Глава двадцать шестая СССР — действительный фактор мира (1939 г.)

Глава двадцать шестая

СССР — действительный фактор мира (1939 г.)

Попытки англо-французской дипломатии организовать блок европейских держав. Мюнхенское соглашение на некоторое время преисполнило руководителей внешней политики Англии и Франции чрезвычайным оптимизмом. Англо-германская декларация от 30 сентября 1938 г. и франко-германское коммюнике от 6 декабря 1938 г. расценивались реакционными кругами обеих демократических держав как залог дальнейшего мирного сотрудничества с фашистской Германией. Полагали, что Гитлер действительно отказывается от каких бы то ни было территориальных притязаний в Западной Европе и уже не оспаривает господства Великобритании на морях.

Чемберлен и Даладье утешали себя мыслью, что отныне натиск германской агрессии будет направлен только на Восток. При таких условиях правительства обеих стран начинали проявлять меньшую заинтересованность во взаимной помощи. Отнюдь не случайно 12 декабря 1938 г. Чемберлен заявил в Палате общин, что «ни в одном англо-французском договоре или пакте нет обязательств оказания Англией помощи Франции». Со своей стороны и французское правительство после Мюнхена меньше занято было упрочением англо-французского сотрудничества, нежели переговорами с Италией и установлением дипломатических отношений с фашистским правительством Франко. Вскоре, однако, иллюзиям англичан и французов насчёт умиротворения Германии наступил конец.

15 марта 1939 г. войска фашистской Германии заняли Чехословакию, невзирая на то, что новые границы её после Мюнхена были гарантированы правительствами Англии, Франции, Германии и Италии. Спустя неделю, 22 марта 1939 г., Германия вынудила Литву подписать соглашение о передаче немцам Мемельской области. 23 марта заключено было германо-румынское соглашение, превращавшее Румынию в аграрный придаток фашистской Германии. Наконец, в том же марте Германия потребовала от Польши передачи Данцига и предоставления немцам экстерриториальных автострад и железной дороги в Польском коридоре. Было ясно, что немецко-фашистская дипломатия упорно продолжает свою работу по расширению хозяйственных, политических и военных позиций Германии, необходимых ей для предстоящих битв за мировое господство.

Эти события не могли не произвести отрезвляющего воздействия на дипломатов Англии и Франции. Уже 6 февраля 1939 г. Чемберлен поспешил смягчить своё неуклюжее декабрьское заявление о том, будто бы Англия не имеет договорных обязательств об оказании помощи Франции. «Общность интересов, связывающих Францию и нашу страну, такова, — громогласно заявил глава английского правительства, — что всякая угроза жизненным интересам Франции, откуда бы она ни исходила, неизбежно заставила бы нашу страну немедленно прийти на помощь Франции».

Дело на этом не остановилось. 21 марта 1939 г. в Лондон прибыл французский президент Лебрен. На следующий же день, 22 марта, британское и французское правительства обменялись нотами, содержавшими взаимные обязательства об оказании друг другу помощи в случае нападения на одну из стран. Так перед лицом «умиротворённой» Германии Гитлера оформлен был англо-французский союз.

Неизбежность войны с Германией становилась всё более очевидной. Перед этой угрозой дипломатия Англии и Франции напрягала все усилия для скорейшей вербовки союзников. Отсюда возникли и оживлённые дипломатические переговоры правительств обеих стран с такими государствами, как Польша, Румыния, Греция.

Опасность немецко-фашистской агрессии особенно остро ощущалась этими странами. В статье, опубликованной 9 марта 1939 г. в газете «Daily Telegraph and Morning Post», Черчилль писал по этому поводу: «От Балтики и до Чёрного моря развернулось широкое движение за решительное сопротивление агрессивным устремлениям Германии. Теперь страны Восточной Европы, полностью сознавая опасность, которая им грозит со стороны Германии, проявляют готовность встать на защиту своей независимости».

Черчилль указывал, что самым могущественным фактором в борьбе против фашистской агрессии является СССР. «Мы, — писал он в той же статье, — быть может, не в состоянии ещё взвесить и учесть всю силу и мощь Советского Союза; но нет никакого сомнения в том, что СССР — огромное государство, которое неуклонно проводит политику мира».

СССР и дипломатические ухищрения правительства Чемберлена. Дипломатия Чемберлена оставалась глуха к этим сигналам. Она упрямо воздерживалась от сближения с Советским Союзом. Ей нужно было другое: самой оставаясь в стороне, заставить его служить английским целям. О таких попытках дипломатии Чемберлена свидетельствовало, между прочим, сообщение ТАСС, опубликованное в советской печати 22 марта 1939 г. «Заграничная печать, — гласило это сообщение, — распространяет слух, будто советское правительство предлагало Польше и Румынии свою помощь, на случай если они сделаются жертвами агрессии. ТАСС уполномочен заявить, что это не соответствует действительности. Ни Польша, ни Румыния за помощью к советскому правительству не обращались и о какой-либо угрожающей им опасности его не информировали. Верно лишь то, что 18 сего месяца британское правительство, уведомив советское правительство, что имеются серьёзные основания опасаться насилия над Румынией, запрашивало о возможной позиции советского правительства при такой эвентуальности. Советское правительство в ответ на этот вопрос выдвинуло предложение о созыве совещания представителей наиболее заинтересованных государств, а именно Великобритании, Франции, Румынии, Польши, Турции и СССР. Такое совещание, по мнению советского правительства, давало бы наибольшие возможности для выяснения действительного положения и определения позиций всех его участников. Британское правительство нашло, однако, это предложение преждевременным».

Впрочем, со своей стороны англичане 18 марта запросили правительство СССР, согласно ли оно подписать совместную декларацию правительств Англии, Франции, СССР и Польши против агрессии и предусмотреть в ней обязательства консультации между этими странами. Правительство СССР ответило, что «такая декларация не решает вопроса». Тем не менее оно не возражало и против декларации.

Вскоре в Лондоне было официально объявлено, что проект декларации четырёх держав будет обсуждён с польским министром иностранных дел Беком, когда он прибудет в Лондон. Но польское правительство отказалось подписать декларацию. Английская дипломатия ничего не предприняла, чтобы побудить Польшу изменить такую позицию. Обсуждение проекта декларации было отложено. В связи с этим даже консервативная печать в Англии отмечала «комизм положения», когда министр иностранных дел Галифакс 19 марта отказался принять советское предложение о созыве совещания шести миролюбивых держав на том основании, что созыв такой конференции будет затяжным делом. Между тем через неделю после отказа Бека подписать декларацию тот же Галифакс предложил отложить обсуждение проекта «немедленных и срочных действий» ещё на 10 дней.

Как выяснилось тогда же из бесед Чемберлена и Галифакса с приехавшим в Лондон французским министром иностранных дел Боннэ, последний также не был расположен подписывать общий с Советским Союзом документ. Боннэ уверял Чемберлена, что в интересах безопасности гораздо более необходимо укрепить англо-французский союз, чем заключать какие бы то ни было блоки с СССР. Эти внушения встречали в Форейн офис сочувственный приём. 23 марта 1939 г. в ответ на запрос в Палате общин Чемберлен заявил, что правительство Великобритании не намерено вступать в блоки со странами, имеющими специфический внутренний режим. Заявление Чемберлена означало, что его дипломатия воздерживается от сближения с Советским Союзом якобы из соображений идеологического порядка.

Что касается Польши, Румынии и Греции, то дипломатические переговоры с их правительствами успешно подвигались вперёд. 6 апреля Чемберлен сообщил Парламенту о заключении англо-польского соглашения о взаимной помощи. Спустя неделю, 13 апреля, он заявил о предоставлении британским правительством гарантий Румынии и Греции. В тот же день и Франция подтвердила свою верность франко-польскому союзу и объявила, что принимает в отношении Румынии и Греции те же обязательства, что и Англия.

Спустя ещё два дня через своего посла в Москве Чемберлен запросил советское правительство, согласно ли оно дать односторонние гарантии Польше и Румынии. 17 апреля последовал ответ правительства СССР. Оно выдвигало предложение заключить пакт трёх держав — СССР, Англии и Франции — для защиты стран, которым угрожает фашистская агрессия. Советское правительство добавляло, что предлагаемое им соглашение может быть осуществлено тремя актами: во-первых, договором трёх держав о взаимной помощи, во-вторых, заключением между ними военной конвенции, которая должна придать договору о взаимной помощи действенную силу, и, в-третьих, предоставлением гарантий трёх великих держав всем странам от Балтийского и до Чёрного моря.

Британское правительство медлило ответом на эти предложения. Между тем события в Европе приобретали явно угрожающий характер.

28 апреля 1939 г. германское правительство заявило о расторжении англо-германского морского договора от 18 июня 1935 г. В качестве повода для такого акта указывалось последнее англо-польское соглашение, якобы направленное против Германии. Одновременно аннулировался германским правительством и германо-польский пакт о ненападении, заключённый 26 января 1934 г.

Английской дипломатии приходилось подумать о самозащите. При таких условиях, хотя и воздерживаясь попрежнему от действительного сотрудничества с Советским Союзом, правительство Чемберлена остерегалось окончательно оттолкнуть от себя правительство СССР. Во-первых, советскую карту в дипломатической игре англичан правительство Чемберлена рассчитывало использовать как для острастки Германии, так и для принуждения её к известным уступкам. Во-вторых, по тактическим соображениям правительству Чемберлена нужно было продемонстрировать Советскому Союзу свою заинтересованность в поддержании с ним деловых отношений/Наконец, в-третьих, английская дипломатия вынуждена была уступить давлению общественного мнения, которое всё настойчивее требовало сближения Англии с Советским Союзом.

Англо-советские переговоры (март — август 1939 г.). 23 марта в Москву прибыл начальник департамента заморской торговли Англии Хадсон. Его сопровождали эксперты. Поездке Хадсона предшествовали сообщения английских газет о том, что его визит имеет целью достигнуть более близкого взаимопонимания между правительствами Англии и Советского Союза.

Осязательных результатов визит Хадсона в Москву не дал. Коммюнике, опубликованное в советской печати, отмечало, что «обе стороны выяснили свои позиции; при этом вскрылся ряд существенных разногласий, которые, надо полагать, сведутся к минимуму в ходе дальнейших переговоров в Лондоне». Тем не менее в том же коммюнике подчёркивалось, что «личный контакт, установленный между полномочным представителем британского правительства и членами советского правительства, несомненно будет содействовать укреплению советско-британских отношений, а также международному сотрудничеству в интересах разрешения проблемы мира».

Дальнейшие переговоры велись в Москве главами английского и французского посольств Сиидсом и Наджиаром. В дальнейшем к ним присоединился уполномоченный Форейн офис Стрэнг. Общественное мнение Великобритании проявляло к московским переговорам живейший интерес. 1 мая 1939 г. лидер лейбористов Эттли обратился в Палате общин к Чемберлену с вопросом: «Получены ли какие-нибудь определённые предложения от правительства СССР?» Чемберлен ответил утвердительно; он добавил, что переговоры продолжаются. Эттли осведомился, какова причина столь медленного развития переговоров. «Трудно изложить все подробности переговоров, которые всё ещё ведутся, — ответил Чемберлен, — это не такой простой вопрос. Это вопрос, при решении которого необходимо учесть и позиции других правительств».

2 мая, как свидетельствует отчёт о парламентских дебатах в Палате общин, со стороны ряда депутатов последовали новые запросы к правительству.

«Эттли: Известно ли премьеру, что многие обеспокоены слишком медленным ходом переговоров? Чувствуется, что правительство не настолько торопится с ними, как могло бы.

Чемберлен: Я ничего не могу поделать, если создаётся такого рода впечатление. Со стороны правительства его величества нет недостатка в доброй воле.

Веджвуд: Действительно ли намерено правительство заключить это соглашение или же нет?

Чемберлен: Да, конечно. Но правительство должно обсудить, какую наилучшую форму должно принять это соглашение.

Мандер: Известно ли премьеру сообщение «Times» о том, что правительство старается сузить рамки соглашения и предложений, выдвинутых правительством СССР?

Чемберлен: Я считаю, что Палата сделала бы лучше, подождав официальных сообщений по этому вопросу».

10 мая в советской печати было опубликовано сообщение ТАСС о контрпредложениях британского правительства. Дипломатия Чемберлена отклоняла советское предложение о пакте трёх держав. Она лишь считала необходимым, чтобы в случае вовлечения Англии и Франции в войну советское правительство оказало им немедленную помощь. Ни единым словом при этом не упоминалось, на какую же помощь мог бы рассчитывать сам Советский Союз со стороны Франции и Великобритании, если бы он оказался вовлечённым в военные действия, выполняя предлагаемые ему обязательства в отношении государств Восточной Европы.

После опубликования сообщения ТАСС лидер парламентской фракции лейбористов Эттли выступил в Палате общин с новым запросом Чемберлену. «Обратил ли премьер внимание на заявление, опубликованное в Москве, — спрашивал Эттли, — относительно предложений английского правительства, и не сделает ли он в связи с этим заявлением сообщения о характере предложений, выдвинутых правительством СССР, и об ответе па них английского правительства?»

«Заявление, сделанное в Москве, — ответил Чемберлеи, — основано на неправильном понимании предложения Англии. Правительство приняло на себя обязательство помощи в отношении некоторых восточноевропейских государств. Оно предложило советскому правительству, чтобы оно от своего имени выступило с декларацией, аналогичной той, которая была опубликована английским правительством. Это означало бы, что если Англия и Франция окажутся вовлечёнными в войну в результате выполнения своих обязательств, то советское правительство выражает готовность оказать им помощь».

Атаки на Чемберлена в Палате общин всё усиливались. 16 мая консерватор Адаме выступил в Палате общин с запросом, «намерено ли английское правительство заключить пакт о взаимопомощи и взаимной гарантии между Англией, Францией и Россией?» Чемберлен уклонился от ответа. Не ответил он и на запрос депутата Нокса: «Обеспечивают ли Англия и Франция совместные гарантии для защиты независимости и целостности Советской России против агрессии?» Когда депутат Будби попробовал добиться разъяснения, почему столь важные переговоры с СССР ведутся дипломатическим путём, а не путём личных встреч между руководителями обеих стран, Чемберлен не промолвил ни слова.

На заседании Палаты общин 19 мая лейборист Дальтон спросил Чемберлена: «Не будет ли целесообразнее для ускорения переговоров, медлительность которых вызывает беспокойство, послать в Москву Галифакса, чтобы он мог непосредственно вести переговоры с Молотовым?»

Вопрос Дальтона приобретал особую остроту, ибо напоминал, что сам Чемберлен, Галифакс и другие представители английского правительства не раз совершали паломничества к Гитлеру. Что касается Москвы, то английское правительство явно предпочитало вести там переговоры через посредство второстепенных уполномоченных.

Под новым градом запросов премьер, наконец, разомкнул свои уста.

«Я должен быть осторожным и не допускать ничего такого, что осложняет положение, — заявил он. — То, что я сказал, обозначает, что нам приходится обращаться не к одному лишь русскому правительству. Мы должны иметь в виду и правительства других стран.

Реплика с места: Италии?

Чемберлен: Больше мне нечего сказать.

Ллойд Джордж: Однако крайне важно знать, какие же намечены пути.

Чемберлен: Это важно для Ллойд Джорджа.

Ллойд Джордж: Это бессмыслица. Это важно для страны, при чём тут Ллойд Джордж?»

«Без России, — доказывал Ллойд Джордж, выступая в тот же день в прениях по внешней политике в Палате общий, — наши гарантии Польше, Румынии и Греции являются безрассудными». По мнению оратора, положение Англии при данной обстановке хуже, чем оно было в 1914–1918 гг. Тогда можно было мобилизовать миллион бельгийских солдат для использования их в Египте, Палестине и Месопотамии. Тогда одна Франция могла выставить 500 тысяч солдат из Индо-Китая. Теперь ни Англия, ни Франция не имеют таких ресурсов. «Как мы сможем воевать без России, — вопрошал Ллойд Джордж, — если Япония на этот раз будет против нас? Вы нуждаетесь в СССР, — обращался оратор к скамьям правительства, — но вы не хотите союза с ним».

«Не только должно быть принято полное сотрудничество с Россией, — вторил этим выступлениям Черчилль, — но и прибалтийские страны — Латвия, Эстония и Финляндия — должны присоединиться к пакту. Эти страны с их двадцатью дивизиями могут получить дружественную русскую поддержку оружием и другими видами помощи. Нет иного способа поддержать Восточный фронт, кроме активного содействия России».

Отвечая на возражения оппозиции, Чемберлен с раздражением заявил: «Мы не собираемся покупать мир ценой таких уступок, которые ведут к дальнейшим требованиям».

Чемберлен пояснил, что, заручившись сотрудничеством одной страны, необходимо в то же время не отталкивать от себя и другие страны. Поэтому в деле заключения соглашения с СССР встречаются некоторые трудности.

Представители оппозиции потребовали конкретного разъяснения относительно этих «трудностей». Но Чемберлен отказался что-либо ответить на этот вопрос. Выступивший затем в прениях Уинстон Черчилль заявил, что Чемберлен не переубедил тех, кто с глубоким опасением относится к нынешнему положению. Черчилль высказал убеждение, что если правительство не обеспечит соглашения с СССР, то это приведёт к наихудшим последствиям и правительство «будет лишено доверия своей страны». После Черчилля выступил Идеи. «Я убеждён, — сказал он, — что дело мира выиграло бы, если бы было достигнуто соглашение между Англией, Францией и Советским Союзом. Чем быстрее будет заключено это соглашение и чем более полным и далеко идущим оно будет, тем лучше. Я полагаю, что это соглашение принесло бы пользу не только Англии и Советскому Союзу, но и всей Европе, а также делу всеобщего мира».

Ещё более решительно высказался о неотложной необходимости заключения англо-советского военного и политического союза лидер либералов Арчибальд Синклер. «Я не знаю, — заявил он, — сообщил ли генеральный штаб правительству, сможем ли мы выиграть войну при участии на нашей стороне Советского Союза, но во всяком случае ясно, что мы не сможем выиграть войну без помощи Советского Союза».

26 мая 1939 г. Ллойд Джордж выступил во французской газете «Се Soir» с резкой статьёй, обвиняя Чемберлена и Галифакса в прямом нежелании заключить соглашение с Советским Союзом. «Чемберлен ездил в Рим, — возмущался Ллойд Джордж, — чтобы посетить Муссолини и почтить его официальным признанием захвата Эфиопии, а также чтобы сказать ему, что не станет чинить препятствий итальянской интервенции в Испании. Почему же в Москву послан лишь один чиновник Форейн офис, который представляет Англию в столь могущественной стране, предложившей нам свою помощь? На это может быть дан только один ответ: Невиль Чемберлен, Галифакс и Джон Саймон не желают никакого соглашения с Россией».

Под влиянием всё возраставшей оппозиции англо-французские уполномоченные в Москве получили 27 мая 1939 г. инструкцию форсировать переговоры. К этому вынуждала и всё более обострявшаяся международная обстановка. Она уже не оставляла сомнений в окончательной непримиримости фашистских поджигателей войны. В противовес усилиям англо-французской дипломатии укрепить свои позиции в Европе и противопоставить Германии и Италии руководимый Францией и Англией блок малых стран немцы и итальянцы, как указывалось выше, подписали в Берлине 22 мая 1939 г. договор о военно-политическом союзе. Этот акт знаменовал боевую расстановку сил, готовившихся к схватке на европейском континенте. Лицом к лицу становились два противных лагеря: англо-французский блок, включавший гарантированные страны, и германо-итальянский союз, усиленно подготовлявший себе плацдарм для наступательных действий.

Соперничество англо-французского блока и немецко-фашистской дипломатии из-за соглашения с СССР. Для обоих лагерей исключительное значение приобретал вопрос, на чьей стороне в предстоящем столкновении окажется Советский Союз.

В связи с этим в Германии происходили непрерывные совещания генерального штаба с правительством. Дипломатия Гитлера стремилась во что бы то ни стало помешать заключению англо-франко-советского пакта. Это стремление вызывалось боязнью войны на два фронта. Среди германских военных кругов издавна господствовало убеждение, что такой войны Германия выдержать не может. «Гитлер спрашивал генерала Кейтеля, начальника генерального штаба, и генерала фон Браухича, главнокомандующего, — доносил 1 июня французский посол Кулондр своему министру иностранных дел Боннэ, — может ли окончиться война благоприятно для Германии. Оба ответили, что решающее значение имеет вопрос, останется ли Россия нейтральной или нет. Если Германии придётся сражаться одновременно и против России, у неё мало будет шансов на выигрыш войны. Оба генерала придавали большое значение позиции Турции. Они считали, что Турция может выступить на стороне западных держав, если к ним присоединится Россия… В конце концов решение Гитлера зависело от подписания англо-советского пакта. Полагают, что он рискнёт на войну, если не будет фронта со стороны России. Но если Гитлер будет знать, что ему придётся воевать также и против России, то он скорее «отступит» перед Польшей, чем обречёт свою страну, партию и самого себя на поражение и гибель. Если же англо-русские переговоры затянутся, то не исключён в течение ближайших же недель молниеносный захват Данцига».

Из переписки между французским министром иностранных дел Жоржем Боннэ и Риббентропом, относящейся к лету 1939 г. и опубликованной в 1940 г. во французской «Жёлтой книге», явствует, что гитлеровская дипломатия всячески старалась удержать Францию от заключения военного союза с Советской Россией. 1 июля 1939 г. Боннэ обратился к Гитлеру с нотой, переданной через германского посла в Париже Вельчека. Нота предупреждала, что насильственное изменение status quo в Данциге вызовет вооружённое сопротивление Польши, а это повлечёт за собой применение франко-польского соглашения о взаимной помощи.

Риббентроп ответил на французскую ноту письмом, в котором напоминал о германо-французской декларации от 6 декабря 1938 г. Эта декларация предусматривала «необходимость взаимного уважения жизненных интересов обеих стран». Ссылаясь на свои переговоры с Боннэ в Париже в день опубликования франко-германской декларации, Риббентроп писал: «Я настойчиво указывал на Восточную Европу как на сферу немецких интересов; вы же, в полном противоречии с вашими нынешними утверждениями, подчёркивали тогда со своей стороны, что позиция Франции в отношении восточноевропейских вопросов со времени Мюнхенской конференции существенно изменилась». Риббентроп нагло упрекал Боннэ в прямой «измене». Он заявлял, что Германия решительно отклоняет «вмешательство Франции в сферу немецких жизненных интересов». На этом основании германское правительство не находит возможным обсуждать с французским правительством вопросы немецко-польских отношений. Если же Франция будет поддерживать Польшу в данцигском вопросе, то фюрер преисполнен решимости «защищать немецкие интересы всеми средствами, находящимися в его распоряжении».

Риббентропу ничего не оставалось, как только попытаться припугнуть Францию, чтобы вынудить её к отступлению. Развязный дипломат Гитлера оказывался в критическом положении. Ещё недавно он настойчиво твердил своему фюреру,

что ни Франция, ни Англия не вступятся за Польшу. Теперь Гитлер убеждался, что самоуверенный министр ввёл его в заблуждение. Это грозило Риббентропу серьёзными неприятностями. Об этом сообщил в Париж Кулондр в своём донесении от 11 июня 1939 г. Впрочем, уже через два дня тот же Кулондр уведомлял, что военные приготовления Германии идут ускоренным ходом и что к августу 1939 г. она может начать войну. В полном соответствии с донесениями Кулондра в Париж и британский посол в Берлине Гендерсон сигнализировал в Лондон об усиленных приготовлениях Германии к войне и о боязни Гитлера и его высшего командования вести одновременную вооружённую борьбу не только с Англией и Францией, но и с Советским Союзом. Английский посол настаивал, чтобы его правительство сделало практические выводы из его донесений. Необходимость активизировать дипломатические переговоры с Москвой представлялась в этих условиях совершенно очевидной. В конце мая 1939 г. английская и французская дипломатия выступила с новыми предложениями Советскому Союзу: в них, в случае прямой агрессии, направленной против той или другой договаривающейся стороны, предусматривались обязательства взаимной помощи между Англией, Францией и СССР. Но эти новые предложения 6 взаимной помощи сопровождались такими оговорками, которые фактически их обесценивали. Новые предложения предусматривали помощь СССР в отношении пяти стран, которым Англия и Франция уже дали гарантии. Однако они не говорили ничего о помощи со стороны Англии и Франции трём граничащим с СССР балтийским государствам — Латвии, Эстонии, Финляндии. Естественно, возникало опасение, что агрессоры могут беспрепятственно воспользоваться этими малыми странами для нападения на СССР. Поэтому советское правительство в ответ на англо-французские предложения потребовало, во-первых, заключения эффективного пакта о взаимной помощи между Англией, Францией и СССР, во-вторых, оказания помощи как пяти государствам, которым были даны англо-французские гарантии (Польше, Румынии, Турции, Греции, Бельгии), так и трём балтийским государствам (Латвии, Эстонии, Финляндии) против прямой и косвенной агрессии.

Неоспоримую справедливость этих требований признавала и английская парламентская оппозиция. 8 июля 1939 г. в газете «Daily Telegraph and Morning Post» появилась большая статья Черчилля, в которой он требовал немедленного создания тройственного пакта с участием СССР против гитлеровской Германии.

«Дела теперь зашли так далеко, — писал Черчилль, — что трудно себе даже представить, чтобы какое-либо из трёх правительств взяло на себя ответственность за лишение сотен миллионов трудящихся этой совместной гарантии их жизни и прогресса». Черчилль заявлял, что он не изменил своего отношения к коммунизму. Однако, по его словам, с самого начала он предпочитал советские предложения британским или французским. Они просты, логичны и соответствуют основным интересам миролюбивых государств. Не должно быть никаких серьёзных затруднений в вопросе о гарантиях для балтийских государств и Финляндии. «Требования русских, — писал Черчилль, — чтобы эти государства были включены в тройственную гарантию, хорошо обоснованы. Нет никакого смысла, чтобы кессон мира имел трещину». Черчилль подчёркивал, что если балтийские государства станут жертвами фашистской агрессии, вся Европа будет вовлечена в войну. «Если их независимость или целостность подвергнется угрозе со стороны фашистов, то Польша должна драться, Великобритания и Франция должны драться и СССР должен драться. Почему же в таком случае не согласовать заблаговременно, открыто и смело тех мероприятий, которые могли бы предотвратить необходимость такой борьбы?»

7 июня 1939 г. Чемберлен сообщил Палате общин, что по основным вопросам соглашения с СССР уже достигнута известная договорённость. Однако остаются ещё затруднения, которые придётся преодолеть. Дело в том, что прибалтийские страны — Эстония, Латвия и Финляндия — заявили, что «ввиду их намерения соблюдать строгий нейтралитет, они не желают получить гарантии в результате переговоров, которые ведутся между Англией, Францией и Россией».

Чемберлен мог бы дополнить своё сообщение Парламенту. Ему следовало бы упомянуть и о том, что англо-французская делегация в Москве упорно противилась внесению в текст соглашения с Советским Союзом обязательства об оказании ему помощи в случае как прямой, так и косвенной агрессии. Английский посол Сиидс, французский — Наджиар и уполномоченный Форейи офис Стрэнг делали вид, что не понимают, что, собственно, означает понятие «косвенная агрессия». Напрасно разъясняли им, что воздержание любого из сопредельных государств от прямого нападения на Советский Союз отнюдь не исключает возможности использования агрессором территории такого государства, при попустительстве или бессилии его правительства, как плацдарма для вторжения в СССР. Само собой разумеется, советское правительство считало необходимыми гарантии и на случай такой косвенной агрессии. Наконец, Чемберлену хорошо было известно, что советское правительство настаивало, чтобы политическое соглашение трёх держав было заключено одновременно с военной конвенцией. Последняя должна была составить неотъемлемую часть общего политического договора. Напротив, англо-французская дипломатия предлагала не связывать этих двух соглашений. Она лишь обещала, что вслед за заключением договора о взаимной помощи начаты будут переговоры и о военной конвенции. Советское правительство имело все основания не удовлетвориться таким обещанием. Достаточным предостережением являлась хотя бы судьба франко-советского пакта о взаимопомощи, повисшего в воздухе за отсутствием реальной опоры в виде военного соглашения между Францией и Советским Союзом.

В своём докладе о внешней политике Советского Союза на третьей сессии Верховного Совета СССР 31 мая 1939 г. т. Молотов следующим образом изложил ход и состояние переговоров советского правительства с Англией и Францией.

«…Если в самом деле, — говорил т. Молотов, — хотят создать дееспособный фронт миролюбивых стран против наступления агрессии, то для этого необходимы, как минимум, такие условия: заключение между Англией, Францией и СССР эффективного пакта взаимопомощи против агрессии, имеющего исключительно оборонительный характер; гарантирование со стороны Англии, Франции и СССР государств центральной и восточной Европы, включая в их число все без исключения пограничные с СССР европейские страны, от нападения агрессоров; заключение конкретного соглашения между Англией, Францией и СССР о формах и pa8iwepax немедленной и эффективной помощи, оказываемой друг другу и гарантируемым государствам в случае нападения агрессоров.

Таково наше мнение, которое мы никому не навязываем, но за которое мы стоим. Мы не требуем принятия нашей точки зрения и никого не просим об этом. Мы считаем, однако, что эта точка зрения действительно отвечает интересам безопасности миролюбивых государств.

Это было бы соглашение исключительно оборонительного характера, действующее против нападения со стороны агрессоров и в корне отличающееся от того военного и наступательного союза, который заключили недавно между собой Германия и Италия.

Понятно, что основой такого соглашения является принцип взаимности и равных обязанностей.

Следует отметить, что в некоторых англо-французских предложениях этот элементарный принцип не нашёл благосклонного к себе отношения. Гарантировав себя от прямого нападения агрессоров пактами взаимопомощи между собой и с Польшей и обеспечивая себе помощь СССР в случае нападения агрессоров на Польшу и Румынию, англичане и французы оставляли открытым вопрос — может ли СССР в свою очередь рассчитывать на помощь с их стороны в случае прямого нападения на него со стороны агрессоров, равно как оставляли открытым другой вопрос — могут ли они принять участие в гарантировании граничащих с СССР малых государств, прикрывающих северо-западные границы СССР, если они окажутся не в силах отстоять свой нейтралитет от нападения агрессоров.

Получалось, таким образом, неравное положение для СССР».

Говоря о последних англо-французских предложениях, т. Молотов называл их шагом вперёд, но отметил, что он «обставлен такими оговорками — вплоть до оговорки насчёт некоторых пунктов устава Лиги наций, — что он может оказаться фиктивным шагом вперёд».

Наконец, в своём докладе т. Молотов подчеркнул, что, «ведя переговоры с Англией и Францией, мы вовсе не считаем необходимым отказываться от деловых связей с такими странами, как Германия и Италия».

Позиция СССР при переговорах с Англией и Францией, изложенная главой советского правительства, была безупречно пряма, открыта и последовательна. Несмотря на это, англо-французская дипломатия продолжала упорно затягивать переговоры. Такая медлительность, естественно, вызывала тем больше подозрений, что в переговорах с другими странами дипломатия союзников, когда нужно, умела проявлять несомненно большую оперативность. В частности в кратчайший срок ею достигнуто было соглашение с Турцией.

12 мая 1939 г. опубликована была англо-турецкая декларация о взаимной помощи в случае агрессии в районе Средиземного моря. Декларация гласила, что «в ожидании заключения окончательного соглашения английское и турецкое правительства заявляют, что в случае акта агрессии, могущего привести к войне в районе Средиземного моря, они будут готовы к тому, чтобы эффективно сотрудничать и предоставить взаимно друг другу всестороннюю помощь». К декларации присоединилась и Франция.

Образ действия англо-французской дипломатии в переговорах с СССР не мог не вызвать соответствующей реакции со стороны общественного мнения Советского Союза. 29 июня 1939 г. в «Правде» помещена была статья т. Жданова, озаглавленная «Английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР». Статья эта произвела сенсацию в дипломатических кругах и вызвала широкий отклик во всём мире. Автор ставил вопрос: в чём причина затяжки переговоров, завершения которых с нетерпением ожидают все друзья мира? Объяснение автор усматривал в том, что «английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР, т. е. такого

договора, на который только и может пойти уважающее себя государство, и что именно это обстоятельство является причиной застойного состояния, в которое попали переговоры». В доказательство статья приводила следующие факты:

Англо-советские переговоры продолжаются уже 75 дней, из них 59 дней ушли на проволочки со стороны англичан и французов.

Та же самая Англия, когда ей нужно было, заключила пакты взаимной помощи с Турцией и Польшей в кратчайший срок.

В ходе переговоров англичане и французы искусственно нагромождают всяческие трудности, чем создают видимость серьёзных разногласий между Англией и Францией, с одной стороны, и СССР — с другой; ссылки англо-французской дипломатии на то, что прибалтийские государства якобы не желают гарантий, явно несостоятельны: они продиктованы только намерением затруднить и сорвать переговоры. Неизвестно, спрашивали ли Литву и Голландию, хотят ли они для себя гарантий со стороны Англии и Польши; сами они этих гарантий не просили; однако это не помешало Англии и Польше заключить договоры о двусторонней взаимопомощи.

Англия и Франция требуют от СССР гарантий не только для Польши, Румынии и ещё четырёх других государств, но также для Голландии и Швейцарии, с которыми СССР даже не имеет дипломатических отношений.

«Всё это говорит о том, — заключал автор статьи, — что англичане и французы хотят не такого договора с СССР, который основан на принципе равенства и взаимности, хотя ежедневно приносят клятвы, что они тоже за «равенство», а такого договора, в котором СССР выступал бы в роли батрака, несущего на своих плечах всю тяжесть обязательств. Но ни одна уважающая себя страна на такой договор не пойдёт, если не хочет быть игрушкой в руках людей, любящих загребать жар чужими руками. Тем более не может пойти на такой договор СССР, сила, мощь и достоинство которого известны всему миру».

Дальнейшие события доказали полную обоснованность выводов статьи т. Жданова. Московские переговоры с англичанами и французами затягивались бесконечно. Лишь 25 июля английское и французское правительства приняли предложение правительства СССР о посылке в Москву военных миссий. Однако миссии не торопились выехать по назначению. Они отбыли лишь спустя 11 дней. Притом они не пожелали воспользоваться воздушным сообщением; члены их отплыли на товаро-пассажирском пароходе, скорость которого не превышала 13 узлов в час.

На путь до Москвы миссиям понадобилось целых 6 дней. К тому же оказалось, что они состоят из второстепенных представителей англо-французского военного командования. Этого мало. Руководители миссий вынуждены были сознаться, что они не снабжены полномочиями для заключения каких бы то ни было договоров и подписания соглашений практического характера. Естественно, что при таких условиях и военные переговоры между сторонами оказались столь же бесплодными, как и политические.

В интервью с сотрудником «Известий» об англо-франко-советских переговорах т. Ворошилов объяснил, почему были прерваны военные переговоры с Англией и Францией.

«Вопрос: Чем закончились переговоры с военными миссиями Англии и Франции?

Ответ: Ввиду вскрывшихся серьёзных разногласий переговоры прерваны. Военные миссии выехали из Москвы обратно.

Вопрос: Можно ли знать, в чём заключаются эти разногласия?

Ответ: Советская военная миссия считала, что СССР, не имеющий общей границы с агрессором, может оказать помощь Франции, Англии, Польше лишь при условии пропуска его войск через польскую территорию, ибо не существует других путей для того, чтобы советским войскам войти в соприкосновение с войсками агрессора. Подобно тому как английские и американские войска в прошлой мировой войне не могли бы принять участия в военном сотрудничестве с вооружёнными силами Франции, если бы не имели возможности оперировать на территории Франции, так и советские вооружённые силы не могли бы принять участия в военном сотрудничестве с вооружейными силами Франции и Англии, если они не будут пропущены на территорию Польши.

Несмотря на всю очевидность правильности такой позиции, французская и английская военные миссии не согласились с такой позицией советской миссии, а польское правительство открыто заявило, что оно не нуждается и не примет военной помощи от СССР. Эго обстоятельство сделало невозможным военное сотрудничество СССР и этих стран. В этом основа разногласий. На этом и прервались переговоры».

Неудача англо-франко-советских переговоров. Четыре дня спустя после приведённого заявления т. Ворошилова, 31 августа 1939 г., т. Молотов выступил на внеочередной четвёртой сессии Верховного Совета СССР с объяснением причин, обрёкших на неудачу англо-франко-советские переговоры. Глава советского правительства вновь подчеркнул, что уже первые предложения английского и французского правительств оказались неприемлемыми для СССР, ибо ими игнорировался принцип взаимности и равных обязательств. Тем не менее советское правительство не сочло возможным отказаться от переговоров.

«Мы считались с тем, — заявил т. Молотов, — что правительствам Англии и Франции трудно было круто поворачивать курс своей политики от недружелюбного отношения к Советскому Союзу, как это было ещё совсем недавно, к серьёзным переговорам с СССР на условиях равных обязательств. Однако последующие переговоры не оправдали себя.

Англо-франко-советские переговоры продолжались в течение четырёх месяцев. Они помогли выяснить ряд вопросов. Они, вместе с тем, показали представителям Англии и Франции, что в международных делах с Советским Союзом нужно серьёзно считаться. Но эти переговоры натолкнулись на непреодолимые препятствия. Дело, разумеется, не в отдельных «формулировках» и не в тех или иных пунктах проекта договора (пакта). Нет, дело заключалось в более существенных вещах…»

«В немногих словах, — продолжал т. Молотов, — дело заключается в следующем. С одной стороны, английское и французское правительства боятся агрессии и ввиду этого хотели бы иметь пакт взаимопомощи с Советским Союзом, поскольку это усиливает их самих, поскольку это усиливает Англию и Францию. Но, с другой стороны, английское и французское правительства имеют опасения, что заключение серьёзного пакта взаимопомощи с СССР может усилить нашу страну, может усилить Советский Союз, что, оказывается, не отвечает их позиции. Приходится признать, что эти опасения у них взяли верх над другими соображениями. Только в этой связи и можно понять позицию Польши, действующей по указаниям Англии и Франции».

Советское правительство имело веские основания усомниться в серьёзности намерения англичан и французов договориться с СССР о взаимной помощи против агрессора. В то время, когда томительно тянулись англо-франко-советские переговоры о заключении договора о взаимопомо-щи, не прекращались оживлённые дипломатические сношения англичан и с гитлеровской Германией. В своей книге «Провал одной миссии» английский посол в Берлине Гендерсон подтверждает, что он развивал в эти дни усиленную дипломатическую активность.

Сам министр иностранных дел Англии Галифакс открыто выступал с примирительными речами, обращенными к Германии. 30 июня 1939 г. в речи на банкете в Королевском институте международных отношений Галифакс выражал готовность договориться с Германией по всем проблемам, «внушающим миру тревогу». «В такой атмосфере, — говорил министр, — мы могли бы обсудить колониальную проблему, вопрос о сырье, о барьере в торговле, о «жизненном пространстве» и все другие вопросы, затрагивающие европейцев».

23 июля 1939 г. в английскую прессу проникли сведения о переговорах, якобы ведущихся менаду германским уполномоченным Вольтатом и представителем английского правительства Хадсоном. Этого мало. Небезызвестный английский журналист Бартлет выступил в газете «News Chronicle» с сообщением, будто бы правительства Франции и Англии собираются не позже сентября обратиться к немцам с некоторыми серьёзными предложениями, в частности о гарантированном займе в сумме 100 миллионов фунтов стерлингов и совместной эксплоатации африканских колоний. Создавалось впечатление, что дипломатия Чемберлена — Даладье ведёт двойную игру. Это, естественно, вынуждало советское правительство принять свои меры предосторожности.

31 мая 1939 г., выступая на третьей сессии Верховного Совета СССР, т. Молотов напомнил слова товарища Сталина о необходимости бдительности и осторожности, дабы не дать «втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками».

Советско-германское торговое соглашение (19 августа 1939 г.). Отметив, что советское правительство отнюдь не считает необходимым отказаться от деловых связей с такими странами, как Германия и Италия, т. Молотов сообщил, что ещё в начале прошлого, 1938, года германское правительство предложило советскому правительству вступить в переговоры о торговом соглашении. Немцы имели в виду предоставить Советскому Союзу новый кредит в 200 миллионов марок. Однако стороны не договорились о конкретных условиях соглашения. Переговоры были прерваны. В конце 1938 г. германское правительство вернулось к своим предложениям. Возобновились переговоры в Москве. Со стороны немцев они были поручены германскому послу Шуленбургу. И на этот раз их пришлось прервать ввиду разногласий.

22 июля 1939 г. советско-германские переговоры возобновились. 19 августа они завершились заключением торгово-кредитного соглашения: Советскому Союзу предоставлялся долгосрочный кредит на выгодных условиях в сумме 200 миллионов марок. Ясно было, что немецко-фашистская дипломатия заинтересована была не только в использовании советского рынка для сбыта продуктов германской промышленности и для получения в СССР необходимого сырья. Немцы были одержимы страхом перед войной на два фронта. Поэтому они и заискивали перед правительством СССР в надежде помешать его соглашению о взаимной помощи с Англией и Францией.

Германская дипломатия не ограничилась укреплением экономических связей с СССР. Летом того же 1939 г. немцы предложили советскому правительству заключить договор о ненападении.

Правительство СССР приняло немецкое предложение.

Уже во время войны, в речи по радио 3 июля 1941 г., товарищ Сталин объяснил причины, побудившие советское правительство пойти на заключение пакта с фашистской Германией.

«Могут спросить, — говорил товарищ Сталин: — как могло случиться, что Советское Правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского Правительства ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское Правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном непременном условии — если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом.