Глава 4 Отношения с Литвой и восстание Михаила Глинского

Глава 4

Отношения с Литвой и восстание Михаила Глинского

Кто знает, как бы развернулись в дальнейшем события, если б судьба на этот раз не была благосклонной к великому государю всея Руси. Прежде всего порадовал Василия III успех миссии к Менгли-Гирею. 1 августа 1506 г. в столицу прибыли вместе с Наумовым крымские послы Казимир Кият и Магметша. Они после небольшой заминки присягнули на «шертных грамотах» в дружбе с Москвой[322]. Проблема Крыма, казалось, была решена.

Вскоре после этого пришла нежданная весть. В ночь на 20 августа умер великий князь литовский Александр. Как брат вдовы Александра, Василий III надеялся на возможность избрания его великим князем Литовским, тем более что в Литве существовала большая и влиятельная группа православных магнатов русского происхождения, на поддержку которых можно было рассчитывать. В августе того же 1506 г. московский государь направляет гонца Ивана Кобякова Наумова к своей сестре с просьбой принять меры, чтобы епископ Виленский и паны «похотели его государства». Аналогичного содержания грамоты посланы были самому епископу, Николаю Радзивиллу и всей Литовской раде[323]. Однако планы Василия III не сбылись. Глава литовско-русской партии князь Михаил Львович Глинский сам рассчитывал занять великокняжеский престол. Более влиятельная литовская католическая знать, опасаясь властного князя Михаила, предпочла брата умершего великого князя Александра Сигизмунда, эрекция которого состоялась 20 октября[324].

В центре Европы для России складывалась благоприятная ситуация. Готовясь к решительной борьбе с венгерскими магнатами и горожанами, не желавшими признавать прав Габсбургов на венгерскую корону, император Максимилиан стремился упрочить союз с Русским государством, наметившийся еще при Иване III. Он вспомнил русско-имперский договор 1491 г., согласно которому Россия обязывалась помочь Империи в борьбе с венгерским королем Владиславом Ягеллончиком, а та в свою очередь изъявляла готовность выступить против русского «недруга» — польского короля и великого князя Литовского. На престоле в Литве находился родной брат Владислава. Для Василия III наибольший интерес представлял, конечно, последний пункт старого договора.

В октябре 1506 г. в Москву прибыло посольство Максимилиана, возглавлявшееся Юстусом Гартингером. Миссия носила характер дипломатического зондажа. Официально переговоры велись главным образом о ливонцах, попавших в русский плен в ходе войны 1500–1503 гг.[325] Василий III соглашался удовлетворить просьбу Максимилиана, ходатайствовавшего об освобождении ливонцев, но обставлял согласие такими оговорками, которые сводили его на нет. Он готов был отпустить ливонских полоняников, но при условии, если ливонцы «отстанут» от Литвы, т. е. разорвут с нею союзнические отношения. Реальный же шаг, на который пошел московский государь, — это освобождение из темницы одного из крупнейших литобских военачальников — князя Константина Острожского, попавшего в плен в 1500 г. В тот же день, когда Василий III направил Максимилиану грамоту о полоняниках (18 октября), князь Константин принес присягу в службе московскому государю «до живота»[326]. Однако Острожский, видимо, и не собирался выполнить присягу, ибо уже на следующий год, воспользовавшись началом русско-литовской войны, бежал из России[327]. Какие-то сношения в этот период были и с Италией. В 1505/06 г. в Москву приезжал «из Италийских стран» Андрей Траханиот[328].

Наконец, давнишние связи московских князей с балканскими единоверцами также возобновились уже в первые годы правления Василия III.

Сношения России с афонскими монастырями оживились еще в конце XV в.[329] Но наиболее тесными они стали в первую половину правления Василия III. Ревностный защитник правоверия, сын греческой царевны, великий князь всея Руси поддерживал у греческих монахов надежду на постоянную помощь со стороны России. В ноябре 1506 г. из Святогорского Пантелеймонова монастыря в Москву приходили дьякон Пахомий и монах Яков «милостыни ради». Получив 160 «златниц», они 9 мая 1507 г. отпущены были восвояси[330].

Самые драматические события развернулись в Литве. Коронация Сигизмунда фактически означала победу тех сил в Великом княжестве Литовском, которые решились идти на открытый разрыв с Россией. Сигизмунд, короновавшийся 20 января 1507 г., видел в Василии III своего личного врага, претендовавшего на литовский трон. Это обостряло и без того натянутые русско-литовские отношения. В такой обстановке литовский сейм в феврале 1507 г. принял решение начать войну со своим восточным соседом[331].

В начале 1507 г. великому князю Литовскому после длительных переговоров удалось заручиться поддержкой Крыма и Казани в предполагавшейся войне с Россией п. На его коронации в Вильно присутствовали послы как Менгли-Гирея, так и Мухаммед-Эмина. Поход 1506 г. на Казань оттолкнул Крым от Москвы и создавал какие-то иллюзии у литовского великого князя и его союзников о возможности успешной вооруженной борьбы с Россией.

В феврале — марте к ливонскому магистру Вальтеру фон Плеттенбергу от Сигизмунда было отправлено посольство с предложением военного союза против России[332]. Но осторожный магистр занял выжидательную позицию, отлично сознавая по печальному опыту недавнего прошлого мощь Русского государства. К тому же и Тевтонский орден, враждебный Польше, настоятельно советовал Плеттенбергу воздержаться от военных авантюр, особенно в союзе с польским королем и великим князем Литовским[333].

В самой России Сигизмунд рассчитывал на поддержку со стороны недовольного Василием князя Юрия, к которому от великого князя Литовского были засланы весной 1507 г. «тайные речи» с предложением союза. В них, в частности, Сигизмунд писал: «Слухи до нас дошли, што многие князи и бояре, опустивши брата твоего, великого князя Василия Ивановича, к тобе пристали»[334]. Но дмитровский князь понимал возможные последствия изменнических сношений с Литвой и никакого ответа Сигизмунду не дал.

Не терял времени даром и Василий III. Прежде всего он обратил основное внимание на укрепление западных и восточных рубежей, и особенно на создание мощных крепостей, которые могли бы сдержать натиск неприятеля, а в подходящий момент и явиться опорными пунктами для наступления на врага. Возможно, около 1506–1507 гг. начато было строительство каменного кремля в Туле. В начале 1507 г. приступили к сооружению новых укреплений в крепостной стене Иван-города, построенного еще во время Ливонской войны начала XVI в. Строителями их были Владимир Торокан (Тараканов) и Маркус Грек[335]. В 1507/08 гг. возведен был новый участок каменной стены во Пскове (у Гремячей горы)[336]. Весной 1508 г. «фрязином» Петром Френчужком был Заложен каменный кремль в Нижнем Новгороде[337].

Понимая необходимость привлечения союзников для борьбы с Литвой и Казанью, Василий III 13 апреля 1508 г. посылает к ногайцам Темира Якшенина, который должен был восстановить их против Сигизмунда ссылкой на то, что великий князь Литовский держит в плену Ших-Ахмета[338]. Переговоры затянулись и реальных результатов не дали. Прибывшие в Москву в августе ногайские послы просили для своего хана в качестве компенсации за союз с Россией Казань или по крайней мере Городец (Касимов). На это московский государь не согласился[339].

Тем временем события развивались со стремительной быстротой. Великий князь Литовский отлично понимал, что время работает не на него, что внутренние и внешнеполитические позиции Василия III могут укрепиться. Поэтому он решил пойти на скорейшее развязывание войны с Россией. В марте 1507 г. в Москву прибыло посольство Яна Радзивилла и Богдана Сопежича. Оно снова поставило вопрос о возвращении земель, перешедших к России в ходе последних войн с Литвой[340]. Это требование носило по существу ультимативный характер и имело своей целью в случае отказа представить Россию инициатором новой войны. Конечно, никаких позитивных результатов в ходе переговоров достигнуто не было.

Удачно складывались отношения России с Казанью. В том же месяце Москву посетило посольство Мухаммед-Эмина с просьбой о мире. Условием мирных отношений Василий III поставил отпуск на свободу задержанного казанцами М. Кляпика. Оно было выполнено. Тогда 8 сентября в Казань из Москвы направилось большое посольство во главе с окольничим И. Г. Морозовым, которое должно было привести к присяге Мухаммед-Эмина. Свою миссию оно успешно выполнило и в январе 1508 г. вернулось в столицу Русского государства[341].

Военные действия России с Литвой начались к марту 1507 г. Первоначально они носили характер мелких пограничных стычек. Это была, так сказать, разведка боем. Из Мстиславля «королевские люди» нападали на окрестности Брянска. Литовские воеводы сожгли также Чернигов[342]. В отместку за эти набеги Василий III послал «из Северы» в июле на Литву князя Ф. П. Сицкого, а из Дорогобужа — князя И. М. Телятевского[343].

Во исполнение литовско-крымского соглашения летом 1507 г. крымские мурзы пришли под Белев, Одоев и Козельск. Получив об этом известие, великий князь решил укрепить южные окраины страны и послал в Белев войска князя И. И. Холмского и К. Ф. Ушатого. К ним должны были присоединиться князья И. М. Воротынский и В. С. Одоевский, а также козельский наместник князь А. И. Стригин.

Выйдя из Воротынска, воеводы 9 августа разбили татар на Оке и гнали их до реки Рыбницы[344]. Тылам крымских войск стали угрожать ногайцы. В такой обстановке мурзы отступили.

14 сентября к Мстиславлю отправлены были полки князя В. Д. Холмского и Якова Захарьина. Поход не дал существенных результатов. Были сожжены только посады под городом. Во время военных действий у Кричева был застрелен видный военачальник М. В. Образцов. Вместе с В. Д. Холмским должны были действовать полки князей В. Шемячича и В. Стародубского[345].

В то время как Сигизмунд рассчитывал на несогласия между Василием III и его братьями, конфликт назревал в самом Великом княжестве Литовском. Спутал все карты Сигизмунда человек незаурядной воли, огромного честолюбия и энергии — князь Михаил Львович Глинский. Биография этого соперника Сигизмунда была необычной.

12 лет он прожил в Италии, принял здесь католичество. В 1489 г. он прославился ратными подвигами в армии саксонского курфюрста Альбрехта (позднее на Руси Глинский получил даже прозвище Немец)[346]. Другом князя Михаила был сын Альбрехта магистр Тевтонского ордена Фридрих.

Вернувшись после странствий по Франции и Испании в Литву в начале 90-х годов XV в. Глинский вскоре становится заметной фигурой в окружении великого князя Александра. В 1499 г. он уже «маршалок дворский», т. е. глава придворной гвардии, в 1501–1505 гг. — наместник бельский. Один его брат, Иван, с 1505 г. сидел на киевском воеводстве, другой, Василий, держал в своих руках староство Берестейское, а в 1501–1505 гг. был наместником в Василишках[347]. Едва ли не половина Великого княжества находилась к 1506 г. под властью Глинских. Поговаривали даже, что великий князь Александр все свои решения принимал только с согласия Михаила Глинского[348].

Победа над крымскими татарами под Клетцком, которую одержал Глинский в 1506 г. за две недели до смерти Александра, укрепила его положение при дворе. Вместе с тем она вызвала все возраставший прилив страха у противников князя Михаила, главным из которых был Ян Заберзинский, маршалок земский и воевода Троцкий. О Глинском распространились самые невероятные слухи. (В частности, что он хочет захватить с русской помощью великокняжеский престол.) Страх перед Глинским и заставил Литовскую раду поспешить с избранием Сигизмунда на великое княжество. Да и сам Сигизмунд одним из первых своих распоряжений отобрал у князя Михаила чин маршалка, а вместо Киевского воеводства дал его брату Ивану Новгородское (в январе 1507 г.)[349].

Назревало открытое столкновение. Основной движущей силой движения против Сигизмунда должно было сделаться русское население Великого княжества. Склонялась к восстанию и известная часть магнатства[350]. Наконец, и Менгли-Гирей готов был поддержать скорее князя Михаила, чем Сигизмунда (Глинский был знаком ему еще по посольству в Крым в 1493 г.)[351]. Вел Глинский переговоры и со Стефаном, господарем Волосским[352].

Планы выступления против Сигизмунда вынашивались Глинским еще летом 1507 г.[353] Началось же восстание сразу после отъезда Сигизмунда из Литвы на сейм в Краков нападением на двор Заберзинского, который 2 февраля 1508 г. был убит. После совещания в Новгородке Глинские решили двигаться на Вильно, по пути захватив находившегося в Ков-но (Каунасе) Ших-Ахмета (на его выдачу крымцам рассчитывал Менгли-Гирей)[354]. План этот, однако, осуществить не удалось.

Центром движения стала Туровщина — цитадель Глинских в Великом княжестве Литовском. В Турове Глинские пробыли три недели. Именно сюда, желая выиграть время, послал Сигизмунд для переговоров с Глинскими «пана своего радного, мячиичего» Яна Костевича с обещанием Глинским «всякую управу учинити в их делах с литовскими паны». Но князь Михаил с братьями соглашался вести переговоры только с виднейшим литовским магнатом Альбрехтом Мартыновичем Гаштольдом и сообщил Сигизмунду, что будет ждать его лишь до Соборного воскресенья (12 марта).

Узнав о событиях, происшедших в Литве, Василий III спешно направил в Туров для переговоров с Глинскими своего дьяка Никиту Губу Моклокова, прекрасного знатока русско-литовских отношений[355]. Губа передал Глинским предложение великого князя всея Руси перейти на русскую службу. Так как в указанный срок ответа от Сигизмунда не последовало, князь Михаил и его братья сочли себя свободными от обязательств по отношению к великому князю Литовскому и, сославшись на предложение Василия III, направили к нему грамоту с просьбой принять в русское подданство и поддержать их в борьбе с Сигизмундом. После этого Глинские двинулись из Турова в глубь Великого княжества Литовского. Им отворил ворота Мозырь, где воеводой был Якуб Ивашенцев, зять Михаила Глинского[356]. В это время к мятежным князьям прибыл посол от Менгли-Гирея с предложением перейти на крымскую службу и с обещанием ни мало ни много, а самого… Киева. Но Глинские предпочитали реальную поддержку Москвы призрачным посулам крымского хана. Тем более что вернувшийся из поездки в Москву Губа привез благоприятный ответ Василия III на просьбу Глинских и сообщение о посылке войска Василия Шемячича им в подмогу. Московский государь обещал оставить за ними все те города, которые они сумеют захватить у Сигизмунда. После этого в мае 1508 г. Глинские принесли присягу на. верность Василию III.

Пока шли переговоры, князь Михаил Глинский, оставив в Мозыре своего брата Ивана с князем Андреем Александровичем Дрождем, в начале апреля подошел к Клетцку и взял этот важный город. Сюда прибыли новый посол Василия III, его доверенный человек И. Ю. Шигона Поджогин, а также посол от господаря Волошского Стефана «о дружбе и о суседстве». Брат Михаила Василий во второй половине марта, действуя в районе Киева, осадил Житомир и Овруч.

Тем временем, выйдя 10 марта из Москвы, главное русское войско Якова Захарьича (по некоторым данным, оно насчитывало 50–60 тыс. человек) двумя колоннами направилось к Смоленску. К Полоцку из Великих Лук шли новгородские войска князя Даниила Васильевича Щени и Григория Захарьина. Под Оршей оба войска соединились, но дальше на Литву не продвинулись.

Из Северской земли в мае вышли войска князей Василия Шемячича, Ивана Семеновича Одоевского и Ивана Михайловича Воротынского. Наконец, к самому Михаилу Глинскому спешно выслан был небольшой отряд князя А. Ф. Аленки Олабышева с муромцами [357].

Одной из первостепенных задач восставших было взятие крупнейших белорусских городов Минска и Слуцка. К Минску князь Михаил сначала направил отряды под командованием князя Дмитрия Жижемского, а после Троицы (11 июня) и сам вышел туда из Клетцка. Вскоре подошли и войска Василия Шемячича со стороны Бобруйска, а затем 12 июня к Слуцку на Березину двинулись полки князя Андрея Дрож-дя. Передовые отряды князя Андрея Трубецкого и воеводы Глинских князя Андрея Лукомского отправлены были в разведывательный рейд к Новугородку Литовскому.

Под Минском соединенное войско стояло две недели, «и к городу приступали и ис пушак били, а землю воевали мало не до Вильны». К Минску прибыл новый посол Василия III Юрий Замятнин с сообщением о движении рати Д. Щени и Я. Захарьича.

Несмотря на неоднократные приступы, хорошо укрепленный Минск взять не удалось. Неудача постигла восставших и под Слуцком, Основной причиной неуспехов Глинских были не прочные стены городов-крепостей, а то, что княжата не захотели использовать народное движение белорусов и украинцев за воссоединение с Россией, предпочитая опираться на сравнительно небольшую группу своих православных сторонников из крупной знати. Так, из-под Минска М. Глинский и В. Шемячич двинулись к Друцку, где Василию III «князи друцкие здалися и з городом и крест целовали, что им служити великому князю»[358]. Но самовластные действия Глинского и страх перед крестьянским движением отшатнули от него тех представителей магнатства и шляхты, которые поначалу ему сочувствовали.

Положение правящих кругов Литовского княжества оставалось серьезным. Нужны были решительные меры. Не теряя времени, Сигизмунд устремился в Литву. В конце мая он уже в Бресте, затем направился в Слоним (середина июня), а потом к Минску.

Не поддержал в решительную минуту Глинского и Менг-ли-Гирей, отправивший свои войска в район новгород-северских земель, т. е. в тыл русским полкам[359]. Впрочем, крымцев несколько сдерживало то обстоятельство, что в апреле Василий III направил к ногайцам посольство для заключения союза против Менгли-Гирея. Поэтому Менгли-Гирей опасался действий ногайцев в собственном тылу[360].

В середине июля крупные соединения войск Сигизмунда вышли на берег Днепра у Орши, которую осаждали московские и новгородские полки и пришедшие сюда из-под Минска и Друцка войска М. Глинского и В. Шемячича[361]. Артиллерийский обстрел города не принес никакого результата. С 13 по 22 июля обе армии стояли друг против друга, после чего русские полки отошли сначала к Мстиславлю и Карачеву, а затем к Вязьме. Василий Шемячич направился в свою «отчину». Крупные русские соединения были посланы в Дорогобуж. В начале сентября 1508 г. Д. В. Щеня привел к присяге Торопец, а В. Д. Холмский «с товарищи» из Вязьмы выслал передовой отряд М. В. Горбатого к Дорогобужу, который литовцы покинули[362]. Для строительства в Дорогобуже деревянного кремля туда из Москвы были посланы мастера-«фрязе» Варфоломей и Мастробан.

Узнав о движении короля к Минску, М. Л. Глинский бежал в Москву, где рассчитывал договориться с Василием III об эффективной военной помощи своему движению. Своих сторонников (князей Д. Жижемского, И. Озерецкого и А. Лукомского) и «казну» он оставил в Почепе. С 10 по 20 августа М. Глинский вел переговоры в Москве, после чего с небольшим отрядом направился на театр военных действий[363]. Увидев, что восстание М. Глинского не имело успеха, Василий III отказался от мысли о продолжении бесперспективной войны с Великим княжеством Литовским.

Итак, в ходе восстания 1508 г. воссоединение украинских, русских и белорусских земель с Россией не было завершено, несмотря на то что местное население сочувственно относилось к этой идее. Причина этого кроется в княжеско-аристократической политике самого князя М. Глинского и в том, что условия воссоединения в полной мере тогда еще не вызрели.

28 августа 1508 г. Василий III послал императору Максимилиану грамоту, в которой сообщал о принятии под свое покровительство Михаила Глинского[364]. В грамоте выражалось пожелание заключить договор с Империей, который бы предусматривал совместные военные действия против Сигизмунда.

В конечном счете на службу к Василию III перешли сам М. Л. Глинский, его братья Василий Слепой, Иван и Андрей Дрождь. Сам князь Михаил получил при этом в вотчину Малый Ярославец (находившийся за В. Шемячичем) и Боровск «в кормление», князь Василий — Медынь[365].

Вместе с Глинским русское подданство приняли также князь Иван Озерецкий, князья Дмитрий и Василий Жижемские, Андрей Александров, Иван Матов, Семен Александров, князь Михаил Гагин, князь Андрей Друцкий, Иван Козловский, Петр Фуре с братом Федором, Якуб Ивашенцев, Семен Жеребячичев и др.[366]

Все они прочно вошли в состав московского двора, но именовались вместе с родичами еще в середине XVI в. «литвой дворовой»[367]. Интересна судьба «королевского дворянина» Якуба Ивашенцева. Еще в 1506 г. он посылался с каким-то дипломатическим поручением из Литвы к Менгли-Гирею. По словам московских дипломатов, он был «в вожах» у Мухаммед-Гирея в его набеге 1507 г. на русскую землю[368]. Во время восстания Глинского он отворил ему двери Мозыря. Поэтому, наверно, Сигизмунд позднее (в 1509 г.) так настаивал на его выдаче русскими властями под предлогом «отпуска» в Литву. Однако, очевидно, Якуб Ивашенцев не проявлял желания возвратиться в Великое княжество Литовское. Русское правительство много лет спустя с полным основанием заявляло, что Ивашенцев находится на московской службе (1522 г.). И действительно, в набег Мухаммед-Гирея в 1521 г. Якуб Ивашенцев служил вторым воеводой на Мокше, а в Казанском походе 1524 г. был вторым воеводой «с нарядом»[369].

Не обладая достаточными силами для успешного продолжения войны, Сигизмунд решил начать мирные переговоры с Василием III, используя для этой цели посредничество Елены Ивановны и своего брата Владислава Венгерского[370].

Военные действия 1508 г. не привели к решительному столкновению сторон. Сигизмунду на время удалось ликвидировать очаги беспокойства в Великом княжестве, и только. Не проявили должной активности также русские воеводы. Поплатился из них один — князь Василий Данилович Холмский, который еще в сентябре 1507 г. был послан во главе московской рати с Шемячичем и Стародубским «на литовские места», а в сентябре 1508 г., находясь в Можайске, получил распоряжение возглавить объединенную рать вместе с Яковом Захарьичем, отправленную к Вязьме[371]. Холмский был женат на сестре великого князя Василия Ивановича (февраль 1500 г.), поэтому занимал одно из самых видных мест при дворе. В ноябре 1508 г. В. Д. Холмский был «пойман», летом следующего года привезен в Белоозеро, где и умер[372]. В. Д. Холмский мог вызвать недовольство великого князя своей близостью к престолу и тем, что происходил из тверских княжат. Тверь же была цитаделью влияния политического противника Василия III — Дмитрия-внука. Так через три года после вступления на престол Василий Иванович недвусмысленно заявил, что он не будет считаться ни с какими родственными связями в политике неуклонного укрепления престижа и реальных интересов своей династии.

19 сентября 1508 г. в Москву прибыло литовское посольство во главе с полоцким воеводой Станиславом Глебовичем. В результате переговоров 8 октября был подписан «вечный мир». Значение его состояло прежде всего в том, что Великое княжество Литовское впервые официально признало переход в состав России северских земель, присоединенных к Русскому государству в ходе войн конца XV — начала XVI в. События 1508 г. показали, что Сигизмунду следует больше думать о сохранении в составе Великого княжества Литовского остальных земель, входивших некогда в состав древнерусского государства, чем надеяться на возвращение утраченных владений[373]. 26 ноября в Литву отправилось посольство Григория Федоровича Давыдова, конюшего И. А. Челяднина, сокольничего М. С. Кляпика и дьяка Губы Моклокова[374]. После того как Сигизмунд подтвердил заключенный мир, они 1 марта 1509 г. вернулись в Москву. Через неделю (8 марта) в столицу Русского государства прибыл посол из Ливонии Иван Голдорн, который заключил 25 марта новое перемирие с Россией сроком на 14 лет[375]. Ливонский орден не только не поддержал Сигизмунда в его войне с Россией[376], но, выждав, чем эта война кончится, поспешил продолжить перемирие с могущественным восточным соседом. Магистр Ордена на горьком опыте недавнего прошлого отлично понимал, что только мирные отношения с Россией могут предотвратить распад его государства. Вскоре после этого (31 марта) ко двору Василия III приехали послы от Сигизмунда, которым на этот раз удалось добиться возвращения пленных, взятых еще в битве при Ведроше[377].

Война 1508 г. в военно-стратегическом отношении была хорошим уроком. Она показала, что без взятия городов-крепостей одними опустошительными набегами достичь успеха невозможно. Перед правительством Василия III встала важная задача оснащения русской армии мощной артиллерией.

Правительство Василия III не считало войну 1508 г. решением вопроса о западнорусских землях и рассматривало «вечный мир» как передышку, готовясь к продолжению борьбы.

Не склонны были примириться с потерей северских земель и правящие круги Великого княжества Литовского. Время должно было показать, какая из сторон сумеет более разумно использовать представившуюся передышку.