Глава 7 Русские эмигранты на японской службе

Глава 7

Русские эмигранты на японской службе

Сотрудничество русских и японцев в 1920–1931 гг.

Многие видные русские политические и военные деятели поддерживали тайные контакты с японскими лидерами еще со времен Гражданской войны в России и после завершения ее активной фазы. Например, генерал-лейтенант Лукомский свидетельствует, что Г. М. Семенов, в свое время получив от китайского императора титул «мандарина 1-го класса», использовался японцами не только для переговоров с китайскими сановниками, но и для информационной разведки, которую он вел, переодеваясь китайцем[1306]. В конце 1920-х гг. Семенов приезжал из Японии в Китай по заказу своих японских хозяев. Такие поездки делались для того, чтобы раскалывать эмиграцию. Если левая часть эмиграции по понятным причинам резко дистанцировалась от Семенова, то, напротив, из правого лагеря к нему начиналось настоящее паломничество. Вчерашние монархисты становились ярыми семеновцами, клеймившими своих бывших односумов, оставшихся верными дискредитированной идее монархии, будучи подкормленными с японского стола атамана. Кроме того, японцы использовали Семенова как пугало для коммунистов: «Смотрите, мол, если не выполните то-то, тогда наш Гришка заварит кашу где-нибудь на границе!»[1307]

Амурское крестьянско-казацкое восстание, имевшее место в декабре 1923 – январе 1924 г. и вспыхнувшее в основном на земле Амурского казачьего войска, во многом было вызвано работой японцев. Они обещали амурскому атаману в изгнании генералу Сычеву в случае восстания оружие и деньги. Сам он должен был при начале восстания перейти на другую сторону Амура и возглавить движение против коммунистов. Однако этого сделано не было. На помощь к восставшим не прибыл Сычев, не было денег и оружия, в результате восстание было подавлено ГПУ с особой жестокостью. Очевидцы заявляли, что нередко чекисты заставляли женщин рыть могилы своим мужьям. Всего при подавлении погибло не менее полутора тысяч человек. Еще не менее двух тысяч бежали на китайскую сторону. Сам Сычев в оправдание себя говорил, что восстание было поднято преждевременно и что его подвели японцы, которые не дали обещанных денег и оружия. При выяснении деталей восстания выяснилось, что оно было поднято провокатором Арнаутовым, который занимался в ГПУ разложением белых партизанских отрядов и сумел ликвидировать некоторых из них. Действительно, время для начала восстания было выбрано крайне неудачное – разгар зимы, когда пути между станицами и селами были занесены непроходимым снегом, а в лесах было невозможно укрыться. Следовало дождаться хотя бы мая, когда появляется «зеленка», важный козырь всех повстанцев. Так или иначе, эта попытка свержения советской власти на Дальнем Востоке потерпела поражение, и не последнюю роль в ее неудачном исходе сыграли японцы. Генерал Сычев так и просидел в Харбине, ожидая обещанных средств и оружия. В результате его авторитет среди казаков и вообще эмигрантов был сильно подорван[1308]. Одновременно с этим среди жителей советского Дальнего Востока и эмигрантов была подорвана вера в «японцев-освободителей».

Японские спецслужбы еще в 1924 г. пытались с помощью русских белоэмигрантов захватить власть в Маньчжурии. Генерал-лейтенант Бордзиловский, председатель Русского офицерского союза в Китае, свидетельствует, что японские и китайские представители при штабе Чжан Цзолина предлагали ему начать борьбу на КВЖД «против большевиков». Люди Бордзиловского должны были захватить здесь власть и продержаться своими силами недели полторы-две до подхода японских войск. С приходом японских войск, которые должны были оккупировать Маньчжурию, они обещали помочь русским в борьбе против коммунистов. Бордзиловский был слишком умен, чтобы пойти на такую авантюру. Он понимал, что есть возможность того, что японцы не придут в нужный момент на помощь, или придут слишком поздно, или не захотят ввязываться в борьбу с Советской Россией. Кроме того, неудача такого выступления означала катастрофу для всей русской эмиграции в данном регионе и массовые репрессии против нее[1309]. В то же время уже в 1926 г. японцы использовали в качестве своего советника Клерже. Они очень часто беседовали с ним «в связи с предстоящим столкновением с СССР и поручали ему разработку тех или иных вопросов, связанных с участием русских в этом столкновении. Таким образом был подробно разработан план развития белого партизанского движения, вопросы вооружения, снабжения и содержания партизанских отрядов и т. п. Вооружение и прочее снабжение японцы склонны выдать из своих запасов, вопрос же денежный остается пока открытым»[1310].

Уже в это время многие русские работали в японских спецслужбах. Еще до «массового прихода» японцев в Китай в 1931 г., когда у них были ограниченные колонии вроде Чанчуня, они насаждали свою систему шпионажа в тех районах, где жили. Пошедший на службу в японскую жандармерию Ильин пишет 1 декабря 1928 г.: «Каждый чиновник имеет у себя несколько осведомителей, которые за 10–15 иен в месяц дают сведения. Этот расход покрывается специальными суммами, которые распределяются между японцами-чиновниками «на особые расходы». В Хуаньхедзах на таком жалованье – несколько русских полицейских. Вообще, у японцев шпионаж всюду и везде, и где только можно они имеют осведомителей. Они совершенно не стесняются в средствах и следят за всеми, никому не верят, следят даже друг за другом! И что страннее всего, лучше всего у них уживаются люди абсолютно аморальные и подлые, и чем хуже человек, тем он пользуется большим фавором у японцев! Так, Панков, который еще в мирное время был урядником, во время революции стал левить, а потом попал к Семенову и Унгерну, где был палачом на бронепоезде полковника Сипайлова. Недавно он убил китайца, которому должен был за опий. Японцы его не выдали, а завербовали на службу в качестве осведомителя. Панков, чтобы оправдать свое существование, разумеется, старается вовсю»[1311].

Некоторые русские жандармы на японской службе тоже не отличались высокими моральными качествами. Так, Ильин в своем дневнике пишет, что в отношении набора осведомителей у японцев нет никакой брезгливости, «раз они им нужны». Например, жандарм подпоручик Ясворский (Яскорский) регулярно организовывал вымогательства у своих же соотечественников, более-менее преуспевающих в бизнесе, и т. п. Ясворский начал свою службу шпионом у японцев еще в 1918 г., когда они пришли в Приморье. К ним он перешел с русской полицейской службы, на которой, очевидно, и пристрастился к вымогательствам. В период Гражданской войны он работал вместе с контрразведчиком полковником Беккером, бывшим начальником хабаровской жандармерии. Их служба заключалась «в том, чтобы выдумывать, как брать взятки». Они «прижимали» корейских и китайских коммерсантов на основании получения документов для работы в России и получали таким образом десятки тысяч иен[1312].

Им было раздуто «дело Лейтлова», производителя колбас. Дело было в том, что умер мальчик, который до этого ел колбасу Лейтлова. Ясворского нисколько не смутило то, что вся семья мальчика имела наследственную болезнь желудка, которой наградил детей отец-пьяница и от которой до этого умерли два брата несчастного мальчика. Японское начальство не только не предотвращало вымогательство со стороны русских подчиненных, но и само вынуждало их делать это. Так, это дело Ильину предложил раздуть через Ясворского его начальник Фужита. «План действий» составил сам Ясворский. В конце концов Ильин и Ясворский явились к Лейтлову и предложили ему заплатить 600 иен «за молчание» и отказ от ракручивания дела о смерти мальчика. Все прошло на ура. Лейтлов сам в означенный час, унижаясь, принес означенную сумму русским и японским жандармам, которые и поделили ее на троих[1313].

Идея понравилась, и вымогательства продолжили. Ясворский предложил с поощрения Фужита проделать ту же операцию с Борисовичем, начальником местного отделения кампании «Дженерал моторс». Здесь масштабы были мельче – запросили на троих 300 иен. Предлогом для вымогательства сделали то, что якобы жена летчика Беляева, работавшего под начальством Борисовича, – коммунистка. Данные жандармерии на Беляеву были благожелательные, и ни в каких связях с коммунистами она замечена не была. Каково же было удивление самих жандармов, когда они, раскрутив дело на жену бывшего каппелевского летчика, получили, благодаря самому Беляеву, на нее компромат, что она действительно была завербована коммунистами. Оказалось, что она была платной осведомительницей – за 50 долларов собирала интересующие коммунистов сведения. При обыске у подозреваемых нашли даже расписки в получении ею денег. В итоге Борисович «за молчание» уплатил жандармам необходимую сумму. Ильин, у которого была жена и двое детей, на содержание которых у него не хватало денег, писал: «Все это, в общем, мерзко до отвращения, а кончить с этим не могу!»[1314]

Вслед за этим начальнику Ясворского, Ильина и Фужиты, Исиде, стали поступать доносы, что они-де – вымогатели. Исида в их присутствии зачитывал эти доносы. Таким образом он, вероятно, вымогал у них деньги, намекая на то, что надо делиться. Однако Ильин решил эту проблему по-своему: он написал анонимку на самого Исиду и отправил ему же. Тот в присутствии подчиненных прочел ее и, смутившись, сказал: «Ну, мы на это не обращаем внимания!» Анонимные письма после моего письма чудесным образом прекратились[1315].

Таким образом, имевшиеся после Гражданской войны контакты японцев с русскими эмигрантами были расширены. В результате этого спецслужбы и прочие силовые структуры Страны восходящего солнца получили в свои руки опытные кадры. Это сотрудничество являло собой новую ступень отношений русских и японцев. Поэтому создавалась база к его будущему расширению.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.