Начало великих странствий
Начало великих странствий
Сразу после отчета о путешествии по Уссурийскому краю Пржевальский представил в Географическое общество предложение об экспедиции в Центральную Азию. Его энергично поддержал П. П. Семенов. Совет Общества одобрил проект экспедиции и обратился с ходатайством в Военное министерство с просьбой о командировании Пржевальского в Северный Китай на три года и о соответствующем снаряжении экспедиции. Министерство отозвалось на просьбу Географического общества и назначило в помощники Пржевальскому одного из его бывших учеников, подпоручика Михаила Александровича Пыльцова, — человека, соответствовавшего требованиям экспедиционной работы. Однако средства на экспедицию были выделены очень скудные. Но это не смутило отважного путешественника. Вместе с П. П. Семеновым был составлен подробный план экспедиции. Намечалось провести комплексное исследование природы Монголии, северной окраины Китая (Ордос, Ганьсу) и если будет возможность, то и Тибета. Помимо изучения природных условий предполагалось получить сведения о населяющих эти районы народах.
Центральная Азия манила Пржевальского своей неисследованностью. Среди сравнительно хорошо известных европейцам к середине XIX в. территорий, таких, как Индия, Ближний Восток, Восточный Китай, «белым пятном» выделялась Центральная Азия. Нельзя сказать, что до Пржевальского здесь никто не бывал. Начиная со средних веков, а особенно с XVII в., через Внутреннюю Азию проходили путешественники — миссионеры, купцы, дипломаты. Но среди них почти не было натуралистов. Немецкий географ Ф. Рихтгофен, много сделавший для изучения геологии и физической географии Китая, не проникал в Центральную Азию. На долю Н. М. Пржевальского выпало совершить исследование огромной территории, открыть ее для современной ему науки.
В начале ноября 1870 г., проехав всю Сибирь на почтовых лошадях, Н. М. Пржевальский и М. А. Пыльцов прибыли в забайкальский город Кяхту, через который велась торговля России с Китаем. Отсюда, взяв казака-бурята в качестве переводчика с монгольского языка, наняв верблюдов и телегу, путешественники 17(29) ноября 1870 г. отправились в свою первую зарубежную экспедицию. Экспедиция эта получила название Монгольской, так как большая часть пути, в особенности на первом и последнем этапах, проходила по землям, населенным монголами.
Сначала пришлось ехать в Пекин, где он получил паспорт от китайского правительства для путешествия по Китаю. Как выехали из Кяхты, Пржевальский стал вести наблюдение и описывать природу города и население территории, по которой он продвигался. Преодолев за неделю путь от Кяхты до главного города Монголии — Урги (ныне Улан-Батор) длиной 320 км, путешественники задержались здесь на четыре дня. Пржевальский отмечает, что природа местности между Кяхтой и Ургой очень сходна с природой Забайкалья: средневысотные горы, обилие лесов и вод, те же превосходные луга на пологих склонах. Южнее Урги путешественники вступили в восточную часть пустыни Гоби, так называемую Монгольскую Гоби.
Здесь Гоби не столь бесплодна, как в своей центральной и западной частях, — растительность имеет скорее полупустынный характер, монголы пасут тут отары овец. Но и на этом участке пустыня произвела на путешественников безотрадное впечатление своим однообразием, неприветливостью. Поверхность пустыни преимущественно волнистая, покрыта крупнозернистым гравием и мелкой галькой, местами полосами желтого сыпучего песка. Деревьев и кустарников здесь нет, растет лишь редкая трава. Из птиц Пржевальский отмечает воронов, быстрокрылых пустынников и многочисленных монгольских жаворонков, подражающих пению различных птиц. Вороны в Монголии смелы и даже «нахальны». Они воруют у путешественников пищу, расклевывают горбы у верблюдов.
Из млекопитающих для восточной части Гоби характерны пищуха — грызун величиной с крысу, живущий в норах, и антилопа дзерен. Обычно дзерены встречаются стадами от 15 до 40 голов, но осенью и во время отела они собираются в табуны по тысяче голов. Монголы охотятся на них из-за вкусного мяса и шкур, употребляемых для зимней одежды. Стада этих животных произвели большое впечатление на Пржевальского и Пыльцова, Они посвятили охоте на дзеренов несколько дней.
В конце декабря путешественники прибыли в китайский город Калган (Чжанцзякоу), контролировавший один из проходов через Великую китайскую стену. Пржевальский пишет, что при спуске с Монгольского нагорья[14] на равнину, с высоты 1600 м. над уровнем моря на 800 — 900 м, климат резко изменился. Перевалив через хребет, отделяющий нагорье от теплых равнин Китая, путешественники из зимы с морозами до — 37° попали в весну. Весь характер местности изменился: на юго-востоке расстилались обработанные поля, виднелись деревни, сады, встречалось много зимующих птиц.
Проведя пять дней в Калгане среди гостеприимных русских купцов, Пржевальский и Пыльцов продолжили путь в Пекин, куда прибыли 2(14) января 1871 г., преодолев на верховых лошадях 224 км за четверо суток. В китайской столице они прожили почти два месяца, снаряжаясь в экспедицию. Русское посольство в Пекине откомандировало в отряд Пржевальского еще одного казака (из числа состоящих при посольстве).
Прежде чем отправиться в глубь Китая, Пржевальский решил обследовать восточную окраину Центральной Азии. Двухмесячный поход от Пекина к городу Долоннор (Долунь) и далее на 160 км к северу до озера Далай-Нур, а затем снова в Калган дал возможность спутникам Пржевальского проверить свои силы, приобрести навыки походной жизни, а ему самому оценить обстановку, в которой будет проходить дальнейшее продвижение. Во время этого похода была проведена топографическая съемка местности, велись наблюдения за погодой, животным миром, собирали гербарий. Тринадцать дней провели путешественники на берегах соленого озера Далай-Нур. Оно служило местом отдыха для пролетных птиц — уток, гусей, лебедей, чаек, бакланов, а также журавлей, цапель и др.
В Калган вернулись 24 апреля (6 мая) 1871 г. К этому времени сюда из Кяхты прибыли два новых казака, а прежние были отпущены домой. Недостаток средств не давал возможности взять побольше помощников, и Пржевальскому с Пыльцовым приходилось наравне с казаками вьючить и пасти верблюдов, седлать лошадей, устанавливать палатку, собирать на топливо аргал (сухой помет животных) и выполнять другую работу, отрывая время от научных исследований.
Закончился первый этап экспедиции. За пять месяцев, проведенных в полевых условиях, путешественники ознакомились с природой восточной части Монголии и Северо-Восточного Китая и, главное, освоились с непривычной обстановкой, выработали приемы работы в мало заселенной и иноязычной стране.
Переформировав свой отряд, Пржевальский 3 мая выступил в новый поход. На этот раз он отправился в еще не известные науке края — в Ордос, к изгибу реки Хуанхэ. Караван состоял из восьми верблюдов, двух лошадей и собаки Фауст. Пржевальский с Пыльцовым ехали на лошадях, казаки — на верблюдах. Экспедиция двинулась на запад, сначала по холмистой степи, а затем вдоль северного подножия гор Иншань. В пути Пржевальский продолжает изучать природу и население восточной окраины Центральной Азии.
Еще не доходя Иншаня, в горах Сума-Хада путешественники в первый раз встретили одно из самых значительных животных высоких нагорий Центральной Азии — горного барана, или аргали — Ovisargali, достигающего величины лани.
Не имея проводника, экспедиция двигалась, следуя советам местных жителей. Большие сложности пришлось испытать из-за незнания китайского языка и подозрительности населения. После войн Китая с Францией и Англией местные жители очень настороженно относились ко всем чужеземцам.
В горах Муни-Ула, западной оконечности Иншаня, путешественники пробыли одиннадцать дней, собирая растения и занимаясь охотой. Пржевальский впервые познакомился со всеми трудностями горной охоты. По контрасту с окружающими пустынями природа Иншаня казалась необычной. Хребет этот, тянущийся вдоль берега Хуанхэ, достигал 2440 м высоты и был покрыт лесом. Правда, леса состояли только из лиственных пород, деревья были малорослы и корявы, но это были леса. А выше лесов — великолепные альпийские луга.
С гребня Иншаня Пржевальский впервые увидел Хуанхэ, за которой просматривались пески и степи Ордоса.
11 июня путешественники достигли города Баотоу, близ которого переправились на плоскодонных баркасах через Хуанхэ, и вступили в Ордос.
Ордос — это пустынное плато в большой северной излучине Хуанхэ. Преобладающая его высота — 1100 — 1500 м, в окраинных горах высоты достигают 2000 м, наибольшая — 2535 м. В понижениях — солончаки и соленые озера. Около половины поверхности плато занимают бугристые и грядово-бугристые, частично незакрепленные пески. Наибольший песчаный массив — Кузупчи — расположен на севере Ордоса. Для земледелия пригодна только долина Хуанхэ. Она плотно заселена.
Два с половиной месяца шли путешественники по правобережью Хуанхэ через пески Кузупчи. Вот как Пржевальский описывает распорядок дня: «Хотя мы всегда вставали с рассветом, но укладка вещей и вьючение верблюдов вместе с питьем чая — без чего ни монголы, ни казаки ни за что на свете не шли в дорогу — отнимали часа два и даже более времени, так что мы трогались в путь, когда солнце уже порядочно поднималось на горизонте…
Порядок наших вьючных хождений всегда был один и тот же. Мы с товарищем ехали впереди своего каравана, делали съемку, собирали растения или стреляли попадавшихся птиц; вьючные же верблюды, привязанные за бурундуки один к другому, управлялись казаками. Один из них ехал впереди, вел в поводу первого верблюда, а другой казак вместе с проводником-монголом, если таковой был у нас, замыкали шествие.
Так идешь, бывало, часа два, три по утренней прохладе; наконец солнце поднимается высоко и начинает жечь невыносимо. Раскаленная почва пустыни дышит жаром, как из печи. Становится очень тяжело: голова болит и кружится, пот ручьем льет с лица и со всего тела, чувствуешь полное расслабление и сильную усталость.
Наконец, приближается полдень — надо подумать об остановке… Добравшись наконец до колодца и выбрав место для палатки, мы начинаем класть и развьючивать верблюдов. Привычные животные уже знают, в чем дело, и сами поскорее ложатся на землю. Затем ставится палатка и стаскиваются в нее необходимые вещи, которые раскладываются по бокам; в середине же расстилается войлок, служащий нам постелью. Далее собирается аргал и варится кирпичный чай, который зимой и летом был нашим обычным питьем, в особенности там, где вода оказывалась плохого качества. После чая, в ожидании обеда, мы с товарищем укладываем собранные дорогой растения, делаем чучела птиц, или, улучив удобную минуту, я переношу на план сделанную сегодня съемку…
Между тем пустой желудок сильно напоминает, что время обеда уже наступило, но, несмотря на это, нужно ждать, пока сварится суп из зайцев или куропаток, убитых дорогой, или из барана, купленного у монголов…
Часа через два по приходе на место обед готов, и мы принимаемся за еду с волчьим аппетитом. Сервировка у нас самая простая, вполне гармонирующая с прочей обстановкой: крышка с котла, где варится суп, служит блюдом, деревянные чашки, из которых пьем чай, — тарелками, а собственные пальцы заменяют вилки; скатерти и салфеток вовсе не полагается. Обед оканчивается очень скоро; после него мы снова пьем кирпичный чай; затем идем на экскурсию или на охоту, а наши казаки и монгол-переводчик поочередно пасут верблюдов.
Наступает вечер; потухший огонь снова разводится, на нем варится каша и чай. Лошади и верблюды пригоняются к палатке, и первые привязываются, последние сверх того укладываются возле наших вещей или неподалеку в стороне. Ночь спускается на землю, дневной жар спал и заменился вечерней прохладой. Отрадно вдыхаешь в себя освеженный воздух и, утомленный трудами дня, засыпаешь спокойным, богатырским сном».[15]
В начале сентября экспедиция переправилась на левый берег Хуанхэ и вступила в песчаную пустыню Алашань, отличавшуюся бедностью флоры и фауны, безлюдностью и страшной жарой. Среди крупных массивов высоких барханных песков кое-где выделяются темно-зелеными парками заросли черного саксаула, встречаются блестящие на солнце солончаки, песчано-галечные равнины. Довольно многочисленны в этой обширной пустыне низкогорья и мелкосопочник.
В середине сентября экспедиция прибыла в город Динъюаньин (Алашань-Цзоци), откуда через неделю отправилась в близлежащие Алашаньские горы. Горы эти местами превышают 3 тыс. м высоты, но нигде не достигают снеговой линии. Выше 2 тыс. м на склонах встречались смешанные леса. Путешественники провели в горах две недели, собирая коллекции, охотясь на горных баранов и оленей.
До заветного озера Кукунор оставалось всего 640 км, менее месяца пути, но решено было от посещения его отказаться и возвратиться в Калган. Такое решение вызывалось, во-первых, отсутствием средств (осталось менее 100 рублей), во-вторых, ненадежностью казаков, очень тосковавших по дому, в-третьих, необходимостью получить новые документы с разрешением пройти через провинцию Ганьсу до Тибета.
Продажей взятых с собой товаров и двух ружей добыли деньги на обратный путь и выступили из Динъюаньина 15 октября 1871 г. Дорога оказалась длинной (до Калгана было 1280 км) и трудной. Вскоре после выхода заболел тифом Михаил Александрович Пыльцов. Простояли у ручья девять дней. К счастью, молодой организм справился с болезнью. Как только Пыльцов смог кое-как сидеть на лошади, двинулись дальше. На Гокийском нагорье путешественников встретили холода, метели. Было трудно и людям (особенно больному Пыльцову), и животным, страдавшим от бескормицы. 30 ноября (12 декабря) пропали все семь верблюдов экспедиции, за исключением больного. Вероятно, были угнаны. Только через 17 дней удалось купить других и тронуться дальше.
Накануне Нового 1872 года поздно вечером путешественники прибыли наконец в Калган, где были сердечно встречены жившими там соотечественниками — русскими купцами.
Восьмимесячный поход по не исследованным еще никем из европейцев областям Центральной Азии дал ценные результаты. Были собраны зоологические и ботанические коллекции, проведены метеорологические наблюдения, определены астрономические опорные пункты, к которым была привязана глазомерная съемка. Достигнутые успехи еще более укрепили желание отправиться в глубь Азии — к озеру Кукунор, в Тибет.
После возвращения в Калган Пржевальский отправился в Пекин, в русское посольство, за деньгами и документами. Около двух месяцев ушло на сборы в путешествие. Деньги Пржевальскому на 1872 г. еще не поступили, но русский посланник генерал Влангали ссудил необходимую сумму и выхлопотал у китайского правительства паспорт на путешествие в Ганьсу, к озеру Кукунор и в Тибет. Однако к паспорту было приложено специальное уведомление, что в местностях, объятых восстанием дунган, путешествие опасно и что китайское правительство не может поручится за безопасность путешественников.
Действительно, в эти годы (с 1862 по 1877) китайцы-мусульмане дунгане, живущие на северо-западе Китая и в провинции Ганьсу, вели ожесточенную борьбу против китайско-маньчжурских феодалов и династии Цин. В 1866 — 1870 гг. основной территорией восстания была провинция Ганьсу. Но ко времени путешествий Пржевальского центр восстания переместился в Синьцзян, хотя отдельные отряды дунган и совершали набеги на Ганьсу. За время своего путешествия Пржевальский не встретил дунган, хотя и видел следы войны.
К началу марта сборы были окончены. Состав экспедиции изменился. Сопровождавшие до этого Пржевальского казаки были отпущены домой, а взамен них прибыли два новых.
«На этот раз, — писал Пржевальский, — выбор был чрезвычайно удачен, и вновь прибывшие казаки оказались самыми усердными и преданными людьми во все время нашего долгого путешествия. Один из них был русский, девятнадцатилетний юноша, по имени Панфил Чабаев, а другой родом бурят, назывался Дондок Иринчинов. Мы с товарищем вскоре сблизились с этими добрыми людьми самой тесной дружбой, и это был важный залог для успеха дела. В страшной дали от родины, среди людей, чуждых нам во всем, мы жили родными братьями, вместе делили труды и опасности, горе и радости. И до гроба сохраню я благодарное воспоминание о своих спутниках, которые безграничной отвагой и преданностью делу обусловили как нельзя более весь успех экспедиции».[16]
5 марта 1872 г. Пржевальский со спутниками выступил из Калгана и тем же путем, что и в прошедшем году, направился в Алашань. В середине мая вступили в Алашаньскую пустыню, а к концу месяца достигли города Динъюаньин. Здесь отряд Пржевальского присоединился к каравану, следующему из Пекина в кумирню (святилище) Чейбсен, лежавшую в провинции Ганьсу, в пяти днях пути от озера Кукунор. Выступили в дальнейший путь в начале июня, а 20 июня поднялись на горы Ганьсу, составляющие часть обширной горной системы Наньшань.
В горах Ганьсу и на плато, отстоящих от Алашаньской пустыни всего на 40 км, природа имела совершенно иной облик. Прохладный, очень влажный климат, черноземная почва, богатейшая травянистая растительность на плато и в долинах и густые леса на горных склонах — все составляло резкий контраст с недавно покинутой пустыней. Здесь в изобилии водились разнообразные звери и птицы, так что коллекции экспедиции быстро пополнялись. Однако сохранить коллекции было очень трудно из-за большой сырости.
Испытав многочисленные приключения, караван достиг кумирни Чейбсен, где путешественники смогли разобрать и просушить собранные коллекции. Неделя ушла на подготовку к дальнейшим исследованиям. Изучив окружающие горы, отряд Пржевальского 23 сентября двинулся к озеру Кукунор. Обследовав горы в бассейне верхнего течения реки Тэтунггол (Датунхэ), путешественники 12 октября вышли на Кукунорскую равнину, а через день разбили палатку на берегу озера Кукунор.
«Мечта моей жизни исполнилась, — писал Пржевальский. — Заветная цель экспедиции была достигнута. То, о чем недавно еще только мечталось, теперь превратилось уже в осуществленный факт. Правда, такой успех был куплен ценой многих тяжких испытаний, но теперь все пережитые невзгоды были забыты, и в полном восторге стояли мы с товарищем на берегу великого озера, любуясь на его чудные, темно-голубые волны…»[17]
Озеро Кукунор, к которому так стремился Пржевальский, — самое большое бессточное озеро Центральной Азии. По современным данным, его длина — 105 км, а ширина — до 65 км. Площадь его около 4,2 тыс. кв. км, наибольшая глубина — 38 м. В озеро впадают 23 реки. Расположено оно на высоте 3205 м; занимает центральную часть Кукунорской равнины, лежащей между горами Циншилин на северо-востоке и Кукунор на юго-западе, в пределах горной системы Наньшань.
В сравнительно узком пространстве между горами расстилаются горные степи. Весь ландшафт резко отличался от ганьсуйского. Постоянные дожди и снега сменились ясной осенней погодой. Изменился растительный и животный мир. В степях близ Кукунора встретились новые виды птиц и млекопитающих, свойственные уже тибетским пустыням.
Самым замечательным животным кукунорских степей Пржевальский считал кианга. Это географическая форма (подвид) кулана, некогда широко распространенного в пустынях и полупустынях Передней, Средней и Центральной Азии. Животное это совмещает в себе внешние черты лошади и осла. В отличие от кулана кианг несколько выше (в холке около 140 см), спина и бока у него не песчаного цвета, а коричневатые, нижняя часть светлая; обитает в степях и полупустынях Тибетского нагорья. По кручам и ущельям кианги лазают не хуже диких коз. Численность их, как и куланов быстро сокращается. Местное население охотится за ними ради мяса и кожи. (В описаниях путешествий Пржевальский называет киангов по-монгольски хуланами.)
Около двух недель изучал Пржевальский озеро Кукунор и его окрестности. Перевалив через Кукунорский хребет, экспедиция спустилась в восточную часть обширной котловины Цайдам. Цайдамская котловина, обрамленная с севера и юга цепями хребтов Куньлуня, лежит на высоте 2700 3000 м. Ландшафт котловины пустынный, напоминающий пустыню Алашань. Много солончаков, бессточных озер и болот. Климат в Цайдаме теплее, чем на Кукунорской равнине, поскольку высота здесь меньше.
Живут здесь, как и на Кукунорской равнине, монголы и тангуты. Монголы называют тангутами всех тибетцев. Пржевальский применил этот этнографический термин для обозначения тибетских племен Северо-Восточного Тибета, Кукунора и Ганьсу. Внешне тангуты резко отличаются и от китайцев, и от монголов и, по мнению Пржевальского, больше всего напоминают цыган.
Во второй половине ноября, наняв проводника в Лхасу, экспедиция тронулась на юго-запад, через соляные болота Цайдама к хребту Бурхан-Будда (один из хребтов системы Куньлуня).
Хребет Бурхан-Будда резко возвышается над равнинами Цайдама, отделяя их от высоких плато и нагорий Тибета. Из-за большой сухости климата хребет, несмотря на большую абсолютную высоту (4500 — 5000 м), не имеет вечных снегов, каменист, бесплоден.
Перевалив через хребет в конце ноября (по старому стилю), путешественники тронулись через суровое Тибетское нагорье к верховьям великой китайской реки Янцзы. Два с половиной месяца — с 23 ноября (5 декабря) 1872 по 10(22) февраля 1873 г., — проведенные экспедицией Пржевальского в Северном Тибете, были одним из самых трудных периодов всего путешествия.
«Глубокая зима, — писал Николай Михайлович, — с сильными морозами и бурями, полное лишение всего, даже самого необходимого, наконец, различные другие трудности — все это, день в день, изнуряло наши силы. Жизнь наша была в полном смысле „борьбой за существование“, и только сознание научной важности предпринятого дела давало нам энергию и силы для успешного выполнения своей задачи.
…Сидеть на лошади невозможно от холода, идти пешком также тяжело, тем более неся на себе ружье, сумку и патронташ, что все вместе составляет вьюк около 20 фунтов (8 кг). На высоком же нагорье, в разреженном воздухе каждый лишний фунт тяжести убавляет немало сил; малейший подъем кажется очень трудным, чувствуется одышка, сердце очень сильно бьется, руки и ноги трясутся; по временам начинается головокружение и рвота.
Ко всему этому следует прибавить, что наше теплое одеяние за два года предшествовавших странствий так износилось, что все было покрыто заплатами и не могло достаточно защищать от холода. Но лучшего взять было негде, и мы волей-неволей должны были довольствоваться дырявыми полушубками или кухлянками и такими же теплыми панталонами; сапог не стало вовсе, так что мы подшивали к старым голенищам куски шкуры с убитых яков и щеголяли в подобных ботинках в самые сильные морозы».[18]
Лишения искупались обилием важных географических наблюдений. Рельеф местности, климат, почвы, растительность — все было предметом изучения в этой глубинной части Азии. Поразило путешественников множество животных, особенно млекопитающих. Наиболее характерными и многочисленными животными тибетских гор были громадные дикие яки, красавцы бараны — белогрудые аргали, куку-яманы, антилопы оронго и ада, кианги, тибетские волки.
Среди парнокопытных семейства полорогих (к которому относятся и яки, и бараны, и антилопы) особенно интересен куку-яман, или нахур, совмещающий в себе признаки и козла, и барана. Животное достигает в холке 90 см, весит до 73 кг. У самцов изогнутые, широко расходящиеся в стороны рога длиной до 80 см, у самки рога невелики.
У антилоп, как известно, рога имеют только самцы. Очень красив и грациозен оронго. Он больше дзерена, весит 40 — 50 кг. Черные тонкие рога длиной 50 — 70 см слабо изогнуты и почти вертикальны. Другую характерную для Тибета антилопу монголы называют ада-дзерен, то есть «малютка-дзерен». Она весит не более 16 кг. Рога у самцов довольно большие, слегка изогнутые, немного откинутые назад. В отличие от смелого оронго ада очень пуглива, поэтому охотиться за ней гораздо труднее. К тому же это самая быстрая из всех антилоп, обитающих в Монголии и Северном Тибете.
Обилие мясной пищи позволяло легче переносить холода, но морозы, частые бури и сильная разреженность воздуха очень затрудняли охоту, а нередко делали и вовсе невозможной. Все же за время пребывания в Тибете путешественники убили 76 крупных животных, в том числе 32 яка. Много шкур было добыто для зоологических коллекций.
На холодном Тибетском нагорье экспедиция встретила Новый 1873 год. Пржевальский писал в своем дневнике: «Еще ни разу в жизни не приходилось мне встречать новый год в такой абсолютной пустыне, как та, в которой мы ныне находимся. И как бы в гармонию ко всей обстановке у нас не осталось решительно никаких запасов, кроме поганой дзамбы и небольшого количества муки. Лишения страшные, но их необходимо переносить во имя великой цели экспедиции».[19]
В начале нового года путешественники продолжили свой путь на юго-запад. Перевалив через относительно невысокий хребет Баян-Хара-Ула, экспедиция 10 января достигла верховьев реки Янцзы, или Голубой. Это был предел странствий. Хотя до столицы Тибета — Лхасы оставалось всего 850 км, от похода туда пришлось отказаться. Трудный путь истомил верблюдов, часть их пала, новых же купить было не на что. Стремясь сохранить уже добытое, экспедиция повернула обратно.
В первой декаде февраля экспедиция завершила свои исследования в Северном Тибете и возвратилась в Цайдам. Здесь уже наступила весна. И хотя в середине февраля ночью бывали морозы до — 20°, днем температура поднималась до +13°, лед везде таял. Появились первые пролетные птицы.
В начале марта путешественники пришли на берега Кукунора. Здесь решили задержаться, чтобы наблюдать пролет птиц. Но перелетных птиц оказалось очень мало. Поэтому 1 апреля Пржевальский покинул озеро и направился уже известным путем в кумирню Чейбсен, куда прибыл через две недели. Почти полтора месяца Николай Михайлович посвятил изучению природы горных районов Ганьсу. Здесь также были собраны богатые зоологические и ботанические коллекции, проведены климатические наблюдения.
В конце мая экспедиция покинула Ганьсу и вышла к Алашаньской пустыне. Прежде чем направиться из Динъюаньина в Ургу, провели три недели в Алашаньских горах, изучив более тщательно, чем в первое посещение, их фауну и флору. Однажды в одном из ущелий путешественников застал ливень. Водный поток чуть не унес коллекции — труды всей экспедиции. «Казалось бы, что в безводных Алашаньских горах нам всего менее предстояло опасности от воды, — писал Пржевальский, — но видно судьба хотела, чтобы мы вконец испытали все невзгоды, которые могут в здешних странах грянуть над головой путешественника, — и нежданно-негаданно в наших горах явилось такое наводнение, какого до сих пор мы еще не видали ни разу»[20]. Только по счастливой случайности горный поток не дошел до палатки путешественников.
Вышли в путь на Ургу, наняв двух проводников. Решено было пойти новым путем — пересечь пустыню Гоби в ее средней части, где до них еще не был ни один европеец. Путь оказался очень тяжелым, особенно в южной части Гоби Алашаньской пустыне. Здесь были сильные ветры, безводность, жара. Днем в июле температура в тени доходила до 45°. На шестой день пути путешественники чуть не погибли в песках из-за отсутствия воды. Проводник не нашел двух колодцев, которые якобы должны были встретиться на пути. По страшной жаре шли непрерывно 9 часов подряд, преодолев 36 км, пока набрели на очередной колодец. Спутник и друг путешественников — пес Фауст погиб, не выдержав жары и жажды.
На преодоление пустыни ушло 44 дня. Несмотря на все трудности, в пути непрерывно велись маршрутная съемка местности, климатические наблюдения, пополнялись гербарий и зоологические коллекции.
5 сентября экспедиция наконец достигла Урги, где была радушно встречена сотрудниками русского консульства. Придя в себя, отдохнув с неделю, путешественники выехали в Кяхту, куда прибыли 19 сентября (1 октября) 1873 г.
«Путешествие наше окончилось, — писал Пржевальский. — Его успех превзошел даже те надежды, которые мы имели, переступая в первый раз границу Монголии. Тогда впереди нас лежало непредугадываемое будущее; теперь же, мысленно пробегая все пережитое прошлое, все невзгоды трудного странствования, мы невольно удивлялись тому счастью, которое везде сопутствовало нам. Будучи бедны материальными средствами, мы только рядом постоянных удач обеспечивали успех своего дела. Много раз оно висело на волоске, но счастливая судьба выручала нас и дала возможность совершить посильное исследование наименее известных и наиболее недоступных стран Внутренней Азии»[21]. За три года, а точнее, с 17(29) ноября 1870 по 19 сентября (1 октября) 1873 г. экспедиция прошла 11 100 верст (около 12 тыс. км), причем почти половина пути была снята глазомерной съемкой; астрономически было определено 18 пунктов; во многих пунктах определена абсолютная высота местности, в том числе впервые высота Тибетского нагорья; на карту были нанесены пространства Центральной Азии — от Северной Монголии до верховьев Янцзы. Большую ценность представляют метеорологические наблюдения; велись они регулярно, четыре раза в день. Было выполнено множество географических, зоологических и этнографических наблюдений. В зоологической коллекции, собранной путешественниками, насчитывалось 238 видов птиц (около 1 тыс. экз.), 42 вида млекопитающих (130 шкур), около десятка видов пресмыкающихся (70 экз.), 11 видов рыб и более 3 тыс. экземпляров насекомых. Ботаническая коллекция насчитывала до 600 видов растений (4 тыс. экз.). Была собрана коллекция горных пород. Исключительный интерес представляли сведения о жизни народов, населявших исследованную территорию. Обработка только самых основных результатов экспедиции заняла около полутора лет.
И совершен весь этот огромный труд Н. М. Пржевальским всего с одним помощником и двумя сопровождавшими их казаками. Исследовать такую огромную территорию такими малыми силами, с очень скудными средствами — это значит совершить подвиг.
Результаты своей самой длительной экспедиции Пржевальский подытожил в капитальном труде «Монголия и страна тангутов». Весь труд должен был состоять из трех томов. Но свет увидели только две книги. Первая содержала описание хода путешествия, данные о наблюдении над природой, этнографические очерки. Написана книга была не в виде сухого отчета или обычного дневника экспедиции, а как живой рассказ о путешествии, в который органично вошли материалы важнейших научных наблюдений и открытий.
Во втором томе были опубликованы научно обработанные материалы по климатологии, статьи о птицах, рыбах, пресмыкающихся и земноводных (о млекопитающих довольно подробно было рассказано в первом томе). Третий, не вышедший том должен был содержать описание растительности Центральной Азии.
Сразу после выхода первого тома «Монголии и страны тангутов» о Пржевальском заговорили в научном мире не только в России, но и во многих зарубежных странах. Книга, получившая высокую оценку современников, была целиком переведена в Германии, Франции, Англии. Отрывки из нее печатались во всех географических журналах Европы.
Вторую жизнь книга получила через 70 лет, в советское время. Ее переиздали в 1946 г.
Научный редактор второго издания доктор географических наук Э. М. Мурзаев писал: «Книга эта явилась эпохой в географии. Новизна материала, умелое, полное фактами изложение, искренность и теплота письма сразу привлекают к „Монголии и стране тангутов“ симпатии читателей. Книга буквально полна открытий, каждая глава рассказывает о чем-то новом. Именно благодаря этому сочинению Пржевальский делается хорошо известным и за границей как путешественник и великий географ — исследователь Центральной Азии».[22]
Э. М. Мурзаев отмечает энциклопедичность знаний Пржевальского, непреходящую ценность книги как документа, на который ссылались и еще будут ссылаться ученые. «Можно без преувеличения сказать, — пишет Мурзаев, — что из всех работ Пржевальского, посвященных Центральной Азии, „Монголия и страна тангутов“ занимает особое место. Это лучшее произведение автора… Что делает книгу совершенно особенной — это тот захватывающий интерес, с которым читается книга с первой страницы до последней, причем такое изложение материала нисколько не умаляет ее научных достоинств. Книга говорит о большом таланте ее автора, писателя большой руки, благодаря чему она интересна всем, а не только специалистам-географам или натуралистам».[23]