IV. Украинизация и ее судьба

IV. Украинизация и ее судьба

Трагедия коммунистов-интеллектуалов в национальных республиках заключалась в том, что они не только верили на слово Ленину, но и были искренне убеждены, что сам Ленин верит тому, что он говорит по национальному вопросу. Поэтому для них все писания Ленина, как и решения апрельской конференции 1917 года, X съезда партии 1921 года, XII съезда партии 1923 года были чем-то вроде «Священного писания». Но странное дело: как только эти коммунисты брались за практическое осуществление теоретических установок Ленина и решений партийных съездов по национальному вопросу в своих областях и республиках, они немедленно оказывались в опале, из которой их не мог вытащить даже сам Ленин (вспомните историю Буду Мдивани и его сторонников в Грузии, историю Султан-Галиева и его сторонников в Татарии и Туркестане).

После смерти Ленина, Сталин, как выражались в Москве, поднял ленинскую национальную политику на высшую ступень. Но, как известно, с высшей ступени и падать страшнее. Это подтвердило новое «контрреволюционное националистическое дело» — «Крымское дело» председателя Крымской АССР Вели Ибраимова в 1928 году. Вели Ибраимов был тем убежденным учеником Ленина по национальному вопросу, который решил превратить Крымскую АССР в по-ленински образцовую советскую национальную республику у ворот Турции, призывая единокровную Турцию создать у себя такие же ленинские порядки, как и в Крыму. Сталин посчитал призывы председателя ЦИК Крымской АССР всего лишь маскировкой его шпионской деятельности в пользу Турции и посадил его со всем крымским правительством в подвал ГПУ. Это было в январе 1928 года. Даже пристрастное чекистское следствие не сумело доказать вину Ибраимова и членов его правительства. В силу этого, его дело не было принято Верховным судом к производству в мае 1928 года. Ибраимова и его людей расстреляли по заочному приговору коллегии ОПТУ. «Крымское дело» в национальной стратегии Сталина имело сигнальное значение, за которым последовала большая серия заочных приговоров ГПУ по аналогичным делам «контрреволюционно-националистических заговоров» грузинских меньшевиков, армянских дашнаков, азербайджанских мусаватистов, чеченских чермоевцев, туркестанских пантюркистов, татарских панисламистов, украинских сепаратистов («Спилка вызволения Украины»), белорусских «нацдемовцев» («Союз вызволения Белоруссии»), в которых оказывались замешанными и неугодные Сталину национальные коммунисты.

Параллельно начались и в самой России процессы против «вредительских контрреволюционных организаций» «Шахтинское дело», «дело Промпартии», «Дело Всесоюзного бюро меньшевиков». Все эти «дела», разумеется, были сфабрикованы в кабинетах ГПУ под руководством Менжинского, его заместителя Ягоды, но по плану и инициативе ЦК во главе с его генсеком Сталиным. Какие были основания для создания таких дел? Юридических оснований не было никаких. Зато были основания идеологического порядка. Как уже указывалось, в национальной интеллигенции все еще бытовали заблуждения, что «коренизация» не тактика, а программа партии. Поэтому в национальных республиках росло движение за углубление и расширение этой «коренизации». В глазах партии особенно опасный характер такое движение приняло как раз в двух славянских республиках — на Украине и в Белоруссии. Непревзойденный мастер уголовной фантазии Сталин даже выдумал смычку между местными националистами и русскими шовинистами. Сталин нашел, что поскольку у местных националистов и великодержавных шовинистов цель одна — свержение советской власти, то они находятся в духовном родстве и молчаливом союзе между собой. Сталин шел дальше. В подчеркнутой заботе о нуждах собственного народа он видел не только зловредный национализм, но и вражду к большевизму, подрыв основ «диктатуры пролетариата». Сталин, обвинявший Ленина в «национал-либерализме» в 1922 году, делал теперь Ленина ответственным за то, что он в свое время выпустил из бутылки «национального джина». Сейчас Сталин был в поисках средств, чтобы загнать его туда обратно. Это оказалось далеко не легкой задачей. На кавказском и мусульманском Востоке у партии уже был большой опыт по подавлению национализма силой оружия, посылкой туда экспедиционного корпуса Красной Армии, как, например, в 20-е годы против ряда восстаний в Чечне, в те же годы — против меньшевистского восстания в Грузии или басмаческого движения в Туркестане. Но с конца 20-х годов в авангард национального движения в СССР выдвинулась самая большая после РСФСР славянская республика — Украина. Туда ведь не пошлешь военную экспедицию, не рискуя, как опасался Сталин, межнациональной войной. Но самое неприятное было то, что во главе украинского национального движения стояли не какие-нибудь ярые сепаратисты, а украинские коммунисты-интеллектуалы, выдвигавшие весьма обоснованную и целостную программу «украинизации», состоящую сплошь из цитат Маркса, Ленина, Сталина и материалов съездов партии. Чтобы судить о нелегком положении Москвы, надо присмотреться к аргументам украинцев. В движении за украинизацию в 20-х годах выдающееся место занимали следующие субстанциональные проблемы суверенной республики: национальная самостоятельность во внутренних делах, согласно федеральной конституции, национальная культура, национальная экономика, национальная наука, национальная техника. По всем этим проблемам украинская коммунистическая, но национально мыслящая, интеллигенция выдвинула национальную программу, основанную со скрупулезной точностью на федеральной концепции Ленина против «автономизации» Сталина. Но у этой программы был один недостаток — она коренным образом противоречила повседневной антиконституционной практике Москвы в национальных республиках; самое же главное — она подрывала устои, на которых возвышалось само дореволюционное здание ленинизма с его идеей денационализации всех наций и слиянию их в один коммунистический гибрид, идея, от которой Ленин по существу отказался в 1922 г., но не отказалась партия. Решения съездов партии по национальному вопросу, как и сама федеральная конституция СССР, были задуманы как провизориум на переходное время, пока коммунистическая власть не почувствует себя достаточно сильной, чтобы отказаться от собственных решений и приступить к осуществлению действительной стратегической ее цели. Именно — к фактической ликвидации федерации на основе тоталитарной диктатуры партии, при которой даже само государство признается «звеном» самой партийно-политической системы (см. новую программу КПСС).

Но все это пришло позже, а в те годы национальные коммунисты, в отличие от Москвы, принимали провизориум за постоянную величину, а фиктивные права «суверенных» союзных республик, зафиксированные в советской конституции, за действующий закон.

Таково было положение, когда украинские национальные коммунисты развернули борьбу за украинизацию по всем названным выше проблемам. Ее возглавили признанные тогда авторитеты в национальном вопросе: прозаик и поэт Микола Хвылевой (культура), Михаил Волобуев (экономика) и член ЦК КП(б)У Александр Шумский (политика). Если их идеологическая позиция основывалась на трудах Ленина, то их историческая и национально-культурная аргументация базировалась на научных трудах академика Грушевского, который возглавлял тогда украинскую историческую науку. Академик Грушевский, как мы видели, был первым президентом Украинской народной республики, после ее падения эмигрировал в Австрию, потом, покаявшись, вернулся на Украину. В 1924 году он был избран членом Академии наук Украины, а в 1929 году членом Академии наук СССР.

Партия и советское правительство считали в те годы историческую и национально-культурную концепцию академика Грушевского о происхождении украинского государства и украинской нации объективной, научно обоснованной и партийно выдержанной. Такой же считалась и позиция украинских национал-коммунистов, пока они не начали активно проповедовать ее в партийной печати. Эта «проповедь» встретила столь единодушную поддержку украинской как партийной, так и беспартийной интеллигенции, что Москва ясно увидела, куда поведет такое развитие и поспешила объявить глашатаев украинизации «национал-уклонистами» ? страшное обвинение, после которого обычно слово переходит к чекистам.

Обратимся к некоторым их аргументам, пользуясь данными из книги Майстренко («Национальная политика КПСС»). Начало кампании за практическое осуществление украинизации положило выступление Хвылевого. В ряде статей, опубликованных в 1925 году и посвященных XII съезду РКП(б) и его решениям о коренизации, он ставит в центр внимания два вопроса. Во-первых, украинский писатель утверждает, что решения съезда насчет равноправия народов и необходимости коренизации аппарата власти в республиках остаются на бумаге, ибо невозможна украинизация без дерусификации украинского города, без украинизации пролетариата; во-вторых, считает он, «пока пролетариат не овладеет украинской культурой, невозможно, чтобы культурная революция на Украине дала желаемые результаты». Хвылевой ставит вопрос: кто этому мешает? Ответ его категорический:

«Русский мещанин, у которого в печенках сидит эта украинизация (…) который со «скрежетом зубовным» изучает этот «собачий язык», который кричит в Москву: «Спасайте!»»

Хвылевой предостерегает от рабского подражания русской литературе. Его аргумент: «не надо смешивать наш политический союз с Россией с литературой… Поляки никогда не дали бы Мицкевича, если бы они не перестали ориентироваться на русское искусство. Дело в том, что русская литература веками тяготеет над нами, как господин положения, который приучил нашу психику к рабскому подражанию… Идеи пролетариата нам известны и без московского искусства… Даешь собственный ум! Прочь от Москвы!»

Хорошо понимая, что его могут обвинить в национализме, собственно, предупреждая такое обвинение, Хвылевой оговаривает, что у него речь не о пролетарской коммунистической Москве, где центр мировой революции — Коминтерн, а о Москве литературных мещан и великорусских бюрократов. Он широко цитирует марксистских теоретиков, самого Ленина, все решения партии по национальному вопросу, чтобы его не объявили «сепаратистом».

Никакие ухищрения не могли спасти национального коммуниста, столь страстно разносившего Москву, если на него обратил внимание, говоря словами Ленина, «первый подлец и первый насильник», каким был товарищ Сталин. Так случилось с Хвылевым. 26-го апреля 1926-го года Сталин написал негодующее письмо на имя секретаря ЦК КП(б)У. В письме говорилось, что коммунист Хвылевой не любит Москвы, тогда как западноевропейский пролетариат и его компартии полны любви к ней. Сталин оценил выступления Хвылевого не как защиту решений самой партии по национальному вопросу, а как зловредный уклон. Более того — как целое течение антипартийной, националистической мысли в компартии Украины, наклеив на нее новый ярлык: «хвылевизм». Сталин потребовал от секретаря ЦК Украины Л. Кагановича разгромить и ликвидировать национализм в компартии Украины. Кагановича не надо было учить по части «разгромов». Не только сам главный «грешник», но и сотни украинских интеллектуалов из среды коммунистов, тысячи из среды беспартийной интеллигенции были сняты с работы, а потом и физически уничтожены. Разгромили и разогнали и тех партийных работников из ЦК Украины, которые во главе с членом ЦК Александром Шумским не только поддержали позицию Хвылевого, но и, в свою очередь, потребовали от Москвы перейти, наконец, от слов к делу по украинизации партийного, государственного аппарата. Такое требование Александра Шумского единодушно поддержала коммунистическая партия Западной Украины (в тогдашней Польше).

Тогда Сталин сначала послал в ссылку Шумского и его сторонников, а потом их тоже расстрелял. Что же касается коммунистической партии Западной Украины, то ее Сталин распустил через Коминтерн, который к этому времени уже стал простым подотделом ЦК ВКП(б). От чекистских пуль этих украинских коммунистов спасло то, что они жили в капиталистической Польше.

«Украинский национализм» смахивал на ту мифическую гидру, у которой на месте отрубленных голов вырастали новые. Действительно, не успел Каганович доложить Сталину, что план по разгрому национализма «выполнен и перевыполнен», как последовало новое антимосковское выступление и не где-нибудь на стороне, а в самом политическом и теоретическом органе ЦК КП(б)У в журнале «Большевик Украины». Это было исследование видного украинского экономиста и коммуниста Михаила Волобуева под названием «К проблеме украинской экономики», напечатанное в начале 1928 года. Исследование было задумано, чтобы помочь партии разработать практические меры по созданию комплексной «национальной экономики» в духе решений партийных съездов.

Основные тезисы автора сводились к следующему:

- старая Россия вела на Украине колониальную политику, грабя ее экономические ресурсы;

- Украина при советской власти должна гармонически развиваться в ее природных национально-экономических границах;

- коммунизму противопоказана колониальная политика, «лишь украинский народ имеет право распоряжаться своей экономикой», «эксплуатировать украинскую экономику во вред украинскому народу — это враждебно коммунизму»;

- план «экономического районирования СССР», разработанный Госпланом СССР по схеме и при участии старых царских специалистов-великодержавников, «полностью игнорирует национальные экономики бывших российских колоний и предлагает централизованное районирование СССР на старых великодержавных принципах» (Майстренко, стр. 108).

Волобуев был искренне убежден, что ЦК партии в Москве думает о национальной экономике и культуре то же самое, что и он. Это было глубокое заблуждение не одного Волобуева, но и почти всех национальных коммунистов того времени. Ведь национальные коммунисты и всерьез верили, что «генеральная линия» партии в национальных республиках — это создание собственной национальной экономики, подлинной национальной культуры, не только по «форме», но и по «содержанию», национальной науки и техники. Сами же националы должны возглавлять партийные органы и национальные правительства суверенных советских республик не по назначению из Москвы, а путем свободных демократических выборов на местах. Все это оказалось иллюзией. Иллюзию национальных коммунистов тех лет разделял и пишущий эти строки. Накануне XVI съезда партии, критикуя тезисы Политбюро к этому съезду, я писал:

«В реконструктивный период практическое разрешение национального вопроса в свете устранения фактического неравенства, которое еще, безусловно, не устранено, приобретает сугубую актуальность как в хозяйственно-культурном, так и в политическом отношении… Однако нынешний темп нашего культурного и экономического строительства в национальных районах и имеющиеся достижения не обеспечивают выполнения весьма ясных и практических директив X и XII съездов партии… К сожалению, после XII съезда партии к национальной проблеме не возвращались и ее практическое решение идет от случая к случаю… Вот с этой точки зрения тезисы Куйбышева (председатель ВСНХ СССР) и Яковлева (Наркомзем СССР) не могут быть признаны достаточными. Каждый из них национальную проблему затрагивает вскользь, «кстати», «между прочим» и, таким образом, обходит актуальнейшие вопросы хозяйственного развития в национальном разрезе» («Правда», 22 июня 1930 г., А. Авторханов. «За выполнение директив партии по национальному вопросу»).

Критикуя тезисы Яковлева по колхозному движению, я отвергал колхозы для национальных республик, ссылаясь на Ленина. Я писал:

«Ленин говорил: «Было бы ошибкой, если бы товарищи по шаблону списывали декреты для всех мест России, если бы советские работники на Украине и на Дону стали бы без разбору, огулом распространять их на другие области. Мы не связываем себя однообразным шаблоном, не решаем раз навсегда, что наш опыт, опыт центральной России, можно перенести целиком на все окраины» (т. XVI, стр. 106)».

«В другом месте, — продолжал я цитировать Ленина, — в известном письме коммунистам Кавказа Ленин призывает их к тому, чтобы они «поняли своеобразие своей республики от положений и условий РСФСР, поняли необходимость не копировать нашу тактику, а обдуманно видоизменять ее применительно к развитию конкретных условий» (т. XVII, ч. 1, стр. 200)».

Именно опираясь на Ленина, я объявил «опыт центральной России» ? «Сплошная коллективизация и ликвидация кулачества как класса» — противопоказанным специфике нерусских областей и республик и потребовал для них не колхозы и не тозы, а землеустройство. В ряде статей в той же «Правде» меня подвергли разносной критике.

Ссылаясь на того же Ленина, один из моих критиков причислил меня не только к «правым оппортунистам», но и к «предателям» партии. Он писал:

«Мы должны категорически возразить против явно ликвидаторской и правооппортунистической теории и предложений Авторханова по вопросу о путях коллективизации национальных окраин… Что же выходит, если пойти по пути, предлагаемому тов. Авторхановым? Это означает снятие всерьез и надолго лозунга сплошной коллективизации национальных районов… так как землеустройство будет землеустройством индивидуальных крестьянских хозяйств. Вот почему мы не можем расценивать это предложение т. Авторханова иначе, как попытку потащить партию назад в сторону от генеральной линии партии, на ту самую дорожку, о которой ноют и скулят все правооппортунистические элементы. Тов. Авторханов определенно заболел право-оппортунистической близорукостью и паническими настроениями… Он не видит того, что есть на национальных окраинах… Почему мы так резко возражаем тов. Авторханову? Да хотя бы потому, что «время более трудное, вопрос в миллион раз важнее, заболеть в такое время — значит рисковать гибелью революции» (Ленин. Из речи на VII съезде партии против тов. Бухарина). Предательские уши правых дел мастера торчат из рассуждений тов. Авторханова о путях коллективизации национальных окраин» («Правда», 30 июня 1930 г., Л. Готфрид. «О правильных и правооппортунистических предложениях тов. Авторханова»).

Меня поставили по соседству с бухаринцами в отношении диагноза моей «правооппортунистической болезни». В те годы такое соседство считалось не очень уютным, а сама болезнь признавалась неизлечимой. Сталин, следивший за нашей дискуссией — «Колхозы или землеустройство» — заявил в отчетном докладе ЦК XVI съезду: «Партия пересмотрела метод землеустройства в пользу колхозного строительства», а сам съезд записал: «XVI съезд поручает ЦК партии… неуклонно проводить ликвидацию кулачества, как класса, на основе сплошной коллективизации по всему Советскому Союзу».

Вот с этих пор в гигантской сельскохозяйственной стране — перманентный кризис недопроизводства зерновых культур и животноводческой продукции. Между тем до революции одна Украина кормила всю Европу своей пшеницей, а экспорт русского хлеба на мировом рынке занимал второе место после Америки. Вот уже несколько десятилетий, как СССР занимает первое место в мире по импорту американского хлеба.