ДАНИИЛ РОМАНОВИЧ ЛУНЦ ОПРАВДЫВАЕТСЯ…

ДАНИИЛ РОМАНОВИЧ ЛУНЦ ОПРАВДЫВАЕТСЯ…

Как было уже упомянуто, комиссия КПК при ЦК КПСС обследовала деятельность ЦНИИСП и ознакомила временно исполняющего обязанности директора института Д. Лунца со своими наблюдениями. Лунц обязан был по заведенному порядку объясниться. Но «знаток» человеческой души не так был прост, чтобы добровольно положить на плаху повинную голову. Он составил ответ, полный псевдонаучных выражений, защищающий занимаемую институтом позицию социального заказа.

Из ответа Д. Лунца в КПК при ЦК КПСС от 18 сентября 1956 года:

«Применение принудительного лечения в соединении с изоляцией в отношении особо опасных психически больных, впервые было официально рекомендовано в инструкции «О порядке применения принудительного лечения и других мер медицинского характера в отношении психически больных, совершивших преступление» от 25 марта 1948 г. Эта инструкция была утверждена Минздравом СССР, Минюстом СССР, МВД СССР и Генеральным прокурором СССР. В пунктах 8а и 12 указанной инструкции предлагалось принудительное лечение в соединении с изоляцией применять в отношении всех психически больных, совершивших контрреволюционные преступления. Естественно, что в своей практической деятельности институт должен был руководствоваться этой официальной инструкцией, с которой коллектив института был ознакомлен уже после ее утверждения.

Само понятие «принудительное лечение в соединении с изоляцией» авторы инструкции заимствовали из ст. 24 УК РСФСР, гласящей, что мерами медицинского характера являются: а) принудительное лечение; б) помещение в лечебное заведение в соединении с изоляцией. Необходимо отметить, что трактовка этих положений в ст. 24 УК до настоящего времени вызывает разногласия. В дальнейшем коллектив института разработал проект новой инструкции о применении мер медицинского характера; эта инструкция была утверждена 31 июля 1954 г. В новой инструкции была отменена медицинская мера — «принудительное лечение в соединении с изоляцией»; согласно этой инструкции принудительное лечение осуществляется либо в общих психоневрологических больницах, либо в специальных больницах системы МВД.

Необходимость направления особо опасных психически больных в специальные психиатрические больницы обусловлена тем, что среди психически больных имеется небольшой процент лиц, которые по своему психическому состоянию (наличие бредовых идей, психопатизация личности и т. п.) представляют большую опасность для окружающих. Опасность этих лиц для общества обусловлена либо их некритическими высказываниями и поступками, либо тяжкими агрессивными действиями.

Как показала практика, принудительное лечение в общих больницах для этого контингента психически больных, в смысле обеспечения безопасности общества, является пока еще неэффективным. Однако в отличие от инструкции 1948 г. предусмотрено, что в специальные психиатрические больницы направляются лишь те больные, совершившие контрреволюционные и другие особо опасные преступления, которые по своему психическому состоянию «представляют значительную общественную опасность». Этим самым был значительно сокращен контингент лиц, направляемых на принудительное лечение в специальные психиатрические больницы».

Даниил Романович столь же уверенно и безапелляционно объяснился по поводу экспертизы ставших притчей во языцех больных С. П. Писарева и А. Г. Гойхбарга:

«Писарев на экспертизу был направлен мл. следователем Следственного отдела управления МВД Московской области Шпитоновым в связи с тем, что в декабре 1925 г. — феврале 1926 г. он находился на лечении в психиатрической больнице, где был установлен диагноз конституциональной неврастении, а поведение его на следствии вызывало сомнения в психической полноценности.

Из сведений, которые сообщал о себе сам Писарев, можно было установить присущие ему медлительность, инертность и позднее появившуюся склонность к схематическим мыслительным построениям (выписки отдельных выражений для приобретения житейской мудрости, установление приемного дня для друзей, вывешивание в своей комнате лозунгов с воспитательной целью и т. п.) и стремление к борьбе и разоблачениям различного рода непорядков и преступлений, при этом к своим действиям относился с переоценкой, всегда считая их правильными. Кроме того, ему было присуще эмоционально холодное отношение к семье, с которой он вместе не жил. Воспитанию своих детей предпочитал «воспитание людей», равнодушно относился к упрекам жены. К числу его странностей относится чрезмерная пунктуальность (многолетний учет расходов до мелочей, хранение на протяжении лет квитанций и копий всей отправленной корреспонденции) и патологическая бережливость, сказывавшаяся в собирании обмылков и старых газет.

В период стационарного наблюдения в институте в психическом состоянии Писарева был отмечен целый ряд болезненных уклонений. При недостаточно критическом осмыслении своего положения и состояния отмечались эмоциональная уплощенность, монотонность аффективных проявлений при резко выраженной склонности к резонерству, замедленном темпе мышления и чрезмерной обстоятельности.

Подобные анамнестические сведения и данные психиатрического обследования дали основания для установления хронического болезненного расстройства психической деятельности и признания его невменяемым. В соответствии с действовавшей в тот период времени общесоюзной инструкцией о мерах медицинского характера было дано заключение, что Писарев нуждается в направлении в психиатрическую больницу на принудительное лечение с изоляцией.

А. Г. Гойхбарг привлекался к ответственности по ст. 58, ч. 1 УК РСФСР. На экспертизу был направлен следователем 6-го отделения 5-го управления МГБ СССР подполковником Копыловым в связи с тем, что Гойхбарг состоял на учете в психоневрологическом диспансере.

По сведениям, сообщенным Гойхбаргом о себе, можно установить, что болезненные симптомы у него стали проявляться примерно с 1943–1945 гг., когда он работал в Институте права АН СССР. У него стали возникать конфликты, он считал, что к нему относятся неправильно, не продвигают его работы, хотят от него избавиться. Появилась повышенная самооценка, свои работы расценивал как заслуживающие особого внимания. Он оставил работу в институте, в знак протеста отказался от пенсии, продовольственных карточек и лимитов. С мая 1947 г. появились повышенные активность и настроение, болтливость.

Анализ анамнестических данных и психического состояния Гойхбарга позволил комиссии института расценить его состояние как болезненное, установить диагноз психопатии с параноидным развитием, осложненным артериосклерозом головного мозга, и признать его невменяемым в отношении инкриминируемого ему деяния. В силу имеющихся у Гойхбарга психических изменений комиссией было рекомендовано направить его в психиатрическую больницу для принудительного лечения. В заключении комиссии не указано о необходимости направления его на лечение ни с изоляцией, ни в специальную тюремную психиатрическую больницу МВД СССР. По-видимому, в психиатрическую больницу МВД он был направлен судебной или следственной инстанцией».

Чтение этой записки вызывает такое странное ощущение, будто присутствуешь на шабаше ведьм. Если нормального дилетанта пробирает дрожь от зловещих диагнозов комиссии всесоюзного психиатрического заведения, основанием для которых стали обычные для миллионов людей привычки и черты характера, неопасные ни для кого по своей сути, то что должен испытывать в данном случае честный врач-психиатр? Заметьте, что в лексиконе врачей карательной психиатрии напрочь отсутствовали такие важные для определения психической сути людей понятия, как «холерик», «сангвиник», «флегматик» и т. п.