Глава 14 Леонид Андреев как адвокат дьявола

Глава 14

Леонид Андреев как адвокат дьявола

В возрасте семнадцати лет Леонид Андреев (1871–1919) написал в дневнике, что «своими писаниями разрушит и мораль и установившиеся человеческие отношения, разрушит любовь и религию и закончит свою жизнь всеразрушением». Слово не разошлось с делом, и из-под его пера одно за другим выходили произведения, шокировавшие публику. Правда, следствием столь решительной и бескомпромиссной программы действий стали три покушения на самоубийство и периоды «самого черного» запоя, преследовавшие писателя на протяжении жизни. Так жизнь демонстрировала известную истину, что всякий разрушитель в своем отрицании традиции рано или поздно добирается до самоедства и самосокрушения.

Нельзя, однако, сказать, что Андреев выступал заложником идеи разрушения. Его можно назвать еретиком, но никак не революционером. Он пытался усложнить и разноообразить нравственную картину восприятия мира, но ни в коей степени не вывернуть его наизнанку, как это сделали, к примеру, те же большевики. В 1915 году Андреев так характеризовал свою художественную позицию: «И моя вся суть в том, что я не принимаю мира, каким мне дали его наставники и учители, а беспокойнейшим образом ставлю ему вопросы, расковыриваю, раскапываю, перевертываю, перелицовываю, заглядываю ему не только с указанных мест, но и с… И ликом мира я восторгаюсь, а от… его отворачиваюсь — вот и вся моя нехитрая механика». Это признание напоминает нам мысли известного литературного героя, о котором мы уже говорили чуть выше, — Ивана Карамазова. Напомним его жизненые «тезисы»:

— Жить хочется, и я живу, хотя бы и вопреки логике. Пусть я не верю в порядок вещей, но дороги мне клейкие, распускающиеся весной листочки, дорого голубое небо, дорог иной человек, которого иной раз, поверишь ли, не знаешь за что любишь, дорог иной подвиг человеческий, в который давно уже, может быть, перестал и верить, а все-таки по старой памяти перестал его чтить сердцем;

— Я не бога не принимаю, пойми ты это, я мира, им созданного, мира-то божьего не принимаю и не могу согласиться принять;

— Пусть даже параллельные линии сойдутся и я это сам увижу: увижу и скажу, что сошлись, а все-таки не приму;

— Слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему вовсе столько платить за вход. А потому свой билет на вход спешу возвратить. Не бога я не принимаю, я только билет ему почтительнейше возвращаю;

— Бунт? Я бы не хотел от тебя такого слова. Можно ли жить бунтом, а я хочу жить.

В сочинениях Андреева те же карамазовские надрывы, блуждание человеческой души во мраке в поисках другого света. Его произведения выдержаны в мрачных тонах, пропитаны какой-то тяжестью, вдавливающей в землю. Редкое из них не оставляет тягостного чувства. Кажется, что писатель намеренно погрузился в изучение самой нелицеприятной стороны жизни, темных ее глубин. Андреев настойчиво влечет своих читателей в заповедные области низких истин. В шеститомнике его произведений, вышедшем в 1990 году в издательстве «Художественная литература», приведено множество фотографий писателя из самых разных периодов жизни. Но ни на одной из них он не улыбается. Как-то совсем не верится словам Горького, что взгляд Андреева «светился той улыбкой, которая так хорошо сияла в его рассказах и фельетонах», а сам писатель был «здоровый, неземно веселый человек, способный жить, посмеиваясь над невзгодами бытия». Не верится, потому что нет в произведениях Андреева смеха и веселья, даже неземного. Может быть, Алексей Максимович просто пытался поддержать друга? Ведь нет, наверное, во всей русской литературе более печального писателя. И нет во всей русской литературе более беспросветных произведений, разве что платоновские «котлованы». В этом смысле Андреев действительно нарушил классические каноны. Возможно, поэтому его весьма низко ставил Розанов. Но и великие, случалось, ошибались…

Мощь андреевских прозрений и роковых предчувствий, как нам представляется, не оценена еще в должной степени. Он выступил продолжателем традиций Достоевского. Федор Михайлович описал, как люди подходят к предельной черте, как встречают на границе небытия двойников и бесенят. Но все они попадали затем либо в руки врачей (Голядкин, Иван Карамазов), либо в петлю (Ставрогин, Смердяков). Эту «ограниченность» художественного анализа бесочеловеков у Достоевского подметил Бердяев. В статье «Ставрогин» он писал: «Зло есть зло, оно должно быть побеждено, должно сгореть. И зло должно быть изжито и испытано, через зло что-то откроется, оно — тоже путь. Сама гибель Ставрогина, как и всякая гибель, — не окончательная и не вечная гибель, это лишь путь. Проблема творчества человека не разрешилась и не могла разрешиться в старом сознании, из которого не вышел еще Ставрогин. Где нет исхода для творчества, там началось беснование и разврат».

После прочтения «Двойника», «Бесов» и «Братьев Карамазовых» естественно задаться вопросом, а не может ли Человек, оставаясь в здравом уме, жить с Дьяволом в душе? То есть Дьявол, конечно же, пусть будет символом, средоточием всего пакостного и душащего Человека изнутри, но таким же реальным, как хлеб насущный. Что, например, сталось бы с Иваном Карамазовым, если бы он так и жил в Москве и никогда не приезжал проведать батюшку? Жизнь и произведения Леонида Андреева, кажется, дают ответ на этот вопрос.

Двадцатый век дал всем отчетливо понять, что Дьявол, Антихрист или Черт знает, как его зовут, — герой нашего времени. Он вышел на первые роли в экономике, политике, искусстве. Самые смелые и сильные духом перестали бросать в него чернильницы и стаканы из-под чая, а попытались заглянуть ему в «душу», восстановить диалог, прерванный христианством много веков назад. Один из них — Леонид Николаевич Андреев. Позже его путем пойдут Михаил Булгаков и Леонид Леонов. Но Андреев был в числе первых. Он не побоялся стать адвокатом Дьявола. Так появились повесть «Иуда Искариот» (1907) и роман «Дневник Сатаны» (1919). Уже названия их говорят сами за себя. Чтобы писать на такие темы, требовалось мужество. И немалое…

Притча об Иуде

Иуда Искариот — один из 12 апостолов, предавший своего Учителя. Свое прозвище он получил от г. Кариота, из которого был родом. Он был единственным иудеем среди апостолов, которые все были галилеяне. В обществе апостолов Иуда заведовал их кассой, из которой скоро начал похищать деньги. Затем, обманувшись в надежде, что Иисус Христос явится основателем великого земного царства, он предал своего Учителя за 30 сребреников, но потом повесился. Вот коротко вся информация об Иуде, которую дают Евангелия.

В представлении человечества Иуда стал символом самого черного предательства. В «Божественной комедии» Иуда, вместе с другими знаменитыми предателями, находится в самом ужасном месте ада — в одной из трех пастей Люцифера. Ярко и «одноцветно» охарактеризовал Иуду и Александр Сергеевич Пушкин:

Как с древа сорвался предатель ученик,

Диявол прилетел, к лицу его приник,

Дхнул жизнь в него, взвился с своей добычей смрадной

И бросил труп живой в гортань геенны гладной…

Там бесы, радуясь и плеща, на рога

Приняли с хохотом всемирного врага

И шумно понесли к проклятому владыке,

И Сатана, привстав, с веселием на лике

Лобзанием своим насквозь прожег уста,

В предательскую ночь лобзавшие Христа.

Казалось бы, все предельно понятно и все акценты расставлены. Что же подвигло Леонида Андреева обратиться к образу проклятого всем христианским миром апостола? И какие мысли он хотел вдохнуть в своих читателей?

Сам автор о замысле своего сочинения писал так: «Нечто по психологии, этике и практике предательства», «Совершенно свободная фантазия на тему о предательстве, добре и зле, Христе и проч.». Но отговорки такого рода обычно только подстегивают любопытство, раззадоривают и подталкивают исследователей к поиску истинных причин возникновения скандального по тем временам сочинения.

Наверное, мы не ошибемся, если круг своих поисков вынесем за рамки религиозных споров и христианских новаций. Это было не свойственно Леониду Андрееву. Лев Толстой, например, написал свой вариант Евангелия, но так ведь он-то как раз и отзывался об «Иуде Искариоте»: «Ужасно гадко, фальшь и отсутствие таланта. Главное, зачем?» Толстой не увидел в повести никакой религиозной подоплеки, новых акцентов в понимании христианства. Она написана в форме притчи-иносказания с морально-нравственными «приправами». Использовать ее для конкретной пропаганды или наставления в жизни — дело бесполезное. Она заставляет задуматься, но никуда не зовет и не предлагает готовых формул поведения. Вот что возмущало Толстого. Идти же вслед за Достоевским и постигнуть тайну живучестви Зла и его участия в жизнестроительстве ему явно претило.

Андреев рассказывает свою версию предательства Иуды. Согласно ей, Иуда устраивает своего рода эксперимент с целью проверить, действительно ли любят Христа Его ученики и народ, воспринявший Его идеи. Он хочет посмотреть, заступятся ли они за своего Учителя, когда Того придут арестовывать, а затем поведут на казнь. Сможет ли кто-нибудь из них пожертвовать своей жизнью ради Спасителя? Сам Иуда готов к такой жертве. На горе, высоко над Иерусалимом, он нашел одинокое полузасохшее дерево, ветви которого нависали над крутым обрывом. Оно должно было послужить виселицей для печально знаменитого апостола. Своим самоубийством Иуда хотел продемонстрировать, что он — единственный, кто действительно любил Христа, кто не мыслил жизни без него в этом мире и кто будет первым возле него в загробном далеке.

Перед смертью андреевский Иуда беспощадно критикует струсивших учеников Христа.

«— Что же могли мы сделать, посуди сам, — развел руками Фома.

— Так это ты спрашиваешь, Фома? Так, так! — склонил голову набок Иуда из Кариота и вдруг гневно обрушился: — Кто любит, тот не спрашивает, что делать! Он идет и делает все… Когда твой сын утопает, разве ты идешь в город и спрашиваешь прохожих: «Что мне делать? Мой сын утопает!» — а не бросаешься сам в воду и не тонешь рядом с сыном. Кто любит!

Петр хмуро ответил на неистовую речь Иуды:

— Я обнажил меч, но он сам сказал — не надо.

— Не надо? И ты послушался? — засмеялся Иуда. — Петр, Петр, разве можно его слушать! Разве понимает он что-нибудь в людях, в борьбе?..

— Молчи! — крикнул Иоанн, поднимаясь. — Он сам хотел этой жертвы. И жертва его прекрасна!

— Разве есть прекрасная жертва, что ты говоришь, любимый ученик? Где жертва, там и палач, и предатели там! Жертва — это страдания для одного и позор для всех. Предатели, предатели, что вы сделали с землею? Теперь смотрят на нее сверху и снизу и хохочут и кричат: посмотрите на эту землю, на ней распяли Иисуса!

— Он весь грех взял на себя. Его жертва прекрасна! — настаивал Иоанн.

— Нет, вы на себя взяли весь грех. Любимый ученик! Разве не от тебя начнется род предателей, порода малодушных и лжецов: вы скоро будете целовать крест, на котором распяли Христа».

Иуда оставляет от верных апостолов одно мокренькое место. Но в сущности андреевский Иуда беспристрастно прокомментировал евангельские события. Единственным настоящим героем в части, касающейся ареста и казни Иисуса, можно считать лишь Понтия Пилата. Он действительно пытался спасти Христа. Что же до важности роли Иуды, то Евангелия очень скупы на этот счет. Правда, неявным образом они тоже подчеркивают ее. Иуда решается на предательство только после того, как в него вошел Сатана (Иоанн 13:27). Но ведь это самый могущественный противник Бога! Иуда действует от его имени, а значит, тоже приобретает божественный статус!

Сатана искушал Христа в пустыне и не добился своей цели. Он не спровоцировал Спасителя на демонстрацию чудес и проявление своих сверхчеловеческих способностей. Но после этой неудачи Дьявол придумал новую интригу и вовлек в нее одного из апостолов, самого хитроумного и изворотливого, самого коварного и расчетливого и, по Андрееву, самого сильного и преданного своему Учителю. В богословских трудах и религиозных статьях Иуда находится в тени других апостолов. Мотивы его поступка не обсуждаются исследователями. Да и вообще проявление интереса к фигуре Иуды считается дурным тоном. Предатель — он и есть предатель. А между тем Иуда, и никто другой, подготавливает крестный путь Христа на Голгофу. В отличие от других апостолов, он реально влияет на ситуацию вокруг Христа в Его последние дни. Пассивность остальных апостолов объясняется тем, что борьба сил Света и Тьмы, Добра и Зла в Евангелиях сводится к «поединку» между Христом и Иудой. Как Христос — сын Божий, так и Иуда — сын Дьявола. Их противостояние — это своеобразное продолжение соперничества Бога и Дьявола, Света и Тьмы. В этом смысле повесть Андреева очень символична.

Евангелия не рассказывают, как складывались взаимоотношения Иуды и Христа. Андреев воспользовался этим обстоятельством. Но передать характер их противоборства он решился довольно необычным образом. Два главных героя его повести не говорят между собой, но они думают друг о друге, и это определяет их поступки в отношении друг друга. Повесть начинается с рассказа, какой плохой человек Иуда. «Нет, не наш он, этот рыжий Иуда из Кариота», — говорили дурные, удивляя этим людей добрых, для которых не было большой разницы между ним и всеми остальными порочными людьми Иудеи». Но не послушал ничьих советов Иисус и принял Иуду в число своих учеников. Сегодня мы бы сказали, что Он поступил по-христиански, дал возможность дурному человеку возвыситься до понимания истинного доброделания. Его поступок, очевидно, носил характер эксперимента. «Даже люди, совсем лишенные проницательности, ясно понимали, глядя на Искариота, что такой человек не может принести добра, а Иисус приблизил его и даже рядом с собою — рядом с собою посадил Иуду».

Апостолы подсмеивались над Иудой. Петр сравнивал его с осьминогом, и сам Иисус улыбнулся этой шутке. Но вместе с тем Иисус дал своему новому ученику возможность проявить себя. Иуда стал полноправным членом его «кружка» и был назначен казначеем и главным «администратором» «школы». Иисус, по Андрееву, ставил свой «эксперимент». Он хотел увидеть, как лживый и циничный человек преобразится под влиянием Его учения. Иуда, однако, удивил своего Учителя тем, что очень активно и настойчиво отстаивал свою линию поведения и свои принципы жизни. «По рассказам Иуды выходило так, будто он знает всех людей, и каждый человек, которого он знает, совершил в своей жизни какой-нибудь дурной поступок или даже преступление. Хорошими же людьми, по его мнению, называются те, которые умеют скрывать свои дела и мысли; но если такого человека обнять, приласкать и выспросить хорошенько, то из него потечет, как гной из проколотой раны, всякая неправда, мерзость и ложь».

Однажды Фома, тот самый, неверующий, решил проверить, насколько справедливы утверждения Иуды относительно греховной природы людей. Вместе с Иудой они вернулись в одно из селений, где только что побывали вместе с Иисусом и проповедовали свет нового учения. И что же они там увидели? В селении с возмущением обсуждали новость, будто бы после ухода миссионеров у одной из старушек пропал молоденький беленький козленок. Того быстро отыскали запутавшимся в кустах, но многие так и остались в убеждении, что Иисус «обманщик и, может быть, даже вор». Фома, как бесстрастный наблюдатель, признал правоту Иуды и передал свое мнение Учителю: «Иуда прав, господи. Это были злые и глупые люди, и на камень упало семя твоих слов». И с этого дня изменилось отношение Иисуса к Иуде. «И прежде почему-то было так, что Иуда не говорил прямо с Иисусом, и тот никогда прямо не обращался к нему, но зато часто взглядывал на него ласковыми глазами, улыбался на некоторые его шутки, и если долго не видел, то спрашивал: а где же Иуда? А теперь глядел на него, точно не видя, хотя по-прежнему, — и даже упорнее, чем прежде, — искал его глазами всякий раз, как начинал говорить к ученикам или к народу, но или садился к нему спиною и через голову бросал слова свои на Иуду, или делал вид, что совсем его не замечает. И что бы он ни говорил, хотя бы сегодня одно, а завтра совсем другое, хотя бы даже то самое, что думает и Иуда, — казалось, однако, что он всегда говорит против Иуды».

В лице Иуды Иисус теперь увидел не столько верного последователя и адепта новой религии, сколько мятежного ученика, даже оппонента. Иуда вскрывал темные стороны религиозной проповеди. В сущности, он был тем единственным реалистом среди апостольского братства, который ясно понимал утопичность основополагающих заповедей и их, в строгом смысле, условный характер. Иуда олицетворял Зло, но оно сосуществует вместе с Добром. Есть оно и в христианстве, окружало оно и Иисуса. Об этом, собственно, и рассказывает повесть Андреева.

Повесть напоминает притчу. Притчевыми являются зачин: «И вот пришел Иуда…», повторы союза «и», звучащие эпически: «И был вечер, и вечерняя тишина была, и длинные тени ложились по земле — первые острые стрелы грядущей ночи…», да и в действиях Иуды автор как бы все время подчеркивает нечто гадское, змеиное: «Иуда отполз», «И, идя, как все ходят, но чувствуя так, будто он волочился по земле». Или вот Иуда получил тридцать сребреников, спрятал их за городом, и «назад он возвращался тихо, тяжелыми и медлительными шагами, как раненое животное, медленно уползающее в свою темную нору после жестокой и смертельной битвы». Да, это была битва! Духовные баталии бывают подчас куда страшнее и убийственнее обычных дуэлей, «с шашками наголо». И поцелуй может быть смертельнее пули!..

В мифологии новые боги всегда должны утвердить себя в новом качестве. Тем более это относится к верховному божеству. Оно должно победить своего предшественника, занимавшего верховный трон до него. Это общая ситуация, если хотите, непреложный закон. Кронос оскопляет своего отца Урана и становится властелином мира. Его сын Зевс, в свою очередь, восстал против власти отца, низверг его в Тартар и стал хозяином Олимпа. В русской мифологии молодой бог Иван должен победить более древнего Кощея, чтобы утвердить свою власть первобога. Первенство завоевывают! Но кого же устранил на своем пути Иисус? Самый простой (и правильный!) ответ — всех языческих богов. Но где отражена эта Его победа? Миф о противоборстве Христа со своим более древним предшественником отсутствует! Евангелия на этот счет безмолвны. И мы можем только поаплодировать Леониду Андрееву за попытку восстановить утраченный (или намеренно забытый?) миф, где сражались две противоположные Сущности, две полярные Стихии, два проявления единого Бога.

Правда, из повести Андреева нельзя понять, кто же вышел победителем. Писатель предоставляет право назвать его самим читателям. И тут мы уже вправе поразмышлять о некоторых ассоциациях и аналогиях, которые мог держать в голове автор, обращаясь к подобной теме. Не выступал ли Иуда в его повести символом некоторых новых идей и политических течений, которые пытались низвергнуть христианство в начале XX века и исход борьбы с которыми в то время оставался неясным?

В андреевской повести Иуда настойчиво повторяет, что, может быть, он сын козла. Обмолвка эта не случайная, Фома специально обсуждает этот любопытный факт Иудиной биографии, так что мы должны воспринять его как некую серьезную информацию. Что из нее можно почерпнуть? Козел — один из образов Дьявола. Необходимой принадлежностью любого святилища демонопоклонников является статуя козлоподобного существа Бафомета. В книге М. А. Орлова «История сношений человека с дьяволом» дано такое его описание: «Бафомет изображается в виде козла, только оконечность морды, а в особенности ноздри скорее имеют такую форму, как у быка, а не как у козла. На голове два громадных рога, а посредине, между ними, помещается нечто вроде факела, пламя которого сделано из какого-то красного самосветящегося вещества. На лбу идола помещена звезда из посеребренного металла, с пятью лучами. Верхняя часть тела имеет человеческую форму, с женской грудью. Правая рука согнута так, что указывает на белый рог луны, изображенный на соседней стене, левою же опущенною рукою Бафомет указывает на другой рог луны, черный. Живот идола покрыт чем-то подобным щиту, состоящим из зеленых чешуй. В этом щите укреплен крест, а на перекрестье его — распустившаяся роза. Затем нижняя часть тела закрыта драпировкою, как бы юбкою, из ярко-красной материи. Из-под нее выглядывают козлиные ноги идола. Позади у него приделаны большие крылья, с белыми и черными перьями. Ноги идола опираются на большой шар, на котором спереди что-то начертано. Тут виден и трезубец Нептуна, и что-то вроде китайского иероглифа, и еще какие-то линии вроде молний или стрел. Эта сфера, обозначающая земной шар, снизу вся обвита телом громадной змеи, голова которой, с разверзтою пастью, приподнята спереди шара и обращена к статуе. Справа от этой центральной фигуры стоит колонна, увенчанная на вершине треугольником, в котором находится изображение глаза. Колонна обвита змеею. Треугольник окружен сиянием из широких лучей. Слева от средней фигуры изображен змей, поставленный на согнутом хвосте. Тело его выгнуто в виде буквы «3»; голова обращена к статуе. Позади головы, по-видимому, изображение солнца — большой круг с таким же сиянием, как около треугольника, поставленного справа». Для специалистов совершенно загадочным остается значение слова «Бафомет». Но оно легко угадывается. Бафомет — это слегка искаженное слово «Богомать». Сама же статуя Бафомета представляет глумливое изображение одной из святынь христианства.

Бафомет является верховным божеством масонов. По преданию, ему поклонялись еще тамплиеры. 31 мая 1801 года масон Исаак Лонг основал в городе Чарльстон в штате Южная Каролина «Верховный совет масонов мира», организованный по шотландскому обряду. Одной из главных его целей было поклонение властителю ада в образе идола тамплиеров Бафомета — священного козла с женским торсом. Лонг купил его в Шотландии и установил в главном масонском храме в Чарльстоне. В 1870 году главой «Верховного совета масонов мира» стал Альфред Пайк, он же Лиммуд Энсоф. Пайк учредил обряд посвящения и верховного служения Бафомету. В 1875 году масонская ложа шотландского обряда была перенесена в Вашингтон, поближе к правительству. С тех пор и по сей день ее называют «Великой материнской ложей мира». Подавляющее большинство американских политиков, занимавших высшие правительственные посты, были либо ее членами, либо действовали по ее указке.

В России 1905 год стал годом возрождения масонства, когда были созданы новые и активизированы «усыпленные» ложи. Для православной Церкви масонство на тот момент стало врагом № 1. Поэтому противостояние Иисуса и сына Бафомета в андреевской повести приобретало весьма знаменательный характер. Писатель поставил вопрос: кто кого? И многие, думается, это поняли.

Есть еще один важный аспект повести Андреева, который, бесспорно, заинтриговал читающую публику. Впервые в русской литературе популярный писатель вывел главным героем своего произведения иудея. Кажется, уже за одно это за Леонида Андреева должны были молиться в синагогах, а в наше время поставить памятник в Израиле. Однако ни того ни другого не произошло. В чем же дело? Да в том, что писатель обозначил знаковую, совершенно исключительную тему, которая красной нитью прошла через всю историю XX века. Претензию Иуды на первенство среди апостолов, на звание лучшего ученика Иисуса всякий проницательный читатель проецировал на реальные события того времени. Андреев ясно давал понять, что мировое еврейство объявило войну самому большому христианскому царству. Только его не хотели слушать…

Сатана, униженный и оскорбленный

Последний роман Леонида Андреева «Дневник Сатаны» оригинален как по форме, так и по содержанию. Рассказ в нем ведется от первого лица, это исповедь Сатаны. Андреев ломает традиционную схему восприятия духа зла и предоставляет ему слово, дает высказаться! Может быть, первый раз писатель воссоздает ситуацию, когда читатель безусловно доверяет всему тому, что рассказывает ему Дьявол, заклейменный до того как отец лжи и сеятель неправды. Но это, как говорится, еще цветочки. Перед нами предстает не хорошо известный и перетолкованный на тысячу ладов бесплотный дух пустыни, а вочеловечившийся Демон, Сатана в человеческом обличье, который может страдать, любить и… плакать.

Сюжет романа сводится к тому, что великий, всемогущий и бессмертный Сатана приходит на землю, чтобы вдоволь повеселиться и подурачить людей. В качестве нового своего образа он выбрал тридцативосьмилетнего американского миллиардера Генри Вандергуда, которого предварительно тайно, без свидетелей убил. Американец направлялся в Европу с целью реализовать некий проект, способный осчастливить человечество. Контуры этого филантропического предприятия были для него, правда, весьма туманными. Этим-то и воспользовался Сатана: он затеял с людьми игру, суть которой чрезвычайно проста. Вандергуд будет изображать «человека, который так полюбил других людей, что хочет отдать им все — душу и деньги». Причем деньги немалые, целых три миллиарда. Сатана не знает, чем закончится разыгрываемая им «пьеса», он всецело полагается на Случай и на помощь своего компаньона — Топпи, тоже вочеловечившегося Черта, прибывшего вместе с ним «оттуда, то есть из ада». Сценой же для своей пьесы они выбирают «вечный город» Рим.

Фамилия «Вандергуд» в переводе с английского означает «Благое чудо». Но что является благом для людей? Кардинал X., ближайший друг и наперсник папы, утверждает, что «мир хочет быть обманут», и просит все три миллиарда на поддержку Церкви. Другой проситель, экс-король Э., ратует за финансирование монархических режимов, являющихся, на его взгляд, политически более устойчивыми. Вандергуду, однако, ни тот ни другой вариант вложения денег не импонирует. Более того, он проникается доверием к своему случайному знакомому Фоме Магнусу и предлагает ему стать единственным распорядителем своих богатств. Магнус — человек с темным прошлым, он международный преступник. По его собственному признанию, счастье человечества обеспечивают исправно действующие тюрьмы и эшафоты. Это, конечно, не очень по сердцу демократически настроенному американцу, но у Магнуса есть дочь Мария, в которую Вандергуд без памяти влюбился с первого взгляда. Леонид Андреев остается верен себе и вновь придумывает необычный сюжет.

В романе Сатана — фаталист, а Мария — его роковая любовь.

Влюбленный Сатана… Тему эту задал Лермонтов в «Демоне», но он наметил только направление художественного поиска, описал тоску падшего ангела по райским высотам. Он заставил Дьявола проронить слезу, но это лишь внешнее проявление внутренних бурь. Каковы они и как терзают душу, рвущуюся к свету? Андреев решился высветить и описать путь вхождения мертвой души в мир людей, в неведомую ей область человеческих страданий. Выбранная им форма романа в виде дневника оказалась здесь исключительно удобна. Мы узнаем о всех душевных переменах героя из первых уст.

Дадим слово вочеловечившемуся духу зла:

«— А еще Я с каждой минутой все больше радовался, что я жив. Я жив, говорю, могу еще долго играть: и вдруг Мне стало нравиться, что Я — человек!

…Каждое утро, проснувшись, Я чувствую, что вандер-гудовская настойка человечности стала на десять градусов крепче: подумай: еще немного, и он выставит Меня за порог, — он, жалкий владелец пустого сарая, куда Я внес дыхание и душу!

…Вот сейчас: вдруг какой-то неосторожный удар смычка, и Я мгновенно весь наполняюсь вихрем бурных слез, любви и какой-то тоски! Необыкновенное становится выразимым, Я широк, как пространство, Я глубок, как вечность, и в едином дыхании Моем Я вмещаю все! Но какая тоска! Но какая любовь! Мария!

…Я следую лучшим образцам, и, когда Меня искушают, Я удаляюсь в пустыню. Там Я долго заклинал и звал Сатану, и он не хотел Мне ответить. Вочеловечившийся, долго Я лежал во прахе, умоляя, когда отдаленно зазвучали во Мне легкие шаги и светлая сила подняла Меня ввысь. И вновь увидел я покинутый Эдем, его зеленые кущи, его немеркнущие зори, его тихие светы над тихими водами. И вновь услышал Я безмолвные шепоты бестелесных уст, и к очам Моим бестрепетно приблизилась Истина, и Я протянул к ней Мои окованные руки: освободи!

— Мария.

…Я еле касался рукою ее тонкого и гибкого стана, но если бы я обнимал и держал в руке всю твердь земную и небесную, я не испытал бы более полного чувства обладания всем миром! Мое существование казалось мне необъятным, как вселенная, которая не знает ни твоего времени, ни твоего пространства, человече! Мне уже нечего было ни вспоминать, ни знать: все помнила и всем владела моя новая человеческая душа. Я человек!»

В сущности, Леонид Андреев рассказывает новую историю о воскресении. Только участвует в ней не Спаситель, а его главный противник, и оживает в ней не усопшая плоть, а падшая душа. Соблюдается хорошо известный принцип антисимметрии: Дьявол делает все то же, что и Бог, только наоборот. И еще одно отличие. Писатель срывает покров тайны преображения, он указывает на Любовь как единственное средство победить зло, присутствующее в нашем мире. Причем более всего в Марии Вандергуда поражает то, что она необыкновенно похожа на Мадонну, «которую люди видят только в церквах, на картинах, в воображении верующих художников». Думая о Марии, ее неземной, величественной красоте, он как бы первым делает шаг к примирению с Богом и с Церковью Христовой. Сильный сюжетный ход, достойный итогового романа! Андреев затрагивает темы, где ему не было равных. Вникнуть в психологию Дьявола, увидеть не только отвратительные, но и вполне привлекательные его черты, стать его адвокатом — цель романа. Можем ли мы не пожалеть Сатану, готовящегося покончить с собой из-за неразделенной любви?..

От возвращения в мир иной его, однако, спас Магнус. Он уверил Вандергуда, что Мария любит его и что стоит остаться жить. Между собой, однако, мужчины заключили договор, по которому Вандергуд в обмен на свои миллиарды получал руку и сердце Марии. Казалось бы, дорога к счастью для Сатаны открыта! Но развязка игры была для него совершенно неожиданной. В тот день, когда все деньги перешли в собственность Магнуса, новоявленный миллиардер открыл Вандергуду, что Мария — его любовница: «Да, я взял ее, когда ей было четырнадцать или пятнадцать лет, она сама не знает точно своих годов, но я был уже не первый ее любовник и… не десятый». При этом Магнус подтвердил свою готовность выполнить условия договора. Но здесь уже вскипела кровь у Вандергуда, и он с яростью отвечает Магнусу: «Какое ты злое, надменное, тупое и отвратительное животное! В каких источниках жизни или недрах самого ада я мог бы найти для тебя достойное наказание. Да, я пришел на эту землю, чтобы поиграть и посмеяться. Да, я сам был готов на всякое зло, сам лгал и притворялся, но ты, волосатый червяк, забрался в самое мое сердце и укусил меня. Ты воспользовался тем, что у меня человеческое сердце, и укусил меня, волосатый червяк».

Человек обманул Черта. Леонид Андреев подарил нам сюжет, о котором так мечтал Гоголь. Вдобавок ко всему Сатана еще и разозлился и стал грозить Магнусу страшным наказанием, которое его ждет в аду. Сатана отреагировал на обман чисто по-человечески, в чем-то даже по-детски. Это было самое позорное событие в его земной жизни. Смешно и стыдно, когда Сатана, пусть даже вочеловечившийся, преклоняется перед проституткой и обкрадывается первым встречным проходимцем. «Но что сказать про Сатану, который превращается в бессильного и жалкого лжеца и с треском напяливает на свою мудрую голову картонную корону театрального царя?» Вочеловечившись, Сатана утратил свои сверхспособности, он не в силах наказать Магнуса за обман. Обращаться же в полицию, чтобы разоблачить Магнуса, бессмысленно, поскольку тот уже на короткой ноге с кардиналом X., а значит, и с властями предержащими тоже. Правда, Вандергуд еще пробует пыжиться и гордо заявляет: «Я — Сатана», но ничего, кроме смеха окружающих, не вызывает. И как финал всей этой «комедии» звучит заклинание кардинала X.: «Изыди, Сатана!» Сатану, униженного и оскорбленного, вышвыривают… на улицу. Магнус и его компания торжествуют.

Но уменьшилось ли общее количество зла в мире после вочеловечивания Сатаны? Нет, не уменьшилось. Вместе с богатствами Вандергуда мошенник Фома Магнус унаследовал и все мерзости сатанизма. Новоявленного миллиардера не удовлетворит ни один престол, даже русский. Он метит на место Сатаны! Уж на что Топпи, секретарь Вандергуда и по своей природе тоже вочеловечившийся бес, многое повидал и на том, и на этом свете, но и его Магнус напугал своим неверием в Бога. Фамилия Магнуса, кстати, происходит от основы «маг», что значит «волхв», «колдун», «язычник». Оно как бы выдает внутреннюю установку Магнуса противостоять христианскому Богу, стать равным Ему, а может быть, и превзойти.

Фамилия андреевского героя напоминает нам также об одном очень известном алхимике Средневековья — Альберте Великом, прозванном Магнусом. Он родился в 1206 году и умер в возрасте 74 лет. О нем говорили, что он был «велик в магии, силен в философии и непревзойден в теологии». Альберт Магнус был членом Доминиканского ордена и воспитателем Фомы Аквинского в алхимии и философии. Альберт Великий был аристоте-лианцем в философии, астрологом и большим знатоком медицины, физики и алхимии. В молодости его считали слабоумным, но его искренняя вера и преданность были вознаграждены видением, в котором перед ним появилась Непорочная Дева Мария и дала ему великие философские и интеллектуальные способности. Престиж Альберта Великого был столь высок, что о нем рассказывали множество фантастических историй, самой необычной из которых была, пожалуй, легенда о механическом человеке. Став мастером магических наук, Альберт начал конструирование любопытного автомата, которого он наделил способностью к речи и мышлению. Андроид, как он назвал его, был сделан из металла и неизвестной субстанции, выбранной согласно велению звезд, и наделен духовными качествами через магические формулы и заклинания. Труд этот занял целых тридцать лет. Фома Аквинский, однако, полагая этот механизм дьявольским, разбил его, тем самым разрушив труд всей жизни Альберта. Несмотря на это, Альберт оставил Фоме Аквинскому свои алхимические формулы, включая (согласно легенде) секрет философского камня.

Фома Магнус, подобно Альберту, сведущ в химии. Но самое главное, что он изобрел динамит, который имеет волю, сознание и глаза. Магнус, показывая Вандергуду небольшой брусок чудо-динамита, так объясняет его свойства: «По виду — мыло или воск. По силе — это Дьявол. Достаточно половины этого бруска, чтобы стереть с поверхности храм Святого Петра. Но это капризный Дьявол. Его можно бить, рубить на части, жечь в песке, и он останется безмолвным: динамитный патрон разорвет его, но не вызовет гнева. Я могу бросить его на улицу, под ноги лошадей, его будут грызть собаки, им станут играть дети, — и он останется равнодушным. Но стоит мне кольнуть его током высокого напряжения — и ярость его взрыва будет чудовищна, безмерна! Сильный, но глупый Дьявол!» Оба Магнуса — изобретатели, они думают, в сущности, над одной проблемой — создать механический эквивалент Дьявола. Но андреевский Магнус превзошел своего предшественника, его создание в миллионы раз страшнее и разрушительнее для человечества. Он будет достойным преемником Сатаны. Да и планы у него масштаба космического — «взорвать землю» и «на время отменить законы и пустить смерть в загородку». Что же это будет за катастрофа?

Ответ предельно прост, и Андреев фактически дает его, датируя страницы дневника Сатаны. Рассказ Вандергуда относится к событиям, происходившим с 18 января по 27 мая 1914 года, накануне начала Первой мировой войны. Не пройдет и месяца, как боснийский студент Принцип убьет эрц-герцога Франца-Фердинанда, наследника австрийского престола, и его супругу в Сараево. С этого преступления начнется кровавая летопись невиданной дотоле мировой бойни. Логика повествования требует признать, что в лице Магнуса и кардинала X., прикарманивших денежки Вандергуда, Андреев символически изобразил организаторов и вдохновителей Первой мировой войны. В романе, таким образом, обнаруживается не только философская, но и политическая подоплека. Писатель аллегорически, но предельно четко говорит читателям, что война планировалась загодя и была частью крупной политической игры сильных мира сего. Магнус — один из них, обобщенный образ тех немногих, кому эта война принесет выгоду. «В силу ли внушения, которое шло от Магнуса, или от простого утомления этот круглый череп (выделено Л. Андреевым. — А. А.), сверкающий огнями глаз, постепенно стал превращаться в моих глазах в настоящий взрывчатый снаряд, в готовую бомбу с светящимся фитилем…» Он — гражданин Вселенной, и не связывает себя ни с каким народом. Свобода — его отечество, он наднационален, и в нем трудно не узнать сегодняшних хозяев мира, способных переиграть даже самого Сатану.

Произведение Андреева — это роман-предупреждение, напоминание о том, кто организует войны и революции. Тайны, связанные с началом и разжиганием Первой мировой войны, до сих пор тщательно скрываются от обывателей. Мало кто знает, что австрийский суд, расследовавший убийство в Сараево, установил, что нити заговора выходили далеко за пределы Сербии. «Сербские фанатики» оказались пешками в руках могущественных международных сил, готовивших всеевропейский конфликт. Несчастный эрцгерцог признавался начальнику своего Генерального штаба фон Гетцендорфу: «К войне с Россией подстрекает Франция, особенно тамошние масоны, которые стремятся вызвать революцию, чтобы свергнуть монархов с их тронов». Задолго до его злосчастного визита в Сараево английский журнал «Труф» опубликовал карикатуру, показывающую послевоенное устройство Европы: монархи лишились тронов, а на месте их владений возникли мелкие республики. Если учесть, что журнал принадлежал одному крупному магнату и масону, то становится очевидным: карикатура отражала чаяния «мировой закулисы». В разгар войны, как бы ощутив ее закулисную сторону, Валерий Брюсов писал:

А некто темный, некто властный,

Событий нити ухватив,

С улыбкой дьявольски-бесстрастной

Длит обескрыленный порыв.

Леонид Андреев приоткрыл тайны этих «некто», дал их четкий психологический портрет. И вряд ли кто возразит, что это уже не безобидные гоголевские «кувшинные рыла», не бесочеловеки Достоевского. Это — нелюди…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.