Глава восьмая Добровольческое движение в сюжетах и лицах

Глава восьмая

Добровольческое движение в сюжетах и лицах

Стоит немного остановиться на том, как в целом развивались события на Дону в 1918–1919 годы, когда приток морских офицеров и адмиралов туда удвоился, несмотря на то, что большого флота у Добровольческой армии не получилось. Существует довольно распространенное заблуждение относительно всемерной поддержки добровольческого движения на землях вольного Дона, а также относительно благополучного процесса формирования добровольческих отрядов на волне энтузиазма местного населения и горячего участия в этом офицерства, пребывавшего в то время на юге России в обстановке затишья и спокойствия. Однако на деле все было далеко не так гладко, а поддержка в формировании настоящей армии большинством офицерства не только отсутствовала, но и считалась среди некоторых авантюрной затеей, заранее обреченной на поражение.

Само формирование армии, конечно, шло ударными темпами, ибо враг не ждал, пока русские люди организуют свои боевые дружины для отпора, как уже было в начале XVII века, и наращивал объемы людской силы и техники для крупномасштабного вторжения на Дон. Необходимо было торопиться, чтобы встретить большевиков во всеоружии, под командованием опытных стратегов, с полностью укомплектованной личным составом армией. Бои с большевиками пока носили эпизодический характер, но белое командование сознавало, что количество красных в скором времени перерастет в ту критическую массу, с которой будет трудно справиться даже хорошо подготовленным и обученным военным. И потому едва начался январь 1918 года, как в Ростов переехал генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин. Он прибыл для принятия командования над всеми частями Добровольческой армии, дислоцированными как в самом Ростове, так и в Таганроге.

Спустя две недели после этого в Ростов переехал и Корнилов со своим штабом. На общих совещаниях командиров Добровольческой армии, в ходе обсуждений и дебатов относительно дальнейшей борьбы и перспектив успеха в ней, вожди белой армии все более склонялись к мысли, что силами добровольцев и донцов удержать Новочеркасск и Ростов не представляется возможным. Оставаться и биться в этих городах насмерть тоже не казалось лучшим исходом борьбы, ибо донское казачество, за которое предстояло сложить свои головы, по-прежнему не понимало ее необходимости. Красные продолжали медленный, но верный охват донских земель, формируя на донской территории новые ударные силы на всех стратегических направлениях, одним из которых был Ростов.

Оставить Ростов Корнилов не мог до тех пор, пока изо всех существовавших боевых единиц и частей не будет окончательно сформирована полноценная армия. Задача по завершению формирования остающихся добровольческих частей легла на его начальника штаба, Сергея Леонидовича Маркова. Кроме того, Марков был обязан позаботиться и о том, чтобы все части армии были приведены в повышенную боевую готовность. В своей работе как начальник штаба он строго следил за тем, чтобы численность штабов была минимальной, их работа подчинена требованиям времени и особых обстоятельств, в которых находилась армия, и при этом соответствовала численности строевых частей. Штабные работники отнеслись к строгости Маркова по-разному, в целом одобряя его подход к снижению бюрократии и искоренению «канцелярщины», а в строевых частях почти единогласно признали в генерале близкого себе по духу человека. Однако и без эффективной штабной работы обойтись было невозможно. Без штабов действовали лишь партизаны, но их борьба была узконаправленной и носила характер действий пожарной команды, призванной тушить очаги возгорания по всей донской границе. Вопросами долговременной стратегии у партизан никто не занимался, а в тактических вопросах они полагались на удачливость командиров и на случай. По-прежнему среди казаков существовало заблуждение, что, если большевикам дать должный отпор, желание продолжать экспансию на казачьи земли у них исчезнет.

Время шло, и настойчивые попытки красных отрядов просачиваться на Дон поубавили сил даже в летучем отряде Чернецова. Есаул начал догадываться, что остановить расползающийся красный поток может только хорошо обученная регулярная армия, с чем и направился к Алексею Максимовичу Каледину. Атаман выслушал соображения партизана и порекомендовал ему дождаться результатов своей встречи с Корниловым, на которой Каледин официально попросил помощи у добровольческих формирований. Корнилов направил в распоряжение Чернецова 4-ю Офицерскую роту полковника Морозова численностью в 50 штыков, прибывшую 9 января 1918 года на станцию Зверево для обеспечения тыла партизанского отряда. Офицеры быстро заняли позиции вдоль железной дороги. Между тем в таганрогский район, начальником которого был назначен полковник Александр Павлович Кутепов, была направлена 1-я рота 2-го Офицерского батальона для моральной поддержки расквартированных в городе юнкеров.

В начале января юнкера и офицеры мощной атакой разбили небольшие красные отряды, гнали их сорок верст и даже заняли станцию Амвросиевка, но уже 7 января были вынуждены начать отход под давлением свежих сил красногвардейских отрядов. По некоторым данным, ими были передовые отряды группы Сиверса, насчитывавшей 10 000 штыков. Кутепов срочно распорядился перебросить на это направление немногочисленные добровольческие части — Морскую роту, подрывную команду 1-й батареи и 500 штыков Партизанского отряда имени генерала Корнилова. 11 января 1918 года красные атаковали станцию Матвеев Курган, поведя наступление широким фронтом, охватывая оборону добровольцев с обоих флангов. Станцию нужно было срочно оставлять. Подрывная команда, возглавляемая поручиком Ермолаевым, заложила взрывчатку, однако отходить оказалось невозможным из-за полного окружения ворвавшимися отрядами красных. Добровольцы произвели свой последний взрыв, подорвавшись сами и унеся с собой десятки ворвавшихся на станцию красногвардейцев и комиссаров.

Красным командованием была предпринята попытка вести наступление не только в южном направлении, но и на восточном. Конечным стратегическим пунктом был Ростов. Кутепов срочно бросил против большевиков две роты, прикрывшие собой подступы к городу — Георгиевскую и Ростовские роты. У самого Кутепова оставались лишь Партизанский отряд имени генерала Корнилова и Морская рота. Такими силами сдерживать красных не представлялось возможным. На помощь Кутепову из Ростова выдвинулась Гвардейская рота в 60 штыков под командованием сослуживца Кутепова по лейб-гвардии Преображенскому полку полковника Михаила Николаевича Моллера. Перед отправкой рота получила напутствие Сергея Леонидовича Маркова: «Имейте в виду — враг чрезвычайно жестокий. Бейте его! Пленными загромождать наш тыл не надо!» Некоторые гвардейцы отмечали потом, что речь Маркова произвела на них тяжелое и неприятное впечатление. Им претил сам факт призыва к беспощадности и убийству пленных. В смешанных чувствах гвардейцы прибыли на станцию Ряженое. Едва выгрузившись, Гвардейская рота втянулась в бой с превосходящими силами противника. Большевики быстро разбили фронт Гвардейской роты, обходя ее с флангов, ворвались на станцию Ряженое, захватили состав, привезший гвардейцев, и обрушились на тех, кто оставался в нем. Машинисты, медицинский персонал, все те, кто был в вагонах с ранеными, были переколоты штыками и застрелены.

Такому безудержному потоку красных сил Кутепов не мог противостоять. За один лишь день к югу от станции Матвеев Курган красные продвинулись на 20 верст. Кутепов срочно требует прислать подкрепление, и вскоре из Таганрога к нему прибывает 1-я рота 2-го Офицерского батальона вместе с вошедшей в нее Таганрогской офицерской ротой, а из Ростова выдвигается 2-я рота этого же батальона. Обе боевые единицы, общим количеством в 280 штыков, заняли к утру станцию Неклиновка. Чуть правее станции расположились Гвардейская и Морская роты, поодаль — Партизанский отряд. На саму станцию грозно вошел так называемый «блиндированный поезд» с единственным орудием и бронеавтомобилем. В двух офицерских ротах оставалось лишь по 50 патронов на каждую винтовку и малое количество пулеметных лент. Утром ожидалось новое наступление красных. Ранним утром 12 января 1918 года густые цепи красных появились на горизонте. В поддержку наступления заговорила большевистская артиллерия. Снаряды ложились почти рядом с редкими рядами офицерских рот. Белые залегли на снегу, ожидая, когда цепи красногвардейцев приблизятся на расстояние в двести шагов. Как только красные с криками «ура!» бросились в атаку, офицеры поднялись во весь рост и открыли огонь. Застучали белые пулеметы. В несколько минут стройные цепи красных были расстроены, а контратака офицеров обратила их в бегство. Штыки белогвардейских рот беспощадно кололи противника. Вырвавшись вперед, обгоняя бегущих офицеров, стрелял на ходу единственный бронеавтомобиль. Красных преследовали некоторое время, и рассеяли их на многие версты вокруг.

Бегство столь сильного противника воодушевило малочисленные офицерские отряды, но присланный приказ говорил об отходе. Потери в двух ротах составили 50 человек. Офицеры возвращались по полю, усеянному телами погибших. Нужно было собрать патроны и оружие, оставшееся после боя, допросить пленных. Один из них, московский рабочий, глубокомысленно произнес перед расстрелом: «Да! В этой борьбе не может быть пощады». Офицеры были поражены выдержкой, хладнокровием и его убежденностью в правоте дела, которому он отдался всей душой. Ему разрешили написать последнее письмо своей матери и жене перед расстрелом, а потом один из офицеров опустил письмо в почтовый ящик в Неклиновке.

Силы красных были не только разбиты и деморализованы. Противник отошел к Матвееву Кургану и более не предпринимал попыток наступления. Офицеры сделали вывод, что при достаточном количестве людей в рядах Добровольческой армии она смогла бы освободить всю Россию. Но в ночь на 14 января 1918 года подпольная группа большевиков подняла в Таганроге восстание. Красные бунтовщики взяли в плотное кольцо огня помещение, где находились юнкера, в то время как другая часть юнкеров попыталась овладеть обстановкой в городе и стабилизировать ситуацию. Один юнкерский взвод взял под свою охрану вокзал, другой — спиртовой завод и еще одна полурота под командованием полковника Мастыко — Балтийский завод. Бунтовщики начали атаку Таганрогского вокзала, пустив вперед себя паровоз, который был ими разогнан и пущен в здание вокзала. Врезавшийся в стену паровоз не причинил особого вреда юнкерам, и они смогли без труда отбить последовавшую атаку неплохо вооруженных подпольщиков. Юнкера связались с полковником Кутеповым, который снял с позиций у станции Неклиновка 1-ю Офицерскую роту и послал ее в Таганрог. Эта рота легко прорвала кольцо бунтовщиков на вокзале и соединилась с юнкерами, потерявшими к тому времени пять человек убитыми и десять человек ранеными. Красные засели в ближайших домах, и выбить их оттуда пока было невозможно.

Короткий зимний день истаял, и над замершим Таганрогом воцарилась холодная ночь. Пользуясь темнотой, подпольщики просочились на спиртовой завод и подожгли спиртохранилище. Охранявшие его юнкера не могли справиться с бушующим пламенем своими силами, а ворвавшиеся на заводскую территорию через предательски открытые рабочими ворота люмпены набросились на немногочисленных юнкеров, отлавливая их посреди пылающих цехов и тут же безжалостно убивая. Юнкера и офицерская рота, оставшиеся на вокзале, были блокированы со всех сторон большевиками. Кроме того, здание вокзала было отключено от воды. Немного воды осажденным добровольцам удалось добыть из котла врезавшегося в здание паровоза и теперь безжизненно темнеющего на фоне разрушенной вокзальной стены.

Для офицеров становилось все более очевидным, что оставаться на удерживаемых позициях незачем, и командиры рот приняли решения пробиваться через плотное кольцо большевиков и выбираться из города прочь. Поутру 16 января 1918 года рота юнкеров с Балтийского завода сделала попытку вырваться в северо-восточном направлении, тут же вступив в бой с ожидавшими их большевиками. Последние открыли по юнкерам шквальный огонь, перебив сразу почти половину роты. Был ранен и сам полковник Мастыко. Юнкера попытались тащить своего начальника, но тот приказал оставить его. В отчаянье юнкера продолжали оставаться рядом с раненым. Шальные пули задевали склонившихся над полковником молодых людей, умолявших его разрешить нести его дальше, но тот хладнокровно вытащил револьвер и застрелился на глазах подчиненных, приказав им перед тем поскорее выбираться из города. Лишь после того юнкера оставили тело своего командира и начали отход. Большевики не стали преследовать их, и половина роты благополучно выбралась за пределы города. С вокзала отряд, состоявший из юнкеров и офицеров, забрал своих убитых и раненых и начал погрузку в эшелон, подошедший с севера и охраняемый 2-й Офицерской ротой, посланной для установления связи с добровольцами, удерживавшими вокзал. Красные расступились и пропустили поезд, дав ему покинуть пределы города.

Положение отряда Кутепова оставалось сложным, и только отсутствие точных данных о численности кутеповских сил не позволяло красным начать наступление. Александр Павлович посчитал, что в сложившейся ситуации наиболее правильным будет отход всех сил добровольцев и сокращение фронта. Постепенно, часть за частью, добровольцы отбывали в Ростов: таганрогская Школа прапорщиков, Юнкерский батальон, Партизанский отряд имени генерала Корнилова и, наконец, Морская рота. К 27 января 1918 года Кутепову пришлось отойти еще дальше на 10 верст к востоку от станции Морская. Красные постоянно пытались обойти его с флангов. Стремительному охвату флангов отряда Кутепова способствовала появившаяся у большевиков кавалерия — части бывшей 4-й кавалерийской дивизии, мобилизованные на службу в Красную армию. Им противостояла сотня полковника лейб-гвардии Уланского Его Величества полка Василия Сергеевича Гершельмана в количестве 50 сабель.

В конце января красные не раз предпринимали наступления на отряд Кутепова. Их попытки были отбиты благодаря героизму роты Корниловского ударного полка. К 28 января 1918 года отряд Кутепова отошел еще на 20 верст, приблизившись к станции Хопры, где его сменил отряд полковника Александра Николаевича Черепова, общей численностью в 820 человек и при двух орудиях, поддержанный чинами отряда сотника Грекова. Своими дерзкими набегами на большевиков Греков был прозван Белым Дьяволом. Впрочем, помимо боевой славы, за казачьим сотником Грековым шла по пятам известность иного рода. Многие знали его и как непревзойденного мастера «реквизиций» у местного населения. Его ценили за его убеждения и открытый антибольшевизм, ибо часто атаман Каледин получал неутешительные новости, что по мере продвижения красных отрядов на Дон к ним стали присоединяться и многие казаки, часть из которых уходила к большевикам со своими орудиями. Такие добровольные вливания в ряды красных могли существенно осложнить положение белых партизан, не имевших собственной артиллерии, и Каледин решился просить командование Добровольческой армии направить хотя бы одну батарею в поддержку чернецовских партизан.

Корнилов отдал распоряжение направить Чернецову 1-ю батарею Добровольческой армии, с которой отбыл и подполковник Дмитрий Тимофеевич Миончинский, решивший, что обязан сопровождать батарею с пешим взводом юнкеров-артиллеристов. Пеший взвод вышел на погрузку в эшелон, имея при себе несколько станковых пулеметов, призванных дать отпор большевикам, если те решатся атаковать поезд в степи. Орудия 1-й батареи были предусмотрительно размещены на открытых платформах, прицепленных к эшелону, чтобы в случае необходимости дать хороший залп по большевикам. Едва орудия были установлены, на перроне показались представители одного из казачьих комитетов, требуя вернуть им одно из орудий, позаимствованное у них накануне юнкерами под вполне благовидным предлогом. Опешивший Чернецов отчитал «комитетчиков» и сказал, что он прикажет открыть огонь, если казаки силой попытаются отнять орудие. Часть представителей казачьего комитета тут же отправилась в атаманский дворец, чтобы оказать посильный нажим на атамана и заставить его отдать распоряжение о возврате орудия. Чернецову удалось опередить депутацию и разогнать ее почти на пороге атаманского дворца. Зачем казачьему комитету понадобилась одна несчастная пушка из немногих орудий добровольцев именно в день отправки батареи на помощь партизанам, можно лишь догадываться. Основной версией причины столь странного на первый взгляд союза может выступать лишь налаженная взаимосвязь большевистского подполья и казачьих комитетов, чьи временные интересы могли совпадать на определенном этапе, а позже реализоваться в виде тайной борьбы против добровольцев.

С позиции исторической осведомленности наших дней, мы легко можем осудить подобное легкомыслие со стороны казачества. Однако не следует забывать, что большевизм всегда умел неплохо маскировать свои истинные намерения, играя на традиционных для народов, населявших Российскую империю, «слабых струнах» души. Такими уязвимыми местами у многих этносов было непомерно возросшее на волне безвластия 1917 года чувство их мнимой национальной исключительности, а также жажда возвыситься над падшим русским народом вкупе со всегда присутствующим соблазном юридического закрепления «независимости» ареала собственного обитания, получить которое можно было главным образом из рук новой власти. Все это было возможным лишь в результате самого тесного сотрудничества с теми, кто захватил власть в стране.

Итак, эшелон с добровольческой батареей отбыл с Новочеркасского вокзала в северном направлении, и с этой поры начался период лихорадочных передвижений двух противоборствующих сторон. Еще до подъезда на станцию Зверево Чернецову доложили, что большевиками захвачена станция Лихая. Есаул отдал приказ погрузить по прибытии в Зверево стоявшую там 4-ю Офицерскую роту и с ней вместе поспешил освобождать Лихую. Приблизившись к станции, батарея юнкеров получила приказ дать несколько залпов по месту предполагаемой дислокации противника. Первые же разрывы снарядов, которые легли неподалеку от красных застав, заставили их немедленно ретироваться, в панике неся с собой весть о подходящем бронепоезде. Большевистский отряд столь спешно стал отступать в сторону Зверева, что по инерции успел дать встречный бой оставленному там офицерскому взводу, вытеснив его далеко за пределы станции. А следом за отступившими красными уже несся эшелон Чернецова, и единственное орудие, оставленное на платформе, было готово обстрелять дрогнувшие большевистские ряды. Стучат пулеметы, орудие стреляет, красные оставляют Зверево, а на нее снова возвращается поредевший офицерский взвод, героически оборонявший ее до подхода чернецовского эшелона. Тем временем есаулу снова несут донесения с мест. Сообщают, что на станцию Гуково прорвалась какая-то красногвардейская часть, разбить которую Чернецов посылает 1-й Офицерский батальон. Далее есаул совершает быстрый набег на станции Каменская и Северо-Донецкая, в то время как на станции Лихая вновь кипит бой. С запада на оставленный офицерский взвод наступают какие-то красные отряды, но, получив отпор, исчезают в необъятных степных пространствах. На следующий день, соединившись, разрозненные части большевистских отрядов собираются воедино и вновь атакуют Лихую.

4-я Офицерская рота была не в силах сдержать стремительный порыв большевистского наступления, и отступила, не успев вывезти своих раненых офицеров. На помощь истекавшей кровью роте бросился Чернецов со своими партизанами. В едином порыве они выбили красных со станции, однако радость легкой победы была омрачена открывшейся жуткой картиной добитых большевиками раненых офицеров-добровольцев. Пока инициатива оставалась у Чернецова, он решил атаковать следующую станцию под названием Глубокая, но неосведомленность о численности противника сильно подвела есаула, надеявшегося на удачный набег. Его ночная атака быстро выдохлась, а за плечами у легко смятых им большевистских застав оказались многочисленные части красных, принявших бой и заставившие Чернецова и его партизан спешно отступать из Глубокой. Отступление проходило с непрерывным боем; силы чернецовцев постепенно таяли, а враг продолжал свое преследование. К утру в небольшом хуторе, куда отступили партизаны и добровольцы, Чернецов увидел, что ряды их значительно поредели, и теперь с ним оставалось не более сотни людей. Нужно было срочно уводить их в безопасное место, с тем чтобы по возможности переформировать оставшихся людей, сведя их в более или менее приемлемую по военным меркам боевую единицу, и на рассвете немногочисленные партизаны, офицеры и юнкера под командованием Чернецова тронулись в путь.

Неожиданно дорогу им преградил 27-й Донской казачий полк, на вооружении которого было не менее четырех орудий. Недолго думая, казаки атаковали чернецовский отряд, однако их первые две атаки споткнулись о стойкость защищавшихся. Чернецов скомандовал отход. Остатки его отряда отступали лощинами, оставив свое орудие и пулеметы из-за трудной проходимости здешних дорог, а 27-й полк продолжал свое преследование. Но и без пулеметов отступавшим удалось отбить еще одну атаку, плотным кольцом сомкнувшись вокруг своего командира. Меткими выстрелами юнкера косили налетавших на них казачьих всадников. «Поздравляю вас с производством в прапорщики!» — растроганно прокричал Чернецов своим молодым соратникам.

Бой продолжился, и вот уже более четверти окруженных партизан были выбиты из строя. Ранение получил и сам Чернецов, а кольцо казаков продолжало сужаться. Со стороны Каменской послышались орудийные залпы. Это пыталась помочь окруженным соратникам часть оставленных на станции добровольцев. Войсковой старшина Голубов обратился к Чернецову с предложением выпустить его с остатками отряда, если тот приостановит письменным приказом наступление части партизан, оставленной им на станции Каменская. В знак серьезности своих намерений, Голубов дал «слово офицера» не чинить препятствий чернецовцам, однако выпустить их из окружения с оружием наотрез отказался. Пытаясь сохранить жизни чинов своего отряда, Чернецов принял предложение Голубова. Партизанское наступление со стороны Каменской приостановилось. Казаки Голубова разоружили окруженных чинов отряда Чернецова и попытались конвоировать их по направлению к станции Глубокая, где уже расположились большевистские части. Сам Голубов, приказав подхорунжему Подтелкову возглавить конвоирование пленных партизан во главе с Чернецовым, отбыл в расположение большевиков, опередив колонну с пленными. В отчаянии Чернецов без оружия набрасывается на конвоиров. То же проделывают чины его отряда. Конвой смят, с криками «ура!» чернецовцы разгоняют оставшихся казаков, а подхорунжий Подтелков с размаху рубит шашкой напавшего на него Чернецова. Темная южная ночь позволила части пленных бежать. Другие были настигнуты и зарублены казаками.

Бежавшие пленники глубокой ночью достигли расположения отряда Чернецова, где в его отсутствие командовал заместитель, есаул Роман Григорьевич Лазарев. Бежавший подполковник Миончинский сообщил тому о трагической судьбе отряда и гибели его командира. Ослепленный ненавистью и отчаянием, Лазарев поднял по тревоге свою сотню и 4-ю Офицерскую роту и бросился во главе ее на станцию Глубокая. Рейд Лазарева оказался бесполезным. Казаки Голубова уже разъехались по домам, а красные оставили станцию, погрузившись в вагоны и отбыв в неизвестном направлении. Подобрав своих убитых в степи и на станции, отряд Лазарева вернулся в Каменскую. Следующий день прошел в относительном бездействии. Лишь только усилиями штабс-капитана Александра Альфредовича Шперлинга орудие добровольцев, установленное на платформе и прицепленное к паровозу, делало смелые выезды в сторону расположения большевистских частей на станцию Глубокая, одиночными выстрелами тревожа покой красных.

Подполковнику Миончинскому донесли, что неподалеку от хутора Гусева, расположившегося рядом с железной дорогой, казаками были оставлены полдюжины орудий с зарядными ящиками, по два на каждое. Тотчас же от Каменской отошел добровольческий поезд, который прикрывало единственное орудие на платформе, следовавшее за составом. И эта мера предосторожности, как выяснилось, была не лишней. Со стороны станции Глубокой появилась точно же такая же платформа, на которой большевики также установили орудие, быстро переняв эту идею у белых. Прогремели первые выстрелы, и началась самая настоящая орудийная дуэль. В дыму разрывов и в полосе пыли и копоти добровольцы стали производить погрузку орудий и боеприпасов в свой состав. Видя, что стрельба одного орудия не в силах замедлить погрузки, большевики быстро сняли его с платформы, а саму ее, нагрузив камнями, разогнали при помощи маневренного паровоза и пустили по направлению платформы, с которой продолжало стрелять орудие Шперлинга. Через несколько мгновений платформы столкнулись и орудие белых на время замолкло: платформа сошла с рельс, и теперь беспомощно осталась лежать в придорожной канаве. Красные не предпринимали новых атак, и поезд с добровольцами, груженный трофеями, медленно тронулся назад, а юнкера батареи Шперлинга, быстро поставив платформу на рельсы, вновь водрузили на нее орудие и приготовились прикрывать отход товарищей. Минуя Каменскую, состав с юнкерами-артиллеристами во главе с подполковником Дмитрием Тимофеевичем Миончинским проследовал в сторону Новочеркасска для формирования новой батареи. Еще несколько дней продолжалась борьба между охранявшими станцию Лихая добровольцами и партизанами Чернецова и накатывающими на них лавинами красногвардейских отрядов.