Глава девятая.

Глава девятая.

Причины наших неудач в войне с японцами (продолжение). Недостаточная тактическая подготовка наших войск в Русско-японскую войну. Примеры из прошлой войны: 1. До Ляоянского сражения включительно; 2. Из сражения на р. Шахе; 3. Из действий 8-го армейского корпуса под с. Сандепу

Из предыдущих глав видно было, что в числе выводов из опыта войны XIX столетия находится и указание на недостаточную тактическую подготовку наших войск, обнаруженную в войны: Крымскую 1853—1856 гг., и Русско-турецкую 1877—1878 гг. В особенности можно было подчеркнуть неуменье со стороны командного состава согласовать действия различных групп войск, для достижения одной и той же цели, неуменье правильно решать вопрос о направлении главного удара в зависимости от знания сил и расположения противника (эти знания были большей частью недостаточны). Отмечена малая роль нашей многочисленной конницы и наша большая подготовка к оборонительным, чем к наступательным действиям. Наконец, отмечено было, что вследствие малого искусства в употреблении войск для победы над турками потребовалось превосходство в силах (чего в прежние войны не было).

После войны 1877—1878 гг. в армии нашей первоначально очень деятельно принялись за изучение наших слабых сторон с целью их исправления. Многое было сделано, ибо несомненно, что армия наша перед войной с Японией в тактическом отношении стояла выше, чем четверть века тому назад. Тем не менее многое еще оставалось недоделанным, а по некоторым пунктам даже обозначился поворот к старому.

За обучение войск по закону ответственны строевые начальники всех степеней. Командующие войсками в округах [267] представляют из себя последнюю инстанцию в этом отношении. Хотя для обучения войск существуют уставы, общие для всех войск, но, в зависимости от взглядов командующих войсками на многие важные вопросы тактической подготовки войск, в нашей армии в последние 15—20 лет начало обнаруживаться существенное разнообразие и в обучении этих последних. Присутствуя на многих маневрах и командуя на больших маневрах 1902 г. под Курском армией, я наметил главнейшие, по моему мнению, недочеты в тактической подготовке наших войск и представил в октябре 1903 г. доклад по этому важному вопросу.

В означенном докладе, между прочим, изложены заключения мои по следующим вопросам:

1. Деятельность штабов армий и отрядов на больших маневрах.

«Эту деятельность в общем нельзя назвать вполне успешной. Главными причинами тому служили не вполне удачный выбор начальников штабов и недостаточная организация штабной службы, как вследствие слишком ограниченного личного состава, так и снабжения войск и штабов недостаточным количеством телеграфных и телефонных средств, недостаточного обеспечения сообщений между войсками устройством летучих почт, приданием автомобилей, команд велосипедистов. Сведения о противнике и сведения о расположении своих частей, кроме того, запаздывали поступлением в штабы армий и отрядов по причине не во всех случаях правильной и успешно организованной деятельности конницы.

Разного писания в штабах было масса. Работали вечер, ночь. Литографировали, печатали, рассылали, но войска получали приказания в общем несвоевременно. На маневрах Варшавского военного округа в 1899 г. я отметил случай, где начальники дивизий получили приказание о движении уже утром, на 2 часа позже времени, назначенного для выступления.

Во многих случаях проявилось неуменье штабов войск организовать во время хода маневра ближнюю разведку о противнике. Поэтому штабы не знали в достаточной [268] мере о расположении сил противника, что отражалось на распоряжениях начальников сторон, особенно по употреблению резервов (Курские маневры, маневры под Псковом и под Влодавой). Равно выказалось неуменье штабов организовать непрерывную связь по фронту и в глубину своих частей, что приводило к запаздыванию разных приказаний и распоряжений».

2. Деятельность на маневрах конницы.

«Необходимо отметить увлечение стратегической ролью конницы в большой ущерб службе конницы при войсках. Эта стратегическая роль тоже понималась в большинстве случаев неправильно. Конные массы двух сторон стремились главным образом к единоборству, оставляя начальников сторон без необходимых о противнике сведений до боя, а во время боя оставляя пехоту без содействия при обороне и атаке. Служба дальних разъездов во многих случаях велась весьма успешно, но вследствие недостаточной организации быстрой доставки собранных сведений о противнике, таковые сообщались войскам уже запоздалыми, когда противник переменил свое расположение. Ближняя разведка не пополняла дальнюю. Ночью связь с противником большей частью утрачивалась под предлогом необходимого отдыха лошадям и людям.

. Десятки людей и лошадей жалели по ночам, и в то же время целые дивизии и кавалерийские корпуса мотались днем в направлениях маловажных и задавались целями, не всегда согласованными с общей задачей маневра.

Необходимо все действия конницы связать теснее с действиями других родов оружия и привить всем начальникам кавалерийских частей сознание, что их роль есть роль вспомогательная, что они должны помочь начальникам войск принять правильное решение на основании сведений, добытых конницей, и что конница должна, главное, помочь этим начальникам привести это решение в исполнение и одолеть противника на поле сражения».

3. Оборона и атака.

«Наши начальники маневрирующих войск не добивались в каждом своем решении атаковать или обороняться [269] возможности действовать сознательно, на основании сведений, собранных о противнике, на основании указаний местности и, главное, сообразно тем задачам, кои на них возложены. Мы еще сильнее в обороне, но сознательное наступление нам не часто удается. Начальники отрядов при наступлении не всегда принимали меры, дабы возможно точно выяснить себе расположение и численность сил противника, оценить позицию и уже сообразно полученным сведениям составить план атаки, определить направление главного удара, нацелить сообразно этому плану войска, принять меры, дабы ввести в заблуждение противника относительно направления главного удара и, собрав в направлении сего удара достаточные силы в первых линиях, двинуть туда и резервы всех родов оружия.

В особенности мы не умели вести наступление и атаку с силой, подготовкой артиллерийским и ружейным огнем. Идеи о безостановочном наступлении без производства ружейного огня, к сожалению, привились очень прочно у многих начальников в нашей армии, и при встрече с таким противником, как, например, германцы, который систематично приучает войска наступать с сильным ружейным огнем, мы очутимся в худшем, чем они, положении, ибо часто наступаем в мирное время, почти не производя ружейной стрельбы, уже с дистанции в 800 — 1000 шагов.

Наша артиллерия весьма часто прекращает стрельбу тоже в самый важный период, а именно, когда пехота уже приблизится к противнику для атаки его. При разборе причин такого несвоевременного прекращения огня обыкновенно отвечают, что вышли все снаряды. При настоящей скорострельности артиллерии, если не обратить внимания на обязательное сохранение значительной части снарядов, именно для решительной подготовки атаки, когда пехота готовится уже атаковать, то и в военное время артиллерия не будет атаковать в те минуты, когда ее содействие особенно необходимо и драгоценно.

При обороне мы значительно успешнее, чем при атаке, умеем подготовить действия артиллерийского и ружейного [270] огня. Обыкновенно перед выбранной позицией измеряются расстояния и обозначаются какими-либо видимыми предметами. Но и при обороне мы не пользуемся своими резервами, даже когда уже обозначилось главное направление атаки, чтобы ввести их в боевую линию, усилить огонь до возможной степени и, уже допустив противника на близкую дистанцию, обрушиться на него стремительной контратакой. Во многих случаях мы держим резервы в сомкнутых порядках и пускаем их в контратаку без выстрела. Многие полки и бригады, назначенные в состав резервов, при обороне оканчивают маневр, не выпустив ни одного патрона».

4. Возрождение в нашей пехоте колонн к атаке.

«В то время, когда в европейских армиях принимаются все меры, дабы ослабить убийственное действие современного артиллерийского и ружейного огня, и в то же время самим как можно сильнее развить этот огонь при наступлении и обороне, когда в этих усилиях германцы дошли до крайности, разворачивая все свои войска, иногда без резервов, в длинные тонкие линии, мы, судя по опыту последних маневров, переходим в другую крайность: устанавливаем производство решительной атаки почти без предварительной подготовки огнем и массой войск частью в сомкнутых колоннах.

Несомненно, что если такому увлечению сомкнутыми строями при производстве атак не будет положен предел, мы тяжко будем расплачиваться огромными потерями. Это увлечение тем опаснее, что мы при наступлении не умеем еще подготовлять атаки артиллерийским и ружейным огнем».

5. Деятельность на маневрах артиллерии.

«В большинстве случаев артиллерия умело выбирала позиции для действий, но ведение огня не всегда было соображено должным образом. При известном числе выданных зарядов необходимо, чтобы артиллеристы привыкли беречь каждый выстрел, что особенно важно при современной скорострельной артиллерии. Между тем не раз приходилось наблюдать, что заряды расходуются [271] более, чем нужно, поспешно, по второстепенным целям и на слишком большие расстояния, а ко времени решительной атаки батареи только «обозначают» огонь, ибо все заряды оказываются уже израсходованными».

6. Деятельность на маневрах саперов.

«Тяжелые и кровавые уроки под Плевной и Горным Дубняком вызвали после войны оживление военно-саперного дела в нашей армии. Мы сделали большие успехи в умении строить войсками окопы, небольшие укрепления. Явились войсковые саперы, началось даже увлечение самоокапыванием. Но скоро наступила реакция. Генерал Драгомиров много способствовал тому, чтобы возвратиться к прежнему взгляду, что на войне чуть не все решит штык. Он назвал самоокапывание неподходящим словом и довел свои требования до абсурда, до запрещения ложиться при остановках при наступлении.

Копаться в земле нелегко и требует много времени. Кроме того, явилось требование зарывать снова все отрытые рвы, уничтожать окопы. Это очень сузило сферу применения в нашей армии окопного дела. Шанцевый инструмент в войсках, которому тотчас после войны отводили место рядом с пулей и сухарем, попал в отдел «мобилизационных предметов». Им перестали заниматься и его осматривать.

На многих маневрах значительных масс войск вовсе не практиковалось укрепление позиций, на других — линии окопов только обозначили.

Отдавая должную дань прекрасной подготовке наших саперных частей, я не могу не выразить опасения: не слишком ли наши саперы специализируются в массе мелочей, упуская главное, что им предстоит на войне, т. е. содействие во всех видах пехоте по укреплению позиций и по атаке укрепленных позиций».

7. Разборы начальниками частей маневров войск. «Понемногу мы прекращаем делать разборы крупных маневров войск. Ошибки проходят незамеченными и в результате повторяются вновь. В действиях наших войск встречаются ошибки, имеющие хронический характер, [272] и с ними ведется борьба. Я помню весьма поучительные разборы маневров войск, которые делал генерал Гурко. Слушал с интересом и пользой разборы действия войск, делаемые генералом Роопом. Знаю, что разборы всегда делались в Киевском военном округе и делаются в Петербургском военном округе, но ныне уже встречаются случаи, где командующие войсками, присутствуя на маневрах, не только не делают сами разбора маневров, но не требуют, чтобы таковые были сделаны начальниками сторон и старшими посредниками. Отдаваемые через продолжительное время приказы с перечислением всех замечаний и печатаемые после общих сборов и больших маневров войск отчеты относительно мало приносят пользы, если не было сделано начальниками всех степеней разбора действий войск на месте.

Необходимо также отметить наше неуменье во многих случаях делать разборы действий войск. То разбор выходит совершенно бесцветен, то разбор делается слишком страстно. В особенности наши даже лучшие генералы не умели избегать обидных для самолюбия начальников резких на их счет суждений. Забывается при этом, что унижение престижа старшего начальника, особенно в присутствии младших, всегда принесет, особенно в военное время, горькие плоды. Забывают при этом большую условность различных тактических положений, забывают, что на мирных маневрах войск не должно быть победителей и побежденных, и самостоятельное решение, совсем не плохое, но по вопросу, по которому старший начальник имеет свое мнение, признавалось ошибочными и резко осуждалось. Такой разбор отнимает у начальников частей желание работать самостоятельно: они стараются узнать «пунктики» своего начальника и угодить ему».

8. Заключение по тактической подготовке наших войск.

«Большой и вполне желательный авторитет, который должны иметь и имеют в нашей армии по вопросу об обучении войск командующие войсками в округах, не должен [273] все же переходить известные границы. Нельзя, например, допускать, чтобы каждый командующий войсками обучал войска округа главнейшим видам деятельности войск на войне на свой образец. Нельзя, например, чтобы производство обороны и атаки производилось в соседних округах совершенно или значительно различными способами. А между тем в нашей армии завелось уже нечто подобное. Мы сами в Петербурге отчасти виноваты в этом, затягивая издание для войск устава полевой службы, наставления для действий в бою отрядов из всех родов оружия. Но несомненно факт, что, например, в Киевском военном округе генерал Драгомиров проводил излюбленные им приемы для обучения производства атаки, польза которых вполне сомнительна. Известное «подпирание», примененное на практике, приведет к тяжким потерям, а обучение подпиранию в мирное время составляло неестественную картину, вызывавшую у зрителей удивление. Требование генерала Драгомирова, чтобы стрелковые цепи прикрывали артиллерию на линии орудий, привело бы нашу артиллерию ранее времени к молчанию. Требование, чтобы цепи при остановках не ложились, тоже невыполнимо: в бою остановленная цепь сама ляжет и сделает это хорошо, ибо лежащий человек легче найдет укрытие от огня противника, чем стоящий. Ныне, по примеру генерала Драгомирова, и генерал Гриппенберг в Виленском военном округе стал проводить свои мнения, отличные от указаний устава. Так, в приказах сего года по округу, в коих помещены замечания командующего войсками на действия войск на маневрах, генерал Гриппенберг рекомендует пехоте в сомкнутом строю отражать атаки конницы не залпами, а одиночным огнем пачками{34}. Равно при наступлении цепей перебежками генерал Гриппенберг слишком безусловно указывает, что перебежки надо начинать непременно с флангов.

К сожалению, многое, что я видел и наблюдал, посещая войска различных округов, участвуя на больших [274] маневрах и командуя армией на Курских маневрах, приводит меня к заключению, что тактическая подготовка наших войск, в особенности начальников войсковых частей, от командиров полков и выше, еще недостаточна и что эта подготовка не однообразна в нашей армии».

Указанные мною выше недочеты по тактической подготовке войск в мирное время, к сожалению, подтвердились и во время Русско-японской войны.

Маньчжурский театр военных действий, особенно для войск, прибывавших из России, представлял большие особенности по местности, климату, населению, сравнительно с театрами вероятных военных действий наших армий в Европе, которые изучились нашими войсками. Равно и японцы как наш новый противник нам мало были известны, и мы в большинстве относились к борьбе с японцами с сознанием своего превосходства, а подчас и пренебрежительно. Устав полевой службы прежнего издания совершено устарел, а новое издание еще находилось в печати. При таких условиях требовалось, чтобы войска, собираемые в Маньчжурии, получили особое наставление в новой для них боевой обстановке. Такие указания и были мною составлены, напечатаны и разосланы всем начальникам частей до ротного и сотенного командира включительно и всем начальникам штабов.

В означенных условиях мною обращено особенное внимание на ознакомление в самых общих чертах с нашим противником. Перечисляя сильные и слабые стороны японских войск, я указывал на чувство патриотизма у японцев и на исторически сложившееся у них равнодушие к смерти. Сделал вывод, что сильные стороны в японской армии преобладают, что в японцах мы будем иметь очень серьезного противника, с которым надо считаться по европейскому масштабу.

Далее я писал: «Очень важно в первых боях, где японцы будут иметь превосходные силы, не дать им сознания одержанной победы. Это еще более приподнимет их дух.

Никакой особой тактики по отношению к японцам, кроме той, которой мы обучаемся, применять не приходится. [275] Надо только, чтобы мы и по отношению к японцам не повторяли тех ошибок в употреблении войск, которые в войну с турками в 1877—1878 гг. были причиной тяжелых неудач наших войск».

Перечисляя причины этих неудач под Плевной, я остановился на главнейших.

После овладения Никополем наши войска двинулись к Плевне, не зная расположения и сил противника. Нашей конницей для раскрытия сил противника воспользовались неумело. Располагая в первом бою под Плевной (7 июля 1877 г.) еще недостаточными силами, мы направили их для атаки укрепленной турецкой позиции разрозненно. В боях 18 июля и 30 августа мы повторили те же ошибки, но в более крупных размерах. Атаки велись в слишком густых строях и не подготовлялись достаточно ни артиллерийским, ни ружейным огнем. Роль многочисленной конницы нашей и румынской была ничтожна. В общем, атака 30 и 31 августа 1877 г. не удалась как вследствие неправильного распределения сил, так и вследствие недостаточной тактической подготовки наших войск.

Делая оценку деятельности наших войск в войну с турками в 1877—1878 гг., я поместил следующие строки:

«Деятельность штабов в Русско-турецкую войну не всегда была успешна. Войска получали часто распоряжения слишком поздно. Много времени терялось даром на ожидания выстроенными войсками приказания к началу движения. Части, приходившие на указанные места ночью, не всегда находили офицеров, которые ожидали бы их прибытия, дабы провести на места. Начальники войск иногда не только не получали от штабов сведений о силах и расположении противника, но и сведения о соседних колоннах или частях русских войск не всегда поддерживались в должном порядке. Отсюда и шла главная причина наших неудач: мы иногда атаковали, не зная сил и расположения противника, не зная точно сил, расположения и намерений соседних русских войск.

Примером тому, что могут выполнить наши войска в наступательном бою, служит штурм Карса. Пример [276] поучительный. Под Плевной слабые в конструктивном отношении полевые укрепления задерживают русскую армию пять месяцев. Под Карсом наши войска не могут остановить ни крепостные верки, ни глубокие рвы. Ночью, с командой охотников впереди, искусно направленные, искусно веденные, полные боевого воодушевления, славные кавказские войска с удивительной отвагой овладевают твердынями, признававшимися неприступными.

В оборонительном бою войска всегда действовали с огромным упорством. Достаточно вспомнить из прошлой войны оборону Шипки, чтобы иметь пример, достойный подражания и для настоящей войны».

После краткого очерка наших недочетов в тактической подготовке войск, обнаруженных в Русско-турецкую войну 1877—1878 гг., я перечислил и те недочеты, которые, несмотря на опыт войны с турками, продолжали замечаться в действиях наших войск на маневрах мирного времени.

С развитием военных действий выяснились и те и другие особенности в действиях наших противников, а также наши слабые стороны. Поэтому я постепенно пополнял изданные мною указания начальникам частей в августе, сентябре, октябре и декабре 1904 г.

Наиболее важные из этих дополнительных указаний приводятся ниже.

Указания, данные в августе.

Несмотря на многочисленность нашей конницы и деятельность охотничьих команд, нам не удалось знать общее расположение сил противника и его численность. Сведения, доставляемые лазутчиками, оказывались преувеличенными или неверными. В результате в тех случаях, где мы вели наступательные действия, мы начинали наступление без достаточного знакомства с силами противника и их расположением. В указаниях значится:

«Мы начинали атаку слишком быстрым движением вперед, не закрепляя за собой занятые участки, не воспользовались артиллерией, слишком рано отказывались от продолжения боя, когда у нас еще находилось большое [277] количество войск как в общем, так и в частных резервах, а при отступлении отходили к местам первоначального расположения, не приняв мер, дабы удержаться на одной из занятых нами позиций, что могло бы составить немаловажный успех и, главное, дало бы возможность повторить удар.

При обороне прежде всего надлежит отметить, что все наши позиции, на коих мы принимали оборонительный бой, были не соответственно силам войск растянуты. Несмотря на это, наступление противника с фронта в большей части случаев, даже когда мы оборонялись на случайных позициях, не имело успеха. Благодаря, однако, превосходству в силах противника и обходам мы вынуждены были оставлять наши позиции».

Расход пушечных патронов в оборонительных боях был в некоторых случаях чрезмерно велик.

Конница мало помогала другим родам оружия.

Относительно характера наступательного боя мною даны следующие указания:

«При наступательном бое, особенно при действиях в горах, наступающие части вынуждены приостанавливаться с целью подготовки атаки огнем, передышки или выжидания частей, производящих обходное движение. Но бывают и другие приостановки, которые вызываются сопротивлением противника; останавливаются без разрешения и, что особенно опасно, без разрешения начинают отступать; обыкновенно начинает отступать небольшая часть какой-нибудь роты, попавшая под особенно сильный ружейный или шрапнельный огонь; за нею следует вся рота, а за отступившей ротой начинают отступать соседние роты, даже находящиеся во вполне выгодных для борьбы с противником условиях. Эти минуты поистине могут быть названы критическими: найдется доблестный офицер, который сумеет вернуть отступившую кучку, удержать начавшую отступать роту — дело будет выиграно. Начальнику части в этих случаях, кроме личного примера, чтобы вернуть отступавшие роты, необходимо выдвинуть хотя бы небольшую часть из резерва, [278] которая, двинувшись вперед, должна остановить отступающих. Вообще же в эти тяжелые минуты главное — пример офицеров и лучших нижних чинов, особенно георгиевских кавалеров. Исполнят свои обязанности офицеры — нижние чины их не оставят. Важно участие ротных командиров, главных ответчиков за вверенные им роты. Поэтому какими бы достоинствами мирного времени ротные командиры ни обладали, но если они, бывши в боях, не обнаружили личного мужества — таковые должны быть самым энергичным образом удалены от командования ротами и заменены другими, невзирая на старшинство.

В наступательном бою, как и в оборонительном, особенно при действиях в горах, наиболее действенным средством бороться против всякой случайности является оставление сильного резерва и весьма бережливое расходование его. В бывших боях мы не исполнили сего; резервы оставлялись малые, а расходование их производилось чрезвычайно быстро; посылают в поддержку целые полки, когда в иных случаях достаточно было послать две роты, батальон.

Наконец, необходимо отметить наше увлечение слишком длинными, не соответствующими силам позициями. Надо помнить, что самые лучшие части, разбросанные на большом протяжении, не могут выполнять с успехом возлагаемые на них задачи.

Ведя наступательный, как и оборонительный бой, начальники войск обязаны сообщать о всем происходящем у них соседям и доносить начальству. Мы к этому, к сожалению, не приучены; до боя мы доносим о всех мелочах, но как только бой начинается, настолько им поглощаемся, что забываем самые элементарные свои обязанности. Установление частных донесений во время боя возлагаю на ответственность начальников штабов всех степеней».

Обращалось особое внимание начальников частей, чтобы войска при всех трудных условиях боя получали горячую пищу. [279]

После боев в августе, готовясь к переходу в наступление, мною даны были следующие главные указания:

«К сожалению, нельзя не признать, что в тех случаях, когда мы переходили в наступление, мы до сих пор терпели неудачи. Основной причиной этих неудач я признаю непринятие нами мер к раскрытию сил и расположения противника; вследствие сего вместо сознательной атаки по определенному плану мы наносили удары недостаточно сознательно и потому терпели неудачи. Не принимая в расчет воли противника, мы решали направление главного удара слишком заблаговременно. Были случаи, что мы, не зная расположения противника, расписывали войска по мелким колоннам до батальона включительно. В других случаях мы действовали без определенного плана. Наконец, были и случаи слишком малого упорства в достижении поставленной при наступлении задачи».

Указывалось на важность одержать с началом наступления первоначально хотя бы небольшие успехи над передовыми частями противника. Предлагалось применять при атаке противника, кроме действий с фронта, охват одного из флангов. Начатое наступление предлагалось вести энергично до достижения успеха. Указывалась необходимость отстаивать твердо каждый завоеванный шаг. Передовым частям рекомендовалось не доводить дело до удара, пока наши силы, направленные в фланг противника, не войдут с ними в тесную связь.

Предлагалось деятельно помогать успеху артиллерийским и ружейным огнем. В числе указаний значится:

«Как в прошлые войны, так и в настоящую, мы испытывали неудачи вследствие недостаточно согласного между собой действия различных начальников колонн и отрядов. Особо наглядный пример тому представляет бой 20 августа, в котором левая колонна начала несвоевременно бой и еще более несвоевременно закончила его беспорядочным отступлением, что отразилось самым неблагоприятным образом на исходе всей операции.

Я напомню также вновь о необходимости беречь патроны, особенно орудийные. Под Ляояном мы в два дня [280] израсходовали свой особый запас, превосходивший 100 000 орудийных патронов, надо помнить, что подвоз их крайне затруднителен и что батарея, израсходовавшая свои патроны, становится тяжелым бременем для армии».

Подробно рассмотрены особенности действий по местности, покрытой гаоляном.

«При наступлении выход людей из строя с целью сопровождения или переноски раненых необходимо строго запрещать.

Для успеха наступления требуется, чтобы роты и сотни имели возможно большее число рядов, для чего надо принять самые энергичные меры, дабы возможно сократить расход нижних чинов на разные наряды и в обозы. Казаки должны быть отобраны от всех лиц, не имеющих права обращать вверенных временно их командованию казаков в постоянных вестовых и конвой. Здоровых лошадей от больных казаков надо употреблять для безлошадных здоровых казаков.

К сожалению, мною неоднократно замечено, что войсковые начальники не относятся с должным вниманием и уважением к неприкосновенному носимому сухарному запасу. Расходование сего запаса без немедленного принятия самых энергичных мер к пополнению его производилось сплошь и рядом. Многие начальники войск спокойно допускали доедать весь носимый запас в уверенности, что кто-то помимо них должен позаботиться о подвозе к месту расположения полка интендантского транспорта с запасами».

В заключение значится следующее:

«Изложенные выше указания касаются только некоторых отделов предстоящей войскам боевой деятельности. Основным же руководством должен служить «Устав полевой службы», но и этот устав не может, конечно, ответить на все те случаи, кои представляются войскам к решению при совершенно новой обстановке, в которой нам ныне приходится действовать. Призываю поэтому начальников всех степеней к проявлению возможно большей инициативы в той сфере [281] деятельности, которая предоставлена каждому занимаемым им положением».

Указания, данные в октябре, заключали в себе замечания на действия войск во время перехода в наступление в конце сентября. В них, между прочим, значится:

«Во время бывших наступательных боев мною замечено, что многие части войск наступали густыми стрелковыми цепями, за которыми слишком близко следовали поддержки и резервы; применялись к местности недостаточно. Весь боевой порядок представлял прекрасную цель для неприятельской артиллерии и пехоты. Если бы такой порядок был принят перед ударом в штыки, то, невзирая на жертвы, этот порядок наиболее обеспечивал бы действительно сильный штыковой удар. Но наши части принимали этот порядок и действовали в нем еще в нескольких верстах от противника. В результате мы несли тяжелые потери совершенно бесполезно. Надлежит при наступлении под сильным огнем противника принять способ, практикуемый японцами. Способ этот применялся и у нас, особенно во время войны на Кавказе, а именно: надо принимать все меры к укрытому от огня противника расположению, хорошо ознакомиться с впереди лежащей местностью и воспользоваться каждой складкой местности, каждым местным предметом, дабы передвинуть туда наступающие части с возможно меньшими потерями. Лучшее для сего средство — перебежки одиночными людьми и группами в несколько человек и постепенное «накапливание» наступающей части; при открытой местности и благоприятном грунте, если наступление приостанавливается с целью выждать результата артиллерийской подготовки, наступающие части должны быстро окопаться.

При отступлении также замечался мною одновременный отход всего боевого порядка, что представляло отличную цель для противника и было сопряжено с большими потерями. Во многих случаях мы, опасаясь больших потерь при отступлении, упорно задерживались на некоторых участках позиции, дабы отойти лишь по наступлении темноты. При большой подвижности со стороны [282] японцев в тех случаях, где соседние участки позиций были уже нами оставлены, изолированное отстаивание какого-либо одного из участков позиции могло обойтись нам весьма дорого. Необходимо применять отступление и днем, пользуясь для этого тем же приемом, который указан выше для наступления, т. е. не двигать назад целые сомкнутые части, а отходить небольшими группами, пользуясь местностью, накапливая и устраивая войска в таких складках или за такими местными предметами, которые недоступны или малодоступны наблюдению и обстрелу со стороны противника.

Мною и другими высшими начальниками замечено, что еще до окончания боя сотни и тысячи здоровых нижних чинов покидают строй, вынося раненых. В боях 29 и 30 сентября, 1 и 2 октября я лично наблюдал, как одного раненого несли целые кучки нижних чинов, до 9 человек.

Предлагаю самым энергичным образом бороться с этим злом, твердо настаивая, чтобы до окончания боя раненых в наступном бою выносили только специально для того назначенные санитары.

Японцы укрепляют лежащие против нас позиции, обращая в опорные пункты сопки, холмы, селения; позиции усиливаются искусственными препятствиями. Напоминаю данные мной указания относительно необходимости самым внимательным образом изучить различные участки этих позиций, определить опорные пункты на них и в каждом районе войск наметить план действия против соответствующих участков неприятельской позиции. В особенности важно заблаговременно сообразить организацию артиллерийской подготовки атаки того или другого из пунктов неприятельской позиции.

Впереди штурмующих частей иметь саперные команды и команды охотников для разрушения искусственных препятствий. При подготовке атаки на укрепленные селения большую пользу принесут поршневые{35} и мортирные батареи. Повторяю о крайней необходимости при движении нашем вперед для атаки неприятельской позиции [283] пользоваться каждым местным предметом, каждой кладкой местности, каждым гребнем, дабы возможно сблизиться с противником ранее производства решительной атаки. Если какая-либо передовая часть не будет в силах овладеть тем или другим неприятельским укреплением, на которое она направлена, то ей надлежит, отнюдь не отходя далеко назад, утвердиться в возможной близости к противнику, дабы повторить атаку вместе с подходящим подкреплением».

Наконец, в указаниях, данных в декабре 1904 г., сделан вновь перечень главнейшим указаниям, основанным на бывшем боевом опыте. В числе их обращалось особое внимание начальствующих лиц:

на необходимость лучшего применения к местности при наступлении, на наступление строем, который менее подвержен потерям;

на бережливое расходование артиллерийских патронов;

на более широкое пользование ружейным огнем, чем то было в предыдущих боях. На стрельбу залпами ночью;

на широкое развитие действий ночью;

на правильную организацию связи между начальствующими лицами разных степеней;

на необходимость самого дружного содействия всех родов оружия и поддержания боевой связи как по фронту, так и в глубину.

Далее в указании значится:

«Самое главное условие для одержания успеха — это крайнее упорство в преследовании раз поставленной задачи, даже по израсходовании всех резервов нельзя отказываться от продолжения боя, ибо противник может находится в таких же, а может быть, и в худших условиях; чего не удалось достигнуть днем, можно достигнуть ночью атакой. К сожалению, в бывших боях некоторые начальники даже крупных частей войск находили невозможным достижение тех или других поставленных им задач, располагая еще довольно значительными, не введенными в бой резервами. [284]

Самая опасная минута боя наступного или оборонительного — когда та или другая часть, иногда даже одна рота, вместо движения вперед останавливается, а затем начинает и отходить, или вместо того, чтобы стоять на месте, начинает подаваться назад. Если в эту минуту не будут приняты меры возвратить или остановить начавшую отступление часть, то соседние роты, даже и не думавшие об отступлении, во многих случаях последуют этому роковому примеру, и через короткое время для того, чтобы вновь вернуться на оставленную позицию, потребуются огромные усилия и жертвы. Между тем своевременно принятые меры или в виде личного примера начальника, или в виде отправки к начавшей отходить части хотя бы самой незначительной поддержки вместе с приказанием соседним частям твердо держаться могут спасти дело».

Как только начались наши неудачи, появились в печати и обвинения в недостаточном обучении наших войск. Эти обвинения имеют свои основания.

Прежде всего, большинство бойцов было призвано из запаса, многое позабыв. Во-вторых, настоящая война представила первый опыт войны с бездымным порохом, скорострельной артиллерией, большим числом пулеметов, большим развитием технических средств. Многое для войск было действительно новым и неожиданным. В особенности первое время поражала воображение действенность артиллерийского огня по невидимым артиллерии целям, поражал новый порядок наступления пехоты, когда противника почти не было видно, когда продвигались вперед одиночными людьми частью ползком, пользуясь каждой складкой местности, чтобы «накапливаться» вне взоров противника. Мы многому учились и дома, но учились в зависимости от личных мнений тех или других командующих войсками в округах и, как то выше указано, весьма разнообразно. Чем авторитетнее был командующий войсками, тем менее он считал себя обязанным держаться при обучении войск существующих уставов, инструкций. В этом отношении не представлял [285] исключение и прибывший к действующей армии генерал Гриппенберг. Несмотря на существующее в уставе указание о пользовании при отбитии ночных атак залпами, несмотря на боевую практику, которая вполне подтвердила необходимость и полезность залповой стрельбы, несмотря, наконец, на руководящие по этому вопросу указания главнокомандующего, он решился за несколько дней до боя переучивать войска вверенной ему армии, приказав даже ночью встречать противника одиночным огнем. В напечатанных и разосланных по войскам «Указаниях о действиях пехоты в бою», им подписанных 22 декабря 1904 г. и вызвавших в армии общее недоумение и что хуже — глумление, приказано стрельбу залпами производить только в случае внезапного появления противника на самом близком расстоянии, когда вслед за залпом должно броситься в штыки.

Осуждая в означенных указаниях способ действий наших войск под Тюренченом, генерал Гриппенберг дает рецепт, как следовало бы действовать, чтобы наши два батальона могли уничтожить японскую дивизию. В «Указаниях» после расчета количества выпущенных пуль значится:

«Если бы наши два батальона были развернуты и в полном составе стреляли одиночным учащенным огнем, то японская дивизия была бы уничтожена и победа осталась бы за нами».

Так легко казалось генералу Гриппенбергу уничтожать японские дивизии. Но когда через несколько дней он, располагая сильной армией в 120 батальонов, двинулся против позиций у Сандепу, эти рецепты оказались непригодными, и первые дни, имея против себя не более двух японских дивизий, генерал Гриппенберг не мог овладеть Сандепу, спутал войска, дал противнику время подвести сильные подкрепления и отступил... в Петербург.

Прибывающие из Европейской России части при проверке их тактической подготовки в большинстве действовали слишком сомкнуто, густыми цепями с поддержками, близко к цепям расположенными; боевой порядок [286] плохо прикрывался местностью и, применяемый и в бою, вызвал огромные непроизводительные потери. Особенно сомкнуто училась и мало применялась к местности 41-я дивизия, прибывшая из Виленского военного округа, которым до войны командовал генерал Гриппенберг.

Наши артиллеристы тоже прибыли с подготовкой располагать батареи открыто и действовать только по видимой цели, за что и поплатились в первых боях.

Приведу ниже наиболее характерные примеры из прошлой войны, где выказалось наше неумение управлять войсками в бою, слабая тактическая подготовка армии и недостаточное упорство некоторых войсковых частей.

1

2 июня под Вафангоу генерал-лейтенант барон Штакельберг, не выяснив, достаточно ли сил противника и их расположения, переходит в наступление, предрешив еще накануне (1 июня), что он перейдет в наступление именно левым флангом. Для наступления назначаются две колонны: генералов Гернгроса и Гласко силой в 20 батальонов. При этом колонна генерала Гернгроса должна была действовать с фронта, а генерала Гласко — в охвате правого фланга противника. Несмотря на превосходство японцев в числе штыков, если бы удар этими 20 батальонами был произведен быстро и энергично, мы, вероятно, одержали бы успех. Между тем, вместо точного указания о времени выступления колонн левого фланга и точного подчинения всех войск этого фланга одному лицу, начало наступления было предоставлено определить генералу Гернгросу по соглашению с генералом Гласко. В результате колонна генерала Гернгроса долго ожидала колонну Гласко, а этот последний по неизвестной причине крайне медлил. Когда наконец движение началось, причем в колонне генерала Гернгроса вполне успешно, положение нашего правого фланга стало настолько критическим вследствие атаки войск этого фланга превосходными силами японцев, что генерал барон Штакельберг отдал приказание генералу Гернгросу отступать. [287]

Упорство в бою наших войск под Вафангоу было недостаточное. Бригада 35-й дивизии понесла весьма незначительные потери (Моршанский полк — 140 человек). Три полка 9-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии потеряли в общей сложности около 700 человек, Тобольский полк потерял менее 50 человек. Таким образом, три полка — Моршанский, Зарайский и Тобольский — боя почти не вели. Приморский драгунский полк потерял одного человека, что было возможно только при уклонении от встречи с противником. Полки 1-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии потеряли свыше 1500 человек, но главным образом при отступлении.

2

В начале июля для частного перехода в наступление против армии Куроки с целью обратного овладения Уфангуанским перевалом Восточный отряд под начальством генерал-лейтенанта графа Келлера был доведен до 43 батальонов пехоты.

4 июля генерал-лейтенант граф Келлер начал наступление с Янцелинского перевала.

Генерал Кашталинский из 14 батальонов главной колонны, коими он располагал, направил для атаки горного массива, как оказалось, сильно занятого противником, один батальон, а после неудачи этого батальона — три батальона, но и они были тоже отбиты. Не имели успеха и другие разрозненные попытки. Прибывший почти на линию стрелковых цепей генерал-лейтенант Келлер признает, что силы противника превосходят наши и отдает уже в 10?, часов утра приказ об отступлении, когда не только общие, но еще и частные резервы не были израсходованы. Отряд силой в 43 батальона, потеряв лишь около одной тысячи человек, признается бессильным продолжать бой. В дальнейших донесениях генерал-лейтенант граф Келлер с благородной откровенностью признал, что силы противника не превышали сил колонны генерала Кашталинского: «неприятель превосходит нас только в умении действовать и в искусстве [288] пользоваться артиллерией» — так закончил свое донесение генерал граф Келлер. Упорства в этом бою мы тоже не проявили.

3

В бою 11 июля под Ташичао командир 4-го Сибирского корпуса располагал 48 батальонами 1-го и 4-го Сибирских корпусов против армии Оку. После горячего боя на левом фланге, где мы ходили в штыки (особенно отличился Барнаульский полк), нам удалось отстоять свои позиции, но вечером, по приказанию начальника отряда, войска отступили к Хайчену. Упорства в бою тоже проявлено не было. В 1-м Сибирском корпусе все потери составили до 100 человек, а в 4-м Сибирском корпусе — до 500 человек. Резервы еще в составе до 14 батальонов не были израсходованы, а мы уже начали отступать в опасении обхода левого фланга.

18 июля японцы переходят тремя армиями в наступление, и мы повсюду отступаем. В 10-м армейском корпусе генерал Случевский не решается принять бой на заблаговременно выбранной и укрепленной позиции у Гуцзядзы (на направлении Самайцзы — Ляоян) и, потерпев неудачу на крайнем правом фланге (бригада 9-й дивизии генерал-майора Мартсона), отводит быстро войска к Аньпину, всего в 30 верстах от Ляояна. Многие полки в деле не участвовали. На один из полков 10-го корпуса японцы производят неожиданное нападение и овладевают лагерем. Упорство не было проявлено.

Наступление японцев 18 июля против войск генерал-лейтенанта графа Келлера, занимавших Янзелинскую позицию, тоже было успешно. Сам генерал граф Келлер был убит. 23-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, заслуживший в последующих боях репутацию одного из самых доблестных полков в действующей армии, в этом деле под начальством слабого духом командира полка полковника Волкова (был отдан под суд и признан судом виновным) не проявил должного упорства. Порученная обороне его важная позиция была оставлена без натиска [289] противника. Вступивший в командование начальник 3-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии принял слишком поспешное решение отвести 3-й Сибирский корпус к позиции у Ляньдянсяня, тоже в 30 верстах от Ляояна. Никакого упорства отстоять вверенные корпусу позиции не было проявлено. Мы уступили несколько переходов от Фейшулинского перевала до Ляньдянсяня, не вводя в бой значительного числа отличных полков 3-го Сибирского корпуса.

Во всех перечисленных боях мы не проявили должного упорства и отступали, даже не раскрыв в достаточной степени силы противника.

Во всех этих случаях командиры корпусов действовали и принимали решения об отступлении вполне самостоятельно.

В 1—3-м томах моего отчета с достаточной подробностью описаны сражения под Ляояном, на р. Шахе и под Мукденом. Среди эпизодов геройских действий отдельных частей войск и отдельных лиц общее заключение о действиях наших войск в тактическом отношении может быть сделано благоприятное. В этих боях мы повторяли ошибки Севастопольской войны и войны 1877—1878 гг., но с несомненностью даже при этих ошибках выступает факт все большего и большего упорства наших войск, уже побывавших в бою. В боях последующих мы крепли в неудачах. Это отрадное, возможное только в русской армии явление и позволяло нам в Маньчжурии неослабно верить в победный конец нашей войны с Японией.

Ныне, вспоминая, при какой исключительно неблагоприятной обстановке наши войска не падали духом, а закалялись, мы можем спокойно исследовать свои недочеты и не бояться их. А таких недочетов, как изложено выше, было много по всем отделам.

Из описаний сражения под Ляояном, на р. Шахе и под Сандепу обращают на себя внимание следующие факты неумелого руководства войсками и недостаточной тактической их подготовки. [290]

4

Из сражения под Ляояном.