1.3. Вверх по партийной лестнице

1.3. Вверх по партийной лестнице

Целые народы пришли бы в ужас, если бы узнали, какие мелкие люди властвуют над ними.

Талейран

Карьере партаппаратчика Б. Ельцин целиком обязан своему покровителю Я. П. Рябову, который впоследствии не единожды пожалеет о том, что вовремя не «разглядел» в нем задатки диктатора макиавеллевского типа. Как мы уже отмечали, Рябов не раз выручал Ельцина в трудных ситуациях и упорно продвигал его по служебной лестнице. Будучи назначенным вторым секретарем обкома, Рябов курировал строительную индустрию области. Это был ответственный участок деятельности, и поэтому Рябов задумал сменить заведующего отделом строительства, поскольку прежний руководитель показался ему не очень энергичным, да и возраст — 54 года не предполагал к «всплеску» активности в работе. И тут он «вспомнил» о Ельцине, которому шел 37-й год, и энергия у которого «хлестала» через край. Некоторые работники обкома, хорошо знавшие Ельцина, пытались отговорить Рябова, о чем он в своих мемуарах вспоминает и с запозданием сожалеет:

«Как-то встретился я с друзьями, они мне задают вопрос: «Яков Петрович, вы собираетесь заменить Гуселетова (бывший заведующий отделом строительства. — А. К.), вроде рассматриваете кандидатуру Бориса Ельцина? Имейте в виду, у него неуравновешенный характер». Как оказалось, многие мои друзья учились с Борисом, знали его со студенческих лет и прямо говорили о его властолюбии, амбициях, устремлениях к власти любым путем. Как говориться, он готов перешагнуть не только через товарищей, но если потребуется, — и «через мать родную»[72].

Задуматься бы Якову Петровичу над этими далеко не лестными характеристиками на его выдвиженца, не упрекал бы он себя задним числом, что своими руками «сотворил» эдакий «подарок» для России. И уж в который раз приходиться прибегать к сослагательному наклонению, неизвестно каким бы путем пошла Россия, если бы этот «уральский самородок», с легкой руки Рябова, не попал на партийный Олимп сначала областного масштаба, а затем и союзного? Не послушал он добрых советов близких ему людей. Свое решение Рябов объяснит впоследствии тем, что личные качества кандидата волновали его меньше всего: «Зато Ельцин «разобьется», но выполнит любое поручение начальства». Это мазохистское признание не к лицу такому умному и разносторонне образованному человеку, каким был на самом деле Рябов. Скорее всего, на его решение повлияло то, что относился он к Ельцину с отеческой заботой, несмотря на небольшую разницу в возрасте — всего-то три года. Он тоже вышел из самых низов — из семьи плотника — и детство провел в таком же точно дощатом бараке, в каком вырос Б. Ельцин. Импонировало ему и то, что Ельцин увлекался спортом, поскольку сам он был мастером спорта по классической борьбе. Он с первого момента их знакомства сумел оценить трудовой фанатизм Ельцина, поскольку сам работал много и с большим удовольствием, да и других мог заставить работать с полной отдачей, не хуже своего выдвиженца.

Да и характер у Рябова был далеко не благостным, по его же собственным словам — вот его кредо: «Я всегда объясняю: тех, кто не выполняет моих заданий, я могу раз предупредить, второй раз. А третьего предупреждения уже не будет. Я так говорю: или ты должен уходить или я. Но я-то не уйду, меня может освободить только вышестоящий орган. Так лучше я тебя уберу, не стану ждать, пока насчет меня примут решение»[73].

Принцип известный, на нем была построена вся командно-административная система страны: умри сначала ты, а потом я! Так делались карьеры как на партийном, так и на хозяйственном поприще. И Рябов — не исключение, а дитя этой системы — плоть от плоти. Вверх шли по головам менее изворотливых и более совестливых. Так что Ельцин впитывал эти правила, как губка впитывает воду, ничему иному партийно-хозяйственная школа его научить не могла. И не стоит возмущаться и удивляться тому, что Ельцин, став впоследствии Первым секретарем Свердловского обкома КПСС, а затем Московского городского, безжалостно ломал судьбы своих подчиненных, не способных обеспечивать ему успех. Он так же, как и его учитель, рвался вверх, и рядом с ним выживали только те, кто был способен помочь ему подняться еще на одну ступеньку иерархической партийной лестницы. И всю свою профессиональную жизнь он без сожаления расставался с теми, кто стал ему не нужен, как расстался с Гуселетовым Я. Рябов под предлогом ухода того на пенсию (это в 54 года! — А. К.)

Но партийные бонзы тоже люди и ничто человеческое им не чуждо. Рябову чисто по-человечески нравился этот «37-летний зрелый мужчина, высокого роста, спортивного телосложения» и он захотел сделать из Ельцина своего преемника. Он упорно проталкивал своего протеже вверх, закрывая глаза на его многочисленные огрехи и недостатки. Он уверовал и убедил себя в том, что именно этот «коренник» поможет ему самому шагнуть на заветный партийный Олимп, находящийся в Москве. Что впоследствии так и случилось.

А насчет недостатков Ельцина он не заблуждался. Это потом, когда Ельцин потряс не только Москву, но и всю Россию, он с большим опозданием стал посыпать свою голову пеплом и каяться в содеянном: «Как я понял, но, к сожалению, значительно позже, Борис вел себя как типичный подхалим и карьерист, старался исполнить все мои пожелания, и мне это импонировало. Я и в мыслях не думал, что это его тактика для дальнейшего стратегического рывка в карьере, а наоборот, считал, что молодец, Борис, наконец-то понял задачи области и делает все, чтобы их осуществить. Мы продолжали дружить семьями. Я почему-то в него верил»[74].

Полноте, Яков Петрович! Все-то вы прекрасно изначально знали, какого джина вы выпускаете из бутылки. Припомните, пожалуйста, реакцию Ельцина на ваше замечание относительно его тяжелого характера. А разговор был в вашем кабинете перед самым назначением Ельцина на первичную партийную должность:

— Вот меня предупредили, что у тебя есть такие-то и такие-то недостатки…

Ельцин тут же довольно странно отреагировал и спросил:

— Интересно, кто же вам, Яков Петрович, мог это сказать? Вы его тут же одернули:

— Борис Николаевич, разве такой вопрос надо задавать? Следует наоборот, сказать: да это во мне есть, постараюсь исправить…

В дальнейшем, по вашим словам, Ельцин вычислил всех, кто давал ему нелестные характеристики, и потом не давал им ходу. Никто из его критиков в люди выйти так и не смог[75].

Ну ладно, ошибся малость Я. Рябов при назначении на эту, далеко не престижную для Ельцина должность, но ведь через семь лет, когда, казалось бы, вы его изучили вдоль и поперек, не вы ли упорно продвигали его на должность секретаря, а затем и первого секретаря обкома КПСС. Упорно и настойчиво рекомендовали его Л. И. Брежневу, несмотря на то, что он был всего лишь секретарем обкома, то есть через одну ступень (по неписанным законам партийный кадровой политики на освободившуюся должность первого выдвигался Второй секретарь обкома КПСС. — А. К.).

Здесь-то, чем вы руководствовались? Вам-то уже было безразлично, кто сядет в освободившееся кресло, поскольку вы уже взлетели на вожделенный Олимп. Напротив, зная в какую зависимость от этого, уже сложившегося алкоголика, вы по слабости попали, нужно было бежать от него без оглядки, как от холеры или чумы. Да, слаб человек, и зачастую его личные проблемы заслоняют общественные, государственные.

Слово А. Коржакову, который в своих мемуарах приводит рассказ Б. Ельцина о том, как ему удалось «подловить» Рябова и «уважать себя заставить»:

«Когда Рябов был первым секретарем Свердловского обкома, они еженедельно ходили в баню. Парились и, понятно, выпивали. Причем пили на равных, но всякий раз почему-то выходило, что Ельцин оказывался более пьяным, чем Рябов. Борис Николаевич здорово это переживал. Как же так! У меня, мол, и рост, и габариты — больше, а перепить его не могу.

И вот приходят они однажды в баню. Мокнулись в бассейн, тут же на бортик ставят поднос со стопками и фужерами. И Рябов, видно, расслабился. Опрокинул рюмку, взял фужер с водой и как будто запивает. А на самом деле он водку набирал в рот, а потом незаметно выплевывал ее в фужер. Ельцин это дело просек.

— Я, говорит, таким зверем на него посмотрел. Рябов замельтешил, засуетился. И с тех пор стал пить на равных и приходить с Ельциным домой вместе: жили они в одном доме»[76].

С тех пор Я. Рябов был не в «авторитете» у Б. Ельцина и он всегда о нем отзывался весьма нелестно. «Всячески его костерил», — вспоминает все тот же А. Коржаков. Впрочем, так ему и надо — бог шельму метит.

Однако вернемся к самому началу восхождения начальника Свердловского домостроительного комбината по ступеням партийной лестницы. Сам Б. Ельцин вспоминает по этому поводу в «Исповеди…»:

«14 лет проработал на производстве (явно не в ладах с арифметикой, фактически 12 лет. — А. К.) — и вдруг предложение возглавить отдел обкома партии, отдел строительства. Сильно этому предложению не удивился, я постоянно занимался общественной работой. Но согласился без особого желания. Работа начальником комбината у меня получалась: коллектив постоянно выполнял план, в общем, работалось хорошо, плюс была приличная зарплата… И все-таки пошел. Захотелось попробовать сделать новый шаг. Кажется, я до сих пор так и не могу понять, куда он меня привел»[77].

Зато хорошо это знает многострадальный народ России.

Как всегда, Б. Ельцин с головой окунулся в новую для него работу: мотается по области, инспектирует стройки, лазает по грязи и завалам. Особое напряжение испытывает накануне праздников, по окончании кварталов, полугодий, года — сдача объектов, отчеты, раздача премий и зуботычин. Вечный аврал, но для Ельцина — это родная стихия. Он чувствует себя в эти периоды — как рыба в воде. Работы он не избегает, наоборот, он ищет ее сам. Но при всем этом — грубость с подчиненными, порой переходящая в хамство, однако, никогда не позволяет себе ругаться матом и другим не позволял это делать. Для партийного работника такого масштаба невнимание к подчиненным — это нонсенс, поскольку каждый партаппаратчик зарубил себе на носу, чтобы карьера шла «мягко» — главное внимание людям, забота об их нуждах и запросах, о чем сам Ельцин фарисейски распространяется в своих мемуарах.

К покровителю Ельцина Я. Рябову все чаще поступают сигналы о грубости его подчиненного, с просьбой: «Уйми ты его наконец!» Но уже и сам Рябов понял, что унять Ельцина невозможно, стиль его работы — хамство, но это и образ его жизни. И тут нет никому пощады, в том числе самым близким к нему людям. «Подвыпив, Ельцин мог прикрикнуть, нахамить своей жене, — вспоминал Рябов. — После одной из таких посиделок я вызвал Ельцина к себе и сказал ему: «Как ты можешь так вести себя со своей женой?! Она же мать твоих детей!» Борис как всегда лишь хмурил брови и отводил глаза в сторону. Наина Иосифовна в те годы была кроткой и скромной. Двух своих дочек они воспитывали очень строго. Лена и Таня знали, что если они что-то натворят, — поблажки не будет»[78].

По воспоминаниям бывшего обкомовского водителя, Ельцину ничего не стоило высадить жену где-нибудь посреди поля — не важно, дождь или снег — если позволит она что-нибудь непочтительное, например, мягко упрекнет супруга в чрезмерном объеме, взятом на грудь. Оставшиеся километры Наине Иосифовне приходилось преодолевать пешком. «Вечерние приходы Ельцина домой напоминали посещение падишахом гарема. Вся семья— Наина Иосифовна, дочери — выбегали в прихожую, вперемежку с поцелуями и объятиями, стаскивали с него пальто, снимали ботинки, подсовывали мягкие тапочки, торжественно вели к загодя накрытому столу»[79]. Начальник охраны ППР А. Коржаков, тогда фактически чуть ле ни член семьи, подтверждает:

«Приходы Бориса Николаевича домой я сам видел. Тысячу раз. Прямо в прихожей Наина с Татьяной бросались к нему, а он только руки и ноги приподнимал, изображая изнеможение. Раздевали целиком — прямо до белых трусов: он носил трусы исключительно белого цвета»[80].

В должности завотделом Ельцин проработал почти семь лет и это сумасшедшая, однообразная работа уже давно стала его тяготить. Он постоянно мечтал о карьерном росте, но Рябов придерживал его, сам уже став в 1971 году первым секретарем обкома. С этого момента Ельцин только и мечтал о повышении своего статуса. Рябов прекрасно знал о настроениях Ельцина, но старался попридержать его на старой должности. Где-то интуитивно он чувствовал, что нельзя давать этому карьеристу власть над людьми: «Он стал грезить о карьерном росте. Жаждал повышения по партийной линии», — вспоминал Рябов, добавляя при этом, что никаких авансов амбициозному подчиненному он не давал. Напротив, еще и отговаривал от сторонних, весьма заманчивых предложений — стать, например, секретарем Костромского обкома (с предложением выходил первый секретарь Костромского обкома Баландин), или зампредом Госстроя СССР, куда приглашал его председатель Госстроя Новиков. По иронии судьбы он станет-таки через 15 лет заместителем председателя Госстроя, которым в то время будет руководить Юрий Петрович Баталин.

Рябов пытается «перевоспитать» этого грубого администратора: «Я ему неоднократно намекал, что если он изменит свой характер — рост ему гарантирован… Он в общем-то заметно изменился, его как будто подменили. В своем поведении он поменял тактику, начал искать дружеские контакты со своими коллегами в обкоме партии, заигрывать с членами бюро и секретарями обкома, с облисполкомом и другими вышестоящими кадрами»[81].

Навряд ли Рябов верил сам в то, что говорил о метаморфозе, якобы происходящей с Ельциным. Это признание ничто иное, как запоздалое самооправдание за свои ошибки по выдвижению Ельцина на все более высокие должности. Надо же как-то было оправдать назначение его в 1975 году на освободившуюся должность секретаря обкома КПСС. Знал Яков Петрович, что «черного кобеля не отмоешь до бела», знал, но вопреки самому себе все-таки «двинул» его на вышестоящую должность, на которой он и года не проработав, выскочит «в дамки», то есть займет должность самого Я. Рябова. И это несмотря на то, что жалобы на Ельцина возобновились с новой силой, как только он добился желанного повышения.

С ним произошла обратная метаморфоза. Едва Борис Николаевич удобно уселся в кресло секретаря обкома, как разом улетучилась его напускная вежливость и политкорректность. Он снова становится грубым, неотесанным Ельциным, снова Рябову пришлось «воспитывать» своего протеже, упрекать его в высокомерии, грубости и нетактичности в обращении с людьми. Потребовал поработать над собой. По каким позициям проводил первый секретарь работу по перевоспитанию своего подчиненного? Эти позиции он отметил в своем рабочем дневнике, их пять:

«Вынужден ему снова сделать замечания:

1. За его высокомерие.

2. Не уважение к товарищам по работе, в том числе и к членам бюро ОК КПСС, грубость, резкость в обращении и ненароком напоминание им, что вы, мол не лезьте не в свое дело, если не понимаете.

3. Это выражается в том, что он очень болезненно воспринимает замечания в адрес строителей, как обиду для себя.

4. Сам резок с людьми, даже груб и нетактичен, до оскорбления, в то же время обидчив и вспыльчив даже при законной просьбе.

5. Никак не может отойти от ведомственности, а это плохо, даже пагубно»[82].

Чувствуется, что два человека боролись в первом секретаре: один — честный и принципиальный руководитель давно понял, что этого деспота и грубияна нельзя на пушечный выстрел допускать к людям, нельзя ему давать над ними власть, тем более абсолютную, ибо это обернется горем для всех, кто будет с ним соприкасаться. Другой — растерянный человек, с гораздо слабой волей, по сравнению с Ельциным, да еще попавший в ловушку, расставленную макиавеллистом — без чести и совести, который пойдет на любое предательство для достижения своей цели. Ловушка эта не что иное, как совместные посиделки за бутылкой коньяка, или по-простому — бытовое пьянство.

Так что Борис Николаевич был абсолютно уверен в своей непотопляемости. За широкой и надежной спиной первого он чувствовал себя в абсолютной безопасности и мог позволить себе все, что ему вздумается. Это подтверждает и медицинский диагноз Ельцина, как личности:

«Параноидальные психопаты воображают себя людьми наполеоновского масштаба, которым, в отличие от остальных, позволено все. Они высокомерны, грубы, отрицательно реагируют на критику. Это люди несокрушимой воли, для которых важно претворение в жизнь любой своей идеи. Последствия их деятельности бывают тем тяжелее, чем большей властью они обладают»[83].

Не прошло и года после назначения Б. Ельцина на должность секретаря ОК КПСС, как пробил его «звездный час» — освободилась должность первого, поскольку Рябова забрали в Москву— секретарем ЦК КПСС, курирующим Военно-промышленный комплекс (ВПК), — вместо Дмитрия Федоровича Устинова, назначенного министром обороны.

Эта новость застала Б. Ельцина в Москве, где он повышал свою квалификацию на курсах в Академии общественных наук. Совпадение оказалось довольно удачным, поскольку вскоре Бориса Николаевича вызвали на Старую площадь. На следующий день после состоявшегося Пленума ЦК КПСС, на котором Я. П. Рябов был утвержден в должности Секретаря ЦК, Б. Ельцина вызвали в ЦК на собеседование. Впрочем, слово самому «имениннику»:

«…во время лекции к микрофону подходит руководитель курсов Королев и объявляет: Ельцина приглашают к 11-ти часам в ЦК. А народ все опытный, сразу вокруг меня стал кучковаться, спрашивать, что и как? Я знать ничего не знаю, по какому вопросу меня приглашают. Хотя, конечно, где-то в душе чувствовал, какой может произойти разговор, но старался эти мысли отогнать. В общем, поехал в ЦК»[84].

Лукавит Борис Николаевич, впрочем это он делает не впервой, прекрасно он знал для чего его вызывают в ЦК, однако маска застенчивого скромника нравится ему куда больше, чем реальное лицо расчетливого карьериста. Новым взлетом в своей карьере он вновь был обязан своему неизменному покровителю — Я. П. Рябову, который сумел предубедить Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева, что лучшей кандидатуры на вакантное место «хозяина» Свердловска не найти.

Какие неопровержимые аргументы смог привести при этом Рябов, чтобы убедить руководство партии согласиться на нестандартный шаг — назначить на должность первого секретаря не второго, который дышал в затылок первому, а просто секретаря, да еще проработавшего в этой должности меньше года — сия тайна останется за плотными дверями кабинетов руководства ЦК. Процедура согласования предстоящего решения о назначении Б. Ельцина на должность первого секретаря Свердловского обкома КПСС состоялась в кабинетах Секретарей ЦК Капитонова, Кириленко и Суслова. Как нужно было себя вести на приеме у этих партийных бонз, накануне Ельцина тщательно проинструктировал Рябов, который, похоже, волновался не меньше, чем кандидат, поскольку от этого зависела карьера самого Рябова (Это к вопросу о якобы совершенно неожиданном вызове в ЦК!). И вот пройдена процедура собеседования (фактически согласования) у трех секретарей ЦК и настал тот счастливый момент, когда нужно предстать перед самим Брежневым. Слово кандидату на Свердловский партийный престол:

«Надо ехать в Кремль. Сопровождали меня два секретаря ЦК — Капитонов и Рябов. Мы зашли в приемную, помощник тут же сказал: «Заходите, вас ждут». Я впереди, они за мной. Брежнев сидел в торце стола для заседаний. Я подошел, он встал, поздоровался. Потом, обращаясь к моим провожатым, Брежнев говорит: «Так это он решил в Свердловской области власть взять?» Капитонов ему объясняет: да нет, он еще не о чем не знает. «Как не знает, раз уже решил власть взять?» Вот так, вроде всерьез, вроде и в шутку начался разговор. Брежнев сказал, что заседало Политбюро и рекомендовало меня на должность первого секретаря Свердловского обкома партии… «Ну как?» — спросил Брежнев, …я сказал, если доверят, буду работать в полную силу, как могу»[85].

Мимоходом, как бы невзначай, Ельцин дал «краткую характеристику» второму секретарю Свердловского обкома, которого он обходил на пути к заветному креслу: «В тот момент вторым секретарем обкома в Свердловске был Коровин, то есть нарушалась привычная перестановка. Получалось, что рядовой секретарь выдвигается на должность первого, а второй остается на своем месте. Хотя, объективно говоря, Коровин, конечно, для первого секретаря со своим характером не годился. Это понимали все»[86].

Конечно, Ельцин со своим характером подходил на эту должность идеально! И это тоже понимали все, поскольку на пленуме Свердловского обкома 2 ноября 1976 года он был единогласно избран первым секретарем. Выступив на пленуме с короткой, тезисной программой вновь испеченный первый секретарь изложил свое политическое кредо: «…надо прежде всего заботиться о людях, а на добро они всегда откликнуться с повышенной отдачей. Это кредо осталось у меня и сейчас, и я в него верю»[87].

Жаль, что это кредо Ельцина не имело обратной силы. О Якове Петровиче Рябове, который сделал так много хорошего лично для Ельцина, он как-то сразу забыл, да и в своей «Исповеди…» практически не упомянул на добром слове. Словно это не Рябов сделал из строителя средней руки, да к тому же с такими недостатками, о которых говорилось выше, хозяином крупнейшего региона страны.

Тут же новый хозяин области «озаботился» о близких к нему людях, с которыми проработал бок о бок столько лет: второго секретаря обкома Коровина передвинул на должность председателя Облсовпрофа, отправил на пенсию председателя облисполкома Борисова, безжалостно перетасовал всю областную кадровую колоду с тем, чтобы сформировать свою команду из преданных лично ему людей.

«И начался период бурной работы. На закрытых бюро обкома партии было принято, чтобы каждый высказывал те претензии, которые имелись, в том числе и ко мне. Я преднамеренно создавал такую деловую, открытую обстановку, чтобы любые критические замечания в мой адрес были нормальным, рабочим явлением, хотя сам я не всегда был согласен с критикой, как-то это задевало самолюбие, но старался себя переломить»[88].

Но так ли было на самом деле? Ельцин категорически не мог терпеть критики в свой адрес и всеми силами боролся с людьми, допускающими такой грех, и безжалостно от них избавлялся.

Медицинский диагноз:

«Параноики не терпят никаких возражений. Они постоянно выясняют отношения и вступают в тяжелые конфликты с окружающими, требуя от них беспрекословного подчинения. Всех вокруг они подозревают в недоброжелательном к себе отношении. Они обычно высокого мнения о себе и своих умственных способностях»[89].

У биографов Б. Ельцина неизменно возникал вопрос — каким образом ему удалось проскочить через сито КГБ? Действительно, назначение на должность первого секретаря Свердловского обкома КПСС — это не поступление в институт. Здесь кандидат должен быть проверен не до третьего колена, а значительно глубже. А тут все, как говориться, на виду: дед — репрессированный кулак, отец — враг народа. Да с такой родословной к сановному креслу его и близко не должны были допустить. Но ведь допустили, и при этом мало кто сомневался, что личное дело и биография Б. Ельцина были изучены до малейшей запятой. Однозначного ответа на этот сакраментальный вопрос не существует. Одни считают, что работники КГБ по простой неряшливости упустили этот вопрос из виду, поскольку вся деятельность Б. Ельцина была на виду. Он, как танк, продвигался вперед и вверх, его лидерские качества были настолько очевидны, что провинциальные чекисты были очарованы этим самородком и не заглянули даже в его личное дело. А если и заглянули, то, не увидев в нем прямых признаков «крамолы», не стали «копать» глубже.

Так, А. Хинштейн в этом абсолютно убежден и бросает упрек не только свердловским чекистам, но и чекистам других регионов, пропустивших на партийный Олимп людей, имеющих сомнительную родословную.

«Кто он, тот неведомый растяпа из Свердловского УКГБ, не удосужившийся когда-то детально покопаться в его (Б. Н. Ельцина. — АК.) личном деле? Без этой спецпроверки взять в обком Ельцина попросту не могли. Но взяли. А уж потом, когда оказался он в строю небожителей, кому же в голову придет разглядывать секретаря обкома под микроскопом. Наш, проверенный товарищ.

А ведь, окажись этот опер из далекого 1968-го подотошнее, не ограничься он формальным изучением анкеты, а съездил бы к проверяемому на родину или хоть запроси местный райотдел, вся история страны могла пойти по другому пути.

Так ленца одного-единственного майора или капитана определили последующую судьбу планеты»[90].

Круто, не правда ли? Поленился один капитан исполнить, как следует, свой профессиональный долг и вот результат — трясет матушку Россию уж второй десяток лет. Все вроде бы логично, да и сам Александр Хинштейн родом из этих самых спецорганов и видно хорошо знает царившие там порядки. Так что хочется верить.

Но не вериться! Мы ведь тоже в сегодняшнюю Россию не из какой-нибудь либеральной Швейцарии приехали и хорошо знаем этих «ребят» с очень хорошим профессиональным нюхом, не хуже, чем у спаниелей, отыскивающих наркотики. Не прав ты, Александр! Слишком молод ты, чтобы так сказать о чекистах далеких семидесятых. Обижаешь! Эти «ребята» профессионально копались не только в биографиях «объектов», но не смущались покопаться и в их грязном белье. И сколько было загублено прекрасных специалистов и руководителей (по-нынешнему — менеджеров), которых бес нечаянно толкнул в ребро.

Поверить в эту сказку про неведомого лопухастого растяпу из провинциального УКГБ можно было бы при одном условии, а именно, если бы случай с Б. Ельциным был бы единственным и неповторимым. Но ведь сам А. Хинштейн пишет, что это не так.

«Вообще, халатность провинциальных чекистов дорого обошлась Союзу, ибо не один только Ельцин произошел из семьи репрессированных. Многие из тех, кто встал у руля в 80-х, имели врагов народа в своем роду. И у Шеварднадзе, и у Горбачева, и у Бакатина (и у Егора Кузьмича Лигачева. — АК.) папы с дедушками тоже прошли через молох НКВД»[91].

Не надо обладать незаурядным умом аналитика, которым, безусловно, обладает А. Хинштейн, чтобы в приведенных им примерах увидеть зловещую закономерность. Даже школьник младших классов хорошо знает, что: единственный случай — это случайность; два аналогичных случая — это досадное совпадение; ну, а если три и более — это уже закономерность, это система. А тут такой ряд выстраивается: Горбачев, Шеварднадзе, Бакатин, Ельцин — так это же передовой отряд разрушителей КПСС и Советского Союза! О Е. К. Лигачеве — несколько ниже.

И вот А. Хинштейн вздумал нас убедить, что: «Это вовсе не значит, что они сводили счеты с советской властью и развалили СССР в отместку за невинно убиенных предков. Все эти параноидальные идеи о вселенском заговоре, масонах и агентах ЦРУ, обманом пробравшихся к руководству партии, — годятся разве что для читателей газеты «Завтра»[92].

Далась вам, Александр, эта газета «Завтра», читателей-то у которой с гулькин нос, да и главный ее редактор уважаемый А. Проханов, порой пропагандируют такие либеральные идеи, что Чубайс вместе с Гайдаром отдыхают. А потом, где же ваша аналитика: если они и «сводили счеты с советской властью и развалили СССР в отместку за невинно убиенных предков», то зачем им приспичило бежать записываться в масоны и наниматься в качестве агентов ЦРУ, у них и так аргумент железобетонный — мстим за отцов и дедов!

Не один А. Хинштейн так думает. Вот и «известный историк» и «писатель-стахановец» Л. Млечин, словно сговорившись, пишет: «Некоторые исследователи считают, что внук и сын кулака Ельцин затаил ненависть к советской власти и потому, став президентом, запретил КПСС и развалил Советский Союз. Однако такие романтические мстители встречаются только в плохих авантюрных романах. Репрессированные родственники были и у Егора Кузьмича Лигачева, и у других видных партийных руководителей, что не мешало им до последнего (видимо, дыхания. — А. К.) отстаивать преимущества реального социализма. Большую часть жизни Ельцин тоже находился во власти представлений того времени»[93].

Полно, Леонид! Ельцин «затаил ненависть» не к Советской власти, которая дала ему буквально все, чтобы взметнуться к вершинам этой самой власти, а как раз к своему отцу, который порол его, как «сидорова козла». А уж «разваливать Советский Союз» в отместку за деда и отца, которых он напрочь забыл, вырвавшись из родительского дома, он и не помышлял. А вот Егора Кузьмича Лигачева вы зря «пристраиваете» в один ряд с Горбачевым и К°. Он в эту «теплую компанию», составленную по единственному признаку — якобы мстители за поруганных предков, пристроен для отвода глаз, для усыпления бдительности истинных коммунистов: смотрите, мол, и Лигачев с нами! Не «быстрый разумом» Л. Млечин так и не заметил, что он попался в ловушку тех «аналитиков», которые ловко поменяли местами причину и следствие. Нет, это, скорее всего, не агенты ЦРУ и даже, возможно, и не масоны, хотя оных тоже развелось так густо, что согласно известной пословице: «кинь палку в собаку — непременно в масона попадешь», развалили КПСС и Советский Союз. Это наши, доморощенные Геростраты натворили делов.

Любому здравомыслящему человеку и в голову не может такая мысль прийти, что, к примеру, вышеприведенная «четверка» взялась разваливать Советский Союз и крушить КПСС в отместку за поруганных предков. Они, пожалуй, не хуже того же Б. Ельцина, и имен-то своих дедушек да прадедушек давно не помнят, не то чтобы за них Советской власти мстить. Речь-то как раз идет о другом, почему это сверхбдительные «компетентные органы» не «зарубили» им дорогу к вершинам власти по причине «нездоровой» родословной. Вот в чем вопрос? А если еще точнее, то вопрос заключается в следующем: кто дал возможность этим самым «компетентным органам» безнаказанно пропускать «через сито КГБ» целый отряд сомнительных личностей, которые в конечном итоге развалили КПСС и СССР совсем не из мести за поруганных предков, а по какой-то более серьезной причине, которую Л. Млечин уловить не в состоянии, а А. Хинштейн, как нам представляется, прекрасно знает, но наводит тень на плетень.

Воспользуемся случаем и обратимся к Александру Хинштейну — «одному из самых известных российских публицистов, признанному мастеру журналистских расследований, инициатору множества громких коррупционных скандалов, яркому и успешному политику», для которого «после избрания депутатом Государственной думы… не осталось больше закрытых дверей и запретных тем»[94]. (Уж не сам ли А. Хинштейн писал аннотацию к своей книге? Даже если это и так, нам до этого дела нет, правда — она и в Израиле правда, лишь бы польза была в задуманном нами проекте) со следующей нижайшей просьбой.

Уважаемый Александр Евсеевич, разъясните нам потолковее, что же вам думалось, когда вы выводили в своей книге следующие, на наш взгляд, «исторические» строки:

«Мне думается, дело здесь совсем в другом (какое совпадение! И нам тоже думается, что в другом, но только не знаем в чем. — А. К.). Всем этим людям (напомним читателям, пропущенным лопухастыми капитанами и майорами органов КГБ из-за элементарной лени в высшие эшелоны власти. — А. К.) — так или иначе («иначе» — это значит не «так», или как? — А. К.) — советскую власть любить было не за что. Они лишь вступали с ней в брак по расчету. А потом, по тому же самому расчету, развалили страну, ибо каждый рассчитывал урвать кусок пирога пожирнее»[95].

Разъясните народу эти свои «думки» в очередной книге, чтобы никто больше не сомневался в истинных причинах, толкнувших руководителей КПСС к самоликвидации таким страшным путем (пострашнее того харакири, коим японские самураи сводили счеты с жизнью), и не путался в «параноидальных идеях о вселенском заговоре, масонах и агентах ЦРУ», даже если они по наивности своей почитывают от скуки прохановскую газету «Завтра». Объясните нам «серым», за что же так не любили, а вернее, яростно ненавидели, советскую власть, КПСС и в целом СССР перечисленные вами VIP-персоны: Горбачев, Шеварднадзе, Ельцин и примкнувший к ним Бакатин?! За Е. К. Лигачева мы спокойны — любил он Советскую власть и дальше собирался любить, иначе не жаловался бы на то, что не дали ему осуществить голубую мечту: «чертовски хочется поработать!» Мы вам даже некую схемку можем набросать для написания этой книги, следуя Ветхому завету: Андропов — родил Горбачева (и Лигачева — кстати), Горбачев — родил Шеварднадзе, Ельцина (и А. Н. Яковлева — кстати), Ельцин совместно с Горбачевым — родил Бакатина. Вам, уважаемый Александр Евсеевич, следует ответить только на вопрос: Кто «родил» Андропова Юрия Владимировича, ибо нам это не под силу — нет нам ходу в те двери, где лежат документы, способные открыть сию великую тайну, а для вас, повторимся: «…не осталось больше закрытых дверей и запретных тем». Не забудьте при этом опровергнуть устойчиво культивируемый миф, что Ельцина — родил Лигачев. Не по своей воле помчался на «смотрины» в Свердловск товарищ Лигачев — это была воля уже отходящего в мир иной Ю. В. Андропова. Знал Генеральный об уральском самородке; знал, да не успел лично убедиться в уникальных способностях этого будущего громилы КПСС и СССР. Никому кроме Вас, уважаемый Александр Евсеевич, сей тайны не раскрыть, как бы ни бились всеми нами уважаемые — журналист и бывший помощник Е. К. Лигачева — Валерий Легостаев (погибший при загадочных обстоятельствах после публикации своего «убойного» материала «Гебист магнетический») и вечный «диссидент», писатель и бывший цековский работник — Сергей Семанов со своим политическим бестселлером[96].

Кем был на самом деле Ю. В. Андропов — «тайным либералом» и реформатором, задумавшим «перестроить» Советский Союз не западный лад, или «затаившимся сталинистом», задумавшим навести в стране «железный порядок», т. е. повернуть колесо истории вспять, нам не ведомо. Но мы хорошо знаем по многочисленной мемуарной литературе, как высоко ценил долголетний шеф КГБ ответственных исполнителей его распоряжений и просьб. Да, именно просьб, поскольку его знаменитые записки в Политбюро ЦК КПСС чаще всего заканчивались словами: «просьба рассмотреть». Скромно так — рассмотрите положительно — хорошо, значит, поняли заботу КГБ СССР, оставите без внимания— дело хозяйское, наше дело просигналить, мы не обидимся, но память у нас хорошая. Вот один эпизод из многогранной деятельности шефа КГБ, которому ко всему было дело, в том числе и к «дому Ипатьева», расположенному в центре Свердловска, ставшем местом паломничества людей, испытывавших смешанные чувства к погибшей в подвале этого дома царской семье.

Ю. В. Андропов посчитал, что подобное поведение советских людей подрывает основы Советской власти и обращается в Политбюро ЦК КПСС со следующей запиской:

«Секретно.

ЦК КПСС.

О сносе особняка Ипатьева в городе Свердловске.

Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются различного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в г. Свердловске.

Дом Ипатьева продолжает стоять в центре города. В нем размещается учебный пункт областного управления культуры. Архитектурной и иной ценности особняк не представляет, к нему проявляет интерес лишь незначительная часть горожан и туристов.

В последнее время Свердловск начали посещать зарубежные специалисты. В дальнейшем круг иностранцев может значительно расшириться, и дом Ипатьева станет объектом их серьезного внимания.

В связи с этим представляется целесообразным поручить Свердловскому обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка в порядке плановой реконструкции города. Проект постановления ЦК КПСС прилагается. Просим рассмотреть.

Председатель Комитета госбезопасности

При Совете Министров СССР

Ю. Андропов.

26 июля 1975 года».

Достаточно оперативно, а именно 4 августа 1975 года, было принято секретное решение Политбюро ЦК КПСС, которым инициатива Ю. В. Андропова была одобрена. Решение было направленно в Свердловск для исполнения. Однако особняк, в бытность первым секретарем обкома Я. П. Рябова, снесен… не был. И лишь в ночь с 27 на 28 июля 1977 года, то есть ровно через два года после записки Ю. В. Андропова особняк был снесен, при следующих обстоятельствах. Дадим слово тогдашнему первому секретарю обкома Б. Н. Ельцину, который, напомним читателю, заступил на этот пост 2 ноября 1976 года. Поскольку это первое крупное преступление, совершенное Б. Ельциным на столь высоком посту. Цитата из его «Исповеди…» будет длинной, отчего заранее приносим извинения читателям.

«Нынче в эпоху гласности, идет много разговоров о доме Ипатьевых, в подвалах которого были расстреляны бывший царь и его семья. Возвращение к истокам нашей искореженной, изодранной ложью и конъюнктурой истории — процесс естественный. Страна хочет знать правду о своем прошлом, в том числе и страшную правду. Трагедия семьи Романовых — это как раз та часть нашей истории, о которой было принято не распространяться.

Именно в те годы, когда я находился на посту Первого секретаря обкома, дом Ипатьевых был разрушен. Расскажу, как это произошло.

К дому, где расстреляли царя, люди ходили всегда, хоть и ничем особенным он сильно от соседних старых зданий не отличался, заселяли его какие-то мелкие конторки, но страшная трагедия, случившаяся здесь в 1918 году, заставляла людей подходить к этому месту, заглядывать в окна, просто молча стоять и смотреть на старый дом (когда-то сюда водили на экскурсии пионеров и иностранных гостей — расстрелом врагов трудового народа гордились. — А. К.).

Как известно, расстреляли семью Романовых по решению Уральского совета. Я сходил в областной архив, прочитал документы того времени. Еще совсем недавно факты об этом преступлении практически никому не были известны, существовала фальсифицированная версия в духе «Краткого курса», поэтому легко представить, с какой жадностью я вчитывался в страницы, датированные 18-м годом. Только в последнее время о последних днях семьи Романовых были опубликованы несколько подобных документальных очерков в нашей прессе, а тогда я оказался одним из немногих, кто прикоснулся к тайне жестокого расстрела царя и его семьи. Читать эти страницы было тяжело.

Близилась одна из дат, связанная с жизнью последнего русского царя (59-летие расстрела. — АК.). Как всегда, на западе, в газетах и журналах, появились новые исследования, что-то из этих материалов передавали западные радиостанции на русском языке. Это подхлестнуло интерес к дому Ипатьевых, люди приезжали посмотреть на него даже из других городов. Я к этому относился совершенно спокойно, поскольку совершенно понятно было, что интерес этот вызван не монархическими чувствами, не жаждой воскресения нового царя.

Здесь были совсем другие мотивы — и любопытство, и сострадание, и дань памяти, обыкновенные человеческие чувства.

Но по каким-то линиям и каналам информация о большом количестве паломников к дому Ипатьевых дошла до Москвы. Не знаю, какие механизмы заработали, чего наши идеологи испугались, какие совещания и заседания проводились, тем не менее получаю секретный пакет из Москвы.

Читаю и глазам своим не верю: закрытое постановление Политбюро о сносе дома Ипатьевых в Свердловске. А поскольку постановление секретное, значит обком партии должен на себя брать всю ответственность за это бессмысленное решение.

Уже на первом же бюро я столкнулся с резкой реакцией людей на команду из Москвы. Не подчиниться секретному постановлению Политбюро было невозможно. И через несколько дней, ночью, к дому Ипатьевых подъехала техника, к утру от здания ничего не осталось. Затем это место заасфальтировали.

Еще один печальный эпизод эпохи застоя. Я хорошо себе представлял, что рано или поздно всем нам будет стыдно за это варварство. Будет стыдно, но ничего исправить уже не удастся»[97].

Не будет стыдно Б. Ельцину за это преступление по одной простой причине — ни стыда, ни совести у этого перевертыша и в помине не было и никогда не будет. И вся описанная трогательная история, как он «боролся» со своей совестью — беспардонная ложь и бессовестное фарисейство:

«Не выполнить постановление Политбюро? Я, как первый секретарь обкома, даже представить себе это не мог. Но если бы даже и ослушался — остался бы без работы. Не говоря уж про все остальное. А новый первый секретарь обкома, который бы пришел на освободившееся место, все равно выполнил бы приказ» — это уже цитата из другой книги Б. Ельцина — «Записки президента», вышедшей в 1994 году[98].

Видимо какие-то остатки совести сохранились, если спустя 8 лет он снова принялся оправдываться за совершенное святотатство. Но какой цинизм. Пресловутое постановление Политбюро пролежало два года, бывший первый секретарь обкома Я. П. Рябов и не думал его исполнять, потому что краеведы убедили его, что особняк купца Ипатьева необходимо сохранить как памятник истории. В своих мемуарах он не делится, как ему удалось убедить Москву, что нет необходимости в сносе дома, в котором размещался учебный пункт областного управления культуры, о чем даже в записке Ю. В. Андропова сказано, а не «какие-то мелкие конторки». Однако Б. Ельцину нужно было «преподнести подарок» к годовщине расстрела царской семьи и отчитаться перед Москвой о выполнении уже забытого там напрочь постановления — вот и наплел сто боченков с чертями (а заодно уколол либерального предшественника, а вернее донес, что тот не исполнил своевременно секретное постановление Политбюро ЦК КПСС).

Такое рвение не осталось незамеченным инициатором всего этого безобразного мероприятия, а потому уже тогда был взят в разработку компетентными органами уральский погромщик с далеким прицелом на разгром более «крупных обьектов» (КПСС, СССР, России).

Таким образом, за преступление, совершенное в годовщину расстрела семьи Романовых и абсолютно невинных людей из их обслуги, несут равную ответственность бывший Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного совета СССР Юрий Владимирович Андропов и бывший первый Президент Российской Федерации Борис Николаевич Ельцин. Преступление такого рода не имеют срока давности, и Россия, рано или поздно, предъявит им иск и сурово осудит, как осудил современный Ватикан преступления инквизиторов Средневековья и «извинился» перед их жертвами.

Через двадцать один год после совершенного святотатства, в июле 1998 года президент Ельцин примет личное участие в торжественном перезахоронении останков царской семьи. Испытывал ли он хотя бы в эти минуты чувство раскаяния, сотворил ли в глубине своей черной и черствой души покаяние за совершенное им преступление? Судя по суровому лицу и сжатым губам, как это запечатлели телекамеры, не испытал и не сотворил. Он снова играл хорошо отрепетированную роль, а его артистизму и театральным талантам можно только позавидовать.

А на месте снесенного Ельциным особняка купца Ипатьева ныне стоит православный храм, на церемонию освещения которого в 2003 году он приехать не смог, или побоялся — бог ему судья.

Еще одно чрезвычайное происшествие, которое произошло в Свердловске весной 1979 года, носило и продолжает носить признаки преступления против ни в чем не виновных людей, и к которому прямое отношение имел первый секретарь обкома Б. Ельцин, а в последующем он же, но уже в качестве Президента Российской Федерации.

По официальной версии произошла вспышка эпидемии сибирской язвы. До сих пор никто не знает точное количество жертв этой трагедии: официально была названа цифра 64 человека, но впоследствии выяснилось, что погибло от 1000 до 2000 и даже больше человек. До сих пор не ясно до конца, что стало «пусковым механизмом» этой страшной трагедии. Беда невидимая и страшная, которую десятилетиями держали в тайне как от своего народа, так и мировой общественности. Она перестала в какой-то мере быть военным секретом лишь благодаря книге профессора Л. Федорова «История биологического оружия в России».

Вот некоторые фрагменты из этой книги, которая стала сенсацией, поскольку никто и никогда не осмелился бы сказать правду об «эпидемии сибирской язвы», случившейся в том памятном году в г. Свердловске.

«В апреле 1979 года в Чкаловском районе Свердловска (Екатеринбурга), расположенном в южной части города, случились события, забыть которые мы не сможем даже при жесточайшей информационной блокаде. Ничего не подозревавшие жители попали в облако биологического оружия, погубившего множество людей. Вылетело то облако из недр 19-го военного городка — секретного микробиологического центра Министерства обороны Советского Союза (в/ч 47051). Эти события, известные в настоящее время как «ЭПИДЕМИЯ СИБИРСКОЙ ЯЗВЫ В СВЕРДЛОВСКЕ В1979 ГОДУ», было КРУПНЕЙШЕЙ БИОЛОГИЧЕСКОЙ КАТОСТРОФОЙ ВЕКА, которая сопровождалась множеством прямых и отложенных последствий. Она же была прямым доказательством готовности Советского Союза к масштабной биологической войне.

Неаккуратная работа завода биологического оружия оказалась причиной того, что из подземной штольни, которая соединяет военные городки №19 и №32, ранним утром 30 марта вырвалось облако биологического оружия, накрывшее южную часть Свердловска. 2 апреля наступила первая смерть человека от сибирской язвы, работника города Свердловск-19 Ф. Д. Николаева. 4 апреля — прибыл в Свердловск начальник 15-го управления Генштаба Вооруженных сил СССР генерал-полковник Е. И. Смирнов, а вслед за ним — специалисты Минздрава СССР — замминистра здравоохранения СССР генерал П. Н. Бургасов и главный инфекционист Минздрава СССР В. Н. Никифоров, а также заместитель председателя КГБ СССР генерал В. П. Пирожков.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.