1937–1938 годы: выжидание и этническая экспансия

1937–1938 годы: выжидание и этническая экспансия

30 января 1937 года, ровно через четыре года после своего прихода к власти, Гитлер объявил, что время сюрпризов миновало. Действительно, на протяжении следующего года во внешней политике Германии не случилось ничего неожиданного.

Фюрер в основном занимался грандиозными преобразованиями в Берлине, Мюнхене и Нюрнберге. Он принял у себя огромное число высокопоставленных иностранных представителей – бывшего главу партии лейбористов Лэнсбери, герцога Виндзорского (он же бывший король Эдуард VIII, отрекшийся от престола) с супругой, агу-Хана, вождя английских фашистов сэра Освальда Мосли (его свадьбу с Дианой Митфорд праздновали в доме Геббельса), наконец, бывшего вице-короля Индии и хранителя королевской печати лорда Галифакса.

Событием года стала Всемирная Парижская выставка, открывшаяся в конце мая; немецкий павильон, воздвигнутый Шпеером, находился точно напротив павильона Советского Союза. На церемонии открытия Германию представлял Шахт. Геринг, несмотря на занятость в связи с руководством Четырехлетним планом, продолжал свою дипломатическую деятельность и посетил Италию, Польшу и страны Юго-Восточной Европы. Кроме того, он принимал у себя, в роскошном имении Каринхалл, заграничных гостей высокого ранга. Нойрат также совершил несколько зарубежных поездок.

Риббентроп, назначенный послом в Лондон, устроил по случаю коронации короля Георга VI торжественный прием в заново отстроенной резиденции. Среди приглашенных были брат короля герцог Кентский с супругой, министр финансов Невилл Чемберлен, министр иностранных дел Энтони Иден, хранитель печати лорд Галифакс, министр обороны Дафф Купер, государственный секретарь по международным вопросам Ванситтарт, а также несколько французов – министр иностранных дел Ивон Дельбо и начальник Генерального штаба армии генерал Гамелен. На этом вечере (как и некоторое время спустя в Париже, в рамках Недели культуры) была представлена великолепная музыкальная программа, что должно было напомнить присутствующим о «вечной Германии» – стране музыки и искусств – и заставить их забыть о возможных упреках в адрес Третьего рейха.

В центре международных событий года были Гражданская война в Испании, японская агрессия в Китае и громкие судебные процессы в Советском Союзе. С точки зрения Гитлера и его министра пропаганды, организация этих процессов являлась свидетельством безумия Сталина, которого они называли «человеком с больным мозгом». «Мы хотим оградить Европу от этой чумы, – восклицал Геббельс. – Европа, проснись!»

Однако ни англичане, ни тем более французы не желали ничего замечать, хотя сами, как утверждал Геббельс, находились под угрозой большевизма. Только газетный магнат Ротермер выступал за англо-германский альянс, от которого, несмотря ни на что, как это многократно подчеркивал Геббельс, обе страны были весьма далеки. Кого следовало в этом винить? С одной стороны, Энтони Идена, эту «раковую опухоль» европейской политики; с другой – посла Риббентропа, выскочку и сноба, который громоздил в Лондоне ошибку на ошибке и к тому же дурно информировал фюрера.

В январе Гитлер высказался в том смысле, что у него впереди еще шесть лет. 23 февраля он предсказал, что мировая война разразится через шесть лет; за пятнадцать лет он обещал ликвидировать последствия Вестфальского мира. 13 марта он заговорил о крутом повороте в дипломатии. Разве не Муссолини – единственный, на кого можно реально рассчитывать? Ему следовало оказать царский прием. И приезд дуче, тщательно организованный Геббельсом, действительно превратился в триумфальное празднество. Результаты не заставили себя ждать. В ноябре 1937 года Италия примкнула к Антикоминтерновскому пакту, а в декабре вышла из Лиги Наций; отныне немецкая пресса говорила исключительно о Женевском соглашении.

Весьма туманные заявления лорда Галифакса о «всеобщем урегулировании» в Европе, в рамках которого можно было бы также обсудить колониальные притязания Германии, были восприняты нацистскими главарями как ловкий ход, имевший целью вернуть Германию в Лигу Наций и принудить к разоружению. «Мы принципиально стремимся к тому, чтобы становиться все сильнее и сильнее, – записал Геббельс. – Заграница должна научиться нас уважать».

Во время совещания в канцелярии 5 ноября 1937 года Гитлер изложил армейским руководителям (фон Бломбергу, фон Фритшу, Герингу и Редеру), а также Нойрату свою оценку международного положения и перечень необходимых мер. Официального протокола этого заседания не существует, сохранился лишь протокол, составленный несколько дней спустя на основе личных записей заместителя представителя армии при Гитлере полковника Хоссбаха. Этот документ содержит лишь конспективное изложение длинной речи фюрера и выступлений участников встречи. На Нюрнбергском процессе он стал одним из ключевых материалов обвинения.

Главной темой совещания стали нехватка сырьевых ресурсов и соперничество между разными службами вермахта, каждая из которых стремилась отхватить себе львиную долю общего пирога. Бломберг ждал от Гитлера полной ясности в решении этого вопроса. Однако, вместо того чтобы остановиться на указанных проблемах, Гитлер пустился в бесконечный монолог о целях дипломатии рейха и, вспомнив свои излюбленные темы – автаркию, международную торговлю, нехватку жизненного пространства, – заговорил о шансах на успех экспансионистской политики. Как и в начале 1920-х годов, он назвал «двух непримиримых врагов Германии – Англию и Францию, для которых присутствие могучего немецкого колосса в центре Европы подобно ране в боку». Однако по причине трудностей, связанных с проведением колониальной политики, неудач на Дальнем Востоке и трений с Италией на Средиземном море, вызванным войной в Испании, Англия не захочет вступать в вооруженный конфликт с Германией. Что касается Франции, то она, слишком занятая устранением внутренних неурядиц, ничего не станет предпринимать без своей соседки за Ла-Маншем. Решение всех этих проблем возможно только с применением силы. Когда и каким образом должна действовать Германия? Гитлер наметил три возможных сценария.

По первому следовало подождать до 1943–1945 годов: «после этого любые перемены будут нам во вред», так как немецкое могущество ослабнет, продовольственный кризис усилится, нацистские вожди постареют, тогда как другие страны окрепнут. Таким образом, фюрер полагал – если будет жив – полностью решить проблему жизненного пространства «самое позднее в 1943–1945 годах».

Удобным предлогом мог послужить острый внутренний кризис во Франции, что помешает французской армии вмешаться в ход событий. Тогда настанет пора «выступить против Чехословакии». Если Франция ввяжется в войну против другого государства и, следовательно, не сможет выступить против Германии, тогда нужно будет «одним ударом добить Чехословакию и Австрию, тем самым обезопасив себя от флангового удара, если мы двинемся на запад».

Согласно все тому же протоколу Хоссбаха, фюрер придерживался мнения, что Англия и Франция уже «тайно вычеркнули Чехословакию из всех списков и смирились с мыслью, что рано или поздно этот вопрос будет решен с помощью Германии». Что касается Италии, то она не станет протестовать против вторжения в Чехословакию; напротив, «предвидеть, как она будет реагировать по отношению к Австрии», пока невозможно – все будет зависеть от того, как долго продержится дуче. В отношении Польши и Советского Союза «решающее значение будет иметь стремительность наших действий и эффект неожиданности».

Третий сценарий имел наибольшее количество шансов осуществиться в ближайшем будущем с учетом напряженности в Средиземноморском регионе, и Гитлер был готов уже начиная со следующего года использовать его в полном объеме. Гражданская война в Испании, полагал он, продлится еще три года, и в интересах Германии, чтобы она длилась как можно дольше. Он считал возможным развязывание англо-итало-французской войны и надеялся воспользоваться ею как предлогом для «молниеносного» нападения на Чехословакию.

Генералы Бломберг и Фритш предостерегли его против вероятного союза двух демократических государств против Германии. Фритш также высказал сомнение в том, что Франция останется безучастной в случае войны с Италией; Бломберг напомнил о существовании мощных заграждений на чехословацкой границе, а Фритш потребовал провести их экспертную оценку. С учетом обстоятельств шеф армии даже согласился отказаться от запланированного отпуска, но Гитлер успокоил его, уточнив, что война начнется не завтра – этого события придется подождать до лета 1938 года.

По своему обыкновению, канцлер ловко избежал необходимости вмешиваться в спор между представителями разных родов войск, посвятив их представителей в свои планы, поданные в качестве гипотез. Тем не менее ему удалось посеять сомнения в сути своих намерений. Нойрат даже попросил освободить его от занимаемой должности, на что Гитлер ответил отказом. Со своей стороны, Бломберг, с июня работавший над так называемой зеленой директивой, имевшей оборонительный характер, 21 декабря внес в нее изменения, предполагавшие наступательные действия в Чехословакии. Делал он это с одобрения фюрера и с учетом замечаний, высказанных генералами и Нойратом, с тем чтобы максимально снизить западную угрозу.

Итак, 1937 год не принес альянса с Великобританией, и Гитлер встал перед необходимостью изменения первоначальных планов. В 1934 году он уже говорил о том, что могут понадобиться «короткие и решительные удары на западе», прежде чем можно будет повернуться на восток. В этой перспективе следовало прежде всего обеспечить безопасность флангов на юго-востоке, убрав с карты мира Чехословакию и Австрию. Преимуществом этих действий было бы то, что их можно было предпринять под предлогом проведения «антиверсальской» политики, заодно объединив всех немцев под крылом «великого рейха», как и провозглашала программа НСДАП. Гитлер мог рассчитывать на поддержку элит и немецкого народа. Момент казался самым подходящим, поскольку Франция и Великобритания еще не успели далеко продвинуться по пути перевооружения. К тому же общественное мнение в этих странах, настроенное пацифистски, сводило к минимуму вероятность того, что они возьмут на себя инициативу развязывания войны. Прочими благоприятными факторами были: Гражданская война в Испании и Антикоминтерновский пакт (хотя он так и не превратился в трехстороннее соглашение по причине расплывчатости формулировок и неприсоединения Италии к секретным статьям).

Таким образом, Гитлер был готов действовать, едва подвернется возможность. И она подвернулась – раньше, чем он думал, и совершенно неожиданная. Геринг и Геббельс неустанно трудились в Австрии, превращая обстановку в стране во взрывоопасную. Здесь велась оголтелая нацистская пропаганда, а созданное туристическое бюро быстро обрело черты «германского центра».

В июле 1937 года Вильгельм Кепплер – доверенное лицо крупных промышленников и советник Гитлера по экономическим вопросам – был назначен координатором НСДАП для проведения любых акций в поддержку аншлюса. Это назначение красноречиво свидетельствовало о том, что экономические интересы начинают играть не меньшую роль, чем соображения стратегического и государственного характера. Германия страдала от нехватки сырья и валюты, тогда как австрийский потенциал представлял многочисленные выгоды: золотовалютный запас в размере 400 млн шиллингов; 600 тыс. безработных, в том числе тысячи высококвалифицированных рабочих (в Германии уже ощущался дефицит рабочей силы); природные ресурсы (железорудные минералы, древесина, нефть, марганец); значительные по мощности гидростанции.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что Геринг проявлял к Австрии столь пристальный интерес. 11 ноября 1937 года он писал государственному секретарю по международным вопросам Гвидо Шмидту, призывая того к объединению с Германией в дипломатической, экономической и военной сферах с целью создания таможенного и валютного союза (подобный союз не смог сложиться в 1931 году из-за противодействия держав, подписавших Версальский договор). Чтобы дать повод немецкому вторжению, вернее, спровоцировать его, австрийские нацисты запланировали организацию массовых беспорядков, включая возможное убийство фон Папена – специального уполномоченного представителя рейха в Вене.

После того как был улажен конфликт между Бломбергом и Фритшем (а возможно, и с целью отвлечь общественное внимание), Гитлер при поддержке Геринга и представителей крупной тяжелой и химической промышленности счел, что пора ускорить процесс сближения обеих стран. Канцлер Австрии Шушниг, на которого все сильнее давили и внутренние, и внешние силы, решил, что у него нет иного выхода и 12 февраля 1938 года прибыл в Берхтесгаден. Чтобы придать встрече более «воинственный» вид, Гитлер пригласил на нее Кейтеля и двух мюнхенских генералов – армии и авиации – Рейхенау и Шперрле.

Фон Папен выехал в Зальцбург, где встретил Шушнига, Гвидо Шмидта и его адъютанта и сопроводил их до Бергхофа. Гитлер поджидал их у подножья лестницы. Канцлеры удалились в кабинет на втором этаже; Риббентроп, Шмидт и Папен собрались в холле на первом; генералы присутствовали только на обеде. Позже Гитлер и Шушниг спустились вниз. Австрийцы уехали поздно вечером, не оставшись на ужин.

Гитлер практически предъявил Шушнигу ультиматум: полное подстраивание Австрии под Германию, отставка начальника Генерального штаба генерала Янса, известного враждебным отношением к нацизму, обмен офицерами, оживление торгового обмена, но главное – назначение нациста Артура Зейсс-Инкварта на пост главы ведомства безопасности. Уже 15 февраля Гитлеру сообщили, что австрийцы принимают «соглашение в Берхтесгадене»; на следующий день было опубликовано заявление о новом составе австрийского правительства: Зейсс-Инкварт занял в нем пост министра внутренних дел и безопасности.

Хотя фюрер отныне пребывал в убеждении, что австрийский вопрос будет решен без применения силы, вблизи австрийской границы прошли военные учения, призванные придать весомость его угрозам. Зейсс-Инкварт сразу после своего назначения прибыл в Берлин, где получил указания непосредственно от Гитлера и Фритша. В Австрии эти события вызвали панику и массовое бегство капиталов за границу.

Последний акт драмы начался 9 марта, когда Шушниг объявил о том, что на 13-е назначено проведение плебисцита по вопросу независимости Австрии, – по его собственному признанию, он намеревался побить Гитлера его же оружием. Фюрер получил эту информацию благодаря своему эмиссару в Австрийской нацистской партии, так как австрийский канцлер поставил в известность о своей инициативе только Италию, Францию и Англию.

После этого события стали развиваться в ускоренном темпе. В военном отношении заранее ничего не было известно. Бывшая директива, именовавшаяся спецакцией Отто, была преобразована в предприятие Отто. Она не оставляла никаких сомнений относительно намерений Гитлера: «Если иных мер окажется недостаточно, я готов войти в Австрию с войсками. Все предприятие осуществляется по моему приказу. В наших интересах добиться, чтобы операция прошла мирно и с согласия населения. […] В случае сопротивления любые его попытки должны быть подавлены силой оружия без малейших колебаний».

Под «иными средствами» следовало понимать ряд ультиматумов, предъявленных Шушнигу Зейсс-Инквартом и немецким военным атташе в Вене. Геринг не отходил от телефона. Именно он принудил Шушнига вечером 11 марта подать в отставку. Австрийский президент отказался назначить Зейсс-Инкварта новым канцлером. Когда он все-таки уступил давлению, было уже слишком поздно. Нацисты заняли все ключевые посты. С подачи Геринга Зейсс-Инкварт обратился к нему с телеграммой, требуя от немецкого правительства прислать войска. Поскольку он все еще колебался, Геринг сам продиктовал ему текст телеграммы.

Утром в субботу, 12 марта, Гитлер вылетел из Берлина (Темпельхофа) в Мюнхен (Обервизенфельд), там пересел на машину и поехал в Мюльдорф-на-Инне, куда прибыл к полудню. Его уже ждали генерал фон Бок, командующий 8-й армией, наспех сформированной из стоящих в Баварии частей, и моторизованная бригада Лейбштандарте СС «Адольф Гитлер». Бок представил свой доклад: за последние два часа немецкие войска пересекли границу Австрии, где были с восторгом встречены населением, бросавшим солдатам цветы. Тогда Гитлер решил продолжить поездку до Линца. На границу, проходящую неподалеку от Браунау-на-Инне (его родного города), он приехал около трех часов дня. От Линца, где его ждал Зейсс-Инкварт, его отделяли 120 километров, и этот путь превратился в настоящее триумфальное шествие. Чтобы пробраться к зданию мэрии, с балкона которого он собирался произнести речь, ему пришлось проталкиваться сквозь плотную толпу народа. В тот вечер он решил, что не будет ограничиваться «полумерами». Немецкий государственный секретарь по вопросам внутренней политики Вильгельм Штукарт получил приказ разработать проект закона «о воссоединении Австрии с рейхом», который тут же был подписан. На 10 апреля назначили референдум. Гауляйтеру Саарской области Йозефу Бюркелю поручили заняться реорганизацией Австрийской нацистской партии; позже он стал комиссаром рейха по воссоединению – не самый удачный выбор. Таким образом, аншлюс был осуществлен «псевдозаконным захватом власти снизу» сразу в нескольких землях, «почти законным захватом власти сверху» при помощи кабинета Зейсс-Инкварта и «вмешательством извне».

14 марта Гитлер приехал в Вену. На следующий день он сказал в Хофбурге ставшие знаменитыми слова: «Как фюрер и канцлер немецкой нации и рейха, я объявляю перед историей, что моя родина вошла в немецкий рейх». Днем он посетил могилу Гели; накануне уже успел побывать на могиле своих родителей в Леондинге. Затем на Ринге – прекрасном круговом бульваре, который он полюбил с юности, – прошел парад немецких и австрийских войск. В заключение торжеств он принял кардинала Иннитцера, которому пообещал полную независимость Церкви от государства в Австрии.

«Война цветов» имела еще два последствия, одно – анекдотическое, второе – серьезное. Отныне солдатам предписывалось приветствовать фюрера гитлеровским салютом (прежнее военное приветствие сохранилось до покушения 20 июля 1944 года). Но, что более важно, триумфальный прием, оказанный Гитлеру в Австрии, окончательно убедил его в том, что он избран Провидением для того, чтобы привести немецкий народ к великому будущему.

18 марта фюрер требовал от рейхстага предоставить ему четыре года для объединения немцев внутри рейха. 10 апреля 99 % немцев и австрийцев высказались в пользу аншлюса.

Это был жирный кусок. Без всяких усилий Германия получила 83 868 квадратных километров территории и семь миллионов населения, чем с лихвой компенсировала территориальные потери, навязанные Версальским договором. Кроме того, рейх наложил лапу на золотовалютные запасы Австрии – примерно 1,4 млрд рейхсмарок (в Рейхсбанке было всего 76 млн). Это не считая железной руды Штирии и других природных ресурсов. И не говоря о стратегической важности захвата страны. На самом деле аншлюс стал отправным пунктом экспансионистской политики, направленной на восток.

Наглядным примером того, как ловко Гитлер использовал международное положение, служит тот факт, что в Париже президент совета Шотан был смещен 10 марта – по мнению фюрера, сразу после назначения. Как и в случае с оккупацией Рейнской области, все ждали реакции французов. Министр иностранных дел Ивон Дельбо уже 17 февраля, видя, что затевают немцы, призывал две великие демократии объединиться для совместных действий. Однако Иден вышел в отставку 10-го – из-за того, что Чемберлен явно стремился заключить джентльменское соглашение с Италией, а также из-за негативной реакции премьер-министра на предложение Рузвельта более активно заняться выработкой единой европейской политики. После аншлюса Франция и Великобритания протестовали каждая в одиночку. Ни о каком военном противостоянии даже не заходило речи. Между тем Франция и Чехословакия могли противопоставить 77 немецким дивизиям свои 140; однако в этих странах царило убеждение, что западные немецкие укрепрайоны отличаются особой надежностью (хотя их сооружение к этому времени еще не было закончено) и что соотношение сил не в их пользу.

Лишь 12 апреля во Франции Совет возглавил Даладье. «Он пытается управлять, но это нелегко», – записал Геббельс. Несколькими днями позже он с удовлетворением отмечал, что теперь «Тан» отзывается о Германии в гораздо более благоприятном тоне: «С финансовой точки зрения мы держим эту газету в руках». Якобы ему даже предлагали купить «Фигаро»: «Эта продажная французская пресса». Разумеется, это утверждение не соответствовало действительности, так как речь шла о ничтожной доле газет.

Все это время Гитлер продолжал использовать положение к своей выгоде, нападая на ближайшую жертву – Чехословакию. Это небольшое многонациональное государство, созданное в 1919 году, после краха австро-венгерской монархии, в 1924 и 1925 годах заключило договоры с Францией, Румынией и Югославией («Малая Антанта») в целях защиты от Венгрии. Ее отношения с Веймарской республикой были холодными, но корректными, несмотря на то что на территории Чехословакии проживало немецкое национальное меньшинство, насчитывавшее три миллиона человек. Их судьба не всегда была легкой, но Немецкая социал-демократическая партия и ряд буржуазных партий, за исключением Национальной партии национал-социалистов (ДНСАП, распущенной в конце 1933 года и замененной Патриотическим фронтом немцев Судетской области – СХФ), пытались сотрудничать с Прагой. После заключения пакта о ненападении с Польшей (1934), восстановления военной службы в Германии и заключения франко-советского пакта Чехословакия также заключила с СССР пакт, согласно которому СССР в случае агрессии должен был прийти ей на помощь при условии, что первой это сделает Франция.

В конце 1936 года Гитлер отправил двух эмиссаров к Эдварду Бенешу (президенту республики) для ведения переговоров о заключении пакта о ненападении. Бенеш проявил интерес, но при условии, что будут оставлены в действии ранее заключенные договоренности. На том дело и кончилось.

Между тем произошел раскол в рядах СХФ и была создана Партия судетских немцев (СдП), получившая на выборах две трети голосов немецкоязычного населения. Германия начала оказывать этой партии финансовую поддержку. Ее глава Конрад Хенлейн, приглашенный в Лондон, встретился с государственным секретарем по международным вопросам Ванситтартом, который пообещал ему поддержку, если тот выдвинет требование автономии. Незадолго до этого, 16 сентября, он впервые встретился с президентом Совета Годзой. Посол рейха в Праге Эйзенлор пытался оказывать умеренное влияние на чехов, но немецкая пресса начиная с августа по наущению Геббельса развязала оголтелую античехословацкую кампанию. 20 и 21 октября Геббельс записал в дневнике: «Мы будем кричать сколько потребуется, пока нас не услышат» и «Немецкие депутаты от Судетской области направили Годзе открытое письмо. Они чувствуют нашу поддержку». 9 ноября Эйзенлор попытался обсудить с Бенешем возможность modus vivendi. В беседе затрагивалась тема жалоб со стороны немецкого населения, в частности по поводу газет и тайных докладов о настроениях общественного мнения в рейхе, составляемых немецкими социал-демократами, укрывшимися в Чехословакии.

Всего десять дней спустя Хенлейн направил Гитлеру доклад, в котором жаловался на сдержанность немецкой прессы (очевидно, результат встречи Бенеша с Эйзенлором) и разоблачал происки чехов против судетских немцев. Он также просил, чтобы их судьба решалась особо, не так, как судьба других немцев, живущих за пределами Германии и в основном имевших дело с Отделом этнических немцев, возглавляемым генералом СС Лоренцом. 9 декабря Конрад Хенлейн прибыл в Берлин и объяснил в министерстве иностранных дел, что в его положении слишком часто приходится лавировать. Однако ряд событий: праздники, кризис Бломберга – Фритша и визит Шушнига на время оттеснили чехословацкий вопрос на второй план.

Гитлер вернулся в Берлин 16 февраля и принялся готовить две речи. Первую он намеревался произнести 18 марта на открытии Международной автомобильной выставки, вторую – 20 марта на заседании рейхстага. Для первой он всего лишь набросал несколько коротких заметок, зато вторую диктовал по очереди двум секретарям, которые печатали на машинке, после чего он перечитывал и правил текст. Рядом с ним неотлучно находился помощник, который в случае надобности должен был немедленно достать необходимые статистические данные и другие справочные материалы. В эти дни фюрер почти не появлялся на людях, большей частью оставаясь у себя в кабинете на втором этаже.

В рейхстаге он начал с того, что изложил итоги пяти последних лет – 30 января он не смог этого сделать из-за кризиса Бломберга – Фритша. Потом заговорил о «десяти миллионах немцев», живущих в соседних государствах, и заявил, что Германия не оставит без последствий преследования, которым они подвергаются. Это была неприкрытая угроза, и в мире ее услышали. Неслучайно новый британский посол Хендерсон в начале следующего месяца намекнул, что не исключает пересмотра Версальского договора в случае, если Германия откажется от применения оружия. Однако Гитлер, озабоченный решением австрийского вопроса, ограничился требованием предоставить судетским немцам автономию внутри Чехословакии.

Аншлюс укрепил позиции Хенлейна и его партии. 28 марта Гитлер принял его и его заместителя Карла Германа Франка в присутствии Гесса, Риббентропа и Лоренца, сказал, что хотел бы решить чехословацкий вопрос в кратчайшие сроки, и посоветовал постоянно требовать от правительства в Праге больше, чем оно может дать. 24 апреля в Карлсбаде (Карловы Вары) Хенлейн опубликовал программу из 28 пунктов, в которой требовал для живущих в Чехословакии немцев равенства в правах, учреждения автономной администрации, а также свободы называться немцем и национал-социалистом.

Как и предполагалось, чешское правительство не могло пойти на удовлетворение этих требований. С этой поры начало нарастать напряжение, особенно усилившееся после приказа о мобилизации чешской армии 20 мая 1938 года – пражские руководители поверили (ошибочно) в неминуемость немецкого нападения. Англия высказала энергичный протест, что могло быть воспринято так, будто Гитлер отказался от своих планов, испугавшись угрозы. Фюрера это взбесило. Он издал новый указ, в котором говорилось о его «необратимом решении» добиться военного раздробления Чехословакии; вермахту предписывалось прийти в состояние полной боевой готовности к 1 октября. Шеф пресс-службы канцелярии Отто Дитрих устроил своим сотрудникам разнос, поскольку, по его мнению, события в Чехословакии не получили должного освещения в газетах. «Это паршивое государство должно исчезнуть, – записал Геббельс. – Чем раньше, тем лучше». Но одновременно он с беспокойством отмечал, что Риббентроп, всеми фибрами души ненавидевший Англию, хранил твердое убеждение, что с ее стороны не последует никакой реакции; прежде всего следовало создать благоприятную ситуацию.

17 июня военный атташе в Праге, приглашенный на обед к Гитлеру, объяснил, что чехи боятся, но доверяют Парижу и Лондону. Как и Шушниг, цинично обронил Геббельс. Годза, скорее всего, согласится смириться с неизбежным, тогда как в лице Бенеша им может встретиться ярый противник. «Но у него кишка тонка, – писал Геббельс, – иначе он или объявил бы нам войну в 1933 году, или искал бы союзников. Может быть, начнет искать сейчас? Нет, ему не хватает понятливости и величия. Прага движется к своей неизбежной судьбе». Фюрер был полон решимости действовать, едва появится подходящий повод.

Единственным, что удерживало Гитлера, были незаконченные работы по сооружению укрепрайонов на западе. К тому же кризис становился слишком серьезной помехой. В стране росла паника, многие считали, что война неизбежна. «Самое опасное – это фатализм, как это было накануне 1914 года», – отмечал Геббельс. Следовало вести себя осмотрительно. Немалое беспокойство вызывало также сближение Парижа и Лондона, образование своего рода «противооси». Генералы в Берлине тряслись от страха.

Но и в Великобритании было неспокойно. Правительство решило поручить посредническую миссию лорду Рансимену, который прибыл в Прагу 3 августа. Но миссия провалилась, ибо по сути лорду Рансимену предложили найти квадратуру круга.

Нисколько не разрядили обстановку начатые в середине августа немецкие маневры. Глава Генерального штаба генерал армии Бек, начиная с мая регулярно отправлявший Гитлеру донесения, в которых подчеркивал, что вермахт не готов к рискованной европейской войне, 18 августа подал в отставку и был замещен генералом Гальдером. Точно так же государственный секретарь фон Вейцзекер попытался приостановить движение к войне и призвать к проведению политики, заключающейся в том, чтобы разложить Чехословакию изнутри, как он выражался, «химически». Наконец, министр финансов Шверин фон Крозиг направил Гитлеру меморандум, в котором настойчиво подчеркивал, что Германия не выдержит длительной войны – ни экономически, ни психологически.

Действительно, экономическое положение было катастрофическим, и даже доходов от австрийской операции не хватило, чтобы закрыть зияющую брешь. Сам Геринг был настроен весьма пессимистически. 30 июня он должен был представить краткосрочный план производства пороха, динамита и других материалов военного назначения. 12 июля он составил «новый дополнительный план военной экономики». Вместо того чтобы добиваться полной независимости и запускать массовое производство вооружений, следовало сосредоточить внимание на более насущных нуждах. В новых планах речь шла уже не о 1940 годе, как предусматривалось Четырехлетним планом, а о 1942–1943 годах, что отвечало и прогнозам военных. Четырехлетка превратилась в шестилетку.

Кроме того, Геринг провел ряд хитроумных маневров с целью улучшить отношения с Англией. Его ближайший сотрудник Вольтат отправился в Лондон; его заместитель при Гитлере генерал Боденшац убедил другого его сотрудника, Видемана, последовать за ним. Гитлера поставили в известность в последнюю минуту, и он сумел дать отъезжающим лишь несколько наставлений, в основном сводящихся к тому, чтобы они раздобыли как можно больше точной информации о том, что происходит в Лондоне.

Однако благие намерения Геринга продлились не слишком долго. Одного визита в Берхтесгаден в июле хватило, чтобы в нем с новой силой вспыхнул воинственный дух. Гитлер хотел, чтобы рядом с ним был «сильный человек», потому что тем летом «он чувствовал себя одиноким; все чего-то хотели от него, но никто не интересовался им самим». Генералы от него отдалялись: адъютант Шмундт и Геринг подтвердили, что они все больше переходят на сторону оппозиции. Гитлер и сам ощущал исходящее от генералов, особенно от Бека, легкое презрение к нему, простому капралу и «выскочке». Он не разделял их идей относительно использования танков в наступательной войне. Генералы полагали, что танки хороши как тяжелые пехотные орудия, тогда как Гитлер выступал ярым сторонником мобильной наступательной войны, особенно после лета 1935 года, когда Гудериан доказал ему эффективность сочетания моторизованной техники с бронетехникой.

Одним из последствий расхождений между Гитлером и военачальниками-традиционалистами стало создание 17 августа 1938 года первого армейского соединения СС. Огромное влияние на принятие Гитлером этого решения оказали Борман и Гиммлер – вопреки учению о «двух столпах», вермахт больше не мог претендовать на роль единственной военной силы Третьего рейха. Однако еще более важным следствием разрыва стало то, что Гитлер и его сторонники заняли более жесткую позицию и решили применять к противникам Германии практику устрашения. Во время своего визита в Берлин 16–21 августа начальник Генштаба французских воздушных сил генерал Вюйемен удостоился самого любезного приема со стороны Гитлера и Геринга. Затем генерал Мильх пригласил гостя посетить заводы «Юнкерс», «Хейнкель» и «Мессершмитт», где ему продемонстрировали впечатляющие производственные планы. Ему показали новые модели «Мессершмитт-109» и «Хейнкель-111», по сравнению с которыми французские самолеты имели бледный вид. Разумеется, Мильх слегка преувеличил количество самолетов, которыми располагала Германия. Переговоры генерала Боденшаца с французским военно-воздушным атташе Полем Стеленом, равно как и доклады знаменитого американского летчика Линдберга о немецком военном потенциале, оказали свое влияние на позицию Франции во время чехословацкого кризиса, который обретал все более острую форму.

12 сентября на съезде в Нюрнберге, посвященном «великой Германии», Гитлер во всеуслышание объявил, что принял решение любой ценой вернуть в лоно рейха три с половиной миллиона судетских немцев. Вечером 9 сентября он собрал у себя Кейтеля, Браухича, Гальдера и военных атташе, чтобы обсудить с ними детали «Зеленой операции». Генштаб армии не выполнил его инструкции относительно сосредоточения танков и моторизованных частей в расположении 10-й армии генерала фон Рейхенау – Гальдер распределил их по разным армиям. Не одобрил он и плана Гитлера обойти чешские укрепления, двинув из Нюрнберга непосредственно на Прагу, хотя этот маневр стал возможным после аннексии австрийской территории. Споры продолжались пять часов, до трех утра, пока Гитлер не прекратил их волевым решением. Кроме того, он потребовал, чтобы были срочно усилены фортификации в районе Экс-ла-Шапели и Сааребрюккена – во время своего последнего визита он обнаружил, что они недостаточно надежны. На закрытии съезда Гитлер упрекнул генералов в отсутствии доверия и противопоставил их сомнениям верность и послушание простых «мушкетеров». Прощальный ужин прошел в ледяной атмосфере. По словам адъютанта фон Белова, «никто не подозревал, что это был последний съезд НСДАП».

После провала переговоров с СдП одного из эмиссаров британского премьер-министра тот решил встретиться с Гитлером, однако подождал, пока фюрер выступит с речью, прежде чем делать такое предложение. 13 сентября посол Хендерсон получил приказ передать через Риббентропа личное послание Чемберлена Гитлеру. 14-го пришел положительный ответ, и 15-го Чемберлен прибыл в Бергхоф. Он предложил принудить чешское правительство с согласия Парижа добровольно отдать территории, население которых на 50 % состоит из немцев, – при условии, что британский кабинет не станет возражать. Он не стал – и правительству Праги в конце концов пришлось смириться. 22 сентября Чемберлен снова встречался с Гитлером в Бад-Годесберге и сообщил ему «хорошую новость», но выяснилось, что за прошедшее время аппетиты канцлера возросли; теперь он требовал введения войск вермахта в Чехословакию, плебисцита на части территории и учета венгерских и польских притязаний. Все это было сформулировано в виде ультиматума, срок истечения которого был назначен на 28 сентября.

На сей раз ни Франция ни Великобритания не стали советовать Бенешу принимать подобные условия. 24 сентября во Франции был объявлен призыв «некоторых категорий резервистов». 26-го Форин-офис опубликовал заявление, в котором говорилось, что, если Чехословакия станет объектом немецкого нападения, «Франция будет обязана прийти к ней на помощь; Великобритания и Россия наверняка выступят на стороне Франции». Если советская позиция не вызывала сомнений в принципе, то никто не знал, как именно СССР станет помогать Чехословакии на практике. Следует добавить, что британский Генштаб информировал Чемберлена о том, что ведение войны сопряжено с огромным риском и что он не исключает вероятности того, что Англия эту войну проиграет.

Начался новый тур переговоров; на сей раз их вел советник премьер-министра сэр Хорас Уилсон. Гитлер произнес еще одну провокационную речь, хотя в ней, как показалось многим, содержалась возможность лазейки. Франсуа-Понсе, со своей стороны, выступил с очередным французским предложением… 28 сентября, в разгар его беседы с Гитлером – ультиматум истекал в 14.00,– пришла депеша от Муссолини, который предлагал провести четырехсторонние переговоры. Их инициатором был Чемберлен, хотя Геринг сыграл существенную закулисную роль. Гитлер согласился. По просьбе Муссолини встречу назначили на 29 сентября, в Мюнхене.

Изучая огромное множество дипломатических документов, воспоминаний и исторических исследований, посвященных чехословацкому делу – а содержащиеся в них сведения зачастую противоречивы, – непросто понять, какие намерения в самом деле двигали Гитлером. Впрочем, представляется несомненным, что с самого начала он стремился поглотить всю Чехословакию целиком, а судетский вопрос послужил ему всего лишь предлогом; он планировал организовать провокации, которые дали бы ему повод вторгнуться с войсками на территорию Чехословакии и провести ее молниеносный захват. Как и в случае с оккупацией Рейнской области и аншлюса, демократические страны, застигнутые врасплох, не успели бы отреагировать.

Майский кризис, предостережения генералов и кое-кого из высших чиновников, а также враждебное отношение значительной части немцев, призывы Рузвельта и короля Швеции, наконец, угроза со стороны английского флота не могли не поколебать его решимости. Однако отступить для него значило потерять лицо. В то же время продолжение мобилизации могло побудить Англию и Францию к вторжению. Предложение Муссолини давало выход из тупика, даже если оно касалось только этнических требований, о которых было заявлено публично.

Дуче в Мюнхене попал в родную стихию – Италия вновь обрела политический вес. Ему не слишком понравилось, что Гитлер поставил его в известность о своем намерении ввести войска в Австрию только накануне его отъезда; пусть он обещал отозвать свои соединения с Бреннера, это еще не означало, что Германия может свободно аннексировать Австрию. «Последней попыткой противостоять равнению на Германию» стало заключение так называемого Пасхального пакта от 16 апреля, направленного на урегулирование англо-итальянских разногласий в ряде регионов: на Средиземном море, Красном море, в Восточной Африке и на Среднем Востоке. С 3 по 8 августа Гитлер побывал в Италии, и, несмотря на бурные протесты, основанные на родственности обоих режимов, Муссолини под влиянием Чано уклонился от прямого ответа на предложение вступить в военный союз с Германией. Это давало ему возможность в Мюнхене взять на себя роль «европейского арбитра». Он вынес на обсуждение текст, подготовленный с участием немецкого министерства иностранных дел под руководством Вейцзекера и команды Геринга, работавшей над Четырехлетним планом. В нем говорилось о «традиционных империалистах», стремившихся к экономической гегемонии на континенте и овладению колониями. Нельзя сказать, что это была программа Гитлера, но участники встречи надеялись, что с помощью Муссолини ее удастся осуществить, договорившись с Великобританией. Несмотря на все свое фанфаронство, дуче тоже не был готов к войне.

В соответствии с соглашением, заключенным 29 сентября в доме фюрера, Чехословакия должна была уступить Судетскую область и освободить ее от своего присутствия до 10 октября; создавалась международная комиссия по установлению новых границ и определению областей, в которых будет проведен плебисцит; гарантами новых чехословацких границ выступали Франция, Великобритания и Германия. На следующий день Чемберлен прислал Гитлеру заявление о ненападении, которое должно было служить символом нежелания обеих стран воевать между собой. Фюрер его подписал, что позволило премьер-министру по возвращении в Лондон произнести ставшие знаменитыми слова: «Это мир для нашей эпохи». Мысль о том, что угроза войны снова отступила, принесла ему, да и не только ему, а многим и многим в Англии, Франции и Германии, такое облегчение, что никому и в голову не пришло задуматься, какой ценой достался этот мир – ценой грубого попрания прав маленького государства.

Но беды Чехословакии на этом не кончились. Польша денонсировала подписанное в 1925 году соглашение о меньшинствах и потребовала вернуть ей небольшую территорию Тешин, куда 2 октября, по истечении срока ультиматума, ввела войска. 2 ноября Венский арбитражный суд присудил Венгрии часть территории Словакии площадью 12 тыс. квадратных километров, на которой проживало около миллиона человек. Не в силах остановить процесс дробления, Чехословакия вынуждена была предоставить автономию Словакии и Рутении. Все это весьма походило на то самое «химическое растворение», о котором говорил Вейцзекер. Европейские демократии молча попустительствовали процессу. Но это было совсем не то, о чем мечтал Гитлер. 9 октября он выступил в Саарбрюкене с пылкой речью, не скрывая своего недовольства.

Франсуа-Понсе, получивший из Парижа приказ ехать в Рим, 18 октября пришел к фюреру прощаться в чайный домик в Кельштайне. Рассказывая об этой встрече, французский посол набросал еще один портрет властелина Германии:

«Разумеется, у меня нет иллюзий относительно характера Адольфа Гитлера. Я знаю, что он непостоянен, скрытен, противоречив, неоднозначен. Тот же человек, что с самым добродушным видом восхищается красотами природы и за чайным столом излагает весьма разумные соображения о европейской политике, способен на самую чудовищную ярость, самые дикие выходки, вынашивает самые бредовые замыслы. В некоторые дни он, стоя перед картой мира, тасует народы, континенты, географию и историю, словно впавший в безумие демиург. В другие моменты он мечтает стать героем, установившим вечный мир и воздвигшим грандиозные монументы».

Склонность Гитлера к циклотимии проявилась тремя днями позже, 21 октября, когда он издал новые директивы, предписывающие «ликвидировать остатки Чехословакии» и «занять позицию с прицелом на Мемель». Несколько позже, 6 декабря, он заключил с Францией договор о ненападении, надеясь переключить внимание французов на их колониальную империю.

Таким образом, для нацистского режима итоги 1938 года выглядели весьма успешными, хотя Гитлер не скрывал, что чувствует себя «обманутым». Судетская область принесла Германии немалые производственные мощности (станкостроительные, электромашиностроительные, химические заводы и текстильные и стекольные фабрики), а также ценные природные ресурсы, не считая высококвалифицированной рабочей силы.

Могло показаться, что аншлюс и поглощение Судетской области будут способствовать сближению со странами Юго-Восточной Европы, поскольку теперь открывалась возможность для создания «великого европейского экономического пространства», о котором мечтали сторонники мировой политики конца XIX – начала ХХ века и за которое отныне ратовал Геринг. Это пространство должно было послужить экономическим «трамплином» для экспансии на восток и дать Гитлеру возможность осуществить свою мечту о завоевании жизненного пространства, изложенную еще в «Майн Кампф». Но, если Геринг предпочитал действовать дипломатическими методами и организовывать все новые переговоры (не исключая, впрочем, применения военной угрозы), Гитлер и Риббентроп делали ставку на грубую силу.

Официальная пропаганда получила приказ сменить регистр и отказаться от пацифистских настроений, используемых для успокоения собственного населения и мировой общественности, которая, впрочем, пребывала в шоке после «Хрустальной ночи» – о ней мы поговорим чуть ниже. Между тем за кулисами полным ходом шла подготовка к новым агрессорским вторжениям.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.