны были заставить противника пойти на компромисс перед угрозой больших потерь в живой силе. Именно об этом свидетельствовал опыт вооруженной борьбы с американцами в боях за остров Окинава. 77-тысячный изолированный японский гарнизон, который в условиях абсолютного превосходства противника в воздухе и на море, при непрерывных бомбардировках и обстрелах корабельной артиллерии, почти три месяца противостоял более чем полумиллионной группировке противника, потерявшей в конечном счете около 50 тысяч человек убитыми и ранеными.

Военное командование Японии считало, что такой же упорной, длительной и кровопролитной будет вооруженная борьба и на маньчжурском направлении. Поэтому на требование Потсдамской декларации о капитуляции японское военно-политическое руководство ответило пропагандистскими мероприятиями среди войск и населения страны, направленными на разжигание фанатизма, готовности к жесточайшей схватке до последнего солдата. Так, командование обратилось к личному составу Квантунской группировки войск с призывом: «Пусть нам придется есть траву и грызть землю, но мы должны жестоко и решительно сразиться с врагом».

Большая часть офицеров японской ставки выступала за продолжение войны, считая, что «основная масса сухопутных войск еще сохранена. Она (японская армия) вполне способна нанести мощный удар по противнику в случае его высадки на японскую территорию. Японские войска еще не участвовали в решительных сражениях». «Как же можно выбрасывать белый флаг, даже не начав сражаться?» — заявляли они.

Аналогичного мнения придерживался и главнокомандующий японскими экспедиционными силами в Китае генерал Я. Окамура. «Капитулировать, не вводя в бой армию, численность которой составляет несколько миллионов человек, — подчеркивал он, — позор, которому нет равного во всей военной истории».

Таким образом, было трудно поверить в то, что 9 августа 1945 года около часа ночи дежурному офицеру в Чанчуне позвонили из штаба войск 1-го фронта в Муданьцзяне с докладом о нападении противника на районы Дуннина и Санчагоу. По городу Муданьцзян же были нанесены бомбовые удары. В 1.30 ночи несколько самолетов атаковали Чанчунь. Перед некоторыми офицерами штаба встал вопрос относительно того, принадлежали ли самолеты-бомбардировщики, участвовавшие в налете, американским ВВС, и откуда наносились удары авиации, с авианосцев или с баз в Китае. Хотя информация о начале войны с Советским Союзом еще не поступила, в 2.00 ночи штаб Квантунской армии известил все подчиненные части и подразделения о том, что противник ведет наступление на восточно-маньчжурском направлении, и отдал распоряжение всем войскам остановить продвижение противника в приграничной зоне, а на всех остальных участках приготовиться к ведению боевых действий. По последующим докладам выяснилось, что Красная армия на всех фронтах приступила к полномасштабному наступлению. Позже уже не было никаких сомнений: служба радиоконтроля Квантунской армии перехватила из Москвы радиопередачу информационного агентства ТАСС, заявившего об объявлении в полночь 8 августа 1945 года Советским Союзом войны Японии.

Хотя штаб Квантунской армии еще не получил официального уведомления о начале войны, он в срочном порядке снял ограничения на ведение боевых действий в приграничных районах и отдал распоряжения всем командирам частей и подразделений на оказание сопротивления. В 6.00 ночи была отменена существующая пограничная директива, и был немедленно приведен в действие «план на случай непредвиденных дополнительных обстоятельств». Авиация Квантунской армии получила приказ провести разведку на западных и восточных участках границы и атаковать механизированные части противника, в первую очередь — наступавшие в западном направлении к Таньюаню и Ляояну подразделения советских войск.

Советское руководство сначала особенно не афишировало решение об объявлении войны Японии. 8 августа 1945 года в Москве нарком иностранных дел СССР Молотов заранее предупредил посла Японии в СССР Наотаке Сато (Sato Naotake). Однако кодированная телеграмма с докладом японского посла так и не дошла до Токио.

9 августа 1945 года представитель СССР в Японии Яков Малик попросил о встрече с министром иностранных дел Шигенори Того (Togo Shigenori). Получив информацию о том, что если дело не срочное, то 9 августа встреча с министром невозможна, Малик попросил перенести встречу на следующий день. Через неофициальный источник, а именно через японское информационное агентство, которое перехватило сообщение ТАСС, министр иностранных дел Японии и командование Генерального штаба Императорской армии узнали о нападении Советского Союза. Получив первоначальный доклад Квантунской армии, командование японского Генштаба составило приказ на случай чрезвычайных обстоятельств, одобренный императором во второй половине дня 9 августа 1945 года, и в срочном порядке отправило его командирам армий в Маньчжурии, Корее, Китае и Японии. Утром 10 августа 1945 года армия 17-го фронта в Корее и ее 7 дивизий вошли в состав Квантунской армии. Экспедиционная армия в Китае получила приказ защищать Северный Китай от наступающих советских войск и оказывать поддержку Квантунской армии.

Когда военный министр Японии Коречика Анами (Anami) услышал о наступлении советских войск, он отметил, что «неизбежное в конце концов случилось». Начальник оперативного отдела Генерального штаба армии генерал-майор Масаказу Амано (Amano) понял, что уже ничего нельзя сделать, кроме как надеяться, что Квантунская армия сможет продержаться как можно дольше. Адмирал Кантаро Сузуки (Suzuki), с апреля 1945 года находившийся на должности премьер-министра, спросил у начальника бюро планирования кабинета министров Сумихисы Икеды (Sumihisa Ikeda), сможет ли Квантунская армия отразить нападение советских войск. Икеда ответил, что полевая армия «безнадежна» и что Чанчунь падет через две недели. Сузуки вздохнул и сказал: «Если же Квантунская армия так слаба, то тогда всему конец».

Когда вечером 9 августа 1945 года генерал Ямада вернулся в Чанчунь, командование его штаба подвело итог сложившейся обстановке на всех фронтах. На восточном направлении Красная армия ввела в бой 3 пехотные дивизии и 2 или 3 танковые бригады, в основном наносящие свои удары по району Дуннина. На амурском направлении вели боевые действия 3 пехотные дивизии и 2 танковые бригады. Некоторые части и подразделения советских войск уже форсировали реку, но основные бои шли в районах Хэйхэ и Суньу. На западном направлении 2 дивизии и танковая бригада Красной армии стремительным темпом продвигались к Хайлару, по которому утром 9 августа 1945 года были нанесены бомбовые удары. Очевидно, населенный пункт Манчжоули уже был осажден. Поступали доклады о том, что 2 пехотные дивизии и танковая бригада Красной армии с направления Халхин-Гол штурмовали район Вучакоу. В Северо-Западной Маньчжурии боевые действия все еще не начались.

На начальной стадии боевых действий среди высшего командования Квантунской армии появились серьезные разногласия в отношении стратегической обороны Западной Маньчжурии. Командующему 3-м фронтом полному генералу Жун Ушироку (Ushikoru), который никогда не принимал оборонительной стратегии, запретили использовать слабо укомплектованную 44-ю армию для проведения атак, связанных с возможной большой потерей личного состава. Он принял решение оборонять железнодорожную магистраль КВЖД, развернув основную часть 44-й армии в районе Мукдена, а оставшиеся подразделения — в Чанчуне, и проводить контратаки на отдельные подразделения советских войск. Утром 10 августа 1945 года по его собственной инициативе он приказал 44-й армии вывести свои части и подразделения в район Чанчунь — Дайрен. Также он изменил задачу 13-й армии и перевел её из редута Тунхуа в северном направлении в сторону Чанчуня. Командование Квантунской армии неохотно согласилось с решительными действиями генерала Юшироку.

Таким образом, войска Квантунской группировки к 10 августа 1945 года были сведены во фронтовые и армейские объединения, включавшие: 3 фронта (1-й, 3-й и 17-й (Корейский), отдельную (4-ю) полевую армию (всего 42 пехотные и 7 кавалерийских дивизий, 23 пехотные, 2 кавалерийские, 2 танковые бригады и бригада смертников, 6 отдельных полков), 2 воздушные (2-ю и 5-ю (Корея) армии и базировавшуюся в Харбине Сунгарийскую военную флотилию. В распоряжении японского командования находились войска 250-тысячной армии Маньчжоу-Го и кавалерийские соединения японского ставленника во Внутренней Монголии князя Де Вана (Тонлопа). Общая численность группировки японских и маньчжурских войск к августу 1945 года несколько превышала 1 млн человек. На вооружении она имела 6640 орудий и минометов, около 290 танков, 850 самолетов и около 30 боевых кораблей.

В это время на западе, действуя с направления Внутренней Монголии, советские войска оказывали сильное давление. К 14 или 15 августа 1945 года стремительно наступающие танковые части Красной армии могли достичь Чанчуня. У Квантунской армии было еще время, чтобы переместить свой штаб в Тунхуа. 11 августа 1945 года генерал Ямада выдвинулся из Чанчуня, оставив на месте только несколько человек из своего штаба. Император Пу И и его окружение также переместились в зону оборонительных укреплений.

Все передовые позиции пали. Например, на западном направлении советские танковые и кавалерийские подразделения продвигались со скоростью 100 километров за день. Из Северной Кореи поступила информация о том, что 9 августа 1945 года в районе Наджина высадилась бригада советских войск, прорвала японскую оборону и в данный момент продвигалась в южном направлении. Генерал Ямада переместил войска для того, чтобы попытаться остановить противника и столкнуть его с армиями Юшироку, который вел активные боевые действия на всем протяжении главной железнодорожной линии КВЖД и ЮМЖД. Ямада вместо разбитой 13-й армии перенацелил 4-ю армию из Харбина в Мейхоков. 10 августа 1945 года войска 1-го фронта получили приказ вывести свои части и подразделения из Муданьцзяна в Тунхуа.

Сосредотачиваясь на оперативных предположениях и (за исключением Юшироку) переориентируя всю свою стратегию на оборону Северной Кореи, Квантунская армия отказывалась не только от своих хваленых принципов «справедливости и рая» в отношении Маньчжурии, но также оставляла сотни тысяч японских местных жителей и поселенцев. Хотя власти Маньчжурии были сами ответственны за свою бездеятельность и неумение провести эвакуационные мероприятия, немедленно появилась весьма подозрительная система очередности эвакуации: незначительное число эвакуационных поездов, переполненных семьями японских офицеров и гражданского персонала, входившего в состав армии, в целях безопасности сопровождались офицерами Квантунской армии. Паника поглотила города и села, когда стало известно, что Квантунская армия отступает на всех фронтах и что штаб армии бежал из Чанчуня. Естественно, мест в поездах на хватало, но эвакуация предпочтительно военнослужащих и членов их семей привела к резким встречным обвинениям даже в самой Квантунской армии.

Отрывочные и поверхностные доклады генералу Ямаде 12 августа 1945 года показали, что 5-я армия (в западном направлении от Мулина) на восточном направлении отчаянно вела оборонительные бои, и в Амурском районе в северном направлении обстановка, сложившаяся в 4-й армии, развернутой около Суньу, существенно не изменилась. На западном направлении же появились хорошие новости: по докладам, около 50 японским самолетам, включая переоборудованные учебные машины, удалось разбить советские танковые части в районах Линьси и Личуаня, уничтожив в ходе боя 27 артиллерийских орудий и 42 боевые бронированные машины.

13 августа 1945 года разгром Квантунской армии стал очевиден. Советские войска захватили большую часть Северо-Восточной Маньчжурии, а танковые части уже вели огонь по Муданьцзяну. В Северной Корее в район Чхонджина высадились штурмовые пехотные подразделения Красной армии. Успех советских войск на амурском направлении был относительно небольшим, но на северо-западном направлении советские части и подразделения продвинулись уже дальше Хайлара. На широко открытом западном направлении неблагоприятные полетные условия помешали совершить налеты нескольким десяткам оставшихся японских самолетов, а советские танки опять продвигались из Личуана к Таоаню.

Хотя 14 августа 1945 года на западном направлении японская авиация возобновила свои удары, в результате которых, по докладам, были уничтожены 43 советские броневые машины, все же тактическая ситуация на всех фронтах оставалась критической. В районе Чхонджина была произведена новая высадка большого количества советского десанта. План генерала Юшироку по обороне железнодорожной линии КВЖД и ЮМЖД становился все более бессмысленным. Упрямому командующему 3-го фронта обороны доложили, что командующий Квантунской армией решительно против проведения крупных наступательных операций в Центральной Маньчжурии. «Глотание горьких слез», — заявил Юшироку, уступивший Ямаде, и приступил к разработке плана по перемещению своей армии к оборонительным укреплениям.

Результат боевых действий не был бы таким плачевным, если бы Юшироку уступил раньше, но 14 августа 1945 года уже было слишком поздно что-либо изменить. Из метрополии была получена неполная, но достоверная информация о том, что на правительственном уровне происходят значительные изменения. 14 августа генерал Ямада вместе со своим начальником штаба генерал-лейтенантом Хикосабуро Хата (Hata) и другими старшими офицерами вернулись в Чанчунь. Вечером телефонный звонок из Генерального штаба Императорской армии подтвердил, что днем следующего дня император сделает очень важное заявление по радио.

Утром 15 августа 1945 года интенсивные боевые действия на всех фронтах достигли своего апогея. На западном направлении японская авиация совершила в район Таоаня 39 самолето-вылетов, уничтожив, по докладам, 3 самолета и 135 боевых машин советских войск. Однако днем большинство штабов в Маньчжурии перешли на частоту Токио, и японские войска услышали ошеломляющее заявление императора Японии. Слышимость сигнала не была постоянно качественной, да и речь императора была насыщена высокопарными фразами, но тем не менее создавалось впечатление того, что монарх призывал к прекращению войны. Для офицеров, большинство из которых ожидало официального объявления войны Советскому Союзу или по крайней мере призыва к национально-освободительной борьбе до последней капли крови, заявление императора откликнулось сильной болью.

После первоначального смятения штаб Квантунской армии решил, что японское правительство хотя и категорически приняло политическое решение о прекращении войны, боевые действия должны продолжаться до получения приказа от императора. Также было принято решение о том, что заместитель начальника штаба Квантунской армии генерал-майор Томокатсу Мацумура (Matsumura) для получения достоверной информации должен был вылететь в Японию. Этим же вечером Мацумура доложил из Токио, что Верховное командование находится в состоянии смятения и еще не отдало окончательных распоряжений. В конечном итоге около 23.00 15 августа 1945 года приказ Генерального штаба Императорской армии о временном прекращении наступательных действий поступил в штаб Квантунской армии. Началось уничтожение полковых знамён, портретов императора, приказов и секретных документов.

16 августа 1945 года боевые действия продолжились, так как советские войска решительно продвигались вперед, пока японские войска не стали складывать свое оружие. В 18.00 штаб Квантунской армии получил приказ от Генерального штаба Императорской армии о прекращении всех боевых действий, кроме самообороны, до окончания переговоров о перемирии. В последующей директиве говорилось, что командующему Квантунской армией разрешено приступить к переговорам на месте с целью прекращения огня и сдачи оружия и боевой техники. Японское командование в Китае и на Хоккайдо получило подобные указания, предписывающие им поддерживать связь с Квантунской армией.

Несмотря на то что генералы Ямада и Хата заключили договор о прекращении боевых действий, некоторое число подчиненного личного состава все еще находилось в состоянии замешательства и неопределенности. Например, Генеральный штаб не указал конкретную дату прекращения боевых действий, а необходимость ведения боевых действий в целях самообороны неизбежно влекла за собой еще большее разрастание войны. Поэтому ночью 16 августа 1945 года в штабе Квантунской армии прошло совещание, на котором рассматривались способы реализации руководящих документов или возможных альтернатив: оказание сопротивления до последней капли крови, ведение боевых действий для достижения более благоприятных условий для переговоров или немедленное прекращение боевых действий. Большинство офицеров считало, что Квантунской армии ради будущего Японии и чести ее вооруженных сил следует продолжать ведение боевых действий. Другие же офицеры, в том числе и описывающий ситуацию штабной офицер полковник Тейго Кусаджи (Kusaji), полагали, что армия должна подчиниться желанию императора: вопрос о восстановлении Японии стоял выше точек зрения личного состава армии. Затем последовали долгие и эмоциональные разговоры, пока генерал Хата не нашел выход из создавшегося тупикового положения. Начальник штаба со слезами на глазах заявил, что преданные военнослужащие не имеют другого выбора, как смириться с решением императора. Тем же, кто настаивает на продолжении боевых действий, придется «сначала отрубить нам головы». После того как участники переговоров погрузились в тишину, нарушаемую только приглушенными всхлипываниями, генерал Ямада заявил, что Квантунская армия подчинится желанию императора и приложит все усилия для того, чтобы прекратить войну. В 22.00 был разработан, а к 17 августу уже передан в подчиненные части и подразделения соответствующий приказ.

Советские войска были недовольны медлительностью капитуляции Квантунской армии, хотя и было известно, что приказ о прекращении боевых действий передан из Чанчуня всем японским войскам и что представители Императорской армии отправлены в некоторые города с указаниями по установлению связи с командованием Красной армии. Вечером 17 августа 1945 года японский самолет пролетел над позициями советских войск на Дальневосточном фронте и сбросил два флага с обращением о прекращении огня в расположении войск 1-й зоны обороны (1-го фронта). Даже при таких условиях советское командование считало, что действия Квантунской армии противоречат первоначальным заявлениям. В действительности же 17 августа 1945 года капитулировала только армия Маньчжоу-Го. Поэтому главнокомандующий войсками на Дальнем Востоке маршал Советского Союза A. M. Василевский этим же днем отправил телеграмму генералу Ямаде, в которой заявил, что призыв Японии к прекращению боевых действий не привел к ее капитуляции, и небезосновательно утверждал, что японские войска все еще вели контрнаступление в некоторых районах. Предоставив Квантунской армии время на отдачу приказов всем подчиненным ей частям и подразделениям капитулировать, маршал Василевский установил предельный срок капитуляции японских войск 20 августа 1945 года.