Глава IV. ДОЛИНА СМЕРТИ

Глава IV. ДОЛИНА СМЕРТИ

Долина смерти…

Страшный ад

В живых оставшийся запомнит.

Там было трудно умирать

В те двадцать лет, еще не полных.

Н. И. Орлов. «Долина смерти».

Инициатива в ликвидации Волховского фронта принадлежала генерал–лейтенанту М. С. Хозину. Он родился в 1898 г. Прапорщиком участвовал в Первой мировой войне. В 1918 г. пошел служить в Красную Армию, командовал батальоном. Вступил в РКП(б). В 1925 г. окончил курсы усовершенствования высшего комсостава при Военной академии им. М. В. Фрунзе, командовал стрелковой дивизией, корпусом, в 1938 г. — войсками Ленинградского военного округа, с 1939 г. — начальник Военной академии им. М. В. Фрунзе. В начале Великой Отечественной войны заведовал тылом резервных армий, затем был заместителем начальника Генштаба и начальником штаба Ленинградского фронта, командовал 54–й армией. С сентября 1941 г. — командующий Ленинградским фронтом. Карьера М. С. Хозина типична для крупного военачальника 1920–1930–х гг. Особыми талантами он не блистал, недаром в 1944 г. его убрали с фронта и послали в тыл командовать Приволжским военным округом, а потом и военно–учебными заведениями. Однако для столь посвященного человека как Хозин не требовалось большого ума, чтобы заметить очевидные просчеты Ставки в первый период войны. В 1966 г., разбирая причины неудачи Любанской операции, он главным виновником считал Ставку, не снимая вместе с тем ответственности и с командования 2–й ударной армии. Он писал: «Было бы не совсем правильным, говоря о причинах неудач зимнего наступления 1941/1942 года Волховского и Ленинградского фронтов, ссылаться только на Ставку. Эти неудачи во многом зависели и от командования фронтов, армий и соединений, подготовки штабов войск. Организация и управление боевыми действиями со стороны штабов армий, дивизий было не на должной высоте. Так в период боев в районе Красной Горки штаб 2–й ударной армии допустил грубые просчеты во времени на подготовку частей и соединений для боя, некоторые части и соединения получили боевые распоряжения на второй день после указанного им времени для выполнения боевой задачи»¹.

Разумеется, Хозин прав, когда критикует недостатки в организации наступления 2–й ударной армии. Только он не называет их причины. А причины опять–таки заключались в самой Ставке, в непродуманности и необоснованности ее действий, когда сроки выполнения директив не соответствовали наличным силам и средствам. Истоки этого находились в сталинских методах руководства, в тоталитарном государстве, для которого люди являлись всего лишь инструментом высокой политики.

Хозина беспокоила несогласованность действий ленинградцев и волховцев в единой операции по прорыву блокады. Он неоднократно высказывал претензии представителям Ставки, требуя, чтобы сама Ставка непосредственно координировала усилия обоих фронтов. 21 апреля Хозина пригласили в Ставку. Он доложил о ситуации на Ленинградском фронте и в очередной раз высказал мнение о необходимости большей централизации в руководстве действиями фронтов. После этого, если верить воспоминаниям Хозина, сам Сталин в присутствии Б. М. Шапошникова и А. М. Василевского предложил объединить оба фронта в один под командованием Хозина. Такой вариант решения якобы явился для Хозина неожиданным, но он не стал протестовать, т. к. тогда еще будто бы не мог представить всю «нецелесообразность» данного решения, а кроме того, по словам Хозина, другие участники совещания тоже протест не высказывали, поскольку были подавлены авторитетом Сталина². Тем самым Хозин снял с себя всю ответственность за решение и его последствия. Он даже не сказал, что его идею поддерживал А. А. Жданов.

По–иному рассказывает о ходе совещания Василевский. Он сообщает, что Хозин не просто говорил о координации усилий двух фронтов, а сразу поставил вопрос об их объединении и предложил себя в качестве командующего. «Б. М. Шапошников, — пишет Василевский, — сразу же выступил против такого предложения. И. В. Сталин, напротив, встал на позицию Хозина и было принято решение о ликвидации Волховского фронта, передаче его войск Ленинградскому фронту, а командующего Волховским фронтом К. А. Мерецкова назначили сначала заместителем командующего

Западным фронтом, а затем по его просьбе командующим 33–й армией того же фронта /…/ Генерал М. С. Хозин получил возможность объединить действия по ликвидации блокады Ленинграда. Очень скоро выяснилось, — продолжает Василевский, — что руководить девятью армиями, тремя отдельными корпусами и двумя группами войск, разделенными занятой врагом зоной, не только трудно, но и невозможно. Решение Ставки о ликвидации Волховского фронта, — заключает Василевский, — таким образом, оказалось ошибочным»³. «Ошибочным» — это мягко сказано. Для 2–й ударной армии оно оказалось роковым. Отвечать за «ошибки» командования приходилось народу. Из последних сил на фронте и в тылу, своим страданием и болью народ поворачивал эту войну вспять. Кровью заливал ее огонь, телами преграждал путь. И не «отцы–командиры», не «великие полководцы», не «родные руководители», а народ был спасителем Отечества. Народ–герой спасал себя сам. Отброшенный войною на грань человеческого существования, он сумел сохранить в себе человека, сумел выстоять и победить.

Новый Ленинградский фронт состоял из двух групп войск (23–я, 42–я, 55–я армии, Приморская и Невская группы войск) и волховского направления (8–я, 54–я, 4–я, 59–я, 2–я ударная и 52–я армии, 4–й и 6–й гвардейские стрелковые корпуса и 13–й кавалерийский корпус).

В качестве устного напутствия перед отъездом Хозин получил указание Сталина подготовить план полной деблокады 2–й ударной армии. Поэтому прямо из Москвы он отправился в Малую Вишеру в штаб бывшего Волховского фронта, чтобы принять дела у Мерецкова и узнать ситуацию на месте⁴.

Передав дела Хозину, Мерецков по пути к новому месту службы тоже посетил Ставку. Там он узнал о согласии Хозина передать формируемый 6–й гвардейский стрелковый корпус и еще одну дивизию Северо–Западному фронту вместо усиления ими 2–й ударной армии. В Ставке Мерецкова приняли Сталин и Маленков. Доклад Мерецкова содержал конкретную характеристику разных сторон положения 2–й ударной армии. Мерецков подчеркивал, что армия обескровлена и не способна ни к наступлению, ни к обороне. Она задыхается в полукольце и катастрофа неминуема. Мерецков предлагал или усилить армию 6–м гвардейским корпусом или срочно, немедленно вывести ее из лесов и болот на линию шоссе и железной дороги Новгород — Чудово. «Меня терпеливо выслушали, — вспоминал Мерецков, — и пообещали учесть высказанные соображения»⁵.

В полуокружении на Волхове находились в то время 11 стрелковых дивизий (4–я, 19–я и 24–я гвардейские, 378–я, 259–я, 191–я, 46–я, 327–я, 382–я и 305–я), 3 кавалерийских дивизии (87–я, 25–я и 80–я) и 5 стрелковых бригад (23–я, 57–я, 53–я, 22–я и 25–я) 2–й ударной, 52–й и 59–й армий. Только узкий коридор (1,5–2 км) отделял их от других сил Волховской группы. Знамя 2–й ударной командарм Власов на всякий случай отправил самолетом в тыл. Личного состава в частях Волховской группы оставалось 30–40%, маршевые пополнения тут же поглощались и перемалывались. Даже из зенитных подразделений окруженной армии половину бойцов отправили в пехоту. Оставшиеся продолжали неравную борьбу с самолетами и танками противника. В этих боях в 1–й батарее 461–го зенитного дивизиона 2–й ударной армии из 120 чел. уцелело только 18. В частях Волховской группы танковые подразделения остались без танков, артиллерия без снарядов и минометных мин. В таких условиях 59–я армия никак не могла одолеть всего одну немецкую 61–ю пехотную дивизию у Спасской Полисти. 52–й армии не удалось справиться с 58–й пехотной дивизией, наступавшей на коридор с юга⁶. Правда, двум этим дивизиям были готовы помочь отведенные на отдых 215–я и 251–я германские дивизии, но все–таки две армии против четырех дивизий, которые, ведь, тоже несли потери… Это невозможно представить, если не учитывать фактор авиации. Вражеские самолеты буквально висели над коммуникациями. Продвижение днем по дорогам стало невозможно. Пользуясь близостью аэродромов (Сиверская, Сольцы, Кречевицы) немцы доставляли бомбы большой мощности (до 1,5 т). Истребители противника не пропускали транспортные самолеты с грузами для 2–й ударной. Бывший командир роты 96–го отдельного саперного полка 92–й дивизии Н. И. Круглов вспоминает: «Наши любимые кормильцы По–2 несли большие потери. Их встречали немецкие «мессера» и безжалостно расстреливали, не допуская до мест сбрасывания грузов. Ночи короткие, светлые. Самолеты не успевали возвращаться на свои аэродромы. Их много гибло. Летчики на По–2 летали без парашютов, поэтому гибли вместе с самолетом»⁷. До сих пор в Мясном Бору лежат обломки этих самолетов, деревянные части корпуса и перкаль сгнили, остались моторы с пропеллером и погибшие летчики.

Генерал М. С. Хозин и Военный совет Ленинградского фронта, изучив положение на Волхове, доложили И. В. Сталину, что пока не взята Спасская Полисть, продолжать Любанскую операцию

невозможно⁸. Тем самым Хозин как бы признал правоту слов Мерецкова о необходимости отвести армию из болот. Обстановка у Мясного Бора усложнялась. Траншеи заливало водой. На болотах начали строить верховые блиндажи. Бывший начальник инженерных войск Волховского фронта А. Ф. Хренов вспоминал: «А сколько мук и ухищрений стоила любая саперная работа! Здесь и на сухих местах не отроешь под окоп положенные «метр десять» — уже через 30 сантиметров выступала вода. Вместо окопов и ячеек приходилось делать насыпи и площадки под огневые точки. Устраивались и дзоты на плотах, плавающих по болотам. Из жердей, бревен, хворостяных фашин сооружали укрытия и блиндажи, использовали эти материалы для оборудования ходов сообщения. На многие километры тянулись гати и маневренные дороги, сделанные из деревянных решеток (ряжей)… Во все это нужно было вложить огромный самоотверженный труд. Строили все — стрелки, артиллеристы, танкисты… Всякая смена позиций была сопряжена с величайшими трудностями и начиналась с прокладки дорог»⁹. Командиры окруженных частей еще в начале апреля, до весенних разливов, организовали для бойцов пункты отдыха с санобработкой, починкой обуви и обмундирования¹⁰. С приходом настоящей весны эти пункты продолжали действовать, но добираться до них становилось все труднее.

Экстремальные природные условия дополнялись постоянным артиллерийским и авиационным воздействием противника. Немцы бомбили круглосуточно. 2–я ударная опять стала голодать. Спасение было в том, что осталось много лошадей корпуса Гусева, убитых еще зимой. Бойцы называли эту пищу «гусятиной». Часть лошадиной ноги с копытом стоила 300–400 рублей. Из–за куска такого мяса или кости случались драки с применением оружия¹¹. Бывший воин 92–й дивизии М. Д. Панасюк вспоминал: «Шкуры лошадиные — это была благодать, мы их поджаривали на костре и ели как печенье, но это было невыгодно, стали варить холодец. От этой жижицы многие начали опухать и умирать голодной смертью»¹². Однако и протухшая конина скоро кончилась. Соли не было. Не было хлеба. Бойцы получали в день по спичечному коробку сухарной крошки, да и то, если удавалось прорваться нашим самолетам и их груз не попадал в болотную топь. Цынга приняла массовые размеры. Люди пили хвойный настой и березовый сок, искали молодую крапиву, травку–кислицу и первые листья на деревьях. Кругом плавали трупы, поэтому даже с питьевой водой было трудно — хлорка кончилась, а кипятить воду на костре — значило вызвать огонь немецких орудий и минометов, бомбы «юнкерсов» и «мессершмиттов». За разведение костра приказ по армии грозил расстрелом¹³. Кожаной обуви почти не было и по весенним разливам люди ходили в валенках.

В несколько лучшем положении находился высший комсостав и, в частности, генерал А. А. Власов. При штабе армии специально для командарма держали двух коров. Офицер разведотдела штаба З. Ф. Иванов свидетельствует, что солдат–дояр каждое утро подавал к столу генерала молоко и сметану¹⁴.

Наши самолеты сбрасывали окруженным листовки с призывом председателя ВНИК М. И. Калинина, ЦК ВЛКСМ и командования фронта продержаться еще немного. И люди держались. Перенести тяжкие испытания им, несомненно, помогала привычка к отсутствию лишних потребностей, умение обходиться малым. Однако главная основа необычной стойкости заключалась, пожалуй, в неиссякаемом и вечном народном духе, категории неясной и загадочной, но великой силе, одолеть которую не удалось еще никому. Примечательно, что даже в тех страшных условиях люди продолжали вступать в коммунистическую партию. Современному человеку в это трудно поверить, но это так. Многие бойцы и командиры видели в ВКП(б) организующую силу, воплотившую народный патриотизм и единственно способную привести советский народ к победе. Со своей стороны и политорганы постоянно заботились о пополнении партийных рядов, чтобы иметь опору в массах. Например, в 23–й бригаде в январе–феврале 1942 г. вступили в ВКП(б) 256 чел., а с 1 марта по 10 апреля — 154 чел.¹⁵ Сокращение числа вступивших в партию в апреле сравнительно с февралем можно объяснить большими потерями, которые не успевали восполнять, в то время как армейские комиссары старались привлечь в ВКП(б) лучших воинов.

Воинов 2–й ударной не могли сломить ни суровые условия, ни голод, ни угроза смерти. Считанные единицы изменили присяге, хотя противник буквально засыпал Мясной Бор и соседние леса и болота листовками–пропусками в плен. Красные большие листовки, размером с тетрадный лист содержали антикоммунистические статьи, составленные удивительно плохо и бездарно, как будто их писали для совершенно дремучих мужиков. Другие листовки были маленькие, размером с два спичечных коробка, чтобы не мог найти «политкомиссар» и можно было бы спрятать за отворот шапки или пилотки. На них изображался красноармеец, воткнувший винтовку в землю под разрывами шрапнели, ниже шла надпись: «Вы окружены со всех сторон! Ваше положение безнадежно! Спасайся, кто может!». На обороте шел текст на русском и немецком языках: «Немецкие офицеры и солдаты окажут перешедшему хороший прием, накормят и устроят на работу. Пропуск действителен для неограниченного количества[3] переходящих на сторону германских войск командиров и бойцов РККА»¹⁶. Такие листовки сохранились в Мясном Бору до наших дней.

О настроении бойцов Мясного Бора лучше всего свидетельствует еще один общий подвиг, совершенный ими в апреле. Весенние разливы не позволяли использовать дороги. И тогда решили возобновить строительство узкоколейной железной дороги от Мясного Бора до Финёва Луга. На ее сооружение пошла колея, снятая с делянок лесозаготовителей у Любина Поля и Мостков. Первую попытку построить дорогу предприняли еще в феврале, но затем бои в коридоре заставили прекратить работы. Теперь иного выхода не было и в начале апреля строительство возобновилось. Измученные люди еще нашли силы, чтобы весь апрель укладывать рельсы под бомбами и снарядами по лесной просеке в 500 м правее Северной дороги. Фронтовой поэт А. И. Гитович посвятил сооружению этой узкоколейки стихотворение «Строитель дороги». Местами насыпь приходилось сооружать по пояс в воде, а в болоте шпалы и рельсы устанавливали на сваях на высоте 1–1,5 м. Строили все — и саперы, и танкисты, и пехотинцы, особенно воины 191–й дивизии. В начале мая узкоколейка вступила в строй. Но паровозы тут же уничтожила вражеская авиация, а те, что остались, не могли ходить, т. к. немцы стояли местами в 800 м, и платформы с грузом 8–10 т вручную толкали люди (называлось это «пердячим паром»). Платформ–тележек имелось всего восемь, что сильно ограничивало возможности дороги и тем не менее она действовала¹⁷.

Завершить строительство дороги позволили, как ни странно, весенние разливы в Мясном Бору. Они резко сократили действия пехоты в горловине прорыва. Большие участки леса между реками Полисть и Глушица превращаются в конце апреля — начале мая в сплошное озеро. Реки неглубоки, но переходя их в это время года, например, по бобровой плотине, легко сбиться с пути, зайти в воду по грудь и тогда только компас укажет, где дорога, а где русло реки. Однако там же встречаются и совершенно сухие возвышенности, покрытые ковром из желтых цветов купальницы. Местами сухие поляны подходят близко к дорогам и чтобы перекрыть движение достаточно одного пулемета или пушки. Вот за эти участки и шли бои, причем главным образом в полосе 59–й армии. 26 апреля в 59–й армии сменилось командование: генерала И. В. Галанина отозвали в Ставку, армию принял генерал И. Т. Коровников¹⁸.

29 апреля в 3 часа утра противник открыл сильный артиллерийско–минометный огонь по войскам, прикрывавшим северный фланг коридора. Артиллерия 2–й ударной отвечала огнем, благо снаряды к тому времени удалось запасти. В 6 часов утра появились немецкие бомбардировщики. Группами по 20–30 самолетов они бомбили горловину прорыва. Используя поддержку авиации, противник между Полистью и Глушицей на километр вклинился в оборону 259–й дивизии. Врага остановил переброшенный сюда 8–й гвардейский полк из 4–й гвардейской дивизии. Вслед за 8–м гвардейским пришлось вступить в бой и 11–му гвардейскому полку 4–й гвардейской дивизии. Ожесточение боев нарастало. 8–й и 11–й полки сошлись с врагом в рукопашную. Артиллеристы 8–го полка интенсивным огнем отсекали вражеские резервы, несмотря на непрерывную бомбежку шести Ю–87. Гвардейцы отбросили врага и к вечеру 30 апреля контратакой восстановили наши рубежи в северной части горловины¹⁹.

В этот же день, 30 апреля, враг перешел в наступление на южном фланге коридора. Весь день группы по 5–6 самолетов бомбили боевые порядки 65–й, 225–й и 305–й дивизий. Утром 30 апреля противник провел разведку боем на стыке 305–й и 65–й дивизий²⁰, а затем нанес главный удар у Теремца–Курляндского. Свыше часа он громил из орудий позиции 38–го и 311–го полков 65–й дивизии. Едва затих артобстрел, в воздухе появились вражеские самолеты. Их бомбы еще раз перепахали землю и только потом в атаку пошла немецкая пехота. Она рассчитывала на легкий успех, но встретила упорное сопротивление. Например, в одной из рот 38–го полка осталось в строю всего несколько человек. Один из них, пулеметчик казах Сабиров вступил в единоборство со взводом врагов и завершил бой своей победой в рукопашной. Неприятеля отбили, но он продолжал рваться к Теремцу–Курляндскому со стороны Земтиц²¹. Несколько дней, начиная с 5 мая, противник упорно атаковал вдоль сухой длинной поляны на стыке 311–го и 38–го полков. Тяжелые бои с вражескими танками здесь вели воины артполка 65–й дивизии. Расчет 76–мм пушки под командованием сержанта П. Бродака одержал победу над тремя танками неприятеля. 6 мая совершил подвиг командир взвода противотанковых ружей младший лейтенант Л. Семенюк. Его взвод отбил три атаки танков и пехоты, многие красноармейцы погибли и Семенюк сам лег за противотанковое ружье к амбразуре дзота. Немецкий танк остановился от дзота в 400 м и открыл огонь бронебойными снарядами. Поразить танк из ружья на таком расстоянии было трудно. Семенюк вытащил ружье из амбразуры и побежал к танку. Танк двинулся навстречу, стреляя из пулемета. Бронебойщик залег, прицелился и выстрелил. В эту минуту из люка высунулся немецкий офицер и выстрелил в Семенюка. Немец промахнулся, а пуля Семенюка заклинила башню. От второго выстрела танк загорелся, но тут из кустов появился еще один. Бронебойщик сменил позицию и выстрелом в борт поджег его. Близкий разрыв оглушил Семенюка и он потерял сознание. Когда пришел в себя, над ним стоял германский офицер и предлагал сдаваться в плен. Семенюк вскочил, столкнул офицера в воронку с водой, ударил по голове и убежал. За этот бой он получил от командования орден Красного Знамени. Всесоюзное радио рассказало о нем на всю страну и он стал получать горы писем с благодарностью за мужество в защите Отечества. Тяжелые бои между Большим Замошским болотом и шоссе Новгород — Чудово продолжались, но до самого конца мясноборской эпопеи противник так и не смог прорваться через рубежи 65–й дивизии²².

30 апреля 2–я ударная армия получила приказ прекратить наступательные действия и занять жесткую оборону. Остаткам 13–го кавкорпуса было приказано к 4 мая отойти в район Поддубье, Финев Луг, Вдицко. Одновременно 191–й и 259–й дивизиям и 442–му отдельному артполку приказали к исходу 3 мая перейти к Ольховке и поступить в подчинение 59–й армии. Командарму 59–й И. Т. Коровникову М. С. Хозин приказал усилить армию этим пополнением и взять Спасскую Полисть. Противник принял ответные меры и до 12 мая перебросил к Спасской Полисти и Любцам 121–ю и 61–ю дивизии²³. Кроме того, готовясь к уничтожению 2–й ударной, неприятель подтягивал еще до пяти дивизий.

В разгар боев на плацдарм приехал джаз–оркестр под управлением Л. О. Утесова. В праздничные дни Первого мая он дал несколько концертов для воинов 52–й и 59–й армий²⁴.

В начале мая соединения 59–й армии пытались пробиться ко 2–й ударной в новом месте — напротив деревни Мостки, севернее узкоколейки, в районе Лесопункта. Здесь нанесла удар 376–я дивизия с задачей овладеть берегами ручья Горевой и лесом юго–западнее Спасской Полисти. Однако враг обошел фланги дивизии и прорвался на коммуникации в Мясном Бору. 52–й, 59–й и 2–й ударной армиям пришлось в очередной раз пробивать коридор вдоль Северной дороги и узкоколейки. В боях за коридор отличились 24–я бригада и 1326–й стрелковый полк 372–й дивизии из 59–й армии, которые сражались вместе с 7–й гвардейской танковой бригадой 2–й ударной армии. Два тяжелых танка KB 7–й бригады прорвались на соединение с 8–м полком 4–й гвардейской дивизии. В бою наши пехотинцы захватили неприятельский танк, подобрали к нему экипаж и через полчаса танк уже шел в атаку на врага, ведя за собой пехоту²⁵. 11 мая политрук Т. П. Андрейкович, литсотрудник газеты 65–й дивизии, записал в дневнике: «Несколько дней через пробитую нами в кольце окружения брешь выходят бойцы и командиры 2–й ударной армии /…/ бледные, усталые, заросшие щетиной, в мокрых шинелях.

По району прорыва враг ведет беспрерывный огонь. От леса ничего не осталось… Каждая новая воронка немедленно заполняется водой.

Обмывочный пункт и санчасть на берегу Волхова возле деревни Плотишно работают круглосуточно. Выходящих из окружения бойцов обмывают, кормят, лечат»²⁶.

В ходе этих боев участок коридора между Полистью и Глушицей получил название «Долина смерти»²⁷. После войны местные жители распространили это название на весь Мясной Бор. Среди немцев «Долина» была известна как «Коридор Эрика».

С запада навстречу нашим войскам прорвалась из окружения женская партизанская группа во главе с молодой женщиной Лидией Андреевной (фамилия не установлена). До войны она работала учительницей в селе, а когда к селу подошел фронт, вступила в партизанский отряд. Там она возглавила боевую группу, состоявшую в основном из женщин. Лида появлялась в деревне под видом беженки–прачки и собирала у немецких офицеров белье в стирку. А ночью в дома, где спали немцы, врывались партизаны… За три месяца группа уничтожила 57 вражеских солдат и офицеров, склад с боеприпасами четыре сарая с фуражем, два немецких обоза. Немцы начали охоту за группой, схватили двух девушек Розу и Валю, требовали показать, где партизаны. В 30–градусный мороз их раздетыми повели в лес. Не добившись сведений от девушек, немцы застрелили Розу, а Валю водили по лесу, пока она не замерзла. Отряд Лидии Андреевны недолго пробыл на волховской базе партизан. Вскоре он опять ушел в рейд по тылам врага²⁸.

На правом фланге плацдарма после освобождения коридора 376–я дивизия продолжала бои за второй коридор у д. Мостки. Утром 10 мая при сильной артиллерийской и авиационной поддержке неприятель перешел в наступление против передового отряда дивизии — 1248–го стрелкового полка. Временно полком командовал батальонный комиссар С. А. Вакула. Полк прорвался далеко вперед. Ему оставалось пройти один километр до позиций 2–й ударной армии, но в районе урочища Каменная Горка враг окружил его и отрезал от главных сил дивизии. Резервов дивизия не имела, поэтому сформировали сводный батальон (три роты) из тыловых служб. Рано утром комдив Г. П. Исаков и военком дивизии Д. П. Ланков лично повели батальон в атаку. Одновременно 1248–й полк нанес встречный удар. Через час окружение было прорвано. 14 мая по приказу командования 59–й армии 376–я дивизия отошла назад, прикрыв узкоколейку и Северную дорогу. Затем она возобновила наступление. На этот раз ей поставили задачу пробиться севернее Мостков на ручей Горевой и создать по нему вторую линию обороны Северной дороги. Упорные бои продолжались две недели. Ежедневно воины дивизии отвоевывали по 200–250 м болотистой низины. Враг потерял убитыми и ранеными до 3 тыс. солдат и офицеров. В начале июня дивизия все–таки вышла на западный берег ручья, однако не на всем его протяжении. Тем самым сохранялась угроза коридору со стороны Спасской Полисти. 376–я дивизия оборонялась на достигнутом рубеже до сентября 1942 г.²⁹

Коммуникации 2–й ударной армии подвергались непрерывным налетам вражеской авиации. При этом понтонные мосты и переправы на Волхове совсем не имели зенитного прикрытия. Командование фронта приказало перебросить через коридор из 2–й ударной армии 1–ю батарею 461–го зенитного дивизиона с задачей прикрыть переправы. Воины батареи по нескольку раз в день отражали налеты 40–50 вражеских машин одновременно. Постоянно атаковали немцы и саму батарею. Бывший командир орудия Ф. Бахарев рассказывал: «Тот, кто испытал 5–10 минутный налет вражеской авиации, может быть поймет, что такое 5–6 звездных налетов на батарею в течение одного дня. Вой сирен пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс–87», взрывы десятков бомб, пулеметные и пушечные очереди «Мессершмиттов–109», которые в упор, на бреющем полете расстреливали батарею, не сломили мужества и стойкости сибиряков. Казалось бы, на батарее не должно оставаться никого в живых, но она как Феникс снова возрождалась из пепла и на каждый бомбовый удар отвечала артиллерийскими залпами и «лаптежники» или «музыканты», как тогда мы называли «Юнкерс–87», один за другим находили себе могилы в ленинградских болотах»³⁰.

В конце апреля–начале мая по всему периметру расположения 2–й ударной армии (200 км) продолжались бои местного значения. В конце апреля противник усилил нажим на позиции 59–й стрелковой бригады и окружил платформу Еглино, где оборонялись 35 воинов бригады и находилось еще 15 раненых. Помочь им бригада не смогла и тогда они самостоятельно пробились из окружения и вынесли всех раненых³¹.

Не прекращались сильные вражеские атаки и на левом фланге против 23–й бригады. Немцы не теряли надежду прорваться через ее позиции в глубину расположения 2–й ударной армии. 8 мая приказом командования Волховской группы войск 23–ю бригаду изъяли из состава 52–й армии и вернули в состав 2–й ударной армии³². Оперативное руководство бригадой, которая сражалась вместе со 2–й ударной, значительно упростилось. Кроме того, это означало отказ от первоначального плана операции в связи с тяжелым положением окруженных войск.

В эти дни Военный совет Ленинградского фронта пришел к выводу о необходимости срочно отвести 2–ю ударную армию на плацдарм к Волхову. Учитывая невысокие боевые возможности армии, обеспечить для нее коридор должны были 52–я и 59–я армии, для чего их надлежало пополнить людьми и техникой. Однако Ставка нашла возможным выделить танки на пополнение только одной танковой бригады, прислала всего несколько маршевых рот и около одного комплекта боеприпасов. Тем не менее 12 мая штабы Ленфронта и Волховской группы приказали командованию 2–й ударной армии готовиться к отходу через промежуточные рубежи. Для окончательного выхода встречный удар наносили 2–я ударная и 59–я армии. Докладывая Ставке план выхода армии, М. С. Хозин предлагал также выделить Волховскую группу войск из состава Ленфронта в самостоятельное оперативное объединение, т. е. фактически восстановить Волховский фронт. Тем самым Хозин признавал необоснованность своего прежнего мнения. Определив детали, запросили согласие Ставки³³.

Пока ждали решение Ставки, Хозин приказал продолжать эвакуацию 13–го конного корпуса. К 16 мая на плацдарм вышла значительная часть кавалеристов. В этот же день 4–й гвардейской дивизии приказали передать позиции 282–й дивизии, а самой перейти в лес к д. Кречно напротив коридора и ждать приказа о выходе. Но гвардейцы не сидели в лесу, сложа руки. С утра 17 мая по приказу командования Волховской группы они приступили к сооружению деревянного настила на Северной дороге для удобства снабжения и эвакуации войск, особенно техники. Ближе к шоссе на строительстве дороги работали сводные подразделения других частей. Через двое суток на участке 4–й гвардейской в районе Кречно лежневка была готова и начальник штаба дивизии М. П. Пугачев выделил 40 умелых строителей в помощь частям, которые работали на самом опасном участке от реки Глушицы до деревни Мясной Бор. 20 мая работы были закончены. Первыми по новой дороге двинулись к Волхову кавалеристы, за ними 24–я и 58–я бригады, подразделения 4–й и 24–й гвардейских дивизий, 378–я стрелковая дивизия. Прошли коридор 7–я гвардейская и 29–я танковые бригады³⁴.

В мае Волховская группа наконец–то начала получать в значительно больших количествах новые боевые самолеты. Правда, их по–прежнему не хватало, но теперь даже полки легкомоторных самолетов У–2 (например, 662–й авиаполк) получили истребительные эскадрильи и были преобразованы в смешанные авиаполки. Это позволило обеспечить хоть какое–то прикрытие безоружным самолетам, летавшим в окруженную армию³⁵.

В середине мая у бойцов–волховцев возник новый враг — комары. В Мясном Бору они всегда появляются 15 мая, когда лес полон цветущей черемухой и соловьиным пением. Тучи насекомых облепляют всего человека, хлопчато–бумажное обмундирование от них не спасает. Местные жители с 15 мая до конца июля избегают ходить в лес без крайней надобности. Германские солдаты были готовы к такой неожиданности — им выдавали завезенную заранее японскую мазь от кровососущих насекомых (срок действия — несколько часов). Но каково же приходилось нашим воинам, особенно раненым!

Находясь в окружении, воины 2–й ударной армии продолжали следить за событиями в мире. В апреле они с надеждой ждали известий об исходе переговоров по открытию второго фронта, а в мае — о большом наступлении наших войск под Харьковом³⁶. Информацию бойцы получали из дивизионных и фронтовых газет. В трудных условиях газеты выходили без перерыва. Когда в апреле в редакции одной из газет кавкорпуса «Боевая кавалерийская» вышла из строя печатная машина, оттуда возили печатать сверстанные полосы в редакцию газеты 2–й ударной «Отвага». Возили на волокуше, за 15 км, по болотам, во время половодья и газета продолжала выходить. 22 мая редакция «Отваги» перебралась в деревню Малая Кересть, ближе к коридору — все догадывались, что предстоит эвакуация³⁷.

Радуясь успехам Красной Армии на других фронтах, бойцы не могли знать, что советские войска под Харьковом окажутся скоро в ловушке. Они не знали, что под Керчью 9 мая враг прорвал нашу оборону и к 14 мая уже захватил 29 тыс. пленных, 220 орудий и 170 танков, а 21 мая немцы завершили ликвидацию керченской группировки, доведя количество наших пленных до 150 тыс., число захваченных танков — до 255, орудий — до 1113, самолетов — до 323³⁸. Взятые трофеи верхмат обратил против Севастополя. И уж тем более не было бойцам известно, что большую роль в керченской катастрофе сыграли бездарные распоряжения представителя Ставки Л. З. Мехлиса. Того самого Льва Захаровича Мехлиса, который приложил руку к началу Любанской операции.

21 мая, в день, когда немцы захватили Керчь, командующий Ленинградский фронтом М. С. Хозин получил долгожданную директиву Ставки. Она пришла в 17 час. 20 мин. Ставка приказывала:

«1. Ближайшими задачами для войск Волховской группы Ленинградского фронта иметь:

а) прочную оборону на фронте 54–й и 8–й армий с тем, чтобы не допустить прорыва противника со стороны Мги на Волхов.

б) не позднее 1 июня 1942 г. очистить от противника восточный берег реки Волхов в районе Кириши, Грузино. Подготовку этих операций и обеспечение их в огневом отношении взять лично на себя…

в) отвод войск 2–й ударной армии с тем, чтобы, прчно прикрывшись на рубеже Ольховское, оз. Тигода с запада, ударом главных сил 2–й ударной армии с запада, с одновременным ударом 59–й армии с востока уничтожить противника в выступе Приютило, Спасская Полисть…

2. По ликвидации противника в районе Кириши, Грузино и выступе Приютило, Спасская Полисть основными задачами войск Волховской группы иметь:

а) силами 54–й и 8–й армии прочное прикрытие мгинского и любаньского направлений, не допустив удара противника на Волхов и далее на Лодейное поле..

б) силами 4–й армии прочную оборону непосредственно на восточном берегу реки Волхов на участке Кириши, Грузино, не допустить попыток противника форсировать реку Волхов и нанести удар в направлении Будогощь, Тихвин.

в) силами 59–й, 2–й ударной армий и правым крылом 52–й армии прочно обеспечить за собой плацдарм на западном берегу реки Волхов в районе Спасская Полисть, Мясной Бор, Земтицы, ленинградские железную дорогу и шоссе с тем, чтобы не допустить соединения по этим дорогам новгородской и чудовской группировок противника и восстановления железной дороги Новгород — Ленинград…

4. В целях удобства управления после ликвидации противника в районе Спасской Полисти реорганизовать Волховскую группировку, создав из нее две группы: Ладожскую — в составе 54–й и 8–й армий на фронте от Ладожского озера до р. Волхов у Кириши и Волховскую — в составе 4–й, 59–й, 2–й ударной и 52–й армий на фронте Кириши, Грузино, Спасская Полисть, Земтицы и далее по реке Волхов до озера Ильмень… Военный совет и штаб Ленинградского фронта от непосредственного командования войсками Волховской группы освободить»³⁹.

Итак, Ставка не захотела признать ошибку, которую она совершила, объединив фронты, и пыталась исправить положение, разделив на две части Волховскую группу. Эксперименты Ставки по организации командования не были вызваны насущной необходимостью. Они являлись по сути экспериментами над живыми людьми, ибо зависели от способности выживания красноармейцев в экстремальных условиях. Неумелое руководство Ставки привело к большим потерям и провалу операции по прорыву блокады. Вместо наступления приходилось выводить армию из окружения и заботиться о сохранении плацдарма на будущее.

После получения директивы Ставки командиров частей 2–й ударной вызвали в штаб армии, он находился тогда в лесу у деревни Ольховка. Там командиров познакомили с оперативным планом передислокации и сообщили условные сигналы для начала отхода. Например, для 59–й бригады такими знаками являлись пожар в деревне у левого фланга бригады и одновременно общий условный сигнал по рации, для чего радистам бригады предстояло с определенного дня и часа работать только на прием⁴⁰. Кодовым радиосигналом для начала отхода выбрали слово «вперед». План составил начальник штаба армии полковник П. С. Виноградов. 15 мая документ направили на утверждение командования Ленинградского фронта и он получил «добро». В плане предусматривался последовательный переход 2–й ударной через три оборонительных рубежа, все ближе к горловине прорыва, откуда предстоял последний бросок через Мясной Бор. Каждый рубеж заранее оборудовался двумя–тремя командными пунктами и хорошо развитыми телефонно–телеграфными линиями для бесперебойного управления боевыми действиями. 52 связиста за эту работу были представлены к правительственным наградам⁴¹.

Первый рубеж проходил по линии деревень Остров–Дубовик — Глубочка. Второй — у деревни Волосово, станции Рогавка, населенных пунктов Вдицко — Новая — Крапивино. Третий рубеж прикрывал направления Пятилипы — Глухая Кересть — Финев Луг — Кривило. На первый рубеж отходили войска, глубже всех проникшие в оборону противника в северо–западном направлении: 382–я дивизия, 59–я и 25–я бригады. Одновременно с ними, но сразу на второй рубеж отходили их непосредственные соседи, расположенные восточнее, на флангах прорыва: 46–я, 92–я и 327–я дивизии, 22–я и 23–я бригады. Второй рубеж являлся главным. Здесь предстояло занять жесткую оборону и держаться, пока в Мясном Бору не будет пробит надежный коридор. Оборона возлагалась на 92–ю и 327–ю дивизии и 23–ю бригаду. Через главный рубеж должна была пройти первая арьергадная группа, а также 46–я дивизия и 22–я бригада и следовать вместе с другими частями в тыл армии в район деревень Кречно, Ольховка и Малое Замошье. Там 2–я ударная сосредоточивалась для броска через новый коридор, который опять намечалось пробить севернее деревни Мясной Бор в районе Лесопункта. Первыми выходили госпитали и тыловые службы, эвакуировалась техника. После выхода из окружения главных сил армии, войска прикрытия отходили на третий рубеж, где получали приказ пройти горловину в порядке очередности, причем последней выходила 327–я дивизия. Внешне план был логичен и продуман, но судьба внесла в него свои коррективы.

Рубежи успели оборудовать во–время. 20 мая немцы на многих участках начали наступление ударных частей на сужение «волховского котла». На левом фланге первые атаки врага отразили 25–я и 59–я бригады. Сначала врагу удалось потеснить наших воинов. Но затем 25–я бригада вместе с 382–й дивизией выбила прорвавшихся немцев и восстановила положение. 22 мая немцы обрушились на правый фланг армии южнее Червинской Луки и атаковали 1102–й полк 327–й дивизии. Несколько танков противника подорвались на нашем минном поле, прорвавшуюся пехоту бойцы–антюфеевцы уничтожили в рукопашной схватке. Одновременно встречный удар неприятель нанес на левом фланге. Там две роты немцев с восемью танками атаковали 23–ю бригаду у деревни Филипповичи. Им удалось захватить деревню. Ночью подразделения бригады в яростной атаке выбили неприятеля, но утром немцы опять атаковали. Наши артиллеристы подбили три вражеских танка и немецкая пехота отошла на исходный рубеж⁴². Таким образом, встречные удары врага были отбиты, армия не позволила нарушить ее боевые порядки и до самого начала передислокации ее оборона оставалась нерушимой.

24–25 мая в соответствии с планом части 2–й ударной армии начали передислокацию в район сосредоточения, а войска прикрытия приступили к занятию промежуточных рубежей.

Заметив отход армии, противник забеспокоился, стараясь разгадать, чем отход вызван: обычной перегруппировкой или это вынужденные действия. В расположение ударной армии неприятель направил разведгруппу из трех советских военнопленных, которые окончили немецкую разведывательную школу в Риге. Немцы не знали, что пленные согласились сотрудничать с противником, имея тайной целью таким путем вернуться к своим. Перейдя линию фронта 30 мая, они добровольно сдались первым же встреченным ими красноармейцам⁴³. Существовали, конечно, и другие разведгруппы и решение Ставки об отводе армии уже через несколько дней стало известно германскому командованию. 23 мая генерал Ф. Гальдер в «Дневнике» отметил: «В районе волховского и погостьенского котлов противник отводит с фронта свои силы. Сокращение фронта!»⁴⁴.

Вначале отход проходил по плану и к 28 мая арьергадные войска (92–я и 327–я дивизии, 22–я и 23–я бригады) заняли позиции на второй линии обороны. Одновременно через узкую горловину в Мясном Бору 25–30 мая начали выводить из окружения 191–ю дивизию, по узкоколейке вывезли гаубицы 18–го артполка РГК, эвакуировали много раненых и часть имущества. Остальные войска 2–й ударной армии концентрировались севернее Новой Керести для броска навстречу 59–й армии в районе Лесопункта. К наступлению готовились 46–я и 382–я дивизии, 22–я, 25–я, 53–я и 59–я бригады. 57–я бригада и 166–й отдельный танковый батальон выдвигались к Полисти, имея задачу обеспечить функционирование прежнего коридора. В батальоне оставалось девять танков Т–60. Наступление наметили на 5 июня⁴⁵.

Войска под Новой Керестью скапливались на небольшом пространстве диаметром менее 16 км. 26 мая противник усилил преследование отходящих частей и начал сжимать кольцо вокруг 2–й ударной армии⁴⁶. Враг прорвался на правом фланге через позиции 57–й бригады и 46–й дивизии и захватил Кривино, а 27 мая — Червино, оттеснив 46–ю дивизию⁴⁷. Бывший командир саперной роты соседней с 46–й 92–й дивизии Н. И. Круглов вспоминал: «Немецкая артиллерия и минометы обстреливали нас со всех сторон. Нас сильно душила авиация. Самолеты все время висели в воздухе, бомбили замеченные расположения наших войск, забрасывали листовками. Их было настолько много, что на них уже не обращали внимания. Укрыться от авиации и обстрела было негде. Отрыть щель или другое укрытие в болоте было невозможно. Все сразу заливалось водой»⁴⁸. Сухих возвышенностей на всех не хватало, а ведь госпитали тоже сдвинулись с места и пока они искали подходящие участки, прием раненых прекратился.

И без того тяжелое положение усугубилось несвоевременным приказом командарма А. А. Власова. Он распорядился эвакуировать из района боев через коридор гражданское население.

Сомнительная идея эвакуации вряд–ли принадлежала самому Власову. Скорее всего, он выполнял приказ Москвы. На это косвенно указывает уже упоминавшийся выше аналогичный приказ Н. И. Гусева за номером 40 от 8 февраля 1942 г. — не оставлять врагу гражданское население. Видимо, по данному вопросу существовал общий секретный приказ Сталина. Но в Мясном Бору эвакуация оказалась невозможна и группы местных жителей (около 5 тыс. чел.) скитались по лесу в поисках пищи и укрытия от огня. Бывший комиссар артбатареи из 327–й дивизии П. В. Рухленко с горечью вспоминал: «Территория наша была для самих войск тесной, а кроме нас повсюду бродят дети, старики, женщины. Они, как правило, оставляли свои деревни и размещались группами на более сухих местах, а кое–где и на болотах. Создавалась неприглядная картина: дети просят у нас хлеба, а у нас его нет и вообще ничего нет, чем бы можно было их угостить. Иногда, бывало, дам ребенку 100–200 рублей, а на них все равно купить нечего в условиях окружения[4]. Причем эти люди зажигали костры, а это вызывало причины для обстрела и бомбежки со стороны врага. Мы имели дополнительные потери людей. Немцы бомбили нас не только в летную погоду, но и нелетную, по скоплению людей»⁴⁹.

2–я ударная остро нуждалась в зенитной артиллерии. На 1 июня 1942 г. в составе армии находилось только 28 зенитных пушек. Снарядов к ним имелось 18591. Но 4 пушки требовали ремонта⁵⁰, да и те, что могли действовать, спешно эвакуировались через коридор на плацдарм. Оставались лишь счетверенные зенитные пулеметы, пригодные против низколетящих целей.

Авиация Волховской группы тоже не могла надежно прикрыть с воздуха район сосредоточения. После тяжелых боев у наших летчиков осталось на 20 мая всего 163 самолета против 400 неприятельских. В конце мая авиацию на Волхове усилили за счет 1–й ударной авиагруппы РГК, группы Гражданского Воздушного флота и ВВС Ленинградского фронта⁵¹. Однако враг удержал господство в воздухе.

Войска 2–й ударной армии на острие прорыва оставляли позиции в сумерках, ночью и противник не сразу обнаружил их отход⁵². К тому же группы прикрытия оставались на своих местах. Но как только позиции стали покидать прикрывавшие отход отряды, неприятель немедленно начал преследование. Одновременно враг нанес сильные удары по Мясному Бору. Стало ясно, что неприятель разгадал замысел Ставки и спешит сорвать планомерный отход и уничтожить армию, пока одни войска находятся на марше, а другие не успели закрепиться на новых рубежах. 10 германских дивизий торопились сдавить петлю вокруг 2–й ударной армии. Особенно тяжелыми были бои у деревень Ольховка, Коровий Ручей, Пятилипы, Малое Замошье. Западнее Спасской Полисти неприятель построил свою узкоколейку — с буковыми шпалами, специально привезенными из Закарпатья. Пользуясь этой дорогой, немцы накапливали силы для удара по коридору с севера, где занимали оборону (с севера на юг) 372–я, 378–я и 376–я дивизии 59–й армии. Одновременно противник подтягивал силы для наступления на коридор с юга через позиции 305–й, 65–й и 225–й дивизий 52–й армии.

372–я стрелковая дивизия имела к тому времени 2796 чел., т. е. четвертую часть положенного состава. Полоса обороны дивизии находилась в 2 км от Северной дороги и тянулась от деревни Мостки на запад до отметки 39,0 у р. Глушица, где до войны находились бараки лесозаготовителей (Лесопункт). Напрямую она составляла 4 км, а с изгибами — 12 км.

В 65–й дивизии оставалось 3708 чел. Они держали оборону общей протяженностью 14 км вдоль шоссе и железной дороги Новгород — Чудово. Рубеж проходил от мельницы у Теремца–Курляндского до сараев в 1 км северо–восточнее деревни Крутик.