Преследования христиан и их победа
Преследования христиан и их победа
Движение последователей Мессии зародилось на третий день после его гибели, когда Иисус воскрес. Сошествие Святого Духа произошло в Иерусалиме, что предопределило его роль как главнейшей святыни христианства. Однако, с другой стороны, сами евреи и стали первыми преследователями христиан, Христа, а затем и его учеников… Об этом твердо и определенно заявил Петр в день Пятидесятницы, бросив в лицо евреям обвинение: «Мужи Израильские! Выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями… вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили, но Бог воскресил Его… Бог соделал Господом и Христом сего Иисуса, которого вы распяли» (Деяния Апостолов). Причем преследования христиан шли не только в самом Риме или в Израиле, но и всюду, где только ни обитало еврейское население. Скажем, так было в Саламине, одном из древнейших античных городов, что расположен на восточном побережье острова Кипр. В этих местах в ту пору протекали труды и дни многих святых, почитаемых поместными церквями. Иудеи, препятствуя распространению новой религии на острове, в 116 г. н. э. во время восстания разрушили Саламин и убили там 24 тысячи христиан… Уже одно это указывает на их отношение к Христу и христианству. Но вот что представляется extra ordinem (из ряда вон) – факт противоборства иудеев и христиан они переиначат и подадут как победу иудаизма… В заключительных строках «Истории израильского народа» Ренана о событии сказано: «Через христианство иудаизм поистине завоевал мир. Христианство есть шедевр иудаизма, его слава, резюме его эволюции. Христианством кончается вековая борьба двух элементов, которые были в иудаизме». В действительности с явлением христианства началась многовековая борьба двух элементов как в человечестве, так и в иудаизме! Сам Ренан признавал, что с рождением христианства иудаизм хотя и продолжает существовать, но уже лишь как «иссохший ствол наряду с единственно плодоносной ветвью». Отныне вся «жизнь отлетает от него». Христианство в лучших его традициях и сынах (в том числе и прежде всего в православии) стало шедевром уже не иудаизма, а скорее антииудаизма.
Тайное собрание
О преследованиях христиан (уже римлянами) стоило бы сказать вот еще что. Вспомним Гая Плиния, Плиния Младшего (61—114 гг. н. э.), который, будучи легатом императора Траяна в провинции Вифиния и Понт (в 111–113 гг. н. э.), наблюдал в том числе и за деятельностью христианских общин… В письме к императору он выразил свое к ним отношение – западного интеллектуала к христианству. Плиний признается, что «никогда не участвовал в изысканиях о христианах» (то есть знаком с проблемой понаслышке). Далее показаны действия его как легата: «Пока что я по отношению к лицам, о которых мне доносили как о христианах, действовал следующим образом. Я спрашивал их: христиане ли они? Сознавшихся я допрашивал второй и третий раз, угрожая казнью; упорствующих я велел вести на казнь. Ибо я не сомневался, что, каков бы ни был характер того, в чем они признавались, во всяком случае упорство и непреклонное упрямство должно быть наказано. Были и другие приверженцы подобного безумия, которых я, поскольку они были римскими гражданами, отметил для отправки в Город (Рим). Скоро, когда, как это обычно бывает, преступление стало по инерции разрастаться, в него впутались разные группы». Как видим, не только евреи, находившиеся на периферии цивилизации, но и элита Рима долгое время не желала воспринимать христианство. Арий называл Христа не иначе как «произведением» и даже «тварью».
Император выносит смертный приговор епископу Киприану за отказ принести жертву императору
Преследования христиан берут свое начало с указа 202 г. н. э., когда пыткам и казням подверглись десятки тысяч человек. Эти преследования знали ряд этапов. Одни из первых свидетельств гонений дал Лактанций (250–325 гг. н. э.), писатель и преподаватель латинской риторики. Он свидетель тех гонений, в частности принятия императорского указа 303 г., в котором Диоклетиан ограничил права христиан при дворе и в армии, положив начало «Великому гонению», как назовут его впоследствии. Лактанций в его трактате «О смерти преследователей» подробно описал, как все это происходило: «Император же бесновался не только среди приближенных, но уже повсеместно, и заставил первую среди всех дочь Валерию и супругу свою Приску (обе женщины стали исповедовать христианство. – Ред.) оскверниться жертвоприношениями. Были убиты влиятельные некогда евнухи, благодаря которым и дворец, и сам император прежде твердо стояли на ногах. Схваченные пресвитеры и священники объявлялись без какого-либо доказательства или признания виновными, и их вели на казнь со всей их паствой. Людей без разбора пола и возраста насильно тащили на сожжение; причем их было такое множество, что предавали огню их не поодиночке, но сбитыми в стадо; прислугу, привязав каждому камень к шее, сбрасывали в море. И не менее жестоко преследование обрушилось на весь прочий люд. И судьи, разосланные по всем областям, принуждали к жертвоприношениям всех и вся. Темницы были полны. Выдумывались неслыханные способы пыток; и чтобы кому случайно не был определен справедливый приговор, в особых местах, а также перед судилищем, были установлены жертвенники, чтобы состязающиеся стороны совершали жертвоприношения, и …излагали обстоятельства дела; вследствие этого к судьям приходили, словно к богам… Стенания охватили всю землю, за исключением Галлии, от востока до запада бесновались три свирепые твари». «День тот погибели первый стал первой причиной несчастий» («Энеида», Вергилий). В дальнейшем эти несчастья и беды христиан лишь умножились.
Тициан. Св. Себастьян
Распятие св. Петра
Регулярные гонения на христиан возникли в эпоху императора Деция (250 г. н. э.). По повелению императора издали указ, потребовавший от христиан продемонстрировать их приверженность языческому культу. Тот, кто не пожелал этого сделать, заключался в темницу, подвергался казни или же отдавался на растерзание диким зверям. Политику гонений этих людей продолжили императоры Галл и Валериан. Говорят, особенно свиреп по отношению к христианским мученикам был Диоклетиан, взошедший на престол в 284 г. н. э. Согласно его эдикту 303 г. все христианские храмы должны были быть разрушены, а все их священные книги сожжены. Пытки, которым подвергались христиане, отказавшиеся предать их веру и отречься, описал епископ Евсевий в книге «Церковная история»: «Здесь тысячи людей – мужчин, женщин, детей, презрев эту временную жизнь, вытерпели за учение Спасителя нашего смерть различного рода: одних, после «когтей», дыбы, жестокого бичевания и множества разнообразных пыток, о которых слушать страшно, предавали огню; других топили в море; иные мужественно подставляли свои головы под мечи палачей; некоторые умирали в пытках; иных уморили голодом, других распинали – или как обычно распинают преступников, или более жестоким образом, пригвождая головой вниз и оставляя в живых, пока не погибали от голода на самом кресте. Пытки и страдания, которые вынесли мученики в Фиваиде, превосходят всякое описание. Все это творилось не несколько дней, не в течение короткого времени, а длилось долгие-долгие годы. Погибших бывало иногда больше десяти, а иной раз число их доходило почти до шестидесяти. Иногда в один день сразу было убито сто человек: мужчин, детей, женщин, которые скончались после разнообразных пыток, сменявших одна другую». Также и на Кипре, в Саламине (306 г.), при императоре Максимиане за открытое и публичное исповедание христианской веры были язычниками «усечены мечом» трое великомучеников, пресвитер Аристоклий, диакон Димитриан и чтец Афанасий. Святой Аристоклий из города Тамасса, где он был пресвитером, во время гонений ушел в горы и там поселился в одной из пещер, где якобы и получил божественное повеление идти в Саламин и там принять мученическую смерть за Христа. На своем пути в селении Ледра (в храме апостола Варнавы) святой Аристоклий встретил диакона Димитриана и чтеца Афанасия. Вместе они пришли в Саламин, где, встав на возвышенном месте, троица начала открыто исповедовать христианскую веру. По приказу правителя острова святые были схвачены и преданы мученической смерти». Несмотря на это, примеров подвижничества святых было немало.
Христиане продолжали бороться и отстаивать свои взгляды и веру. Как выразился во II в. Иустин, обращаясь к мучителям христиан: несмотря на все силы, каковыми располагает всемирный владыка Рим, мы будем неуязвимыми: «Можете нас убивать, но не можете нам вредить».
Иустин Философ
Однако давайте объективно посмотрим на то, что представлял собой император Диоклетиан (284–305 гг. н. э.). Выходец из бедной далматской семьи, он сделал карьеру, будучи военным, командиром элитного офицерского полка, охранявшего императора. Диокл (так его звали вначале) был самым замечательным руководителем империи со времен Августа. В 293 г. Диоклетиан преобразовал систему двойного соправления в тетрархию (то есть во главе управления империей стояли два Августа и два цезаря). Главное же, что он сделал, – так это стал выдвигать людей на высшие посты в империи не по родственным связям, а по заслугам. Новая система управления империей была довольно жесткой. Дело в том, что ему приходилось выводить страну из кризиса, вызванного смутным временем правления Галлиена. Тогда в стране быстро росли цены, стоимость динара упала, исчезло из обращения золото, и стало почти невозможно собрать налоги в нужном количестве. Никто не мог или не хотел давать деньги взаймы власти. Что ему оставалось делать? Тут уж пришлось пойти на отмену всех привилегий и освобождений от налогов. Он ввел в империи единообразную налоговую систему, объединил провинции в более крупные формирования (диоцезы), в соответствии с природными и географическими особенностями, взяв на себя управление восточными провинциями и сделав резиденцией азиатский город Никомедию. При нем были созданы нормальные условия для работы крестьян, которые отныне были свободны от обязательств самим продавать продукцию (для выплаты налогов деньгами). Это были «райские условия для производителя». Хотя его и считают «гонителем христиан», но он был гораздо более справедливый правитель, нежели так обожаемый церковью Константин. Он мало тратил на себя лично и на свое окружение, не признавал личной роскоши, и у него не было гарема.
Термы римского императора Диоклетиана
Р. ван дер Вейден. Снятие с креста
Деньги, которые поступали в виде налогов, благодаря созданному им механизму шли на цели обороны, политические нужды и управление империей. Ни разу в годы его правления готы не проникали в глубь империи. Достоинства его заметно перевешивают факт гонений на христиан, которые имели очень ограниченный характер. К тому же в его действиях был свой резон. Вот как объясняет мотивации поступков императора Дж. Бейкер: «Однако среди обвинений в адрес церкви было по крайней мере одно, против которого Диоклетиан не мог возражать и которое он не мог оставить без внимания. Он сделал монарха, наделенного божественной властью, краеугольным камнем своей концепции реформированной империи. Церковь была единственной силой в мире, которая в принципе отказывалась признать божественность монарха. Мало того, она открыто отвергала власть цезаря… Соответственно, церковь выступала против той системы, создание которой Диоклетиан успешно завершал. И при этом церковь была очень могущественной организацией, чьи щупальца расползлись по всей империи. По влиятельности и сплоченности она уступала разве что армии». Кстати, уточним: реальной фигурой, спровоцировавшей гонения, был «зверь» Галерий, римский император с 305 г., выходец из Сердика (Софии). Его усыновил Диоклетиан, выдав за него замуж свою дочь. Как бы там ни было, а 23 февраля 303 г. была захвачена и разорена церковь в Никомедии, священные тексты сожгли, а христианскую веру объявили вне закона.
Церковь Гроба Господня в Иерусалиме
Картина гонений на христианских мучеников в Риме (в эпоху Нерона) представлена и у Тацита… Тот писал в «Анналах»: «И вот Нерон, чтобы побороть слухи (что пожар был устроен по его приказанию. – В. М.), приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах, или обреченных на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения. Для этого зрелища тот же Нерон предоставил свои сады; тогда же он дал представление в цирке, во время которого сидел среди толпы в одежде возничего или правил упряжкой, участвуя в состязании колесниц. И хотя на христианах лежала вина и они заслуживали самой суровой кары, все же эти жестокости пробуждали сострадание к ним, ибо казалось, что их истребление не в видах общественной пользу, а вследствие кровожадности одного Нерона». Заметим, что Тацит даже не сомневается в виновности христиан, хотя лично и не приемлет кровожадных методов цезаря.
Чтобы понять причины естественного недоумения простых людей при виде тех, кто поклоняется какому-то богу, галилейскому Мессии, у которого нет привычных храмов и статуй, кому не приносят жертвоприношений (хотя потом церковь все это даст верующим), приведем недоуменные вопросы римских воинов, обращенные к апостолу Павлу, коего они вели на казнь: «Скажи нам, Павел, где же тот Царь, и где являлся Он вам, и как узнали вы Его, и что хорошего Он дал или обещал дать вам, дабы вы, христиане, так горячо Его любили и ни на каких условиях не хотели б религии нашей принять и жить, наслаждаясь радостями этой жизни, но, словно бы к прелестнейшей утехе, стремились мученически умереть за Него? Великое нам в том видится заблуждение: веселье и самое жизнь ненавидя, жаждать всем сердцем казни и смерти». Представления римлян о нормальной и приятной жизни у обычного люда вступили в противоречие со строгими христианскими взглядами.
Однако, с другой стороны, именно дерзкий отказ от того, чему неистово поклонялся Рим (жажда денег, власти, удовольствий, чревоугодие, веселье, развлечения), то есть отказ от принятой системы ценностей римского мироустройства, и привлекал в ряды христиан огромное число недовольных этой гнилой системой. Весьма привлекательно выглядели такие моральные ценности, как братская любовь, супружеская верность, забота о бедных и сирых. «Вспомни о бедных, прими и накорми их», – призывал один сирийский епископ. Важно подчеркнуть и такой момент: новая религия по сути дела стирала социальные различия между людьми. То, что христиане считали друг друга равными и называли братьями, имело огромное значение. Это фактически ниспровергало всю систему социальной стратификации, которую воздвиг Рим за тысячу лет. Подобная идеология была крайне притягательна и для стран Востока, хотя обряды христиан не были такими зрелищными, как обряды культа Митры и Кибелы.
Римские легионеры
Что явилось главной причиной яростных гонений на христиан? Почему христианство и Римская империя смотрели друг на друга как два зверя, готовые растерзать один другого, возможно, не вполне понимая корни вражды. Христианские идеи подрывали основы римского строя и той системы, что давно утвердились в тогдашнем мире. Церковный автор Евсевий, говоря о введении второго эдикта против христиан, проговаривается и указывает нам на истинную причину их преследований: «В скором времени, когда некие люди попытались завладеть царской властью в области, именуемой Мелитинской, а другие – в Сирии, вышел царский указ повсюду бросать в темницу и держать в оковах представителей церкви». Так вот где собака зарыта… Оказывается, и тут борьба за власть. Правда, у христиан были веские причины не принимать законов Рима. Они справедливо указывали на то, римское государство, его цивилизация основаны на лжи и грабежах, что сила римлян – исключительно в войнах, неправде и дерзости. Потому христианская эсхатология обрекала Рим на муки огненные.
Ю. Шнорр фон Карольсфельд. Прибытие Петра и Павла в Рим
Рисуя картину поглотившего Рим пожара, автор Апокалипсиса писал: «Веселились о сём и небо, и святые апостолы, и пророки». О том же говорится и в апологии Минуция Феликса: «Все, что римляне содержат в своей власти, чем обладают, – все это добыча их дерзости; все храмы их воздвигнуты из награбленного имущества, они обирали для этого города и религиозные учреждения. Римляне сильны не потому, что религиозны, но потому, что безнаказанно совершали святотатство». Надо признать, в этих словах есть своя жестокая правда. Известно, что правда всегда глаза колет. Это был вызов всему римскому обществу. И не случайно христиан иногда еще называли hostes populi Romani (враги римского народа). Они и были врагами строя, не принимая губительных для людей безнравственных зрелищ и нравов позднего Рима. Но и церковные иерархи сами стремились занять место цезарей… И апостол Петр был казнен вместе с другими. На ватиканском холме обнаружили его могилу.
Караваджо. Распятие святого Петра
К тому же христиане не жаловали культуру – театры, литературу, ораторов и философов. «Нет ереси, – говорил Тертуллиан (160–220 гг. н. э.), – которая бы не имела начала в учении философов». Этот римский писатель, юрист и теолог видел в философии чуть ли не первопричину всех бед и грехов человеческих. Он проклинал Аристотеля за его диалектику, говоря, что многие философы (вместе с учениками) будут гореть в пламени Страшного Суда, а знаменитые поэты должны трепетать не столько пред судом Миноса, сколь пред судом Христа. В труде «О проскрипции против еретиков» Тертуллиан гневно восклицал: «Все это учения людские и демонские, льстящие слуху и рожденные изобретательностью языческой мудрости, которую Господь называет глупостью: немудрое мира избрал Он для посрамления даже самой философии. Она, конечно, есть материя языческой мудрости, безрассудная толковательница Божественной природы и установления. Как раз от философии сами-то ереси и получают подстрекательство… Тот же предмет обсуждается у еретиков и философов, те же вопросы повторяются: откуда зло и почему? откуда человек и каким образом? и, что недавно предложил Валентин, откуда Бог? Конечно, от мысли и преждевременных родов. Жалкий Аристотель! Он сочинил для них диалектику – искусство строить и разрушать, притворную в суждениях, изворотливую в посылках, недалекую в доказательствах, деятельную в пререканиях, тягостную даже для самой себя, трактующую обо всем, но так ничего и не выясняющую. Отсюда их нескончаемые россказни и родословия, и бесплодные вопросы, и словеса, ползучие, как рак… Итак: что Афины – Иерусалиму? Что Академия – Церкви? Что еретики – христианам? Наше установление – с портика Соломонова, а он и сам передавал, что Господа должно искать в простоте сердца. Да запомнят это все, кто хотел сделать христианство и стоическим, и диалектическим. В любознательности нам нет нужды после Иисуса Христа, а в поисках истины – после Евангелия. Раз мы верим во что-то, то не желаем верить ничему сверх этого: ибо мы верим прежде всего, и нет ничего более, во что мы должны бы поверить». Досталось крепко от ортодоксов и театру. Театр есть не что иное, как святилище Венеры, дом муз, где правят Венера, Бахус и сатиры. Поэтому сторонник аскетизма Тертуллиан сравнивал театральные представления с языческими празднествами, осуждая театр за те якобы гадости, что показываются на его сцене, «оскорбляя стыдливость и нравственность зрителей». На сцену на обозрение людей всех возрастов и званий выводят блудниц, жертв публичной похоти. Глашатай объявляет им место и цену, перечисляет их достоинства, в том числе и такие, «о которых лучше было бы умолчать, чтобы не осквернять свет дня». Тертуллиан напрасно взывал к римскому сенату, всем сословиям в надежде, что они «прилюдно покраснеют» (хоть раз в году). То был глас вопиющего в пустыне…
Тертуллиан
Программа запрета всех видов театральных постановок и литературных произведений – это явный экстремизм… Однако иные из упреков не лишены оснований: «Если комедия учит бесстыдству, то трагедия – жестокости, злочестию и варварству: рассказ о постыдном деле столь же бесполезен и опасен, как и само дело». Двойственность морали римлян очевидна. И Тертуллиан осуждал их за такое поведение: «Что считают они в одном месте запрещенным, то в другом признают позволенным. В итоге, кто на улице посовестился бы задрать рубашку, чтоб справить нужду, тот в цирке без всякого зазрения обнажает скромные части тела. Кто бережет свою дочь от оскорблений, тот сам ведет ее в театр, где она слышит непристойные речи и видит неприличные жесты. Кто на улице остановит разбушевавшегося драчуна, тот спокойно смотрит, как на арене кулачные бойцы избивают друг друга. Кто не выносит вида покойников, тот в амфитеатре с удовольствием смотрит на тело, плавающее в луже крови. Кто пришел посмотреть на казнь преступника, сам плетьми и розгами толкает гладиатора, против его воли, на убийство». Мы в дальнейшем, говоря о Риме, расскажем об этой позорной странице.
Саркофаг муз. Лувр
Таким образом, именно святые отцы стали подвергать науку, искусство, образованность, красноречие критике и осуждению. «Ваше (языческое) красноречие – есть не что иное, как орудие неправды, ваша поэзия воспевает только ссоры и любовные проделки богов на пагубу людей, глупцы и льстецы были все ваши философы. Ни один из ваших философов не произвел ничего великого и достойного, ни Диоген, живший в бочке, чтобы явить себя чуждым потребностей, и умерший потому, что он ел грубые полипы, ни Платон, который любил лакомые обеды Дионисия (Сиракузского), ни Аристотель, который льстил Александру (Великому); все они не были свободны от суетности и притязательности. Или, что достойного и удивительного сделали ваши киники?» – восклицал христианин Татиан. Августин (354–430 гг. н. э.) и вовсе безапелляционно заявит: «Вне богословия – философия ничто».
Ненависть христиан к Риму была так велика, что распространялась на музыку, живопись, архитектуру и даже на школы. При таком отношении к ним язычники и Империя отвечали христианам тем же. Поводов для взаимной вражды у сторон более чем достаточно. Они ненавидят наших богов, а мы – их. Они не призывали за стол Геркулеса, как это принято у Рима, – ненависть к ним растет. Нет дождя или землю поразила засуха – ненависть растет. Язычники видели гнев божий даже в капризах природы. По свидетельству Августа, кое-где в Северной Африке сложилась поговорка: «Если нет дождя, то вини во всем христианина». Иные видели в них атеистов, которые не почитали патриотических богов Рима. Ненависть масс подогревали жрецы, волхвы, шарлатаны. Ведь их искусство и власть могли исчезнуть с распространением идей христианства. Широко распространено такое заклинание: «Прочь отсюда, атеист, эпикуреец, христианин». В свою очередь и христиане отвечали тем же: считали оракулов, астрологов, хиромантов, предсказателей демонами и всячески поносили.
В. Беляев. Христос излечивает одержимого бесами
Таким образом, против христиан возникла довольно мощная коалиция. «Народ в Римской империи, – писал А. Лебедев, – положительно мог требовать от правительства гонения на христиан, если желал того, и правительство не в силах было отказывать народу в этом требовании. Демагогия, самая опасная, развивалась во время императорского Рима. Толпа никогда, быть может, не обладала большей силой, как в это время, хотя она и лишена была свободы. Тираническая императорская власть, часто не находя себе поддержки в других слоях общества, искала и (успешно) находила себе эту поддержку в черни. Деспот, говорит Прессансе, потому только держит власть в своих руках, что он служит не истинным интересам, а страстям народным; тирания всегда есть результат двоякого подчинения: властелина, который потворствует своему рабу, и раба, который льстит своему властелину. Поэтому-то владычество римских императоров было вместе с тем и владычеством народа. Недовольный уже одним хлебом, который даром давался ему в столице, и цирком, которым забавляли его, народ из ненависти к христианам еще требовал и смерти христиан и к обыкновенному крику: panem et circenses (хлеба и зрелищ) прибавлял еще новый ужасный возглас: christianos ad leones (христиан – львам). И императоры, а за ними и проконсулы провинций не могли отказать толпе, на которую они опирались, – отказывать в ее требованиях». Отражая мнение народа, власть не могла быть безучастной к его требованиям.
Борьба с новым религиозным течением была долгой и трудной… Даже тогда, когда при Константине христианство победило, долгое время язычество еще сохраняло влияние. Так, языческие города и храмы продолжали пользоваться милостями императоров. Константин давал жалования схолархам и профессорам. Он увеличил их привилегии и освободил их от обременительных налогов и тягот. Афинские школы все еще пользовались огромной популярностью. В них обучались богатые студенты из провинций империи, набирались уму-разуму будущий император Юлиан, софист Либаний, св. Василий и св. Григорий. Афины наслаждались благами терпимости. Не давали ощутимых результатов и меры, принимаемые против язычников. На запрещения приносить жертвы язычники не обращали никакого внимания. Почти весь IV век новой эры был веком веротерпимости, хотя время от времени веротерпимость и давала трещины. Некоторый подъем язычества при Юлиане Отступнике задержал движение христианства (почти на 20 лет). Император Валентиан I, подтвердив права, привилегии языческих жрецов, запрещал язычникам принесение их кровавых жертв. Заметим, что язычники и христиане совместно посещали школы и участвовали в диспутах. Только указом 396 г. уничтожались все привилегии языческих жрецов на Востоке. К тому же многие жрецы становились ревнителями новой религии, что вполне объяснимо, ибо она, видимо, больше отвечала всему складу их жизни и веры, нежели какие-то там философские учения.
Бюст бога Сераписа. Александрия
В работах отцов христианства часто подчеркивается, что жизнь первых христиан, объединенных общею верою, была построена на началах взаимной любви. Эту сторону благодатного воздействия св. Духа апостол Павел считал чрезвычайно ценной и важной. Но в отношении язычников те повели себя самым негуманным и диким образом. Один из поздних римских историков, Евнапий (IV в. н. э.), описывал то, как в Египте фанатики-христиане уничтожали в Александрии языческих богов, храм Сераписа, а заодно и людей.
История возникновения этого культа и храма такова (в описании В. В. Струве). Когда в Египте появился Александр Македонский, многие египтяне, помнившие весь ужас завоевания Оха, а также период господства «служителей Сета, проклятых азиатов», когда вся земля «заполнилась слезами», восприняли его как «защитника и спасителя страны». Казалось, наступила новая эра торжества света и добра. Александра восприняли тут как величайшего бога, и он старался вести себя со своими новыми подданными подобающим образом. Именно при нем, как иные считают, жрец Манефон, «отец египетской истории», знавший греческий язык, был принят в число советников великого царя. По мнению Струве, именно он мог принять участие в слиянии в один образ бога Амона с Осараписом, пытаясь таким образом сблизить богословские системы Фив, Гелиополя и Мемфиса. Затем сей бог был трансформирован в Сераписа, представителя «первой известной нам в Средиземноморье мировой религии». Услугами иерограммата Манефона воспользовался затем сатрап Египта Птолемей. Тот стал помогать ему укрепить Его авторитет и помог организовать культ Сераписа.
Евнапий писал: «Исчезло не только почитание богов, но и сами здания, и все произошло, словно в поэтических мифах, повествующих о победе гигантов… Эти люди, ополчившись на святилища, словно на камни и на каменотесов, без всякого повода и без объявления войны совершили на них набег и разрушили храм Сераписа. Они победили, повоевав с храмовыми дарами, не встретив серьезного сопротивления и не вступив в открытый бой. В этом смысле они с таким рвением сражались против статуй и посвятительных даров, что не только одержали над ними верх, но и взяли «в плен» (как захватывают в плен свою добычу воры), а единственным их тактическим замыслом было получше спрятать награбленное. Не смогли грабители унести только фундамент, потому что камни в основании храма Сераписа оказались очень тяжелыми, и их было нелегко сдвинуть. Разрушив и разорив все, эти «благородные и отважные воины», обагрившие свои руки кровью, но не пожелавшие очиститься, говорили после, что победили богов и считали свое святотатство и нечестие достойными восхваления». Затем в священные (для язычников) места они привели так называемых монахов, что по виду «были люди, но жили как свиньи и открыто совершали тысячи преступлений, о которых невозможно даже и говорить». Что можно сказать на сей счет?
Г. Доре. Христос исцеляет больных
Причина конфликта ясна: и язычники затаили злобу на христиан. Когда в Каламе отмечали праздник Сераписа (в 408 г.), юнцы-язычники стали осыпать храм христиан камнями. В суматохе кого-то задавили насмерть. Монахи и епископ попрятались в страхе. Тогда христиане разбили языческую статую Геркулеса (в Суффете), а язычники в ответ предали жуткой смерти 60 ни в чем не повинных христиан. Августин обвинял язычников в том, что те «похоронили Римский закон». Он так говорил им: «Вы твердите о своем Геркулесе? Мы вернем его вам. Металл есть, камня хватает, мрамора более чем достаточно, художники многочисленны. Вот: вашего бога можно изваять, выточить, украсить. Мы ему и щеки выкрасим в цвет плоти, чтобы были звонче ваши священные поцелуи. Но вы верните нам души, которые смело ваше насилие. Как мы возвращаем вам статую Геркулеса, верните нам жизни наших!» Он был сторонником религиозной терпимости и убеждал всех в том, что «путь насилия – ошибочный путь». Увы, о терпимости можно было в то время только мечтать… Когда Августин умирал в Гиппоне (430), город осаждали вандалы. И он молил бога послать ему смерть раньше, чем те возьмут город. Кстати, когда войска Алариха опустошали Рим (410), среди язычников вспыхнула новая волна антихристианских возмущений. Народ бедствия свои ставил в вину христианскому государству, поправшему и изгнавшему древних богов.
Христиане не раз еще будут вставать на путь преследований и насилия. Достаточно вспомнить трагическую историю жившей в Александрии Гипатии, дочери известнейшего философа Теона. По свидетельству историков, она достигла такой учености, что стала выше всех философов своего времени и даже возглавила школу, основанную еще Плотином («Мусейон»). Там она проводила занятия по философии. К ней стекалась масса слушателей отовсюду. Ее знания и авторитет завоевали уважение властей. Мужчины оказывали ей почтение, восхищаясь. В результате монахи, тоже желавшие популярности, но не имевшие таких талантов или знаний, испытывали к ней ревность, которая вскоре переросла в ненависть. В 415 г. они составили против нее заговор, которым руководил некий церковный чтец по имени Петр.
Они устроили засаду, схватили девушку, потащили к церкви и там, сорвав с нее одежду, черепками горшков убили. Затем разорвали тело на части и понесли останки к месту Кинарон, чтобы сжечь. Это деяние покрыло позором епископа Кирилла и всю церковь Александрии. Преступление это описал, в частности, англичанин Кингсли в своем романе «Ипатия». Так что и христиане не ангелы.
Толпа расправляется с Гипатией
Видимо, такова природа религиозной страсти. Это не раз приводило к трагическим последствиям как для людей и общества, так и для искусства. Менар писал, сколь губительно христианство для античного искусства: «Когда христианская религия одержала верх, мощи святых пришли на смену статуям богов, которых (даже) красота не могла спасти от анафемы, объявленной церковью. Храмы начинают пустеть при правлении Константина, а в период царствования императора Феодосия I наступает эпоха их полного и планомерного уничтожения. Все, созданное античностью за тысячелетний период, было несправедливо забыто». Языческие боги – прямые конкуренты за религиозный престол и хлеба небесные.
Но чем же так не понравилась церковникам наука? Оказывается, по их мнению, наука не дает людям ничего из того, что достойно почитания и уважения. Известный христианский писатель Лактанций (250–325 гг. н. э.) поставил задачу показать всю «лживость и бесплотность» философии, чтобы «воссияла вырвавшаяся на свободу истина». И атаку он начал именно против философов, ибо они – голова, а «когда будет повержена голова», без труда откроется доступ и «к ниспровержению тела». Он отказывает им в титуле «ревнителей мудрости». В свою очередь, платоники считали христианство вульгарным и варварским вероучением. Лактанций заявляет в их адрес: «Я не согласен с тем, что философы являются ревнителями мудрости, ибо тем постижением мудрость не достигается. Если бы тем постижением можно было обрести мудрость, если бы это изучение было бы как бы дорогой к мудрости, то когда-нибудь она была бы найдена. Поскольку же столь продолжительное время и настолько изнуренными в поисках умами она не была открыта, ясно, что нет там никакой мудрости. Следовательно, те, кто философствуют, не постигают мудрости, но сами про себя думают, что постигают, ибо не знают они того, чего ищут… Знание не в состоянии ни прийти от ума, ни открыться размышлением, поскольку заключать знание в себе самом способен не человек, но Бог. Смертная же природа не обретает знания иначе как извне…» Но тогда откуда явиться мудрости?
Г. Доре. Апостол Павел в Эфесе. Сожжение книг
Завершается же сей великолепный пассаж словами: «Следовательно, если нельзя знать всего, как учил Сократ, и если не следует прибегать к воображению, как полагает Зенон, то вся философия оказывается ниспровергнутой. Однако это ниспровергается не только этими двумя, первыми в философии, но всеми философами, так что кажется, что уже давно она была повержена своим же оружием. Философия разделилась на множество сект, и все считают разное. В какой мы найдем истину? Безусловно, во всех найти нельзя. Пусть даже мы найдем одну: во всех остальных мудрость будет, без сомнения, отсутствовать». Разве не то же с религиями?! Религии стремились преобразовать духовную школу на основании «неведения», вспоминая слова Златоуста, что «доброе неведение лучше худого знания». Вспомним, что много лет спустя после укрепления христианства изгоняли, запрещали, сжигали выдающиеся работы классиков мировой культуры и мысли (по религиозным и идеологическим причинам).
Г.-Т.-С. Янс. Судьба праха св. Иоанна Крестителя. На первом плане Юлиан Отступник
Весьма показателен пример Флавия Клавдия Юлиана (331–363 гг. н. э.), или, как его еще называли, Юлиана Отступника. Что вызвало столь лютую ненависть Церкви к неглупому человеку? В то время почти не было еще истинно верующих, и тогда сам термин «отступник» если и можно было применить, то скорее в первую очередь к христианам. Юлиан же ничем особенным не выделялся среди тогдашних правителей и интеллектуалов. В целом это был неплохой правитель, не очень яркий писатель и никакой философ. Но в его практических взглядах был заключен здравый и трезвый смысл. Он рассчитывал, что, восстановив старую языческую религию, он вдохнет жизнь в римское тело, вернет империи славу эпохи Юлия Цезаря (и тем самым повернет колесо истории). Надо признать, что он не любил не столько христиан, сколько Констанция и его убийц-сыновей. Тут была, видимо, личная ненависть. Причина ясна: сыновья императора, надеясь взойти на престол, перебили его племянников как возможных претендентов на престол. «Славный» шаг для начала самой гуманной веры.
Г. Доре. Отречение Петра
При этом сам Юлиан и его брат Галл, казавшиеся неопасными для Констанция, были сосланы в глушь. Юлиана отправили под строгий надзор христиан в Никомидию, где он и прожил безвыездно с 346 по 351 г. Но в 354 г. Констанций все же убил Галла, а Юлия женил на своей сестре. Император специально посылал его в трудные походы, надеясь, что там поскорее убьют. Но Юлиан одержал ряд побед и стал весьма популярен в армии. Смерть Констанция в 361 г. открыла ему путь к власти. Он стал императором «по праву». Вопреки всем домыслам и клевете на него апологетов христианства, Юлиан не осуществлял никаких особых гонений на христиан, как это делали его предшественники по отношению к тем же язычникам.
В каком-то смысле его приход был вызван настроениями значительной массы язычников, которых преследования христиан озлобили и восстановили против новой веры. Теперь ведь, при Константине, все люди, как заявил один из язычников, даже «не осмеливались созерцать восхода и заката Солнца». Крестьяне и моряки даже воздерживались смотреть на светила из-за страха, что их обвинят в поклонении Гелиосу. Ф. Кюмон пишет о Юлиане: «Провозглашение императором Юлиана привело к внезапному перевороту. Философ, которого несла на троне галльская армия, с детства втайне поклонялся Гелиосу. По его убеждению, этот бог охранил его и позволил избежать тех опасностей, которые угрожали ему в юности; он верил, что божество облекло его священной миссией, и рассматривал себя в качестве его служителя или скорее его духовного сына. Он посвятил этому небесному «царю» речь, в которой холодное теологическое рассуждение под влиянием его веры переходит местами в пламенный дифирамб, и до самого смертного часа он оставался верен своей пылкой приверженности к почитаемому им светилу». Возможно, Юлиан еще в юности был тайно посвящен в члены одного из митраистских сообществ философом Максимом Эфесским. С тех пор он считал, что находится под покровительством Митры как в этой, так и в другой жизни. Стоило ему взойти на трон, он поспешил ввести этот персидский культ в Константинополе. Юлиан устроил во дворце храм, в котором сам служил своему богу и вместе с окружением принимал участие в церемониях. Члены секты магов подняли голову по всей империи. И когда в Александрии патриарх Григорий захотел построить церковь на развалинах митраистского храма, это вызвало кровавый мятеж толп. Когда власти арестовали патриарха, чернь вытащила его из тюрьмы и расправилась с ним в канун дня рождения непобедимого бога (24 декабря 361 г.). Юлиан, подчеркнем, осудил безумные действия толпы.
Он даже провозгласил свободу вероисповедания. Единственным актом, который можно хоть как-то квалифицировать как враждебный христианам, стал запрет на преподавание христианами светских наук. Хотя, учитывая тогдашнее их отношение к наукам, абсолютно верно сделал император. Он требовал от преподавателей честности, а не двуличия, а поэтому считал, что монашество не может быть допущено к преподаванию Гомера, других классиков, которых оно считает детьми сатаны. Пусть уж в церквях христиане преподают своим единоверцам догматы христианской веры. Сегодня же ведь никому и в голову не придет преподавать религию (как теологию) в сугубо светских вузах. В чем же дело?! Тем более что вскоре выяснилось: само христианство представляет собой ничуть не менее агрессивную жесткую религию. Церковь жаждала монополии власти – при дворах, в миру, даже в армии. Ее слуги, занявшие самые выгодные, очень теплые местечки при Константине и его последователях, разумеется, желали не только сохранить, но еще более упрочить их положение. Малейшая угроза перемены веры представлялась им грехом и серьезной опасностью. Поэтому вполне правдоподобно звучит предположение Либания. Тот сказал: нанесшее императору Юлиану смертельную рану в сражении с персами копье было, видимо, выпущено рукой христианина.
Музыкальный праздник в античном городе
Многие будут сожалеть о смерти этого умного и честного человека. Поэтому Г. Лихт и пишет: «Если Либаний прав, то это была фатальная потеря, которая не являлась случайностью, но направлялась людьми из окружения императора, подпитывалась (прежде всего) ненавистью со стороны христиан. Местом, где последний человек, воспитанный в античной культуре, получил смертельное ранение 26 июня 363 г., была равнина Маранга во Фригии на берегу Тигра. Насколько мне известно, не было возведено ни одного мемориала в его честь, и, напротив, имя Юлиана было стерто с нескольких каменных стел Малой Азии. История назвала его Отступником, то есть отступником от христианской веры. Вместе с ним умерла последняя великая надежда античной культуры, а затем начался закат античной цивилизации, наступление последующих веков дикого безумия». А ведь Юлиан честно стремился исцелить больной разум человечества, который не мог жить без мифов.
Г. Доре. Изгнание Адама и Евы из рая
Полагаю, главная причина ненависти церковников к Юлиану в том, насколько точно и метко попало его «литературное копье» в слабости христианской доктрины. Труд Юлиана «Против христиан» (Catha christianon logoi), написанный во время его последнего похода в Персию, дошел до нас лишь в отрывках. Приведем лишь один отрывок – и пусть каждый сам же его для себя прокомментирует: «Эллины выдумали насчет богов неправдоподобные, чудовищные мифы. Они говорили, что Кронос пожрал своих детей и затем изрыгнул их обратно; они рассказывают о кровосмесительных браках: Зевс сочетается с матерью и, произведя на свет детей, женится на собственной дочери, вернее, даже не женится, а просто, сочетавшись с ней, передает ее другому. Далее – миф о том, как был растерзан Дионис и как затем его члены вновь были склеены. Об этом рассказывают греческие мифы. Сопоставь с этим учение иудеев о саде, который бог насадил, о сотворении Адама, а затем о создании для него жены. Бог у них говорит: «Нехорошо быть человеку одному, создадим ему помощника, соответственного ему»; а она вообще оказалась ему вовсе не помощницей, а явилась причиной, что и он, и она сама были выброшены из рая. Это, конечно, совершенно нелепо. Разве мыслимо, чтобы бог не знал, что создаваемая им помощница послужит получившему ее не во благо, а во зло? А змей на каком таком языке беседовал с Евой? Неужели на человеческом? Чем подобные вещи отличаются от выдуманных эллинами мифов? А то, что Бог запретил созданным им людям познание добра и зла, разве это не верх нелепости? Ведь что может быть глупее, чем не уметь различать добро и зло? Ведь такой человек, очевидно, не будет избегать дурного и стремиться к хорошему. А главное – бог запретил человеку пользоваться рассудком; ведь, что различение добра и зла – дело рассудка, ясно и дураку. Таким образом, змей скорее благодетель, чем губитель рода человеческого. Вдобавок бога надо признать завистливым; в самом деле, когда он увидел, что человек обрел рассудок, то, чтоб он и не вкусил, как говорит бог, от древа жизни, он изгнал его из рая, так-таки прямо заявив: «Вот Адам стал, как один из нас, зная добро и зло; а теперь, может быть, он прострет руку и возьмет также от древа жизни и вкусит и станет жить вечно». (И выслал его Господь бог из сада Эдемского.) Итак, все это, насколько я понимаю, если только оно не заключает в себе тайного смысла, полно жестокой хулы против бога. Незнание, что та, которая была создана как помощница, станет причиной падения, запрещение познать добро и зло – а ведь только к этому подобает стремиться уму человеческому – и к тому же еще ревнивая боязнь, чтобы человек, вкусив от древа жизни, не превратился в бессмертного, – в этом слишком много завистливости и ревности». Учитывая, что тогда в ходу было по сути дела два главных идейно-религиозных течения (на Западе) – язычество эллинов и римлян, а также прочих народов, ну и иудейская вера в Яхве, Юлиан тонко замечает: «Признав, что ничего хорошего и ничего серьезного нет ни у нас, эллинов, ни в воспринятом от Моисея учении евреев, они (христиане) от тех и других усвоили (лишь) то, что пристало к этим народам… От евреев они усвоили нечестивость, вытекающую из (их) легкомыслия, от нас – дурной и пустой образ жизни, вытекающий из нашей лености и вульгарности, и это им угодно было назвать высшим благочестием».
Фригийские и лидийские одежды
Согласитесь, не так прост был Юлиан Отступник. Видимо, привлекательность его образа и истинность его слов ощущали многие, и о нем писали Г. Ибсен и Дм. Мережковский. Его образ вывел в своей картине голландский художник Гертген тот Синт Янс «Судьба праха Святого Иоанна Крестителя» (картина написана в гротескно-зловещей манере в 1484 г.).
И. Босх. Христос перед Пилатом
Данный текст является ознакомительным фрагментом.