Миф № 11. Под Прохоровкой танковые войска Красной Армии одержали пиррову победу, потому как фактически это был разгром

Миф № 11. Под Прохоровкой танковые войска Красной Армии одержали пиррову победу, потому как фактически это был разгром

Эти три мифа одни из самых болезненных в мифологии о войне. Существуют они давно, фактически со времен войны. В послевоенное время наши военачальники, а также партийные деятели перестарались на эти темы столь серьёзно и широкомасштабно, что не приведи господь! Правда, ни на йоту не приблизили к истине ни науку, ни общественное мнение. До сих пор, несмотря на то, что уже имеются прекрасные фундаментальные, основанные на 99 % на архивных документах труды по этим вопросам, все равно до конца все точки над «i» невозможно расставить. Эти мифы вызывают крайне острые споры по любому аспекту, особенно по вопросу потерь в танках. Собственно говоря, это-то — проблема потерь в этих боях — и является сутью мифов, споры вокруг которых доходят до осатанения и превращаются даже в судебные разбирательства. К примеру, до чрезвычайности «прославившегося» своими, как бы это помягче сказать, архинесносными «подсчетами» различных потерь Красной Армии и иными «околонаучными подвигами» небезызвестного шекспироведа от Истории Великой Отечественной войны Б. Соколова уже потянули в суд за клевету. Как раз по вопросу о потерях танков в ходе сражения под Прохоровкой. Так что можете себе представить накал страстей. И всё же, как говорится, взялся за гуж, то уж изволь не говорить, что не дюж. А единственный шанс доказать это — обратиться к солидным трудам наиболее серьёзных авторов. На сегодня таких авторов два — Лев Лопуховский и Валерий Замулин. Вот к их трудам — соответственно «Прохоровка. Без грифа секретности» (М., 2007), а также «Курский излом. Решающая битва Отечественной войны» (М., 2007) и «Засекреченная Курская битва. Неизвестные документы свидетельствуют» (М., 2007) — и обратимся. Как уже отмечалось выше, все эти мифы, не говоря уже об их «творцах», намертво зациклены на проблеме потерь. Ну что же, проблема потерь, так проблема потерь. На войне, к глубокому сожалению, без потерь не бывает.

«И. В. Сталин, когда узнал о наших потерях, — отмечал Главный маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров, который в 1943 г. командовал 5-й гвардейской танковой армией, — пришёл в ярость: ведь танковая армия по плану Ставки предназначалась для участия в контрнаступлении и была нацелена на Харьков. А тут — опять надо ее значительно пополнять. Верховный решил было снять меня с должности и чуть ли не отдать под суд. Это рассказал мне A. M. Василевский. Он же детально доложил И. В. Сталину обстановку и выводы о срыве всей летней немецкой наступательной операции. И. В. Сталин несколько успокоился и больше к этому вопросу не возвращался»[11]. А теперь, как и полагается в истории России, всего два вопроса: 1. Чем так возмутился Сталин? 2. Почему Сталин затем успокоился и не отдал Ротмистрова под суд?!

1. Мало кому известно, что с результатами Курской битвы, особенно боевой деятельности Воронежского фронта, а также возглавлявшейся Ротмистровым 5-й гв. ТА и танкового сражения под Прохоровкой разбиралась специальная комиссия по председательством члена ГКО и Политбюро Маленкова. Итогом ее работы стали сотни страниц различных материалов, которые до сих пор хранятся в особо секретном Архиве Президента РФ и не рассекречиваются, потому как там содержится такой детальный анализ провальной тактики и стратегии, которую продемонстрировали наши генералы во время Курской битвы, особенно под Прохоровкой, что, очевидно, считается, что лучше этим документам еще полежать в архиве с полвека. Однако общий вывод той комиссии тем не менее известен: боевые действия 5-й гвардейской танковой армии под командованием П. А. Ротмистрова 12 июля 1943 г. под Прохоровкой охарактеризованы как «образец неудачно проведенной операции»[12]. Не в бровь, а прямо в глаз!

Объективна ли такая оценка?! Не перегнула ли палку комиссия в своем партийном рвении?! Отнюдь. Только 12 июля 1943 г., то есть в основной день танкового сражения под Прохоровкой, который, собственно говоря, более всех и фигурирует в исторических исследованиях, по высокопрофессиональным расчетам Л. Лопуховского, безвозвратные потери сторон в бронетехнике в этот день соотносятся примерно как 6: 1 не в пользу 5-й гв. ТА под командованием Ротмистрова. Соотношение по безвозвратным потерям в ходе семидневного Прохоровского сражения составляет 5: 1. Если сказать по-простому, то от этих цифр можно и обалдеть…

По данным же еще более беспрецедентно жестко опиравшегося только и исключительно на архивные данные уважаемого коллеги В. Замулина, из 642 единиц бронетехники 5-й гв. ТА Ротмистрова (всего в строю на указанный день в этой армии было 808 ед. бронетехники), принявших участие в боевых действиях под Прохоровкой 12 июля 1943 г., 340 попали в графу потери. Из них 194 сгорели, 146 подбито. Потери — 53 % от принявших участие в сражении только за один день[13]!

А теперь взгляните на составленную Л. Лопуховским преимущественно на основе архивных сведений таблицу «Потерь Воронежского фронта в живой силе, вооружении и боевой технике в период с 5 по 22.07.43 г. по различным данным»[14]:

Наименование По докладу командующего фронтом По докладу начальника штаба фронта По данным Манштейна (с 5 по 23.7.43) По данным Кривошеева («Гриф секретности снят») Людей (убитыми, ранеными, пропавшими без вести) 74 500 100 932, в т. ч. без вести пропавшими 24 880 85 тыс., в т. ч. пленными 34 тыс. 73 892 лошадей 3110 2285 - - танков (безвозвратно) 1387 1571 (подбито — 834 1800 За три фронта, танков и САУ 1614 самоходных орудий 33 57 - - самолетов (сбито и подбито) 387 387 (44 %) 524 За три фронта всего 459 орудий всех калибров 639 1713 1347 За три фронта всего 3929 миномётов всех калибров 622 1896 - - ст. пулеметов 588 1795 (41 %) - стрелкового оружия за три фронта, всего (тыс.) 70,8 ручных пулемётов 2152 4780 (33 %) - - ПТР 911 3459 (27 %) - - ппш 12 434 36 898 (34 %) - - винтовок 27 800 42 132 (17 %) - - автомашин 145 178 - -

Несмотря на более чем странный невообразимый разнобой даже между данными командующего фронтом и начальника его же штаба, цифры свидетельствуют о страшных потерях. Бои были чрезвычайно жестокие. Если, например, вывести среднеарифметическую величину по потерям танков исходя из данных командующего фронтом, начальника его штаба и Манштейна, то получится, что за указанный в названии таблицы период только на этом фронте советские войска потеряли в среднем 1586 танков!

Между прочим, еще до официальных докладов командующих, Сталин уже был в курсе огромных потерь в танках. 13 июля маршал Василевский докладывал Сталину о том, что он сам лично убедился в том, что 29-й танковый корпус 5-й гв. ТА Ротмистрова потерял «безвозвратными и временно вышедшими из строя до 60 % танков»[15]. Кстати, любопытно, что Василевский был весьма близок к истине в этой оценке, хотя она и неточна. По данным уважаемого коллеги В. Замулина, из 215 имевшихся к 12 июля в этом корпусе танков в бою 12 июля приняли участие 199 танков, а потери составили 153 танка, из них сгорело 103, подбито — 50, общий процент потерь от принявших участие в сражении — 77 %[16].

Так что должно быть вполне понятно, что Сталину было от чего взвиться в негодовании на Ротмистрова. Естественно, что и основной вывод комиссии Маленкова на таком фоне тем более был обоснован. Впрочем, не только на таком фоне, а принципиально он был более чем обоснован. И вот здесь автор буквально физически вынужден повторить то, что уже писал при анализе мифа о том, кто лучший ас — германские или советские танкисты.

Главная причина происхождения указанного уважаемым коллегой Л. Лопуховским соотношения состоит в том, что танковые войска вермахта обладали значительно большей мощью противотанковой артиллерии, чего наши генералы ну никак не хотели видеть, замечать и тем более принимать во внимание. А потому в буквальном смысле слова перли на неподавленную или как минимум на недостаточно подавленную оборону противника, не столько даже насыщенную, сколько — для применения такого выражения есть все основания — перенасыщенную противотанковыми средствами. Более того. В случае необходимости во время боев немцы очень грамотно и быстро переходили к временной обороне, в которой эффективно использовали всю мощь как противотанковой артиллерии танковых частей, так и мощь собственно танковой артиллерии, действовавшей в таком случае как противотанковая. Даже во время жестоких танковых сражений на Курской дуге наши генералы почему-то не хотели воспринимать это обстоятельство. И только по факту огромных потерь в танковых частях они вынуждены были это признать. Дело в том, что после Курской битвы инженерные службы Красной Армии внимательно осмотрели все советские подбитые танки и замерили диаметр пробоин на них. Надо полагать, что они занялись этим с прямой подачи Сталина и комиссии Маленкова — уж больно тщательные результаты они получили. В итоге было установлено, что:

33,5 % пробоин оставлены 50-мм снарядом немецких противотанковых пушек (возможно, также и пушек танков T-III), 40,5 % пробоин оставлены 75-мм снарядом германских противотанковых пушек (возможно также и пушек танков T-IV и T-V) и 26 % пробоин оставлены 88-мм снарядом германских зениток, которые в вермахте успешно использовали как противотанковые орудия (возможно также, что и пушек танков T-VI)[17].

Ничего удивительного в этих цифрах нет. Уважаемый коллега Л. Лопуховский в одном из примечаний в своей замечательной книге указал, что:

«…максимальная толщина брони танка Т-34 выпуска 1942 года, основного типа танков 5-й гв. ТА, равнялась 65 мм. Все четыре основных образца 75-мм и 88-мм противотанковых и танковых орудий германской армии с длиной ствола 48, 50, 70 и 71 калибр на расстоянии 2 км противотанковым снарядом при угле встречи 60 градусов пробивали броневой лист от 63 до 148 мм»![18]

Учитывая жуткие потери в танках, деваться было некуда, и генералы признали сей факт. Причём, и в этом им не откажешь, сделали сие неприятное для себя дело вполне объективно. Принося свои извинения за вынужденное, но крайне необходимое повторное цитирование, прошу еще раз внимательно вчитаться в выдержку из письма от 20 августа 1943 г. самого Ротмистрова на имя маршала Жукова:

«…Когда же немцы своими танковыми частями переходят, хотя бы временно, к обороне, то этим самым они лишают нас наших маневренных преимуществ и, наоборот, начинают в полной мере применять прицельную дальность своих танковых пушек, находясь в то же время почти в полной недосягаемости от нашего прицельного танкового огня… Таким образом, при столкновении с перешедшими к обороне немецкими танковыми частями мы, как общее правило, несем огромные потери в танках и успеха не имеем»[19].

Всё точно — именно так все и было!

Но уж лучше бы он не писал такое. Мягко выражаясь, такое вообще не следовало доверять бумаге. По крайней мере, по соображениям собственного же авторитета. Особенно, когда сам же и становишься фактически отцом-основателем всего мифа. Ведь как ни крути, но именно Ротмистров раздул анализируемые мифы, особенно о танковом сражении под Прохоровкой (чуть ниже об этом будет сказано отдельно). Между тем рукописи-то, как известно, не только не горят, но и имеют неприятную для многих, но самой Историей запрограммированную способность к автономному «всплытию» на поверхность со всеми вытекающими отсюда последствиями для их авторов! Так оно произошло и в данном случае.

Ибо то, что написал Ротмистров, в сущности-то есть его добровольное письменное признание (на его счастье, не в Смерше) им того факта, что предыдущие два с лишним года ожесточенных боев с вермахтом, в том числе и с его танковыми частями, не стали серьезным уроком для нашего командования. В том числе и для него лично! Проще говоря, оно (включая и самого Ротмистрова) не извлекло никаких уроков, хотя по указанию Сталина и Ставки ВГК как ГРУ, так и аналитическое подразделение Генштаба непрерывно осуществляли глубокий анализ прошедших боев и сражений, постоянно вели обобщение опыта боев с германскими войсками и постоянно же направляли свои рекомендации в действующую армию. А эффект ноль целых фиг десятых! И всякий раз, как только немцы переходили хотя бы к временной обороне, они начинали попросту расстреливать с дальних позиций наших танки! А во время тех боев, за итоги которых Сталин едва не отдал Ротмистрова под суд, атаки на противника были просто самоубийственны только из-за того, что не предпринимались должные меры для максимального подавления перенасыщенной противотанковыми средствами обороны противника. Естественно, что немцы попросту с дальней дистанции — как на учении — расстреливали советские танки! Тем более что у них тогда появились еще и «тигры», «пантеры», а также «фердинанды».

2. Почему Сталин затем успокоился и не отдал Ротмистрова под суд?!

Обратимся к сугубо профессиональному мнению уважаемого коллеги Л. Лопуховского. И начнем с его глобальной оценки итогов битвы на Курской дуге, прежде всего ее первого, оборонительного, этапа. Именно в недрах этих итогов и сокрыты корни не только успокоения Сталина, но и справедливого признания Курской битвы как окончательно сломавшей хребет нацистскому зверю, символизировав тем самым окончательный коренной перелом в войне.

Итак, «почему все-таки, несмотря на все промахи и ошибки, нашим войскам удалось добиться конечного успеха в оборонительной операции? Прежде всего потому, что на высоте оказалось стратегическое руководство вооруженными силами и страной. Взвешенное и хорошо продуманное решение о переходе к преднамеренной обороне полностью себя оправдало. Нанеся потери противнику, выбив в значительной мере его танки и введя в сражение резервы, наши войска перешли в стратегическое контрнаступление, которое переросло в общее наступление на фронте до 2 тысяч километров»[20].

Принципиально полностью соглашаясь с этим абсолютно адекватным историческим реалиям выводом, не могу не обратить внимания на одно обстоятельство. Это взвешенное и хорошо продуманное решение о переходе к преднамеренной обороне опиралось на безукоризненную разведывательную информацию, которой в избытке обеспечили высшее руководство как советская внешняя, так и советская военная разведки, а также партизаны и зафронтовая разведка Смерша. Не упомянуть об их первоначальном вкладе в принятие такого решения — просто недопустимо. Потому что разведка в этом случае еще раз продемонстрировала высочайший класс, ибо добытой информацией был показан весь процесс генезиса немецкого стратегического замысла, связанного с Курской битвой, — от зарождения, детального формирования и конечного развития вплоть до постановки конкретных целей. Ведь были установлены данные не только о дате, силах и запланированных конкретных действиях германского командования, но и тесно связанные с ними дальнейшие планы верховного командования рейха. В частности, было установлено, что в случае успеха под Курском предусматривалось развернуть крупную наступательную операцию на юге в общем направлении на Купянск (операции «Пантера» и «Ястреб»), а также на других направлениях севернее Курского выступа. Более того. Было установлено, что германское командование планирует, в случае успеха, также и новое наступление на Ленинград. Короче говоря, в их планы входило разгромить более четверти дивизий Красной Армии и фактически осуществил разгром всего южного стратегического крыла советского фронта. Так что решение решением, однако не следует забывать, что ни Сталин, ни Ставка, ни Генеральный штаб не смогли бы принять такого решения, не обладай они столь эксклюзивной разведывательной информацией суперэкстра-класса.

Именно разведка обеспечила возможность не только принятия такого взвешенного и хорошо продуманного решения о преднамеренной обороне, но и, что еще более важно, организации самой этой преднамеренной обороны, которая ныне фигурирует во многих исследованиях едва ли не как эталон. К примеру, когда анализируют трагедию 22 июня 1941 г., очень часто упоминают, что «в идеале построение группировки советских войск у западных границ должно было быть таким, каким оно было через два года в битве на Курской дуге. Тогда создали глубоко эшелонированную оборону (восемь оборонительных полос на глубину 300 км), позволившую отразить наступление противника, обескровить его войска, а затем перейти в решительное стратегическое наступление. Но тогда, в 41-м, этого не получилось». О трагедии 1941 г. мы достаточно поговорили еще во втором томе настоящего пятитомника. Так что речь пойдет только об обороне на Курской дуге.

На Курской дуге общая линия фронта составляла 550 км, следовательно, при избранной тогда глубине обороны в 300 км, фортификационному обустройству подверглась площадь в 165 тыс. кв. км! На Курской дуге только стрелковых окопов и окопов для противотанковых ружей было отрыто 167 824! Одна только длина траншей и ходов сообщений на Курской дуге составила 8480 км. Командных и наблюдательных пунктов на Курской дуге было создано 10 644. Убежищ и землянок соответственно — 35 010 и 385 110! Проволочных заграждений на Курской дуге было поставлено 1186 км. Противотанковых и противопехотных мин на Курской дуге было установлено 1 275 000 шт. Для осуществления работ на Курской дуге было привлечено до 300 тыс. чел. рабочих и колхозников. Не говоря уже о том, что и 1 млн. 336 тыс. человек в войсках не только подбадривали их одобрительными возгласами. Не говоря уже о том, что на Курской дуге заранее сосредоточены громадные силы Красной Армии. Все это обеспечила разведка — своей заблаговременно добытой эксклюзивной информацией суперэкстра-класса.

В результате по своему размаху и напряженности Курская оборонительная операция, первый этап Курской битвы, явилась одним из крупнейших сражений не только Великой Отечественной, но и в целом Второй мировой войны. В ходе оборонительных боев войска Центрального и Воронежского фронтов обескровили, а затем и остановили наступление ударных группировок вермахта. Более того. Создали благоприятные условия для перехода в контрнаступление на орловском и белгородско-курском направлениях. Полный крах потерпел не только гитлеровский план по разгрому советских войск в Курском выступе — безоговорочное крушение потерпел вообще весь план летней кампании вермахта. Как вспоминал в послевоенное время генерал армии СМ. Штеменко, формулируя отдельные положения поздравительного приказа войскам, победившим противника в Курской битве, Сталин специально продиктовал следующую вставку: «Тем самым разоблачена легенда о том, что немцы летом в наступлении всегда одерживают успех, а советские войска вынуждены будто бы находиться в отступлении». И далее Сталин пояснил: «Надо об этом сказать. Фашисты во главе с Геббельсом после зимнего поражения под Москвой все время носятся с этой легендой»[21]. И правильно, что сказали. Потому как, во-первых, что выяснилось впоследствии, уже 19 июля 1943 г. в дневнике боевых действий командования ОКВ появилось вынужденное признание: «Из-за сильного наступления противника дальнейшее проведение „Цитадели“ (кодовое название операции вермахта на Курской дуге. — А.М.) не представляется возможным»[22]. И Гитлер вынужден был остановить операцию «Цитадель». Во-вторых, уже в послевоенное время тот же Манштейн — главный противник наших войск в Курской битве — признал, что «в Курской битве, где войска наступали с отчаянной решимостью победить или умереть… погибли лучшие части германской армии»[23]. После Курской битвы стратегическая инициатива на советско-германском фронте навсегда перешла в руки советского командования, а гитлеровцы вынуждены были перейти к оборонительной стратегии и тактике.

Так вот, именно глобальный победоносный итог Курской битвы и успокоил Сталина, резко ослабив накал его возмущения действиями Ротмистрова, который, к слову сказать, менее чем за год умудрился дважды вызвать гнев Верховного. Первый раз еще во время Сталинградской битвы, где его действия также разбирала комиссия Маленкова. Впрочем, это выходит за рамки нашего исследования.

А уж когда 5 августа были освобождены Орёл и Белгород, то изрядно повеселевший Сталин и вовсе впал в исключительно благодушное настроение и занялся разработкой системы салютов в честь побед советских войск на фронтах Великой Отечественной войны. В тот же день прозвучал первый из 363 салютов в годы войны[24].

Однако именно этот же победоносный глобальный итог Курской битвы и породил шанс для наших генералов так отлакировать ход этой ожесточенной битвы, в которой обе стороны несли жестокие потери, что в итоге то ли сознательно, то ли бессознательно, но умудрились-таки зачать основные контуры анализируемых мифов. Как отмечает Л. Лопуховский:

«…в послевоенное время, особенно с выходром книги П. А. Ротмистрова „Танковое сражение под Прохоровкой“ в 1960 году, поток славословий в адрес танковой армии и ее командования усилился (начало этому было положено еще 25 и 29 июля 1943 г. со статьями в газете „Красная звезда“[25]. — А.М.) и продолжал нарастать с каждым юбилеем Курской битвы. Фонды Центрального архива Министерства обороны были закрыты. И Павел Алексеевич, опираясь на свой авторитет главного маршала бронетанковых войск и помощника министра обороны (1964–1968), сформировал точку зрения на события 12 июля под Прохоровкой, которую в условиях недостатка информации и жестких требований военной цензуры не так-то просто было критиковать. При этом он постарался забыть и о разбирательстве комиссии Маленкова, и о своей более трезвой и адекватной оценке событий в письме на имя Г. К. Жукова, написанном 20 августа 1943 года. Так создавались мифы и легенды»[26].

Кстати говоря, Л. Лопуховский приводит очень любопытное разоблачение мифа насчёт танкового сражения под Прохоровкой:

«Здесь нельзя не привести мнение об этом человека, отдавшего много сил и изучению Прохоровского сражения. Подполковник в отставке В. Н. Лебедев, научный сотрудник Белгородского краеведческого музея, пишет: „…к 12 июля 1943 г. под Прохоровкой 5-я гвардейская танковая армия уничтожила за три дня 150 танков противника, а не 400, как это провозглашал командарм 5-й гв. ТА. Да и эти бои назывались в то время контрударом, а затем начали называться встречным танковым сражением. А ведь до 12 июля каждый день сражений был свирепее Прохоровки. Как можно отодвигать на ?задворки? события, происходившие на обояньском направлении севернее Белгорода, где был сорван план прорыва фашистов на южном фланге дуги? Ведь бойцы и командиры 6-й гвардейской армии генерала Чистякова и 1-й танковой армии генерала Катукова совместно с другими родами войск в жесточайших боях, неся огромные потери и проявляя невиданный героизм, заслонили фашистам дорогу к Курску! Печать, радио и телевидение свели успех советских войск к успеху 5-й гв. танковой армии“»[27].

Ну и, наконец, о пустопорожних утверждениях о некоей ошибке, сиречь о якобы имевшем место игнорировании необходимости нанесения упреждающего удара на Курской дуге, что помогло бы избежать огромных потерь. Вновь обращусь к сугубо профессиональному мнению уважаемого коллеги Лопуховского:

«…В связи с большими потерями в оборонительной операции иногда высказывается мысль, что лучше было, используя наше превосходство в силах, упредить противника в переходе в стратегическое наступление и что переход к преднамеренной обороне — ошибка. Проще всего давать оценки сейчас, когда известны последствия того или иного решения.

Сторонникам упреждающих ударов можно только посоветовать еще раз всесторонне проанализировать обстановку, сложившуюся весной 1943 года в районе Курского выступа. Нельзя забывать, что Курский выступ образовался не только в результате наступления советских войск, но и в результате неудач Центрального фронта и поражения войск Воронежского. Советское военное и политическое руководство должно было считаться с возможностями противника вести успешные крупномасштабные операции. Немцы всего через три недели после сокрушительного разгрома под Сталинградом смогли перейти в контрнаступление в Донбассе и на харьковском направлении. Отбросив войска ЮЗФ и Левого крыла Воронежского фронтов на 150–200 км, они вновь захватили стратегическую инициативу, навязав свою волю советскому командованию.

Наши войска перешли к обороне не в связи с недостатком сил и средств, как это предусматривалось существовавшими теоретическими взглядами в отношении стратегической обороны, а именно преднамеренно, располагая превосходством над противником…

…Нельзя сводить дело только к количественному соотношению в силах и средствах. Да, фронты получили большое количество танков и самолётов, но они, как выяснилось, уступали в качестве немецким („алаверды“ генералам — а о чём они думали, ведь разведка-то, в том числе и военная, непрерывно сообщала, что немцы систематически модернизируют свое оружие и боевую технику, разрабатывают новые виды и т. д.? — А.М.). Судя по докладам многочисленных комиссий, проверявших тактическую и специальную подготовку личного состава и материальной части соединений к боевым действиям, не все в этом отношении было благополучно. Все это приходилось учитывать Ставке ВГК.

Сторонники нанесения упреждающего удара обычно ограничиваются общими рассуждениями о преимуществе наступления перед обороной. Действительно, только наступлением можно добиться окончательного разгрома противника. Но надо было хорошо взвесить, что мог дать переход в наступление в данных конкретных условиях. И прежде всего дать ответы на вопросы — когда, где и какими силами наступать? В апреле войска Воронежского фронта еще не успели оправиться после поражения. В мае? Но к этому сроку еще не успели накопить запасы материальных средств из-за той же распутицы. Не были созданы и стратегические резервы. А Манштейн уже был готов к наступлению. Он, как и другие немецкие генералы, свое поражение впоследствии объяснял тем, что Гитлер вопреки их предложениям перенес наступление с мая на июль.

Если в июне, то где? На каком стратегическом направлении или сразу на двух? Хватит ли сил? На прорыв тактической зоны, возможно, и хватит. Хотя известна цепкость немецких войск в обороне. После 17 июля наши войска, обладая огромным перевесом в силах, испытали на себе силу сопротивления изрядно потрепанных войск противника в обороне. А подвижность и ударная мощь танковых дивизий, уже готовых к наступлению? Чем закончилось бы столкновение с ними в оперативной глубине, можно судить по событиям под Богодуховым и Ахтыркой. 18 августа противник нанес контрудар по 27-й армии, отбросив ее на 24 км, и вновь захватил Ахтырку. 24 августа в дневнике штаба ОКХ появилась запись: „В районе южнее Ахтырки были уничтожены остатки окруженной группировки противника. При этом захвачены 299 танков и 188 орудий, а также 1800 пленных“»[28].

* * *

Небольшой комментарий А. Б. Мартиросяна. В своей новой книге «Сражения на военно-историческом фронте» генерал армии М. А. Гареев со ссылкой на немецкого историка В. Адама указывает, что «семнадцать немецких танковых дивизий, усиленных 60-тонными танками „Тигр“ и 70-тонными самоходно-артиллерийскими установками „Фердинанд“, повели наступление на участке фронта в 70 километров. Значит, одна танковая дивизия приходилась на четыре километра фронта! Еще нигде вермахт не сосредотачивал на ограниченном пространстве столько наступательной мощи»[29].

Обратите особое внимание на этот факт. Дело в том, что по уставу танковых войск вермахта в прорыв им полагалось идти на вдвое или в два с половиной раза большей ширине фронта. Если исходить из средней укомплектованности танковой дивизии вермахта перед началом столь важной, по мнению гитлеровского командования, операции в 172 танка, то выходит по 43 танка на километр фронта наступления. А тут ведь еще и усиленные танки. Ну и что случилось бы с нашими войсками, если они сдуру поперли бы на такую силищу? А ведь не забывайте, что танковая дивизия вермахта была сильна не только и даже не столь именно танками, сколько исключительно грамотным и искусным применением противотанковой и зенитной артиллерии, причем последняя в обороне выбивала танки ничуть не хуже сугубо противотанковой.

Если всё это учесть, то выходит, что сторонники упреждающего удара то ли сознательно, то ли бессознательно, что скорее всего, страстно пытаются ретроспективно навязать Красной Армии жуткий погром, наподобие тех, что были в июне 1941 г.?! А зачем?! Чего ради столь сладострастно желать разгрома собственных войск, тем более в ретроспективе?! Ну не пора ли угомониться?! Хотя бы потому, что История не терпит сослагательного наклонения…

* * *

В связи с этим стоит вернуться к соображениям Ватутина о подготовке наступательной операции, высказанным им в докладе Верховному Главнокомандующему 21 июня 1943 года — за две недели до начала операции «Цитадель»:

«По всем имеющимся данным, противник совершенствует оборону у видимо, подготавливает вторую оборонительную полосу и доукомплектовывает до штата свои пехотные и танковые дивизии. Намерения противника не выявлены. Предполагаю, что противник в настоящее время выжидает и сам боится нашего наступления».

В конце доклада Ватутин излагает потребности фронта в материальных средствах в интересах проведения наступательной операции (весьма внушительные цифры) и просит:

«…дать дополнительно фронту: две общевойсковые армии, две танковые армии, два отдельных танковых корпуса, семь танковых полков прорыва, два арткорпуса, три самоходных артполка 152-мм, две зенитные дивизии, 1000 самолётов, из них 600 истребителей и 400 штурмовиков и бомбардировщиков, 1500 автомашин, 300 „студебеккеров“ и 300 „виллисов“»[30].

По замыслу Ватутина в операции должен был участвовать Юго-Западный фронт, который тоже надо было усиливать. На подготовку операции он отводил 15 суток. Она должна была привести к окружению и разгрому 30 вражеских дивизий, в том числе 10 танковых. Но где взять столько сил и средств? Остаться совсем без стратегических ресурсов? На это Ставка пойти не могла.

Предлагаемый Ватутиным вариант упреждения противника в переходе в наступление с нанесением главного удара в обход района Сумы, Миргород, Полтава (имея на фланге мощную группировку войск Манштейна, уже готовую к наступлению) был бы только на руку врагу. На эти грабли мы уже наступали в мае 1942 года в районе Барвенсковского выступа.

Весь опыт войны говорит, что сочетание наступления и обороны — объективная закономерность военного искусства, не считаться с которой нельзя. По нашему мнению, ошибка состояла не в том, что перешли к преднамеренной обороне, а в том, что не сумели использовать в полной мере ёё премущества.[31]

Такова вкратце более чем нелёгкая Подлинная Правда о Курской битве и танковом сражении под Прохоровкой. Однако ни при каких обстоятельствах она не сможет умалить исторически беспрецедентное величие подвига наших солдат и офицеров, которые, несмотря на понесенные потери, сумели-таки сломать хребет нацистскому зверю. И хотя бы ради элементарного уважения к памяти сотворивших этот подвиг, мифотворцам пора заткнуться, а имеющийся негатив в истории не только этой битвы, но и вообще в истории войны разбирать спокойно и в профессиональных кругах военных историков, не устраивая в СМИ пиар-шоу с «сенсационными разоблачениями сталинизма». Ведь живёте же, отнюдь не господа, только благодаря подвигу наших предков, в том числе и сражавшихся и победивших на Курской дуге!