Глава тринадцатая АФРИКА

Глава тринадцатая

АФРИКА

Я не желаю, чтобы тиран, творя беззаконие, еще и связал бы меня благодарностью, — сказал Катон. — В самом деле, ведь он нарушает законы, даря, словно господин и владыка, спасение тем, над кем не должен иметь никакой власти.

Плутарх[66]

Когда в начале июня 47 года Цезарь, наконец, покинул Александрию, он стал получать удручающие известия. В Африке Сципион, Катон и бывший легат Цезаря Лабиен при поддержке нумидийского царя Юбы, готовясь высадиться в Италии, собрали огромную армию, в которую входили четырнадцать легионов, несколько тысяч нумидийских всадников и несколько десятков слонов. Они угрожали вторгнуться в Италию и уже предприняли набеги на Сицилию и Сардинию.

В Дальней Испании Квинт Кассий Лонгин, назначенный Цезарем наместником этой провинции, своей непомерной жадностью и стяжательством настолько возмутил местное население, что испанцы восстали и изгнали его из страны.

Но наибольшую озабоченность Цезаря вызвало положение в Малой Азии. Фарнак, сын Митридата Великого и царь Боспорского государства, высадился на южном берегу Черного моря и разбил армию легата Цезаря, Домиция Кальвина, усиленную войском тетрарха Галатии Дейотара. Домиций торопился к Цезарю в Египет и потому схватился с врагом, толком не подготовившись. Он потерял большую часть войска, но сам сумел бежать и укрылся в римской провинции Азия. Одержав эту победу, Фарнак занял Понт, бывшее отцовское царство, и истребил римское население.

Тревожило Цезаря и положение в Риме. К тому времени (после победы при Фарсале) Цезарь был объявлен диктатором, но в его отсутствие Римом управлял Марк Антоний, действовавший по отношению к неугодным с позиции силы. В городе было множество нерешенных социальных проблем, включая извечные распри между должниками и кредиторами. Однако вместо того, чтобы заняться городскими делами, Антоний убыл в Кампанию, где зрело недовольство солдат, расквартированных близ Неаполя. Во время его отсутствия в Риме начались беспорядки: погромы, грабежи и насилия. Когда Антоний вернулся, сенат его обязал навести в столице порядок любыми средствами. По мнению Марка Антония, для этого следовало ввести в город войска и истребить сотни римлян, озлобленных своим бедственным положением, а зачинщиков беспорядков сбросить с Тарпейской скалы (отвесного утеса с западной стороны Капитолийского холма).

Происходившие в Риме события встревожили Цезаря, и все же прежде чем вернуться в столицу, он решил первым делом побывать в восточных римских провинциях, чтобы навести там порядок и обеспечить их безопасность. Успехи Фарнака наглядно продемонстрировали, что нестабильностью в римских провинциях и в землях, союзных Римскому государству, могут воспользоваться агрессоры и, прежде всего, Парфянское царство. Во время посещения восточных земель Цезарь также намеревался наградить тех людей, кто верно служил ему, и, что было совсем не лишним, пополнить свои денежные ресурсы.

Сначала Цезарь посетил Палестину, совершив длительный переход вдоль побережья Средиземного моря. Там он подтвердил права Гиркана II на царский престол и сан первосвященника, а Антипатру даровал статус римского гражданина. Этот статус получил и сын Антипатра Ирод. Цезарь, должно быть, встречался с этим молодым человеком, ставшим впоследствии царем Иудеи, который в пору своей всесильности придал новый блеск Иерусалимскому храму и с именем которого связана евангельская легенда об избиении младенцев в Вифлееме и «во всех пределах его».

В провинциях и землях по пути своего следования Цезарь собирал деньги, обещанные ими раньше Помпею за покровительство, а в Тире опустошил храм Геркулеса. Он также поощрял восточный обычай вручения золотых венцов проходящим через город победителям. Цезарь взимал эти поборы, как говорит его биограф Дион Кассий, не из корысти, а для содержания армии. Сам Макиавелли одобрил бы прямоту Цезаря по этому поводу:

Власть монарха зависит от двух слагаемых: армии и денег. Благодаря им она возникает, на них держится и за их счет возрастает. Армия нуждается в деньгах, а деньги добываются силой оружия. Потеря одной слагаемой приводит и к утрате другой[67].

Затем Цезарь побывал в Сирии, где уладил распри и разногласия между местными официальными лицами. Сирия граничила с Парфией, и Цезарю было необходимо обеспечить стабильность в этой провинции, равно как и ее безопасность. Проведя в Сирии несколько дней, он поставил во главе местного войска своего друга и родственника Секста Юлия Цезаря, а сам отправился в Киликию. Остановившись в Тарсе, главном городе этой провинции, Цезарь вызвал к себе представителей всех местных общин, а также людей, ранее поддерживавших Помпея, а затем отрекшихся от него после поражения полководца. Среди последних был Гай Лонгин Кассий, бывший командующий флотом Помпея (впоследствии возглавивший заговор против Цезаря). За Кассия вступился Брут, его шурин, и Цезарь благосклонно его простил. И напрасно, ибо, по словам Цицерона, Кассий уже тогда замышлял убить Цезаря.

Оставив Киликию, Цезарь прибыл в Галатию. Там к нему явился тетрарх Дейотар с покорной просьбой его простить за поддержку Помпея, к которой его принудили силой. Далее он сказал, что не его дело вмешиваться во внутренние дела Римского государства, союзником которого он неизменно являлся, а примкнул он к Помпею лишь потому, что в то время в его краях начальствовали Помпей и его сторонники и он был вынужден им подчиниться.

Цезаря пояснение Дейотара не убедило. Он заявил ему, что тот, принимая решение присоединиться к Помпею, должен был знать, что выступает против законной власти, ибо Цезарь в то время являлся одним из консулов. Все же Цезарь не стал наказывать Дейотара, оставив за собой право рассмотреть его дело в будущем, и лишь потребовал от него передать ему свое войско, которое и включил в свою армию.

Укрепив свою армию, Цезарь в августе 47 года направился в Понт, царство на севере Малой Азии. К тому времени в Понте воцарился Фарнак, сын Митридата Великого, разбивший войско легата Цезаря Домиция Кальвина. Когда Цезарь неожиданно появился у Зелы, города близ побережья Черного моря, Фарнак послал к нему своих представителей, которые сообщили, что царь Понта настроен миролюбиво и его единственное желание — сохранить независимость отцовского царства. Далее они подчеркнули, что Фарнак никогда не оказывал помощи помпеянцам. В заключение послы попросили Цезаря не предпринимать против Понта военных действий. Цезарь не внял их просьбе, заявив, что не может заключить мир с правителем, который, захватив Понт, истребил проживавших в стране римских граждан.

Фарнак и Цезарь стали готовиться к сражению. Холмистая местность определила их диспозицию: оба войска заняли по холму, отделенному друг от друга глубокой долиной протяжением около мили. Когда римляне еще занимались укреплением лагеря, производя шанцевые работы, Цезарь неожиданно увидел, что солдаты противника спускаются по крутому склону в долину.

Действия Фарнака привели Цезаря в изумление: ведь если противник намерен атаковать римский лагерь, солдатам Фарнака придется взбираться в гору, что поставит их в трудное положение. Вероятно, Фарнак просто хочет продемонстрировать свою силу и в долине остановит солдат. Однако солдаты противника тем же шагом, каким спускались в долину, стали подниматься на холм, занятый Цезарем. Не ожидая такой атаки, Цезарь был застигнут врасплох. Ему пришлось срочно отозвать солдат от работ и выстраивать войско. Римляне пришли в замешательство. Оно еще более увеличилось, когда их стали атаковать четырехконные царские колесницы с серпами. Но постепенно римляне обрели спокойствие духа и, восстановив боевой порядок, стали теснить противника, пользуясь своим более выгодным положением на холме. Солдаты Фарнака начали отступать по крутому склону холма, сбивая с ног тех, кто подпирал их сзади. В результате ожесточенного рукопашного боя римляне разбили противника. Цезарь настолько обрадовался быстрой победе, что позволил солдатам разграбить Зелу.

Сообщая о битве при Зеле в Рим одному из своих друзей, Цезарь выразил внезапность и быстроту этой победы тремя словами:

Veni. Vidi. Vici.

(Пришел. Увидел. Победил.)

На латыни эти слова, имеющие одинаковое окончание, создают впечатление убедительной краткости.

Из Понта Цезарь направился к побережью Средиземного моря, намереваясь наконец вернуться в Италию. По пути он собирал подати с подвластных Риму земель и вершил правосудие. Митридату Пергамскому, в благодарность за его военную помощь в Египте, Цезарь передал в управление часть Понтийского царства и часть Галатии, урезав этим последним владения Дейотара, которому к тому же пришлось изрядно раскошелиться за свои прегрешения. От более тяжкого наказания Дейотара спас Брут, заступившийся за своего бывшего делового партнера.

Отплыв в Италию, Цезарь высадился в Брундизии, где его возвращения ждал Цицерон. Тот одно время держал сторону помпеянцев и теперь опасался гнева диктатора, но все-таки счел за лучшее самому предстать перед ним. Цицерон зря опасался. Когда Цезарь увидел его на дороге, он спешился, бросился к Цицерону, по-дружески обнял его и довольно долго беседовал с глазу на глаз.

Когда Цезарь вернулся в Италию, ему пришлось рассматривать жалобы на Марка Антония. Мало того, что Антоний, находясь в Дальней Испании, не занимался государственными делами и злоупотреблял своим положением, он еще и вел разгульную жизнь. (Позже Цицерон обвинил Антония в том, что тот каждую столовую в доме превращал в питейное заведение, а каждую спальню — в бордель.) Цезарь ценил Антония, тот был одним из его ближайших сподвижников, но своими проступками на него бросал тень. Поэтому Цезарь отстранил его от занимаемой должности и запретил ему занимать государственные посты в течение ближайших двух лет. Этим Цезарь и ограничился: Антоний мог ему еще пригодиться.

Когда Цезарь вернулся в Рим, многочисленные римские должники стали питать надежды, что он аннулирует их долги, тем более что он сам был должен заимодавцам намного больше других. Однако Цезарь принял сторону кредиторов, римской финансовой олигархии, пояснив, что аннулирование долгов станет несправедливым, ибо пойдет на пользу больше всего ему самому. Но свои долги он так и не выплатил. Зато Цезарь пошел навстречу простому народу, снизив на год плату за жилье в Риме и расширив систему бесплатного распределения продовольствия.

Находясь в Риме, Цезарь собирал деньги для своей следующей военной кампании, продавая с аукциона собственность своих богатых побежденных противников. Марк Антоний надеялся, что Цезарь подарит ему поместье Помпея, но Цезарь потребовал за него полную стоимость. Исключение он сделал лишь для Сервилии, своей бывшей возлюбленной, продав ей за бесценок дорогостоящее имение. Когда многие удивлялись этой неслыханной дешевизне, Цицерон остроумно заметил: «Чем плоха сделка, коли третья часть остается за продавцом?» Дело в том, что Сервилия, как считали, свела с Цезарем свою дочь Терцию[68].

Наконец, Цезарь занялся реорганизацией государственной власти. Срок его диктаторских полномочий заканчивался, и он добился избрания себя консулом на 46 год вместе с преданным ему, но недалеким Марком Лeпидом. Чтобы вознаградить за верную службу своих сторонников, Цезарь увеличил число преторов и жрецов, а свободные сенаторские места заполнил центурионами и наиболее отличившимися солдатами, чем привел в шок консервативный нобилитет.

Когда Цезарь уже собирался в Африку, чтобы разбить стоявшие там войска помпеянцев, ему сообщили, что его легионы, расквартированные в Южной Италии, по собственному почину направляются в Рим, чтобы выразить недовольство своим положением. Многие солдаты служили Цезарю долгие годы, так и не получив обещанных премиальных, земельных наделов и долгожданного увольнения. Солдаты любили Цезаря, верно ему служили, но они устали от нескончаемых войн. Людям, которым не исполнилось еще и двадцати, когда они поступили на военную службу, теперь было около тридцати. Они хотели получить земли, жениться и иметь достаточно серебра, чтобы тратить в местных тавернах. Они долго терпели, но всякому терпению приходит конец. Когда солдаты подошли к Риму, они разбили лагерь у городских стен и заявили, что не двинутся с места, пока не получат то, что им причитается за долгие годы службы.

Цезарь отправился в лагерь мятежных легионеров один и неожиданно для солдат появился на возвышении в центре лагеря. Когда вокруг него собрались солдаты, он их спокойно спросил, чего они добиваются. Солдаты были настолько поражены его появлением, что не упомянули ни о деньгах, ни о земельных наделах, а только стесненно спросили, когда их уволят, как им давно обещали. Задав этот вопрос, солдаты смотрели на Цезаря, как провинившиеся ученики на учителя, и ожидали, что он начнет их бранить, винить в трусости и говорить, что они недостойны служить в римской армии, но Цезарь лишь проронил: «Я вас увольняю».

Солдаты, которые сражались с ним бок о бок против диких германцев и галлов, переплывали вместе с ним море к берегам неведомой Британии и бились с ним против врагов от побережья Атлантики до улиц Александрии, утратили дар речи. Наступило тягостное молчание. Наконец Цезарь холодно сообщил, что солдаты получат все, что он им обещал, после похода в Африку, который он предпримет с другими легионерами. Солдаты пришли в смятение, начали переглядываться, и тут Цезарь их совсем огорошил, назвав не как обычно, «товарищами», а «гражданами». Солдаты пошли на попятный.

Они стали уверять Цезаря, что охотно последуют за ним в Африку или в любое другое место по его усмотрению, а если он не возьмет их с собой, то они не снесут позора. Цезарь ничего не ответил и стал медленно спускаться с помоста. Тогда солдаты Десятого легиона крикнули Цезарю, что, раз они злоупотребили его доверием, он может предать казни любое число солдат из их легиона, отобранных им по жребию. Помедлив, как бы раздумывая, Цезарь вернулся на возвышение. Он заявил солдатам, что их прощает, и дал обещание, что после похода в Африку он всех рассчитает по справедливости и наделит земельным участком. Воздух огласился торжествующим ревом. Солдаты бурно радовались тому, что возвратили доверие своего командира.

В декабре 47 года Цезарь наконец отправился в Африку, взяв с собой на первых порах всего лишь один только что набранный легион и несколько сотен конников. С этим войском он сделал остановку в Сицилии, в приморском городе Лилибее (современной Марсале). Солдаты ужасались предстоявшему переходу в Африку по бурному в зимнее время Средиземному морю. Чтобы успокоить солдат, Цезарь решил принести жертву богам, но случилось так, что жертвенное животное убежало из-под ножа, что солдаты расценили как зловещее предзнаменование. Но никакие суеверия и гадания не могли вынудить Цезаря оставить или отложить предприятие, и он распорядился раскинуть свою палатку на морском берегу, а солдатам повелел быть готовым к отплытию.

И все же Цезарю приходилось считаться с суевериями солдат. В Африке одним из военачальников помпеянцев был Сципион, и среди солдат ходил слух, что, согласно пророчеству, роду Сципионов суждено неизменно брать верх над своими врагами в Африке, недаром Сципион Африканский одолел непобедимого Ганнибала на его территории. Узнав об этом, Цезарь, видно, желая истолковать пророчество в свою пользу и умерить страхи солдат, решил ставить в бою в первых рядах своей армии своего Сципиона — Сципиона Салютиона, представителя той же знаменитой фамилии, но во всех других отношениях человека ничтожного.

Цезаря держала на Сицилии непогода: в море бушевал шторм. Но, несмотря на непогоду, к Цезарю подошло подкрепление из Италии в составе нескольких легионов. Наконец он не выдержал и приказал солдатам садиться на корабли. Капитаны судов спросили его, к какому пункту идти, но Цезарь не знал, какие гавани в Африке не заняты неприятелем, и потому приказал просто идти к африканскому берегу, надеясь, что на месте определит, где высадиться на берег.

Шторм раскидал корабли по морю, и когда Цезарь бросил якорь у Гадрумета (города в современном Тунисе), то к нему присоединились только несколько кораблей с лишь одним легионом и небольшим числом конников. Сходя с корабля на берег, Цезарь неожиданно оступился и прилюдно упал, что могли счесть зловещим предвестием, но он сумел обернуть свою неуклюжесть себе на пользу, воскликнув: «Ты в моих руках, Африка!», чем, несомненно, поднял дух у солдат.

Цезарь разбил свой лагерь вблизи Гадрумета, где стоял гарнизон неприятеля под командованием Гая Консидия. Цезарь объехал город и, к своему неудовольствию, убедился, что он представляет собой хорошо укрепленную крепость. Тогда Цезарь решил вступить в переговоры с Консидием в расчете на то, что тот сдастся без боя. Изложив в письме это дерзкое предложение, он послал к Консидию пленного. Когда этот пленный прибыл в стан неприятеля, Консидий спросил у него: «От кого письмо?» Тот ответил: «От императора Цезаря». Тогда Консидий высокомерно сказал: «В настоящее время у римлян только один император — Сципион», после чего приказал нарочного убить.

Посчитав нецелесообразным осаждать Гадрумет, Цезарь свернул свой лагерь и направился к Лептис Магне, другому приморскому городу, где надеялся дождаться остальных своих кораблей с солдатами на борту. На марше римлян внезапно атаковали нумидийские конники царя Юбы, но римляне сумели отбить атаку, и нумидийцам пришлось отступить, понеся большие потери.

Конники царя Юбы атаковали войско Цезаря и в дальнейшем. Они неожиданно появлялись, как призраки, наносили удар и растворялись в пустыне. Однажды ночью, когда небольшой отряд римлян отдыхал у костра и глазел на невесть откуда взявшегося ливийца, который развлекал солдат пляской, подыгрывая себе на флейте, на отряд напали нумидийские всадники, и только подошедшее подкрепление во главе с Цезарем спасло отряд от разгрома.

Вскоре в Лептис Магну наконец пришли отставшие корабли, пополнив пешие и конные силы Цезаря. Но у него стало не хватать продуктов питания. Тогда он отправил за продовольствием несколько кораблей на Сицилию и Сардинию. Тем временем солдат Цезаря одолевали вопросы. Каковы планы Цезаря? Что они будут есть? Разве им справиться с огромной армией неприятеля? И только Цезарь излучал спокойствие и уверенность в своих силах, что придавало солдатам уравновешенность и надежду, что знания и ум их полководца помогут им преодолеть все трудности и невзгоды.

Рассудив, что посланные за продовольствием корабли вернутся не скоро, Цезарь сам с несколькими когортами отправился по крестьянским дворам, надеясь пополнить свои продовольственные запасы. Когда Цезарь отошел от лагеря на несколько миль, его разведчики ему доложили, что впереди неприятель. Вскоре Цезарь увидел большое облако пыли, которое стремительно приближалось. То были нумидийские всадники, да еще в огромном числе. Отступать было бессмысленно, и Цезарь приказал приготовиться к бою.

Нумидийской конницей командовал Лабиен, самый талантливый легат Цезаря из тех, что воевали с ним в Галлии. Однако после перехода Цезарем Рубикона Лабиен перешел в стан помпеянцев и стал самым неистовым врагом Цезаря. Во время Гражданской войны Помпей сражался за свой престиж, Катон отстаивал устои Республики, а Лабиеном движила зависть к Цезарю. В другой период римской истории Лабиен мог бы стать выдающимся полководцем, но ему приходилось долгое время сражаться под знаменами Цезаря, и Лабиену казалось, что тот присваивает всю его славу себе. Перейдя в стан помпеянцев, Лабиен стремился превзойти Цезаря, а еще лучше — осилить его в бою, и вот теперь такой случай ему представился.

Нумидийцы намного превосходили числом войско Цезаря, и легионеры начали отступать, а то и спасаться бегством. Но Цезарь не падал духом. Говорят, что во время этого боя он ухватил за шею бежавшего со всех ног знаменосца и повернул его кругом со словами: «Вон где враги!»

Чтобы покончить с противником, Лабиен приказал окружить войско Цезаря, обойдя его с флангов. Маневр удался, и Цезарю пришлось выстроить свое войско в две линии, которые теперь сражались «спина к спине». Уверенный в победе, Лабиен верхом разъезжал у первых рядов сражавшихся и наконец позволил себе посмеяться над солдатами Цезаря: «Как вы там, новобранцы? Да на вас нет лица! Даже и вас Цезарь одурачил своими речами? На большую опасность он, по правде сказать, толкнул вас. Я вас жалею»[69].

Тогда один из солдат сбросил с головы шлем, чтобы Лабиен мог узнать его, и, заявив, что он вовсе не новобранец, а ветеран знаменитого Десятого легиона, метнул в Лабиена копье. Оно угодило в лошадь, и Лабиен покатился в пыль.

Цезарь не успел наладиться мгновением, поскольку нумидийцы унесли Лабиена с поля. Он понимал, что единственная надежда — взайти на близлежащий холм, и потому приказал своим солдатам медленно отступать, сохраняя строй «спина к спине». Многие пали под вражескими копьями и стрелами, но все же до наступления сумерек Цезарь и его войско достигли возвышенности. Тут уже пехота имела преимущество перед конницей, и легионеры наконец смогли закрепиться и отбросить солдат Лабиена. В конце концов противник отступил, Цезарь вернулся в свой лагерь, сознавая, что лишь милостью богов его войско в этот день избегло сокрушительного разгрома.

Хотя Лабиену не удалось одержать победу, он был доволен исходом боя, ибо, как посчитал, сумел продемонстрировать своим людям, что с Цезарем, легендарным римским военачальником, можно сражаться. Выступая на сходке перед солдатами, Лабиен заявил, что даже одна нумидийская конница может справиться с войском Цезаря, которому воевать в пустыне не приходилось. А кроме конницы, говорил Лабиен, в армии оптиматов тысячи римских легионеров, большое число наемников из Галлии и Германии, а также сотня с лишним слонов. Лабиен уверил своих людей, что Цезаря нечего опасаться, ибо тот едва унес ноги, когда ему дали всего лишь небольшое сражение.

Неудача Цезаря воодушевила его противников. В Сирии бывший помпеянец Цецилий Басс убил Секста Цезаря и захватил власть в этой провинции. В Риме Цицерон воодушевленно воспринял слухи о поражении Цезаря и разложении его войска. Но эти слухи не соответствовали действительности. Хотя солдаты Цезаря недоедали и были измотаны не только стычками с неприятелем, но и постоянными шанцевыми работами, поскольку Цезарь то и дело разбивал новый лагерь, они не утратили веру в своего командира и даже не пали духом, когда во время сильной грозы у солдат Пятого легиона засветились сами собой острия метательных копий.

Тем временем к Цезарю прибыло новое подкрепление, а с ним поступило и продовольствие. Кроме того, его войско постоянно росло за счет перебежчиков, не желавших сражаться против своих бывших товарищей. Цезарь умело играл на таких настроениях, во всеуслышание называл Сципиона и других оптиматов из лагеря неприятеля данниками и слугами нумидийского царя Юбы, а также обещал каждому, кто присоединится к нему, такое же жалованье, что у его солдат. Цезарь даже сумел добиться поддержки четулов (одного из местных племен), сыграв на том, что он родственник Гая Мария, которого те с благодарностью вспоминали за его покровительство. Помог Цезарю и Бокх, царь Мавритании. Он вторгся с запада в пределы Нумидии, вынудив Юбу по крайней мере на время отказаться от действенной помощи Сципиону, чтобы выступить на защиту своих земель.

Африканская война вяло тянулась в первые месяцы 46 года, и ни одна из сторон не могла добиться решающего преимущества. После сражения с конницей нумидийцев в противостоянии Цезаря с неприятелем не случилось ничего примечательного. Сципион с Лабиеном отваживались только на небольшие стычки с противником. Но затяжная война, и даже победа за счет огромных потерь, была не на руку Цезарю. Требовалась убедительная победа над оптиматами, чтобы его политические противники раз и навсегда замолчали. Но хотя Цезарю было несвойственно промедление, он не решался дать генеральное сражение неприятелю до подхода всех ожидавшихся подкреплений.

Подкрепления подходили, но медленно. А один корабль с легионерами на борту был захвачен солдатами Сципиона. Этот военачальник армии оптиматов решил этих пленных влить в свое войско. Когда они перед ним предстали, Сципион похвалил их за храбрость, проявленную ими на службе у Цезаря, и уверил, что не гневается на них, поскольку они были лишь пешками в политических играх, влиять на которые не могли. Затем он предложил им вступить в свою армию и стать настоящими патриотами, за что обещал сохранить им жизнь и богато вознаградить. Сципион был уверен, что пленники примут его предложение, но он просчитался.

Ему за всех ответил центурион Четырнадцатого легиона: «За твою великую милость, Сципион (императором я тебя не называю), мы тебе благодарны, так как ты нам, военнопленным, обещаешь жизнь и пощаду. Может быть, мы бы воспользовались твоим предложением, если бы к нему не присоединилось величайшее преступление. Мы никогда не поднимем оружие против Цезаря»[70].

После этого центурион предложил Сципиону выбрать из его войска одну когорту, которую тот считает наиболее храброй, и дать ей сразиться с ним и его девятью товарищами, чтобы воочию посмотреть, на что способны солдаты Цезаря.

Разгневанный Сципион приказал казнить пленных.

В начале апреля Цезарь решил рискнуть и дать сражение неприятелю. К тому времени из Италии к Цезарю прибыло новое подкрепление, но его войско все еще уступало числом армии Сципиона, в которую вновь влилась конница царя Юбы, вернувшегося из похода на запад. Требовалось втянуть Сципиона в сражение на условиях, которые сведут на нет его преимущество в численности войска.

Четвертого апреля Цезарь подошел к приморскому городу Тапсу и начал его осаду. В Тапсе стоял гарнизон оптиматов под командованием Вергилия, который, как только Цезарь подошел к городу, обратился за помощью к Сципиону. Сципион посчитал, что настал его час. Тапс, подобно Александрии, находился на мысе, с западной стороны которого было море, а с восточной — соленое болото. Сципион рассудил, что если взять войско Цезаря в клещи и отрезать ему пути к отступлению, то с ним будет покончено. Поэтому он приказал Юбе и своему легату Афранию занять позиции южнее болота, чтобы блокировать отступление Цезаря, а сам двинулся навстречу противнику с запада, имея в составе своего войска несколько легионов, конницу и слонов.

Диспозиция неприятеля Цезаря не смутила. Хотя Цезарь и рисковал, он не сомневался в победе. Полоса земли, по которой предстояло наступать Сципиону, была такой узкой, что он не мог разместить в первой линии большое число солдат. Этот классический маневр спартанцы использовали при Фермопилах, а афиняне — при Саламине; впрочем, он грозил обернуться разгромом, если враг все же сумеет прорваться.

Утром 6 апреля Цезарь и Сципион были готовы к бою. Свою ударную силу, слонов, Сципион разместил на флангах. Но слоны были достаточно уязвимы и, получив ранения, становились неуправляемыми. Но с ними, несомненно, приходилось считаться, и Цезарь поставил на своих флангах испытанных ветеранов.

Когда Цезарь перед боем обходил свое войско, он заметил, что солдаты противника суетятся, снуют туда-сюда и, видно, чувствуют себя неуверенно. Легаты Цезаря тоже обратили на это внимание и предложили ему немедля дать сигнал к бою. Цезарь колебался, раздумывая, но тут, без его приказа, на правом фланге сами солдаты заставили трубача затрубить. По этому сигналу все когорты со знаменами понеслись на врагов, хотя центурионы грудью загораживали солдатам дорогу и силой удерживали их от самовольной атаки. Когда Цезарь увидел, что остановить солдат невозможно, он дал сигнал к наступлению и поскакал на врага. Хотя атака и была самочинной, она увенчалась полным успехом.

Не помогли Сципиону и слоны. Стрелки из лука и пращники осыпали их градом стрел и камней, и слоны повернули назад, круша всех и вся на своем пути. Правда, один раненый слон бросился на невесть как оказавшегося на поле боя обозника Цезаря и задавил его до смерти. Несчастного попытался спасти вооруженный ветеран, но слон обвил его хоботом и поднял кверху. Тогда солдат изловчился и изо всей силы ударил слона мечом. Тот заревел от боли, бросил человека наземь и убежал, не разбирая дороги.

Сражение завершилось полной победой Цезаря: армия оптиматов потеряла десять тысяч убитыми. Сципион спешно отплыл в Испанию, но его судно потерпело кораблекрушение, и он утонул. Консидий бежал в царство Юбы, но был убит по дороге. Не пощадила судьба и самого Юбу. Все общины отказали ему в приеме, и тогда Юба и его приятель, военачальник Петрей, бывший легат Помпея, сначала устроили себе пышный пир, а потом затеяли поединок на мечах со смертельным исходом. Среди тех немногих, кто добрался до Африки, был и Лабиен.

Цезарь пощадил почти всех, кто сдался ему, включая Марка Варрона, вторично проявив к нему милосердие, вероятно, учтя его исключительный вклад в науку. А вот Афрония, который, как и Варрон, сражался против него в Испании и был тогда им прощен, Цезарь без суда предал смерти.

Единственным человеком, который после победы Цезаря отказался бежать и не думал просить у него пощады, был Катон, непоколебимый республиканец. Он стоял с небольшим гарнизоном в Утике, городе к северу от древнего Карфагена. Хотя жители города поддерживали партию Цезаря (вследствие льгот, предоставленных им Юлиевым законом), Катон делал все возможное для благополучия и безопасности горожан.

Победа Цезаря над войском Сципиона при Тапсе Катона, разумеется, ужаснула, ибо он ее счел победой над республиканскими идеалами, но за себя он не боялся. Он знал, что Цезарь с радостью его пощадит, проявив показное великодушие, но милосердие Цезаря было для него хуже смерти. Катон не стал преследовать тех, кто собирался сдаться на милость Цезарю, и даже наделил горожан деньгами за счет городской казны, после чего произнес прощальную речь.

Сын и друзья Катона решили, что он собирается лишить себя жизни, и унесли из дома его все имевшееся оружие. Однако в ближайшую ночь Катон все же покончил с собой. После ужина со своими друзьями он отправился спать, взяв с собой диалог Платона «Федон», чтобы почитать перед сном. В этом диалоге рассказывается о том, как обреченный на смерть Сократ, перед тем как испить чашу с ядом, рассуждает о природе души. Прочитав книгу, Катон достал нож, спрятанный им в одежде, и ударил себе в живот. Но от удара он не скончался и в предсмертных муках упал с кровати. На шум в спальню вбежали рабы, а по их зову — сын и друзья Катона. Срочно позвали лекаря, тот заправил кишки, зашил рану и наложил повязку. Однако когда Катон пришел в чувство, он собственными руками сорвал повязку и испустил дух.

Когда Цезарь узнал о смерти Катона, своего политического противника, с которым долгое время боролся, но которого тем не менее уважал, он промолвил: «Катон, ненавистна мне твоя смерть, потому что и тебе ненавистно было принять от меня спасение»[71].

Успешно завершив войну в Африке, Цезарь наградил тех, кто верно служил ему, а на города, которые сопротивлялись ему, наложил контрибуцию: на Гадрумет — три миллиона сестерциев, на Тапс — два миллиона, а Лептис Магну обязал поставлять ежегодно Риму три миллиона фунтов оливкового масла. 13 июня 46 года Цезарь отплыл из Африки на Сардинию. Там он провел несколько дней, после чего отправился в Рим, куда прибыл во второй половине июля спустя несколько дней после своего пятьдесят четвертого года рождения.