Коломбина на проволоке
Коломбина на проволоке
В стране по-разному отнеслись к освоению целины.
«Целинная эпопея, — пишет в своих воспоминаниях бывший первый секретарь Хабаровского крайкома партии Алексей Клементьевич Чёрный, — вобрала в себя огромные средства, технику, людей. И все же зерна в стране по-прежнему не хватало. Целинная эйфория охватила и дальневосточников. В засушливый 1954 год в спешке распахивались заболоченные массивы, на которых во влажный период невозможно ни посеять, ни убрать урожай… Впопыхах вспаханные земли, не имевшие практически плодородного пахотного слоя, заметной прибавки к урожаю не дали. Наоборот, легли тяжелым бременем на экономику колхозов».
По указанию Хрущева решили всю сельскохозяйственную технику два-три года отправлять только на целину. Другим регионам она просто не доставалась.
Но чьими руками возделывать целину? Хрущев знал ответ. 22 февраля в Большом Кремлевском дворце уже провожали первую группу комсомольцев-целинников.
— Я попросил Хрущева встретиться с комсомольцами, уезжающими на целину, — рассказывал тогдашний секретарь ЦК комсомола Владимир Семичастный. — Он согласился. Хрущев привел с собой весь президиум ЦК. Мы занимались тогда самой настоящей хозяйственной работой…
«Перед молодыми добровольцами, собравшимися в Кремле, в зале заседаний Верховного Совета, я выступил с коротким призывом и объяснил предстоящие задачи, — вспоминал Никита Сергеевич. — Сказал, что партия возлагает на них большие надежды. Затем собрание призвало молодежь всей страны откликнуться на новое дело.
Протекало оно интересно, ребята выступали с энтузиазмом. До сих пор в моей зрительной и слуховой памяти сохранились некоторые лица и речи. Молодые люди буквально светились, их глаза горели. Я глубоко верил в молодежь, она более подвижна и способна на подвиг. Так оно и оказалось».
19 марта 1954 года открылся XII съезд ВЛКСМ.
«Погожее мартовское утро, — говорилось в репортаже, помещенном в «Правде». — Стены и башни древнего Кремля залиты лучами по-весеннему яркого солнца. Через Спасские и Боровицкие ворота устремился к Большому Кремлевскому дворцу поток юношей и девушек. Это делегаты и гости XII съезда ВЛКСМ».
Работа началась с того, что съезд «почтил вставанием память великого продолжателя дела бессмертного Ленина — И. В. Сталина».
Одни поехали на целину по романтическим соображениям, другие подчиняясь комсомольской дисциплине. Третьи надеялись наладить жизнь — вырваться из общежитий и что-то заработать. Сельская молодежь бежала от нищеты. Деревенские парни таким образом получали паспорта, что открывало возможность со временем пойти учиться и обосноваться в городе. На целину отправляли и тех, кого освобождали из исправительно-трудовых лагерей условно-досрочно.
Хрущев сам съездил в Казахстан. Молодежь жаловалась, что нет невест.
«Когда я вернулся в Москву, — вспоминал Никита Сергеевич, — я рассказал о своих впечатлениях и посоветовал комсомолу призвать на целину девушек, для них найдутся и работа, и женихи. Это очень хорошо, что на новых местах сложатся семьи, появятся дома и дети, заведется местное оседлое население и затем окажутся старожилами. ВЛКСМ обратился с призывом к девчатам, и немало их уехало на целину… Другого выхода у нас не было».
Жили на целине скудно. Размещались в палатках. Не хватало самого необходимого.
«По расписанию приезжала автолавка, — вспоминал секретарь Уральского обкома компартии Казахстана Юрий Александрович Булюбаш. — Разговор с продавцом начинался примерно так: «Арак» бар? «Чернила» бар? Что означало «водка и вино есть?». Продавец мог ответить «бар», а мог и «джок», то есть «нет». Водка «Арак» — очень противный напиток. Чтобы ее пить, надо было очень сильно устать. Все покупали папиросы «Казбек» и «Беломорканал». Самые отчаянные курили махорку или по-казахски «темек». До сих пор у меня остался заветный мешочек «темека». Бывало, насыплешь его в «козью ножку». Сделаешь две затяжки — и, кажется, дым идет из пяток».
В январе 1956 года с трибуны Всесоюзного совещания молодежи и комсомольцев в Большом Кремлевском дворце Шелепин разнес министра совхозов Ивана Александровича Бенедиктова, сталинского наркома, за потребительское отношение к молодежи, приехавшей на целину, за нежелание строить жилье и обустраивать целинников.
Николай Николаевич Месяцев (после войны работник Министерства госбезопасности) был избран секретарем ЦК комсомола. Месяцев, чье имя еще не раз возникнет в этой книге, рассказывал:
— Приходили союзные министры к нам на бюро ЦК комсомола, мы их так прижимали за равнодушие к быту молодежи, что кости трещали…
Но все равно горожане не очень приживались на селе. На целине остались в основном сельчане, те, кто вырос в деревне, имел навык, привык к такому труду.
Расчеты Хрущева оказались правильными. В пятьдесят шестом году в Казахстане получили большой урожай — шестнадцать миллионов тонн зерна. Но цена целинного хлеба была очень высокой.
Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, когда был первым секретарем в Казахстане, обвинил в национализме казахских почвоведов, которые доказывали, что не все целинные земли можно пахать. Видные ученые настаивали: при освоении целины следует внедрять паровые севообороты, многолетние травы, применять мелкую пахоту, сохранять чистые пары. Хрущев все предостережения отверг, ему нравились простые советы «народного академика» Трофима Денисовича Лысенко:
— Пахать глубже, хорошо переворачивая пласт.
Александр Павлович Филатов, который в те годы заведовал отделом науки Новосибирского обкома партии, вспоминал, как в Академгородок приехал Хрущев:
«Никита Сергеевич неожиданно «раздолбал» Институт организации промышленного производства, где директором был член-корреспондент Герман Александрович Пруденский. Председатель Совета министров РСФСР Полянский увидел на выставке книжечку «Чистые пары», пролистал ее и подошел к Хрущеву:
— Никита Сергеевич, а здесь культивируют чистые пары…
Хрущев тут же грубо обрушился на Пруденского. Бросил ему в лицо:
— Не делом занимаетесь! Вам надо быть поближе к жизни.
И оказался глубоко не прав. Впоследствии мы вернулись к чистым парам. Когда я уже был первым секретарем обкома партии, мы вынуждены были увеличить площади под парами с пяти процентов до четырнадцати. И даже этого недостаточно…»
Но ученые не случайно говорили о парах. Со временем в Казахстане начались пыльные бури, которые уносили посевы вместе с землей. На огромных площадях был уничтожен пахотный слой… Пришлось создавать специальную систему земледелия.
Хрущев считал подъем целины одним из главных дел своей жизни. Когда Никита Сергеевич приехал в Акмолинск на слет передовиков сельского хозяйства, его встречали восторженно, вспоминала сотрудница «Акмолинской правды» Роза Голубева:
«Конечно, доклад у него был написан. Но, по сути, он его не читал. Начал с написанного текста, а потом уже говорил «от себя». Не совсем логично, несколько сумбурно, но зато эмоционально, горячо, искренне. Влияние его на зал было огромным. Такую атмосферу живой заинтересованности, приподнятости я ранее не видела.
Так же живо он воспринимал выступления участников слета. На трибуне некоторые держались скованно, глотали слова. Запомнился один молодой парень-казах, который что-то мямлил по бумажке. Хрущев встал со своего места, слегка шаркающей походкой подошел к трибуне. По-доброму взглянул на смущенного механизатора:
— Это тебе написали? А ты брось бумажку, расскажи своими словами.
И начал задавать вопросы. Парень преобразился. Успокоился, стал отвечать логично и внятно. Даже покритиковал кого следует. Зал, живо переживший эту сцену, грохнул такими аплодисментами, что вздрогнули стены… Я смогла рассмотреть Хрущева: невысокий, кругленький, с пушком на голове, глаза смотрят весело, хитро. Так и хотелось погладить его по пушистой голове. Вот такое, может быть, странное ощущение тогда было».
За шесть лет распахали больше сорока миллионов целинных и залежных земель. Они давали больше сорока процентов зерна. В декабре 1958 года Хрущев с гордостью говорил на пленуме ЦК:
— Такого количества хлеба наша страна никогда за свою историю не имела.
На целину по списку со всей страны отправляли партийных работников. Поехал и Валерий Иннокентьевич Харазов, секретарь Сталинского райкома партии в Москве.
— Несколько московских секретарей под разными предлогами отказались, — рассказывал Харазов, — их сняли с работы, Хрущев устроил выволочку первому секретарю горкома. Тогда взяли список секретарей райкомов и отобрали тех, кто не откажется. Мне по здоровью противопоказан жаркий климат, но пришлось. В Алма-Ате первые два месяца мы вникали в дела республики. Каждый вечер к нам приезжал Пономаренко и рассказывал о делах в республике. Через два месяца он объявил о назначениях. Меня утвердили секретарем Алма-Атинского горкома.
Только после этого Харазова вызвал второй секретарь ЦК компартии Казахстана Леонид Ильич Брежнев, объяснил:
— Зайди, надо на тебя посмотреть. А то как же это? Новый секретарь горкома, а я его не знаю.
О работе, о делах не сказал ни слова. Вся встреча заняла три минуты.
— Мы Брежнева называли «Коломбина на проволоке», — вспоминал Харазов, — потому что он всем хотел нравиться. Ну, и это у него получалось, он располагал к себе людей.
Когда Пономаренко отправили послом в Польшу и хозяином республики стал Леонид Ильич, закончилась и работа Валерия Харазова в столице Казахстана.
К нему с ультиматумом явились секретари всех трех городских районов Алма-Аты. Они жаловались на постоянную нехватку товаров и потребовали снять с должности начальника городского управления торговли Турсуна Байбусынова.
Харазов его пригласил и очень вежливо предложил:
— Я вижу, у вас на этой должности не получается. Мы подберем вам другую работу.
Байбусынов удивленно посмотрел на Харазова:
— А я думал, вы меня позвали, чтобы отметить мои успехи и пригласить на более высокую работу.
Валерий Иннокентьевич изумился, но виду не подал:
— Так у вас и здесь не получается. О каком же повышении может идти речь? Давайте мы найдем вам другое место. Может, там вам будет легче.
Байбусынов снисходительно посмотрел на секретаря горкома и философски заметил:
— Вы, русские, вода, а мы, казахи, камни. Вы, как вода, исчезнете, а мы останемся. Вы, например, точно скоро исчезнете. А обо мне вы еще услышите.
Встал и ушел.
Минут через двадцать по местной спецсвязи Харазову позвонил недовольный Брежнев:
— Ты там что, собрался Байбусынова убирать?
Харазов был потрясен скоростью, с которой начальник городского управления торговли добрался до первого секретаря ЦК республики. Ответил, как считал правильным:
— Леонид Ильич, он не справляется с работой. У меня была делегация секретарей райкомов. Они требуют убрать его. Этот вопрос нужно решать.
— Ты его не трогай, — отрезал Брежнев.
Хазаров стоял на своем:
— Его нельзя оставлять на этой должности.
— Хорошо, — нетерпеливо сказал Леонид Ильич, — я сейчас уезжаю по северным областям. Вернусь, договорим.
Через две недели Брежнев вернулся в Алма-Ату, но Харазова не пригласил. Прошло три дня, Харазов позвонил сам, потому что считал вопрос принципиальным.
— Леонид Ильич, мы не решили вопрос о Байбусынове.
— Как это не решили? — искренне удивился Брежнев. — Я же тебе сказал — не трогать.
— Леонид Ильич, но интересы дела требуют смены руководства городского управления торговли.
— Ты меня не понял, — с сожалением произнес Леонид Ильич. — Я сказал: не трогать! Все, вопрос закрыт.
И повесил трубку.
Предсказания Байбусынова продолжали сбываться. Сам он остался на месте. Зато из Алма-Аты убрали непонятливого Валерия Харазова. Только через много лет Харазов понял, почему Леонид Ильич вступился за начальника Алма-Атинского городского управления торговли. Когда появилась «Целина», написанные за Брежнева воспоминания о казахстанской эпопее, Харазов прочитал, что родственников секретаря Днепропетровского обкома партии в сорок первом году эвакуировали в Алма-Ату.
В семейном архиве Леонида Ильича сохранился соответствующий документ:
«Коммунистическая партия (большевиков) Украины ДНЕПРОПЕТРОВСКИЙ ОБЛАСТНОЙ КОМИТЕТ
7 августа 1941 г.
УДОСТОВЕРЕНИЕ
Семья секретаря Днепропетровского Обкома КП(б)У тов. Брежнева Л. И. в составе: Брежневой Н. Д., Брежневой В. И. и Брежневой А. В. эвакуируется из города Днепропетровск в г. Алма-Ата.
Секретарь обкома КП(б)У
Грушевой».
В столице Казахстана Брежневых поселили на улице Карла Маркса, дом 95. Жена Брежнева, Виктория Петровна, написала об этом Леониду Ильичу. «Из этого письма, — говорилось в «Целине», — я узнал фамилию людей, приютивших мою семью, — Байбусыновы Турсун Тарабаевич и его жена Рукья Яруловна».
Когда Брежнева послали поднимать целину, то он подумал, что «надо сказать спасибо доброй казахской семье, поклониться стенам, в которых вместо четырех человек дружно прожили в те трудные годы семеро». Отблагодарил хороших людей щедро, как умел. Но за казенный счет. Турсун Байбусынов был назначен на хлебную должность. И попытки убрать его Леонид Ильич воспринимал как выпад лично против себя.
Когда через много лет Валерия Харазова назначали вторым секретарем ЦК в Литву, секретарь ЦК по кадрам Иван Васильевич Капитонов принес Брежневу три объективки и предупредил:
— Харазов — основной кандидат. Если он вам не подойдет, есть еще две кандидатуры.
Брежнев утвердил Харазова. Валерия Иннокентьевича вновь вызвал Капитонов и заинтересованно спросил:
— Откуда тебя так знает генеральный?
По традиции Брежнев принимал тех, кого рекомендовали вторыми секретарями в национальные республики. Но своего старого знакомого Валерия Харазова Леонид Ильич не пригласил.
Иван Капитонов все брежневские годы занимался подбором руководящих кадров. Он нравился Леониду Ильичу.
— Когда мы встречались, — рассказывал Капитонов, — анекдоты травили. Он их любил, хотя ни одного не помнил. Я умею рассказывать так, что человек покатывается со смеху…
В Казахстане Брежнев получил полный комплект депутатских мандатов. Его сделали депутатом Алма-Атинского горсовета, республиканского Верховного Совета и Верховного Совета СССР. На ХХ съезде партии в феврале 1956 года Леонид Ильич получил слово как руководитель партийной организации Казахстана. Но после съезда в Алма-Ату он не вернулся. Хрущев оценил деятельного и энергичного работника. Брежнева, как и в 1952 году, избрали кандидатом в члены президиума и секретарем ЦК.
Леонид Ильич с триумфом вернулся туда, откуда его изгнали четыре года назад. Он вновь принадлежал к высшему руководству страны. Он был счастлив. Миг торжества, который мало кто испытывал! Говорят, что, когда Брежнева избрали секретарем ЦК, Аверкий Борисович Аристов, который в ЦК ведал силовыми структурами, самолично принес его досье, и они его вместе сожгли.
Когда Брежневы перебрались в Москву, то в мае 1956 года купили на Московской мебельной фабрике мебельный гарнитур для кабинета: «книжный шкаф, письменный стол, рабочее кресло и мягкий диван; фанировка: лицевая фанера под орех». Брежнев дома не работал, книг не читал, ничего не писал. Но как одному из руководителей страны без кабинета!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.