И так началось отступление…

И так началось отступление…

В ту ночь часть сил командос высадилась бесстрашно в Абдиеле, а два эсминца вошли в Суда – Бэй. Эти свежие силы помогли сформировать арьергард на длинном и горьком пути отступления через суровые скалистые горы к южному побережью.

На следующий день 27 мая Уэйвел и Лондон наконец согласились с неизбежным, даже после того, как Черчилль телеграфировал Уэйвелу рано утром: «Победа была важна, и мы должны продолжать переброску для поддержки» [101].

Черчилль был далек от событий и лишь позднее в этот день осознал, что Британия вновь испила до дна чашу поражения в войне. Эвакуировать. Спасти людей, если не пушки. Вновь Королевские военно – морские силы, которые прошли через такие горькие и жестокие испытания в Дюнкерке, Греции и сейчас на Крите, должны набраться смелости принять на себя огонь, чтобы спасти то, что может быть спасено.

Конец не замедлил себя ждать. Наступление немцев было мощным; оборонительные препятствия сломлены повсеместно. Безнадежность и бесконечные бомбардировки сделали свое. Разложение распространялось, как гангрена; поражение и отступление многих частей переросло в беспорядочное бегство. Фрейберг писал: «Дорога и тропа, идущая вверх от северного побережья от Суды и Ханьи, а затем еще выше к вершинам холмов и гор, превратилась в черную, переполненную муравьиную тропу, заполненную ковыляющими, изможденными, ранеными людьми – повсюду «подразделения, соединяющиеся вместе и марширующие со своим оружием… но в целом представляющие собой дезорганизованную массу… Так или иначе звучит слово «Сфакион», и многие из этих людей уже устремились туда на любом доступном транспорте, который они смогли украсть, чтобы потом бросить» [102].

Ружья, кители, противогазы, ручные гранаты и ружейные чехлы заполняли рвы [103].

Обожженные солнцем, измотанные люди с коротко остриженными бородами, хромающие раненые – все двигались упорно и инстинктивно, разбегаясь и сжимаясь при появлении над головами ревущих немецких самолетов. Все это происходило на дороге, которая, как они надеялись, приведет их к спасению.

В этот же день 27 мая немцы прорвали оборону резерва «Крифорс», вторгшись в Ханью, превращенную в тлеющую груду пепла.

Немцы прошли мимо брошенных британских позиций, мертвых тел с их «желтеющей кожей». Они атаковали под «веселые птичьи трели» и двигались сквозь сладковатый смрад разлагающихся трупов.

В Ханье улицы были превращены в развалины, распространяющие зловоние мертвых тел и едкий запах дыма, смешанного со смолистым запахом оливкового масла и вина [104]. Крысы, до этого бывшие полными хозяевами развалин, разбегались при приближении немцев.

Из 1 200 британцев резервных сил только 150 избежали смерти или плена.

В тот же самый день остальная часть 5–й горно – пехотной дивизии и один батальон 6–й дивизии высадились в Маламе.

Сражение было закончено; теперь осталось только сократить потери от поражения.

И вновь пришел черед военно – морских сил спасать армию, проявляя при этом отвагу и смекалку взамен хорошо разработанного плана.

Еще одна эвакуация под крыльями люфтваффе для побитого и ослабленного флота казалась невыполнимой даже для людей, воспитанных в традициях Нельсона. Но адмирал Каннингхэм был исключительным человеком, настоящим последователем нельсонских традиций.

«Флоту требуется три года, чтобы построить новый корабль, – сказал он, – но ему потребуется 300 лет, чтобы создать новые традиции. Эвакуация [то есть спасение] должна продолжаться» [105].

Сфакион, крошечная рыбацкая деревушка на южном побережье, должен был стать пунктом эвакуации для того количества солдат из Суды, Ханьи, Малама, которые добрались бы до него. Рассчитывали, что защитники Ретимнона смогут преодолеть горные хребты и добраться до Плака – Бэй, а 4 000 человек из Ираклиона будут приняты на корабли прямо из бухты.

Это был смелый, но очень рискованный план. Самолеты немецких ВВС кружили в небе, чтобы помешать его осуществлению.

К утру среды 28 мая Фрейберг со всем, что осталось от его штаба, переправился через горы в Сфакион и с помощью частично сохранившейся системы связи, единственным оставшимся авиационным радиопередатчиком, работая в пещере, пытался организовать порядок эвакуации. Доклад Фрейберга был полон отчаяния: лишь 2 000 человек с тремя пушками, 140 артиллерийскими снарядами и тремя легкими танками, пригодными для боя, – это было все, что могло оказывать сопротивление в ночь с 31 мая на 1 июня.

За Фрейбергом на этой гористой, забрызганной кровью Виа Долороса, которая петляла в глубоких лощинах и ущельях, поднимаясь в горы и опускаясь вниз, проходя мимо плато Аскифоу, называемого «блюдцем», и над острыми хребтами двигалась нескончаемая колонна побежденных, частично еще сохраняя присутствие духа. Кое – кто еще пел песню отступающих, неукротимую военную австралийскую «Танцующую Матильду». Но немногие. Солнце блистало, дневная жара становилась невыносимой. Кому – то не хватало воздуха, горло пересыхало без воды.

Большинство людей научились взбираться по горам ночью, когда было не так жарко и когда их не могли достать немецкие самолеты. Но были и такие, кто в отчаянии от страха плена бросал вызов солнцу и бомбам. Капитан Питер Масинтайр, новозеландский военный художник, позже написал: «Насколько мог видеть человек, длинная беспорядочная череда людей устало тащилась вверх по горам и вдоль всего пути лежали изможденные люди. Потом стали кружить самолеты, мы покинули дорогу и стали взбираться со дна ущелья, где скалы и деревья являлись неким укрытием. Сплошная бесконечная вереница поднималась все выше и выше; одни спали или отдыхали прямо на тропе, а другие переступали через них и шли дальше.

Иногда со скалы внизу можно было видеть разбитые военные грузовики, сброшенные под откос с дороги при нападении бомбардировщиков…

Горная тропа поднималась все выше и выше. Казалось, что ноги налиты свинцом и люди с трудом тащились в бессознательной коме, ощущая лишь боль в ногах и в ссадинах, набитых ружьями на бедрах. Пот бежал по лицу и разъедал растрескавшиеся губы. Иногда откуда – то снизу доносилась чья – нибудь горькая реплика… Вереница людей двигалась все выше и выше, а затем появлялись самолеты, и колонна цвета хаки растворялась между скал. Грохот бомб эхом отражался в горах. Огромные клубы дыма и пыли поднимались над дорогой.

Жажда, инстинкт выживания, кажется, приходят на помощь человеку в самый необходимый момент и становятся основной мыслью и движущей силой» [106].

Желание жить, концентрация немецких воздушных и сухопутных сил против Ираклиона и Ретимнона и Королевские военно – морские силы способствовали побегу многих защитников Малама и Суды.

Немцы просчитались. Немецкое командование знало, что путь в Сфакион заканчивался над высокими утесами южного побережья; они не верили, что британцы попытаются эвакуироваться из такого труднодоступного места. Крупные немецкие силы были направлены на восток вдоль северного побережья в направлении Ретимнона; только 1–й горно – пехотный полк и небольшое число приданных ему солдат двинулись через горы в направлении Сфакиона [107].

За длинной колонной отставших от своих частей солдат, командос, австралийские и новозеландские солдаты, наталкиваясь друг на друга, возводили дорожные преграды, сдерживали быстро карабкавшихся немцев, вступая с ними в короткие перестрелки.

Немецкие горные пехотинцы, несмотря на то что их было мало, упорно шли по пятам, карабкаясь по скалистым откосам, козьим тропам и спускаясь в ущелья, постоянно обходя с фланга британский арьергард.

«В своей тяжелой форме солдатам горной пехоты приходилось днями терпеть обжигающую жару, когда температура доходила до 130 градусов по Фаренгейту, а ночами на высоте, достигавшей 7 000 футов, горный воздух был таким холодным, что они не могли спать» [108].

В ту первую ночь с 28–го на 29 мая четыре эсминца «Напьер», «Низам», «Кельвин» и «Кандагар» забрали более 1 000 человек из Сфакиона, около 230 из них были ранены. Дело шло очень медленно; корабельных шлюпок слишком мало, а отчаявшиеся люди, которых не включили в состав эвакуируемых, пытались силой пробраться на шлюпки. В ту первую же ночь эсминцы со своим человеческим грузом отправились с южного побережья сражающегося острова, но за собой они оставили развороченный муравейник взбудораженных сражающихся людей, карабкающихся по козьим тропам последние две мили своего ужасного путешествия, поскальзываясь, спотыкаясь, падая с 500–футовых утесов к берегу моря.

В ту самую ночь морские силы итальянцев с Родоса высадились, не встретив сопротивления, на северном побережье Крита близ восточного края острова, но слишком поздно, чтобы сыграть заметную роль в истории. А несколько итальянских торпедных катеров, направившихся в Суда – Бэй 28 мая, обнаружили празднующих победу немцев.

Военно – морские силы Великобритании в ту ночь с 28–го на 29 мая сконцентрировали свои основные усилия на Ираклионе, где осажденные силы бригадира Б.Х. Чэппела до конца пытались цепляться за свою позицию на взлетно – посадочной полосе. Немцы 28 мая сбросили дополнительные людские силы и запасы около Ираклиона. Полоса простреливалась насквозь; тем не менее два «Харрикейна» из Египта сделали посадку для дозаправки; один получил повреждение при взлете. Но было ясно, что отважная оборона Ираклиона завершалась. Из Александрии на рассвете отправились крейсеры «Аякс», «Орион» и «Дидо» и эсминцы «Хотспер», «Декой», «Кимберли», «Хиэруорд», «Джэкл» и «Империал», чтобы преодолеть пролив Касос и бросить вызов кружащим самолетам люфтваффе, забрав 4 000 человек.

Чтобы собраться в Ираклионе в темные часы, корабли должны были достичь Касос засветло; с 17 часов до самого захода солнца прилетали бомбардировщики. «Империал» содрогнулся от упавшей рядом бомбы, но казалось, повреждений не получил; «Аякс» был поврежден и получил приказ вернуться в Александрию. Но остальные пробились и зашли в гавань Ираклиона в 11:30, а через три с половиной часа забрали 4 000 человек.

«Город представлял собой смрадное место из разлагающихся трупов, развалин, разбомбленных домов. Дороги были разбитыми, по ним текла вода из труб водоснабжения, голодные собаки копались среди трупов. Стоял запах серы, удушливого пожара и грязи от поврежденных канализационных труб», – писал капитан Томлинсон [109]. Это был вагнеровский финал. Позади остались мертвые и раненые и покинутый арьергард. Но теперь пришло время испытаний.

Корабли вышли из Ираклиона в 3 часа утра и шли со скоростью 29 узлов. Еще стояла полная темнота. Тремя четвертями часа позже рулевой механизм «Империала» внезапно заклинило. Времени на раздумья не было. Командующий адмирал Роулингс приказал солдатам и команде перебраться с «Империала» на «Хотспер»; «Империал» был покинут и затоплен. Часом позже «Хотспер» с 900 пассажирами на борту присоединился к основной флотилии, но солнце уже поднималось и почти совсем рассвело, когда эскадра с полуторачасовым опозданием вошла в опасный пролив Касос.

«Юнкерсы» были безжалостны; как ястребы, они бросались и падали на умирающую добычу, сгрудившиеся под ними корабли. «Хиэруорд» стал первым. В него угодила бомба, и он потерял ход. Роулингс проявил стальной характер; флотилия шла дальше – интересы многих взяли верх над жизнями немногих. «Хиэруорд», когда его видели в последний раз, медленно карабкался в направлении критских берегов, в пяти милях от них, а все его орудия стреляли в небо. Он погибал под безоблачным небом, но большинство его экипажа добрались до берега, где попали в плен или были подобраны итальянскими торпедными катерами и другими судами, которые по иронии судьбы прикрывали 28 мая первую морскую высадку итальянских солдат в самой восточной точке Крита.

С 6 часов утра до 3 часов дня продолжался этот ужасный поход. Британские истребители дальнего радиуса действия из Египта, которых было, к сожалению, слишком мало, должны были прикрывать отход флотилии, но она запаздывала, и общий сбор не состоялся.

«Вблизи от «Декоя» взорвалась бомба; кожухи двигателей были повреждены, скорость эскадры снизилась до 25 узлов. Солдаты на всех открытых палубах присоединились к стрельбе счетверенных зенитных установок и зенитных орудий, открыв огонь из своих «Бренсов» и «Люисов» и встречая воющие «Штуки» очередями огня.

Близ «Ориона» разорвалась бомба, его скорость снизилась до 231 узла. «Дидо» был подбит, «Орион» вновь подбит и загорелся.

Роулингса ранило; капитан Дж. Р.Б. Бэк, командир флагманского корабля «Орион», попал в 7:35 под пулеметный огонь. Он умирал медленно, в полусознательном состоянии; двумя часами позже, когда корабль «был парализован несколькими непрямыми попаданиями, Бэк пришел в сознание, попытался привстать и призвал всех держаться! Когда атака закончилась, он крикнул: «Все хорошо, ребята, – эта атака закончилась», – и умер» [110].

Передышки не было. Самолеты немцев время от времени подбивали, и они погибали в огненном величии в синем море, но все шли и шли, неумолимо и решительно. Подбитый «Орион» с потушенными пожарами и исправляемыми повреждениями опять был подбит, когда несколько Ю–87 с воем спикировали на него.

Одна большая бомба пробила капитанский мостик крейсера и разорвалась на палубе машинного отделения, заполненной солдатами.

До полудня потерявший ход «Орион», палубы которого были усеяны мертвыми и ранеными, с тремя поврежденными котельными помещениями и неисправным рулевым управлением, вышедшим из строя машинным телеграфом, с тремя погибшими из пяти инженерных офицеров, с сильным креном на правый борт и лишь с одним вращающимся валом, казалось, был обречен. Но, выплевывая из своих труб и изрешеченных строений верхней палубы клубы желтого и черного дыма, он добрался до Александрии с поврежденными кораблями сопровождения в 8 часов вечера 29 мая. У него оставалось лишь два орудийных снаряда и десять тонн топлива.

Из 4 000 эвакуированных из Ираклиона около 800 человек были «потеряны»: «…убиты, ранены или взяты в плен после того, как покинули Крит… При потерях такого масштаба, вероятно, было бы лучше приказать остальным солдатам сдаться» [111].

Но военно – морские силы Британии упорствовали. Ночь с 29–го на 30 мая была назначена для величайшей эвакуации морем. «Гленгайлду» с судами «Перт», «Калькутта», «Ковентри» для принятия на борт людей и шести эсминцам был отдан приказ направляться в Сфакион. Они вернулись домой с 6 000 солдатами, почти без потерь. Только «Перт» заполучил бомбу в переднее котельное отделение; несколько истребителей Королевских военно – воздушных сил подтвердили, что есть разница между успехом и разгромом.

На критском берегу пробил одиннадцатый час. Небольшой гарнизон в Ретимноне, так долго находившийся в осаде, оставался без пищи и боеприпасов; сила немцев возрастала. Фрейберг пытался связаться с гарнизоном. Это же делал ближневосточный штаб, но между Ретимноном и Ханьей, Ираклионом и «Крифорс» не было связи; защитники Ретимнона сражались в полном неведении о происходящем. Действительно, известия о том, что происходило в других частях Крита, поступали главным образом из эфира Британской радиовещательной корпорации (Би – би – си); лишь 28 мая подполковник И.Р. Кэмпбелл, австралийский командующий, услышал по радио Би – би – си, что «ситуация на Крите чрезвычайно опасна» [112].

30 мая стал концом Ретимнона. Приказы маленькому гарнизону попытаться отступить на юг к Плака – Бэй на южном побережье так никогда до него и не дошли, и 30 мая защитники увидели грузовики, танки и полевые орудия германской армии, двигающиеся к востоку из района Ханьи. Подполковник Кэмпбелл пришел к верному заключению: линия Ханья – Суда – Бэй перекрыта врагами, его положение – безнадежно. Боеприпасы почти закончились; на следующий день закончилось продовольствие. Кэмпбелл «испил самую горькую чашу войны… он вышел вперед с белым флагом и сдался» [113].

Генерал Фрейберг по приказу из Египта был эвакуирован вечером в 8:45 вместе с некоторыми из его бригадиров и командиров различных подразделений на летающих лодках «Сандерленд». Он оставил под командованием генерал – майора Уэстона из Королевской морской пехоты сильно разбитый арьергард, еще продолжавший пытаться отбросить врага с высот Сфакиона, а также истощенные остатки войск на пляжах, в пещерах и в горах.

Дикие жители Крита использовали свою хитрость и знание гор для нападений на продвигающихся немцев. Они не проявляли милосердия по отношению к раненым врагам, которые попадали им в руки; тела мертвых немцев были изрублены и изувечены [114].

Четыре эсминца должны были забрать еще группу солдат из Сфакиона в ночь с 30–го на 31 мая; один из них был поврежден и возвратился обратно в Александрию. «Кельвин» из – за прямого попадания бомбы тоже повернул назад. Но два оставшихся корабля «Напьер» и «Низам» забрали почти 1 500 человек и успешно отплыли.

31 мая, двенадцатый день битвы, был последним для организованного сопротивления Крита. Австралийцы, несколько легких танков, британские морские пехотинцы и командос удерживали последние арьергардные позиции в проходах и на высотах, но немецкие горные пехотинцы начали фланговые перемещения в направлении береговых линий, и время было потеряно. Кроме того, прикрытие с воздуха Королевскими ВВС было совершенно необходимо в осажденном Тобруке; в ночь с 31 мая на 1 июня должна была быть проведена последняя эвакуация. Уэстон и его помощники знали, что по меньшей мере еще 5 500 человек на Крите придется оставить. Солдаты были «отчаянно голодны»; немецкие патрули фактически проникли в расположение штаба «Крифорс», находящегося в пещерах над побережьем. Это был страшный день. А ночь стала финальной сценой. Крейсер «Феб», минный заградитель «Абдиэль», эсминцы «Джекал», «Кимберли» и «Хотспер» лежали в дрейфе близ темного берега. Они взяли на борт 4 000 человек за 3 часа 40 минут и отплыли в Египет.

Но последняя кровавая добыча досталась немцам. Противовоздушные крейсеры «Ковентри» и «Калькутта» должны были обеспечивать прикрытие эвакуационным силам во время их возвращения. За 85 миль от Александрии две бомбы Ю–88 поразили «Калькутту»; она погибла за несколько минут с большим количеством своих людей.

Генерал Уэстон в соответствии с приказами был переправлен в ту ночь на летающей лодке, и на следующий день, 1 июня, австралиец подполковник Т.Дж. Уолкер, командир батальона, действуя в соответствии с письменными распоряжениями, официально объявил о капитуляции австрийскому офицеру 100–го горно – пехотного полка. Все было кончено.

Дальше была агония. Побег, уклонение от встречи с противником, вылавливание отчаявшихся, дезорганизованных, голодных людей на холмах и в горах и поиск убежища в критских горных лачугах. Некоторые из оставшихся солдат говорили, подобно одному австралийцу: «Я не сдамся в руки этим ублюдкам. Я ухожу в горы».

Одни отправлялись в море на оставленных при эвакуации шлюпках, в рыбацких лодках, любым другим способом; около 600 человек таким образом достигли северной Африки, многие после тяжелых мытарств. Другие бродили в горах неделями и даже месяцами, а потом создали ядро критского подполья. Третьи выбросили белый флаг. Почти для всех свобода была недолгой; немцы с примерной аккуратностью прочесывали деревни и побережье, рыскали в неприступных горах и взяли в плен людей многих рас со всего мира, которых свели вместе британские военные знамена для защиты Крита.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.