«Вольная территория»
«Вольная территория»
Возможно, мое сравнение покажется спорным, но все-таки попробуйте представить себе такую ситуацию. Ребенок, страстно мечтавший о какой-нибудь «взрослой вещи», наконец ее получает. Сначала он испытывает восторг, а потом убеждается, что этой вещью он просто не умеет пользоваться. И тогда начинаются разочарования и обиды. Наверное, в подобном положении оказался Махно осенью 1919 г. В его подчинении находился район, где можно было начать «строить» новое, «вольное общество». Всю жизнь Махно стремился осуществить эту свою идею, а теперь, когда, казалось бы, она была так близка к реальности, он не знал, что надо предпринимать. Он не был достаточно образован, чтобы определить политическую модель безвластного общества и его экономическую и социальную структуру. В полной мере испытавший на себе социальную несправедливость, Нестор Махно, видимо, считал, что все люди, стоит только их освободить от власти государства, сами устроят себе счастливую жизнь. Все образуется само собой, независимо от экономических и социальных отношений.
Позднее, живя за рубежом, Махно попытался изложить свое понимание того, как должна была воплощаться идея «безвластного коммунистического государства».
«Социальная природа махновщины, — писал он в мемуарах, — основана на классовых антагонизмах современности с революционно-анархистской точки зрения. Целями махновщины на пути революции были — реальная свобода и независимость трудящихся как в делах развития революции, так и в делах строительства на ее пути нового общества, во внутреннем состоянии которого, с точки зрения махновщины, все люди должны быть свободны и равны между собой. Все они группируются между собой, независимо от опеки государства и его Полн. ейских институтов, в союзы-коммуны, согласно своим наклонностям, интересам и общественным и личным надобностям. И все сообща с сознанием ответственности за нарушение общественного и личного благополучия всех и каждого в стране обеспечивают свободу и социальную справедливость в равной мере и степени за всеми, за каждым отдельным человеком… Для людей, во всем и вся ориентирующихся только на город, на его зараженность властью, на его начальническое начало, совершенно непонятным кажется то, что украинское крестьянство с первых дней революции стремилось практически высвободиться от опеки государственной власти, ее начал и партий, поддерживающих эти начала. Взамен опеки государственной власти над собой и революцией революционное крестьянство выдвигало свою трудовую, коллективную волю на весь рост и развитие революции, на все его прямые действия в этом направлении и на действие и недействие противившихся целям революции в пользу контрреволюции. А в действительности именно на этих подлинно вытекающих основаниях украинское не эксплуатирующее чужого труда крестьянство группировало свои силы, определяло задачи дня и действовало против врагов революции в интересах идеи, обеспечивающей свободу и независимость всей трудовой семьи. Так родилась в украинской революционной деревне столь ненавистная большевикам и буржуазии махновщина».
Нетрудно убедиться, что за этими общими, но довольно витиеватыми высказываниями Махно о том, что все люди должны быть равны и свободны и что «все сообща… обеспечивают свободу и социальную справедливость», не было, по сути, никакой конкретной программы действий.
Тем не менее в октябре — ноябре 1919 г. на территории Екатеринославской губернии махновцы приступили к строительству «безвластного государства» и, таким образом, решили доказать на практике жизненность своей доктрины. Основные положения строительства «вольного анархистского общества» были разработаны на Александровском съезде Советов крестьянских, рабочих и повстанческих депутатов, состоявшемся по инициативе «революционного военного совета повстанческой армии имени батьки Махно».
Несмотря на усиленную шумиху, поднятую махновцами вокруг съезда, им пришлось приложить немало усилий для его созыва. Жители города Александровска, например, отнеслись к съезду явно отрицательно. Как выборы делегатов, так и их явка на съезд были обеспечены фактически под угрозой применения репрессий. Многие города и населенные пункты в «зоне махновцев» так и не направили своих представителей на съезд. В его работе приняли участие 270 делегатов. Решения съезда определялись вождями анархистской конфедерации «Набат». Ее лидер Волин (Эйхенбаум) предложил делегатам написанную им самим декларацию, в которой излагались идейные основы «вольного» анархистского общества. В декларации утверждалось, что Украина уже вступила в «третью революцию» и на очередь дня выдвигается практическая задача — организация «вольного советского строя». Оказавшись не в состоянии игнорировать идею Советов, анархисты, однако, попытались использовать ее по-своему. Во-первых, они мыслили Советы без коммунистов, во-вторых, как чисто экономические организации, являющиеся лишь исполнительно-совещательными органами, регулирующими хозяйственную деятельность на местах. Советы не должны были быть Политическими руководителями общества.
Идея «вольных» Советов вполне соответствовала настроению крестьян, которые в пору гражданской войны утратили экономические связи с городом, перешли к натуральному хозяйству. Для них любая власть была нежелательна, так как ее представители требовали уплаты налогов, проводили мобилизацию в армию, реквизировали скот. Поэтому анархистская идея «безвластия» находила широкую поддержку, особенно среди середняков.
Анархо-махновцы не признавали классового расслоения в деревне, не видели нарастающей борьбы между кулаками и беднотой. «Необходимо не разъединение трудовой семьи на партии, враждующие между собой группы, а наоборот — теснейшая связь… между всеми трудящимися», — говорилось в махновской декларации, выпущенной накануне съезда. Отрицание руководства партией «вольными» Советами влекло за собой сохранение политической отсталости в деревне, консервировало несознательность и неорганизованность крестьянства, основную часть которого составляли бедняки и середняки. А это было выгодно кулакам.
Декларация по земельному вопросу показала, что анархо-махновцы открыто выступают против принятого Советской властью Декрета о земле. Они утверждали, что при вольном строе «декрет коммунистической власти» о национализации земли должен потерять силу, что всю землю следует изъять у государства, а созданные на базе бывших крупных помещичьих имений совхозы ликвидировать. Согласно декларации вся земля должна была поступить в ведение и распоряжение тех, кто на ней трудится. Все это вело к разрушению не только бедняцких, но и середняцких хозяйств в деревне и способствовало укреплению кулаков.
Еще более неясные, но мрачные перспективы вырисовывались в свете анархо-махновской политики в «вольном государстве» для промышленности. Для любого здравомыслящего человека было совершенно очевидно, что создание «вольных» самостоятельных Советов в промышленности и на железных дорогах приведет к развалу экономики. Поэтому рабочие делегации на анархо-махновском съезде единодушно высказались против этой затеи и отказались участвовать в его дальнейшей работе.
Положение рабочего класса в «вольном» махновском государстве становилось критическим. Еще до съезда на многих предприятиях Екатеринослава прошли собрания и конференции, где говорилось о бедственных условиях, в которых оказались рабочие и их семьи. На ряде предприятий уже в течение продолжительного времени не выплачивали зарплату. То же было и на железных дорогах. Рабочие и их семьи голодали. Когда представители железнодорожников обратились к Махно с просьбой о выдаче им зарплаты, тот ответил: «Повстанцы разъезжают на тачанках, ваши железные дороги не нужны. Пусть же кто катается в поездах и расплачивается с вами». Затем он выпустил такое воззвание: «В целях скорейшего восстановления… железнодорожного движения в освобожденном нами районе предлагаю… железнодорожным рабочим и служащим энергично соорганизоваться и наладить самим движение, устанавливая для вознаграждения за свой труд достаточную плату с пассажиров и грузов, кроме военных, организуя самим свою кассу на товарищеских и справедливых началах». И тут ничего, кроме призыва «энергично соорганизоваться», Нестор Махно предложить железнодорожникам не смог.
Когда же рабочие стали настаивать на том, чтобы деньги за ремонт путей им выплатили в более справедливом размере, Махно посчитал это требование чрезмерным и дерзким. Он публично, в печати, назвал рабочих «сволочью, шкурниками и вымогателями, пытающимися на крови и героизме его бойцов строить свое благополучие». В газете Махно подчеркивал крестьянский характер своей армии и своих целей, противопоставляя их целям рабочих.
Несостоятельность анархо-махновских идей «безвластного» государства проявлялась во всем. Так, вопреки провозглашенным принципам свободы, был установлен режим произвола и принуждения. В Екатеринославе, например, Махно назначил коменданта города, предоставив ему всю полноту гражданской и военной власти. То же было сделано и в других городах «вольной территории».
Приняв на съезде декларацию о «свободе», провозгласив отказ от государственного принуждения, махновцы одновременно приняли такую резолюцию по военному вопросу: «Отрицая в принципе регулярную армию, построенную на началах принудительной мобилизации, как противоречащую основным принципам интернационального социализма, но ввиду тяжелого положения на фронте и необходимости физических сил произвести добровольную уравнительную мобилизацию на территории, освобожденной от белых, от 19 до 39 лет по волостям, селам и уездам с командным составом и хозяйственно-судебным органом при частях, начиная от полка, стремясь превратить повстанческую армию, как таковую, во всенародную рабоче-крестьянскую армию». Этой резолюцией анархисты зачеркнули принципы построения повстанческой армии Махно: «добровольничество, выборность, самодисциплина», заменив их «добровольной уравнительной» мобилизацией.
Махновцы отвергали такие институты государства, как суд, органы государственной безопасности, взрывали тюрьмы и выпускали на свободу заключенных, в том числе уголовников. В то же время они создали собственную контрразведку, которая творила беззаконие и произвол.
Вскоре многим стало ясно, что махновцы не в состоянии обеспечить маломальский порядок и создать условия для нормальной жизни на «вольной территории». Промышленные предприятия не работали. Все денежные средства банков были конфискованы или разграблены. Воинские части облагали население городов контрибуциями, устраивали «экспроприации буржуазии». Нередко махновцы грабили обывателей. Повсюду, по утверждениям очевидцев, царили беспорядок и пьянство.
Идея «вольных» Советов дискредитировала себя. На практике она приводила к откровенной военной диктатуре Махно и его многочисленных атаманов. Батька вынужден был ужесточать репрессии, потому что только они могли приостановить рост недовольства среди населения и процесс разложения армии. Махно понимал, что идея сечи XX века «трещит по швам», а сам он оказывается не у дел. Как военный руководитель, он был на своем месте, а как организатор «вольного государства» проявил полную несостоятельность. Он неизбежно оказался бы на вторых, а то и на третьих ролях в этом «государстве», если бы оно и было создано.
Батька тонко чувствовал изменение своего положения, о чем свидетельствует история с М. Л. Полонским, командиром так называемой «железной махновской дивизии», который пользовался популярностью, почти равной популярности самого Махно. Полонский мог оказаться серьезным соперником для батьки, и потому участь его, как некогда атамана Григорьева, была предрешена.
Некоторые исследователи махновщины полагают, что устранение Полонского обусловлено исключительно тем, что тот был коммунистом. Вряд ли этот довод можно считать неоспоримым. Ведь были и другие коммунисты — командиры и бойцы Красной Армии, оказавшиеся в тылу у деникинцев и примкнувшие к махновцам. Но они не подвергались репрессиям, хотя отношение к ним было настороженным. Впрочем, предоставим слово одному из очевидцев события, о котором идет речь.
«Неожиданно в начале декабря Полонский и целый ряд армейцев-коммунистов были арестованы батьковской контрразведкой… Немедленно после арестов наш партийный комитет отправил делегацию к Махно с требованием гласного суда над Полонским.
— Гласного суда не будет, — отвечал батька, — его судьба решена военным командованием: он будет расстрелян.
— Но если гласности потребуют рабочие и крестьяне, мы надеемся, вы подчинитесь их требованиям?
— Нет, — было кратким ответом.
— Но если гласного суда потребуют повстанцы, бойцы, знающие товарища Полонского, вы их требование исполните?
— Нет. Кто мною недоволен, пусть не служит мне, пусть убирается к…»
Когда делегаты заявили о том, что они представляют рабочих Екатеринослава и что рабочие примут меры, если арестованные не будут освобождены, Махно ответил: «Что же, будем расстреливать и рабочих».
5 декабря Полонский, его жена, Ахаров, Семенченко, Вайнер и Бродский были расстреляны начальником махновской контрразведки. Реввоенсовету было объявлено, что Полонский якобы пытался отравить Махно, на заседании же военного штаба батька заявил, что Полонского уличили в сношениях с… белыми.
Махно понимал, вероятно, что его положение становится зыбким, и решил показать власть. Пусть не забывают, кто есть кто. Не исключено, что он рассчитывал ослабить коммунистическое влияние на повстанческую армию, ликвидировать конкурента. Но подобные меры могли упрочить положение батьки лишь на время.
Между тем Красная Армия, развивая наступление на белогвардейцев, подходила все ближе к владениям Махно, и это сказывалось на настроении масс. Украинское крестьянство, да и многие представители российского анархизма убеждались в бесперспективности махновского эксперимента.