СТЕПНЯК-КРАВЧИНСКИЙ СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ

СТЕПНЯК-КРАВЧИНСКИЙ СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ

(род. в 1851 г. – ум. в 1895 г.)

Террорист и писатель, вдохновивший своим примером и своими произведениями революционных экстремистов в России.

Трудно быть правителем-реформатором в России, особенно, если реформы либеральны. Это почти всегда связано с жизнью реформатора. Только пять лет прошло с того момента, когда Александр II освободил крестьян от крепостного права, что вызывало крайнее возмущение во всех кругах российского общества, а 4 апреля 1866 года 26-летний дворянин Дмитрий Каракозов стрелял в императора во время его прогулки в Летнем Саду. С этого выстрела открылась эпоха политического терроризма в России. Очень скоро время террористов-одиночек пройдет и появится новый вид террора – террор организованный. Одним из первых, вставших на этот путь, будет Сергей Степняк-Кравчинский, совершивший покушение на шефа жандармов генерала Н. В. Мезенцова. В историю он вошел не только как террорист, но и как писатель. Его перу принадлежат произведения «Подпольная Россия», «Россия под властью царей», пропагандистские сказки, очерки. Степняк-Кравчинский был одним из самых знаменитых «певцов террора». На его книгах учились поколения революционеров. В одном из романов он писал: «Нам не дадут свободы в награду за примерное поведение. Мы должны бороться за нее всяким оружием. Если при этом придется страдать – тем лучше! Наши страдания будут новым оружием в наших руках. Пусть нас вешают, пусть нас расстреливают, пусть нас убивают в одиночных камерах! Чем больше нас будут мучить, тем больше будет расти число наших последователей». Да, хорошо писалось, спокойно – живя в эмиграции. Согласно этике террористов-тираноборцев тех лет покушавшийся должен был оставаться на месте преступления, чтобы свидетельствовать затем о своей принадлежности к организации. Степняк-Кравчинский с места покушения скрылся. Он не был трусом, но его действия вызвали полемику в революционных кругах.

Со второй половины XIX в. Россия по разгулу политического террора занимала в мире передовые позиции. А началось все с прокламации «Молодая Россия», написанной в 1862 году в тюремной камере студентом Московского университета П. Зайчневским, арестованным за крамольные суждения. В этой прокламации убийство провозглашалось самым рациональным способом достижения политических целей. И это вызывало огромный соблазн у сотен молодых людей подобным образом покончить с царизмом и тем самым расчистить дорогу ко всеобщему благоденствию. С той поры кинжал, револьвер и бомба на долгое время стали главными средствами воздействия революционных радикалов на власть, а шеф жандармов Н.В. Мезенцов был всего лишь первой жертвой «элитного» террора. Первым стал и Степняк-Кравчинский, подготовивший и совершивший это убийство.

Родился Сергей Кравчинский (Степняком он станет позже) 13 июля 1851 года в Украине в с. Новый Стародуб Херсонской губернии. Его отец был военным врачом и, желая, чтобы сын продолжил семейную традицию службы в армии, определил того в военную Орловскую гимназию. Образование продолжилось в Московском военном Александровском училище и в Михайловском артиллерийском училище в Петербурге, из которого Сергей был выпущен в 1870 году. Но служба не заладилась. Военная карьера мало привлекала молодого человека. Прослужив всего лишь год, он вышел в отставку и поступил в Петербурге в лесной институт. Вскоре он «нашел» себя, вступив в кружок пропагандистов социализма «чайковцев», куда, наряду с ним, входили С. Л. Перовская, П. А. Кропоткин. Это было начало народнического движения. Уже в 1873 году в числе первых Кравчинский «пошел в народ», ведя пропаганду среди крестьян Тверской и Тульской губерний. Почти сразу же последовал арест. Однако в 1874 году ему удалось бежать из-под стражи, и он эмигрировал. Жил в Швейцарии, Бельгии, Англии, Франции, а затем уехал на Балканы, где в 1875 году в Боснии и Герцеговине началось антитурецкое восстание, в котором молодой социалист принял активное участие.

В следующем году Степняк-Кравчинский нелегально приехал в Петербург. К этому времени царизм нанес довольно чувствительный удар по народническому движению: многие уже находились в тюрьмах и ссылке. Полиция быстро вышла на след и самого Кравчинского. И вновь пришлось покинуть Россию. На сей раз путь лежал в Италию. Там в 1877 году он принял участие в восстании бакунистов в провинции Беневенто, после подавления которого угодил в тюрьму. Молодому человеку грозила смертная казнь, но ему повезло: в 1878 году умер король, и в Италии была объявлена амнистия. Не задерживаясь более в стране, Кравчинский переехал в Швейцарию. Там, в Женеве, он сотрудничал в эмигрантском журнале «Община», в котором опубликовал ряд статей о революционном движении. Но его тянуло домой. Душа жаждала действий.

Вернувшись в том же году в Россию, Кравчинский вступил в организацию «Земля и воля», наладил подпольную типографию, редактировал газету. Но этого было мало, это было не то. Находясь под влиянием «отца» русского анархизма М. А. Бакунина и теоретика террористического направления П. Н. Лаврова, Степняк-Кравчинский, разочаровавшись в одной только пропаганде революционных идей, одним из первых перешел к террору. Он считал, что террор – это одно из средств устрашения правительства, он расшатывает основы русского самодержавия.

Первой начала молодая революционерка Вера Засулич, ранившая из револьвера петербургского градоначальника Трепова. К этому времени реакция общества на выступления революционеров стала меняться. Они стали находить поддержку не только среди молодежи, но и среди людей старшего поколения. Суд присяжных оправдал террористку, что вызвало открытое ликование больших толп, особенно молодежи, собравшихся у здания суда. Описывая этот суд, Степняк-Крачинский отметил: «Симпатии публики были, как всегда, на стороне слабейших. А ежедневные, ежечасные известия о поведении обеих сторон могли только усилить эти чувства. Город находился в лихорадочном возбуждении. Волнение распространялось даже на тех, кто в обычное время совершенно не интересуется политикой. Обеспокоенный растущим сочувствием к подсудимым и опасаясь «беспорядков», генерал-губернатор частным образом приказал председателю суда и прокурору окончить дело как можно скорее». Интересно, что свою лепту в оправдании терроризма внес и Л. Н. Толстой. В своей статье «Не могу молчать» он находит для террористов смягчающие обстоятельства: «…их злодейства совершаются при условии большей личной опасности», «они в огромном большинстве – совсем молодые люди, которым свойственно заблуждаться», «как ни гадки их убийства», они не так жестоки как те, которые ведет против революционеров государство, и что убийства защитников режима, по мнению самих революционеров, ведут хоть к воображаемому, но благу для многих. Это будет написано немного позже, но как ни велик Л. Толстой, то, что он написал, – ужасно. Это – оправдание преступлений. Российское общество и без Толстого уже считало действия террористов выражением общественного возмущения и актом возмездия преступному режиму, освященного нравственным судом.

Оправдание судом В. Засулич, этой молодой восторженной террористки, спровоцировало в России новую волну террора. Безнаказанность одного в конечном итоге оборачивается злом для многих. Следующим, кто пошел на теракт, был Степняк-Кравчинский. 4 августа 1878 года он убил шефа жандармов генерала Мезенцова. Почему именно его? Генерал Мезенцов не был профессиональным полицейским. Он был армейским офицером и прославился во время Крымской войны, участвуя в обороне Севастополя. В отдельный корпус жандармов он перешел только в 1864 году, а через 12 лет возглавил его. Степняк-Кравчинский, выбрав генерала как объект нападения, объяснял это тем, что «шеф жандармов – глава шайки, держащей под своей пятой всю Россию». Он считал, что убийство Мезенцова – это удар по всему высшему правящему слою, месть за конкретную его деятельность на посту шефа жандармов, направленную против революционеров. Был, правда, в этом деле еще один след – заграничный. Вполне возможно, что решение об убийстве Мезенцова принималось не в России, тем более, что многие местные российские революционеры, даже те, кто в тот момент содержались в Петропавловской крепости, выступили против этого покушения. Дело в том, что еще в 1861 году Мезенцов, являясь адъютантом Горчакова, царского наместника в Польше, непосредственно участвовал в подавлении беспорядков в Варшаве. Как потом доносил царю Горчаков: «…Я его посылал во все места, где происходили беспорядки, и с тех пор его везде ненавидят, называя палачом».

Степняк-Кравчинский только в мае 1878 года прибыл в Россию из-за рубежа и сразу же приступил к сбору информации о шефе жандармов, о его образе жизни. За генералом было установлено наружное наблюдение. Это не представляло большой сложности, поскольку каждое утро он совершал прогулку по одному и тому же маршруту. Гулял он без охраны в сопровождении бывшего сослуживца, находившегося на пенсии полковника Макарова. Тот не имел при себе оружия, и наблюдатели знали об этом. Кроме сбора информации при подготовке к покушению рассматривались выбор места и времени покушения, подбор оружия, определение путей и способов отхода. Все это потребовало задействования в теракте нескольких лиц и распределения ролей между ними.

Необходим был повод, чтобы убийство Мезенцова выглядело не как уголовщина, а имело политическое звучание. Ну, в России в этогом недостатка не было. Еще в январе 1878 года в Одессе полиция разгромила одну из конспиративных квартир «Общества народного освобождения». При этом в завязавшейся перестрелке пятеро жандармов и полицейских получили ранения. Один из членов этого общества, Иван Ковальский, 3 августа был казнен. В тот же вечер террористы приняли решение убить на следующий день Мезенцова, якобы в отместку за эту казнь. К этому времени уже все было готово для совершение теракта.

Поначалу, на стадии подготовки, Степняк-Кравчинский собирался вызвать Мезенцова на дуэль, использовав при этом пистолеты или эспадроны. Затем, намереваясь придать теракту символическое значение, он хотел отрубить генералу голову, для чего заказал особую саблю, «очень короткую и толстую». Но такой способ убийства товарищи Кравчинского признали непрактичным. Поэтому выбор оружия был остановлен на традиционном и вполне символичном кинжале. Но это был не простой кинжал, а итальянский стилет, сделанный по особому заказу за рубежом. Клинок его был очень узким, поэтому рана также была очень узкой, затягиваясь тканью тела и не давая кровоизлияния.

В день казни И. Ковальского начальник Киевского губернского жандармского управления генерал В. Д. Новицкий предупредил своего шефа о возможном покушении на него. В ответной телеграмме подчиненному Мезенцов отметил, что «эти намерения стоит отнести к области фантазий и бабьих сплетен, а не к действительности». А через несколько часов 4 августа 1878 года средь бела дня в центре Петербурга, на Михайловской площади, когда Мезенцов вместе с Макаровым возвращался домой с утренней молитвы, «неизвестный молодой человек среднего роста, одетый в серое пальто, в очках» подошел к нему и на глазах у изумленных прохожих нанес ему удар кинжалом в полость живота с проникновением через печень в заднюю стенку желудка. Другой молодой человек (как выяснилось только в 1881 году при аресте, это был дворянин Баранников), одетый в длинное синее пальто и черную шляпу, выстрелил из револьвера, правда неудачно, в Макарова. Затем оба убийцы вскочили на ожидавшие их дрожки, запряженные вороной лошадью, и скрылись. Ни Мезенцов, ни Макаров поначалу даже не поняли, что произошло. Генерал ощутил боль, но крови не было. Он сам доехал домой, а когда обнаружилось ранение, было уже поздно что-либо предпринимать. В тот же день в 17 часов 15 минут генерал Мезенцов скончался.

Произошедшее было открытым вызовом власти, актом ее дискредитации: был убит человек из ближайшего окружения императора. Кто следующий? В своих воспоминаниях князь В. П. Мещерский писал: «Убийство шефа жандармов генерал-адъютанта Мезенцова, совершенное с такой дерзостью и притом с исчезновением даже следа убийц, повергло в новый ужас правительственные сферы, обнаружив с большею еще ясностью, с одной стороны, силу ассоциации крамолы и слабость противодействия со стороны правительства. Для всех было очевидно, что если шеф жандармов мог быть убит в центре города во время прогулки, то, значит, ни он, ни подведомственная ему тайная полиция ничего не знали о замыслах подпольных преступников, и если после совершения преступления злодеи могли так ловко укрыться, то, значит, в самой петербургской полиции ничего не было подготовлено к борьбе с преступными замыслами крамольников». В связи со случившимся император прибег к чрезвычайным мерам: дела о государственных преступлениях были переданы в ведение военных судов «с применением ими наказаний, установленных для военного времени». Только время для искоренения терроризма было уже упущено. Российские революционеры вошли во вкус террора. Они поняли его действенность при относительной безопасности для организаторов, а П.Н. Ткачев, находясь в Лондоне, поставил задачу создания единой централизованной террористической организации. Она появится на следующий год после покушения Степняка-Кравчинского и получит название «Народная воля». Сам же Степняк-Кравчинский в своем сочинении «Смерть за смерть» дал наиболее полное обоснование террора. Он писал: «Мы требуем полного прекращения всяких преследований за выражение каких бы то ни было убеждений как словесно, так и печатно. Мы требуем полного уничтожения всякого административного произвола и полной ненаказуемости за поступки какого бы то ни было характера иначе как по свободному приговору суда присяжных… Мы требуем полной амнистии для всех политических преступников без различия категорий и национальностей». Это было, по сути, требование особого статуса для террористов в государстве.

Убийство Мезенцова продемонстрировало появление нового типа революционера – террориста-профессионала. Как тогда писали: «Российский революционер становится все более и более агрессивным. Менялась даже внешность его. Вместо прежнего чумазого пропагандиста или даже современного деревенщика-народника в косоворотке и высоких сапогах на криминальную сцену России выходил джентльмен, весьма прилично одетый, вооруженный кинжалом и револьвером».

А сам Степняк-Кравчинский удобно устроился в Лондоне, свел знакомства с О. Уайльдом, Б. Шоу, Э. Войнич, основал «Фонд вольной русской прессы», писал книги о русской революции, которые принесли ему европейскую известность. Жизнь его оборвалась внезапно. 23 декабря 1895 года, переходя в тумане через железнодорожные пути, он попал под поезд. Но к этому времени уже не было в живых императора Александра II, убитого народовольцами в 1881 году, уже был повешен А. Ульянов с товарищами, готовившими покушение на Александра III, уже народились новые революционеры, предпочитавшие кинжалу динамит.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.