ПРОТИВОРЕЧИВЫЙ ХАРАКТЕР УРОКОВ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

ПРОТИВОРЕЧИВЫЙ ХАРАКТЕР УРОКОВ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

Византийская империя была центром западного мира. Во главе страны стоял царь, помазанник божий, имевший огромную власть. Будучи наследницей Рима, Византия могла сказать о себе словами Анны Комнин: «По самой своей природе – она владычица всех народов». Поэтому естественным представляется интерес, который проявляла к ней Русь. Византия была важнее для Руси, нежели Русь для Византии, ибо та, скажем прямо, не была главным объектом ее интересов. Писатель Лев Диакон даже не упоминает о принятии христианства Русью. Среди византийских источников о владимирской Руси говорится мало или вообще умалчивается. Князь Владимир упомянут только четыре раза в двух византийских хрониках XI–XII вв., а ведь это имя и вопрос принятия христианства для Руси – наиважнейшие.

Император в Византии – наместник Христа на земле. Правильнее было бы сказать, что он земной бог, имеющий исключительную власть. В зале заседаний Государственного совета стоял трон с постоянно раскрытым Евангелием, прямо над троном императора находилась мозаика с изображением Христа и надписью: «Царь во Христе». Он, заметим, получал свой трон не по наследству (такое бывало лишь во времена македонской династии), а как вольный избранник армии и сената (с одобрения всего народа), сохраняя римский принцип. С одной стороны он признавал, что Христос есть истинный владыка государства, с другой – правил почти единолично. Д.Т. Райс в книге «Византийцы. Наследники Рима» пишет: «С одной стороны, император был почти божественным, с другой – он назначался народом. Ему надлежало блюсти высочайшие принципы поведения. Он обязан был быть сдержанным и умеренным в желаниях, чутким и благодетельным. Он должен был скрупулезно соблюдать законы. и мог быть отлучен от церкви. Но также признавалось, что он человек со слабостями, и поэтому, а также по милосердию Божьему его прегрешения, часто чрезмерные, следовало прощать. Однако поддержка народа полагалась не его персоне, но его званию и Божьему его одобрению. Так что население было верно ему, лишь пока эти два условия совпадали. С того момента, как его должность переходила к другому, верность автоматически переходила за нею вслед. Слова «Король умер, да здравствует король!» буквально отражали византийскую ситуацию, пусть даже трон был захвачен самым нечестным способом. Чтобы правильно понимать историю Византии, следует всегда помнить об их своеобразном подходе к императорской власти». Эти правила русские усвоили почти буквально. Они готовы преклоняться перед новым правителем, но, как не раз показывала история, без малейшего колебания или сожаления готовы бросить его в случае поражения или гибели. Поэтому столь часты насильственные ниспровержения царей в российской истории. Бесспорны негативные стороны этого наследия, железной пятой поправшие русскую историю. При таком положении царь нередко оказывался полностью в руках бюрократии и войска, отсюда появление самозванцев и жуткая коррупция среди высшего слоя управленческого аппарата.

Византия. Император Юстиниан со свитой

Однако византийской власти были присущи немалые культурно-правовые достижения. Юстиниан собрал и кодифицировал действовавшее римское право (Согрш juris civilis). Но во что на деле вылилась «совокупность гражданских прав», показывает автор «Тайной истории» Про-копий Кесарийский. Во имя получения сверхприбыли Юстиниан отдал сбор налогов и торговлю в руки самых беспринципных, подлых и алчных людей. Те получили возможность продавать товары монопольно – только по им угодным ценам. Люди, «покупая самое необходимое, были вынуждены платить втридорога, и пожаловаться на это было некому. Урон от таких порядков был огромен, ибо в то время, как казна получала лишь часть этого дохода, приставленный к этому архонт стремился обогатить самого себя». Затем император учредил множество так называемых монополий. «Сам он, получив плату за такую сделку, устранялся от этого дела, предоставив тем, кто дал ему деньги, возможность заправлять делом так, как им заблагорассудится. Столь же откровенно он творил злоупотребления и в отношении всех прочих должностей. Ибо, поскольку василевс всегда получал небольшую долю награбленного от архонтов, они и те, кто был приставлен ко всякому делу, совсем безбоязненно грабили тех, кто им попадался». Юстиниан отобрал по всей Римской державе, т. е. по всей Византии, «негоднейших людей» и за полученное от них золото предоставил этим вымогателям «возможность делать с подданными все, что им заблагорассудится». «Тем самым им было суждено разорить все земли (отданные под их управление) вместе с их населением, с тем чтобы самим в дальнейшем оказаться богачами». В итоге такой политики дело «дошло до того, что само название убийцы и грабителя стало обозначать у них предприимчивого человека». Потом, узнав, что тот или иной из «олигархов» уж очень разбогател, он «отбирал полностью все их деньги». Торговля должностями в государстве шла открыто, без малейшего стыда, и «не в закоулке, а публично, на агоре»; те же, кто покупал должности, грабили «пуще прежнего».

Византийские монеты

Деньги утекали из страны, в том числе на оплату наемных войск. Цена такого благополучия знати была очень высока. Эпоха Юстиниана I, императора Восточной Римской империи в 527–565 гг., несмотря на временные успехи по ряду направлений, вела к росту налогов, всевластию бюрократии, обнищанию населения. Это вылилось в восстание, известное как «Ника» (532 г.). После смерти Юстиниана его преемник Юстин II сказал: «Мы нашли казну разоренной долгами и доведенной до крайней нищеты и армию, до такой степени расстроенной, что государство предоставлено беспрерывным нашествиям и набегам варваров». Юстин не выдержал развала экономики и сошел с ума. Впрочем, бывали времена, когда Византии «везло» и во главе ее оказывались достойные руководители. Таков император Ни-кейской империи Иоанн Ватац (XIII век). Одной из главных целей своего правления он сделал достижение страной процветания, для чего поднял земледелие, виноградарство, скотоводство и птицеводство. По словам историков, «уже через короткое время амбары у всех оказались переполненными плодами: дороги, улицы, все хлевы и загороди оказались наполненными скотом и стадами домашних птиц». В соседнем, Румийском султанате в то время случился голод, и это заставило турок толпами устремляться в никей-ские владения и покупать за высокую цену жизненно необходимое пропитание. Автор «Истории Византийской империи» А.А. Васильев писал: «Турецкое золото, серебро, восточные ткани, различные драгоценности и другие предметы роскоши обильно потекли в руки никейских греков и наполнили государственную казну». Ватацу удалось путем уменьшения налогов добиться экономического процветания империи. В голодные годы большие запасы зерна, собранные в хранилищах, раздавались народу. Имея в своем распоряжении большое количество денег, Ва-тац воздвиг по всей стране крепости, а также госпитали, богадельни и приюты. Иоанн Ватац стремился к тому, «чтобы каждый, имея у себя дома все, что нужно, не имел побуждения налагать корыстолюбивую руку на людей простых и неимущих и чтобы таким образом государство ромеев совершенно очистилось от неправды». Эти счастливые царствования для Византии можно считать скорее исключением, чем правилом (как и для Руси). Неоднозначно выглядела византийская судебная система. Хотя государство вроде бы и провозгласило принципы всеобщего равенства перед судом и всеобщей справедливости (по крайней мере официально), на деле Византия никогда не была «правовым государством». В империи не только сохранялось, а и играло главенствующую роль право власти и денег. «Нормы права» тут отражали социальную направленность, отчетливо выражая классовые предпочтения судей и судов: «Господин и судья, богач и бедняк несли разные наказания за одни и те же преступления. Определенными привилегиями перед судом пользовались сановники высокого ранга, их служебные преступления не рассматривались как уголовные, и, даже уличенные в убийстве или составлении заговора, они не карались смертной казнью, поскольку считалось, что чин дает им преимущество перед остальными гражданами». Взяточничество стало нормой поведения византийских чиновников. Сама система их оплаты, по сути, стимулировала взимание взяток. «Так, византийский суд был платным, и стороны должны были вносить судье так называемую эктаги, размеры которой не были ничем не ограничены; естественно, что большая сумма эктаги делала судью, как правило, более внимательным к подателю жалобы». Надо ли говорить, что подобное «наследие» никак не отнесешь к достоинствам системы, перенятой Российской империей.

Варда Фока и император

Византия унаследовала от Рима и другие, не лучшие его качества – авторитарность, жестокость, коварство, распущенность, пьянство. Во главе империи мог встать авантюрист, невежда или убийца, если его поддерживала вооруженная толпа, армия. Таковым, к примеру, был византийский император Фока (602–610 гг.). Происхождение его неизвестно, говорят, что он служил сотником в Дунайской армии, был маленького роста, рыжий, с безобразной фигурой и уродливым шрамом на щеке. Когда солдаты выбрали его депутатом, он прибыл в Константинополь с жалобой на главнокомандующего и на Тайном совете грубо говорил с императором. Но, когда тремя годами позже дунайские легионы подняли мятеж, они провозгласили его своим командиром. В итоге тот захватил власть и стал императором. Время его правления отмечено необузданным террором: приняв бразды правления, Фока приказал обезглавить императора Маврикия. Вместе с ним были казнены все пять его сыновей, в том числе грудной младенец. Затем Фока уничтожил ближайшее окружение правителя: были зверски убиты стратег Коментиол, ипостратег Георгий, доместик Пресентин, отрубили голову брату императора Петру, погибли многие другие приближенные, безжалостно был умертвлен патрикий Герман с дочкой. Но и этого ему показалось мало, и Фока казнил жену Маврикия, Константину, с тремя ее дочерьми. В последние годы правления он погубил даже тех, кто, собственно, и привел его к власти. Казнили и блестящего полководца Нерсеса, перед которым трепетали все враги Византии. Террор нанес невосполнимые потери стране… Итог – поражения ромеев от персов, которые ограбили Сирию, Палестину, Финикию, взяли огромное число пленных, завладели Арменией, Пафлагонией, Галатией. Фока проиграл все, что можно было проиграть, и даже константинопольская чернь отвернулась от кровавого временщика. Во время игр ему из толпы кричали: «Опять ты выпил свою чашу и смысл потерял!» Пьяница велел схватить смутьянов. Одним он приказал отрубить головы, других – утопить в море, тела третьих – развесить на столбах ипподрома. Императора не хотели защищать ни народ, ни армия. В 609 г. против него восстал экзарх Африки Ираклий, в 610 г. флот подошел к столице. Фока остался один. Его схватили, скрутили ему руки, закутали в черные одежды и передали Ираклию. Узрев Фоку, тот воскликнул: «Так-то, несчастный, ты правил государством?!» Плешивому выскочке отрубили голову, затем отсекли конечности, окровавленное тело протащили по форуму и предали сожжению. Казнили и ряд сподвижников народного демагога. Жестокие правила, сопутствовавшие безграничной власти одних, неизбежно влекли за собой жестокие способы борьбы с нею. Неограниченная власть монарха, невозможность убрать его демократическим путем, тем более отдать под суд – все это вызывало потрясения. Отсюда и конфискация собственности императоров и крупных чиновников Византии. Правда, эти действия зачастую совершались насильственно и вопреки закону, более походя на грабеж. В 1042 г. у Константина, дяди свергнутого императора Михаила V Кала-фата, конфисковали 53 кентинария золота (огромное количество золота), в 1043 г. император Мономах конфисковал 180 тысяч номисм из имущества умершего патриарха Алексея Студита.

Казнь четвертованием

Кстати, у той же Византии переняли мы жестокие законы, введенные Владимиром в судебную практику. К нему явились епископы-греки и предложили вершить судопроизводство по канонам византийского уголовного законодательства. Жестокие способы казни применяла в Византии как светская, так и церковная власть. Историки приводят в качестве примера перечень византийских наказаний, отмечая, что членовредительные наказания «были не столько юридическими наказаниями, сколько, скорее, мерами политической безопасности». Например, ослепление в Византии рассматривалось как способ лишения дееспособности, применяемый в отношении важных политических фигур, свергнутых императоров, военнопленных и т. д. Сей способ расправы был освоен киевскими князьями, церковными иерархами. Как видим, те действовали отнюдь не только словами любви и увещевания. Известно имя ростовского епископа Феодора (Федорца), который, как гласит летопись, был немилостивый мучитель и не только ослеплял, но и резал головы и бороды, распинал и т. д. За эти бесчеловечные действия митрополит Константин II велел в 1169 г. урезать Федорцу язык, отсечь руку и «очи ему вынати» (ПСРЛ, I. Стб. 356). При этом представляется знаменательным, что прежде всего духовенство, т. е. основной носитель византийской цивилизации (как известно, все епископы и митрополиты на Руси поначалу являлись из Византии), особо настаивало на применении византийских законов. В самом раннем русском каноническом памятнике, в Канонических ответах митрополита Иоанна II 1080–1089 гг., говорится: «Прилежи паче закону, нежели обычаю земли». Ясно, что и действовали все они в таких случаях строго по византийским правилам. В 1053 г. новгородский епископ Лука Жидята приказал урезать своему рабу нос и обе руки. Гражданское же население, изначально привыкшее на Руси к гораздо более мягким и гуманным законам, безусловно, не разделяло такой византийской свирепости и лютости. Все общество нередко выражало свой протест. Так, когда в 1227 г. в Новгород явились волхвы и церковный суд осудил их на смертную казнь, «се мужи княже Ярославли въступишася о нихъ». По поводу данного случая М. Бенеманский писал в 1917 г.: «Что особенно для нас характерно. так это осуждение волхвов на смертную казнь при архиепископском дворе и просьба пришедших на сей двор бояр князя Ярослава избавить осужденных от смертной казни. Здесь, значит, столкнулись два воззрения: местное, самобытно русское, и заносное – византийское, – и два права: гражданское и церковное. Последнее возобладало над первым.

Византийский император и его воины

Но, можно думать, возобладало лишь потому, что защитники его на этот раз были «господами положения». В ином случае волхвов, которые порой губили невинных людей, казнили по народным языческим обычаям (Ян Вышатич). Нередко их убивали родственники тех, кто ранее, в свою очередь, стали жертвами волхвов. Их жестокое правление заслуживает названия «кровожадного византизма». Как известно, за 1122 года существования византийской империи сменилось до 90 ва-силевсов, причем половина из них были физически уничтожены. Или же вспомним о жестокой расправе над пленными болгарами императора Василия Болгаро-бойцы (1014), когда по его приказу были ослеплены 15 тысяч человек. Лишь одному из каждой сотни был оставлен один глаз, чтобы он мог стать для этих несчастных поводырем. По приказу того же императора – во время его войны с Грузией – путь его войск был устлан горами отрубленных голов.

Византийские нравы

Также поступили византийцы и с русскими пленными после того, как те потерпели поражение в 1046 г., – каждому отрубили руку. Русские, тем не менее, приглашались на службу в Византию, что было чрезвычайно важно для государства, которое постоянно вело войны – то с печенегами, то с болгарами и арабами или вынуждено было гасить пламя гражданской войны. Принцесса Анна Комни-на, говоря о битве против печенегов, описывала события минувших лет: «В тот день произошло нечто необычайное. погиб целый народ вместе с женщинами и детьми, народ, численность которого составляла не десять тысяч человек, а выражалась в огромных цифрах. По этому поводу византийцы стали распевать насмешливую песенку: «Из-за одного дня не пришлось скифам увидеть мая». На закате, когда все скифы (о них она говорит как о «варварах». – Ред.), включая женщин и детей, стали добычей меча и многие из них были взяты в плен, император приказал сыграть сигнал отхода и вернулся в свой лагерь. Здесь должна кончить свой рассказ о скифах, хотя из многочисленных событий я коснулась лишь немногих и, можно сказать, погрузила только кончики пальцев в воды Адриатического моря. Ведь о блестящих победах самодержца, о поражениях его врагов, о собственных подвигах Алексея, о всех случившихся в то время событиях и о том, как император всегда умел приспособиться к обстоятельствам и тем или иным способом выпутаться из тяжелого положения, – обо всем этом не смогли бы рассказать ни новый Демосфен, ни весь сонм ораторов, ни Академия вместе со Стоей, если бы они даже сочли своей первой задачей восхваление деяний Алексея». Так или иначе, а русы занимали заметное место в военных и геополитических расчетах Византии. Для Византийской империи в условиях растущей военной угрозы было крайне важно заполучить в союзники столь храбрый и сильный народ, как русские.

Помощь столь мощного военного союзника, каковым уже в то время была Русь, имела огромное военно-политическое значение. Византия переживала острейшую гражданскую войну, военачальники Вар-да Фока и Варда Склир оспаривали власть византийских царей, Василия и Константина. Положение осложнилось тем страшным поражением, которое терпят от болгар их войска 17 августа 986 г. Большая часть войска перебита, казна, обоз императора попали в руки врагов. Византийская империя окружена противником со всех сторон. Нависла угроза над жизнью самодержца, под вопросом судьба империи, которую уже поделили на две части. И тогда император Василий II Болгаробой-ца, как отмечает Яхья Антиохийский в «Истории», видя, что его богатства истощились, войско ослабло, решил обратиться за помощью к русским («И побудила его нужда послать к царю русов, а они – его враги, чтобы просить их помочь ему в настоящем положении»). Пришлось Василию заключать договор о сватовстве и женитьбе русского царя на сестре византийского императора. Условием было одно – чтоб русские крестились. Вот как писал об этой интереснейшей странице истории В.В. Мав-родин. Положение Василия II было критическим. «И стало опасным дело его, был озабочен им царь Василий по причине силы его войск и победы его над собой.

Византийские воины

И истощились его богатства, и побудила его нужда послать к царю русов – а они его враги, – чтобы просить их помочь ему в настоящем его положении; и согласился тот на это. И заключили они между собой договор о сватовстве и женитьбе царя русов на сестре царя Василия, после того как он поставил ему условие, чтобы он крестился и весь народ его страны, а они – народ великий. И не причисляли себя русы тогда ни к какому закону и не признавали никакой веры. И послал к нему царь Василий впоследствии митрополитов и епископов, а те окрестили царя и всех, кого обнимали его земли, и отправил к нему сестру свою, и она построила многие церкви в стране русов…» Итак, в конце 987 г. или в самом начале 988 г. завязывающиеся между Русью и Византией отношения вылились в договор исключительной важности – Владимир организует и посылает на помощь Василию большое войско, а за это император выдает замуж за русского князя свою порфирородную сестру и обязуется ввести на Руси христианство. Нужно сказать, что подобного рода договор был большой дипломатической победой Владимира и обусловливался тем катастрофическим положением, в котором оказался Василий. В самом деле, Владимир обещал только набрать и послать в Византию отряд воинов, что вообще не было чем-либо новым, так как воины по договорам Руси с Византией все время отправлялись на службу императору. Византия же в лице своего императора гораздо большим поступалась в пользу Руси. В самом деле, «мужественный правитель Севера», к которому все же Византия обратилась как к простому князю, тогда как при обращении к хазарскому князю употреблялись эпитеты «наиблагороднейший и наиславнейший», становился мужем «порфирородной», честь, в которой за год до этого отказали императору Оттону Великому, сватавшему за своего сына дочь Романа II, заявив, «неслыханная вещь, чтобы порфирородная, (т. е. дочь рожденного в пурпуре, рожденная в пурпуре. – В.М.) вступала в брак с варваром». Это было свидетельством критического положения Византии, могущества Руси и дипломатической победой Владимира одновременно». Когда же дело о браке Владимира было решено (на словах), прибыли войска ру-сов и соединились с войсками греков. В конце концов значительные русские силы явились в Константинополь и в кровопролитной битве сумели разбить войска узурпатора Фоки. Громкая слава о воинах из Руси шла по миру. Восточный автор Абу Шоджа, визирь багдадского халифа аль Муктади, писал с превеликим уважением о предках наших, отмечая их воинский дух: «Все они были большой силы и отваги». Налицо взаимный интерес.

Русские воины

Князья Руси стали активно вмешиваться в дела Византии. Вмешательство в чужие дела – обычный способ реализации политико-экономических целей в любую эпоху. Так поступали и русы в соседних с Русью землях (Византия, Норвегия, Польша, Венгрия). «В духе князя Ярослава Владимировича было бы вмешаться во внутренние дела Византийской империи и поспособствовать восшествию на престол того претендента на власть, чья политика представляла для него наибольшую выгоду». Так, когда в 1043 г. в Византии вспыхнул мятеж воина-исполина Маниака (Бешеного), известного победами в Сирии, Сицилии, Италии (он и объявил себя императором), князь Ярослав решил вмешаться, отдав приказ сыну Владимиру возглавить поход. Византийский хронист XI в. И. Скилица пишет, что до этого росы и ромеи были друзьями, «живя с ними в мире, без страха и встречались друг с другом, и купцов друг к другу посылали». В войсках претендента на престол Византии сражались немало русских. Что бы ни было причиной вмешательства (тогда еще византийский Крым или что-то иное), но вторжение состоялось. Часто у Византии не было другого выхода: приходилось биться на нескольких фронтах, отражая набеги или подавляя восстания в провинциях. В 1200–1201 гг. она изнемогала в борьбе с болгарами и половцами. Византия могла погибнуть, «если бы не христианнейший народ русский», пишет Никита Хониат. Тогда на выручку Византии по просьбе императора Алексея III пришел га-лицкий князь Роман, имея и тут свой интерес.

Византийцы не заблуждались в намерениях воинственных русов. Историограф Михаил Пселл, близкий к императору и «первому министру», современник тех событий, писал о походе русских на Константинополь в 1043 г. Большое количество русских кораблей тогда прорвалось в При-понтиду. «Это варварское племя (говорит Пселл о русских. – Ред.) все время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе и, непрерывно придумывая то одно, то другое, ищет предлога для войны с нами. Скрытно проникнув в Пропонтиду, они прежде всего предложили нам мир, если мы согласимся заплатить за него большой выкуп, назвали при этом и цену: по тысяче статиров на судно с условием, чтобы отсчитывались эти деньги не иначе как на одном из их кораблей. Они придумали такое, то ли полагая, что у нас текут какие-то золотоносные источники, то ли потому, что в любом случае намеревались сражаться и специально выставляли неосуществимые условия, ища благовидный предлог для войны». И хотя в качестве причин этой войны ряд источников называют ссору купцов в Константинополе и убийство знатного русского, очевидно наличие политико-экономических интересов у киевской стороны, в противном случае вряд ли князь Ярослав Мудрый и его старший сын Владимир Ярославич стали бы собирать столь большую армию и направлять ее в Византию. В том походе приняли участие около 20 000 воинов, причем наряду с русскими воинами, вероятно, участвовали и варяги-норманны.

Бой византийца и славянина

О политических целях похода судить затруднительно, ибо точных данных нет, но корыстно-экономический расчет налицо: варяги и русы шли в бой, понятное дело, не «за туманом», а за золотом («Они отважно уехали далеко за золотом и на востоке кормили орлов»). Но почему подрядились в поход русы? Кормить воронов?! Увы, и тут в основе вожделений все то же презренное золото. Византийцы, прослышав о приближении угрозы, дважды посылали к русам мирное посольство. Ответ Владимир Ярославича был надменен и груб. По словам Скилицы, василевс отправил снова послов для переговоров о мире, но «варвар опять с бесчестием отослал их, заявив, что требует за мир у василевса по три литры золота (литра – 288 грамм) на каждый имеющийся у него отряд». Правда, названная сумма была не так велика и равнялась годовому жалованью наемника на византийской службе. Возможно, русы только хотели получить оговоренную с Византией сумму. Пселл считает, что инициаторами мирных переговоров были русы. После долгих ожиданий началась битва между ромеями и русами, которая закончилась разгромом войска Владимира; опять-таки, якобы, виной всему был «жидкий огонь, выбрасываемый греками через сифоны».

Правда, многие критики высказывают вполне резонные сомнения относительно самого факта наличия подобного «чудо-оружия» у Византии в средние века. Д. Николаев в статье «Оружие, которое не спасло Византии» пишет: «Не меньше загадок оставляет и бой Владимира Ярославича с флотом ро-меев в 1043 г. На этот раз ромеи огонь уже не «пущаху из труб», он не спускался с неба, как молнии». Пселл так описал подготовку к бою византийских кораблей: «Копьеносцы и камнеметатели подняли страшный военный крик, а метатели огня построились в порядке, удобном для сбрасывания его». Автор не делает акцента на эффективности греческого огня, напротив, примечательно, что, по его словам, русы не обращали никакого внимания на «сбрасываемый огонь», а до боя вообще дело не дошло, так как налетевшая буря разметала русские суда, которые, за исключением выброшенных бурей на берег, вернулись на Русь. Да и в дальнейших битвах ничего об употреблении «огня» не говорится. Это же забвение грозного оружия увидим в последний час Византийской империи, когда турки-османы брали штурмом Константинополь (1453 г.). В боях за столицу империи дело до применения «живого огня» византийцами не дойдет.

Куда более надежным оружием, нежели «греческий огонь», были умело применяемые ромеями последние достижения военной мысли, подготовленные квалифицированные военные кадры, четкая организация войска и хорошее управление. Военный историк Дж. Хелдон пишет: «Одной из очевидных причин успехов Восточной Римской империи является тот факт, что военное администрирование, в особенности представленное централизованной финансовой системой и государственным контролем за материальными и трудовыми ресурсами, дало византийскому правительству преимущество, о котором ни один из его противников не мог даже мечтать». Эти драгоценные дары с успехом были унаследованы Русью, а затем и Россией, принеся нашему государству немало громких и славных побед.

«Греческий огонь»

Воздадим должное и дипломатическому искусству ромеев. В поговорку даже вошло изречение – «византийское коварство». Профессор С.П. Карпов пишет: «В современном французском языке «византинизм» имеет еще и другое значение – это синоним коварства, двуличия, обмана. Это имело историческую основу: византийцы проводили политику в своих интересах и по отношению к другим вели себя своекорыстно. Использовали дипломатический обман, разного рода ловушки. Это делали все государства, но византийцы делали это более изощренно, тонко и коварно. Это восприятие византийства закрепилось в мире, в том числе и на Руси. Особенно после Флорентийской унии 1439 года, когда Византия, бывшая многие века источником света, впала в нечестие. В русских летописях говорится не раз, что греки коварны и двуличны. Ведь они часто приезжали на Русь за милостыней, которую буквально выжимали из князей». Но вспомним же и другое – на Руси трудились Максим Грек и Феофан Грек, многие наши подвижники учились у афонских монахов. Следует различать поверхностное видение «византинизма» с оттенком консервативности и более глубокое видение византийской цивилизации, обогатившей мировую культуру. Хотя имело место и коварство. И вот еще один пример. Владимир выполнил обещание послать корпус на помощь императору Василию, который вел бескомпромиссную схватку за трон с Вардой Фокой. В итоге благодаря русским победа досталась Василию. Однако дочь императора Анна тогда в стане русского жениха так и не объявилась. Василий II и Константин VIII, сохранив короны, также не сочли нужным исполнять свои обещания, данные «какому-то варвару». Историк А.В. Ткачев пишет в этой связи: «Принято обличать их в коварстве и вероломстве, но это не совсем так: братья-василевсы следовали традиционной византийской политике в отношении варваров». Константин Порфи-рогенет, их дед, откровенно писал в трактате «Об управлении империей», что «варварам» не только можно, но и должно лгать, когда это отвечает интересам империи; такая ложь не грех, а богоугодное деяние, ибо служит укреплению империи, а все, что империю укрепляет, – угодно Богу». Коварство было присуще всем, без исключения, народам.

Блудница

В международных связях Византия меняла партнеров и союзников подобно дамам римского лупанария, меняющих своих клиентов в зависимости от содержимого их кошельков. Некоторые сравнивали Ромейскую державу с «блудницей». Никита Хониат восклицал с явной иронией: «Кому ты только не отдавалась!» Но это издержки имперского мировосприятия. Византия хотела отвести Древней Руси роль «обслуги», ведь и русская церковь находилась в зависимости от патриарха Константинополя, и высшее духовное лицо в России, киевский митрополит, назначался (по сути, до самого татарского нашествия) из Константинополя. Когда же русские попытались (в 1051 и 1147 гг.) сами себе назначать митрополитов, собором русских епископов в Киеве, ромеи их не утвердили. «Нет того в законе, – доказывали они Киеву, – чтобы епископы ставили митрополита без патриарха. Патриарх ставит епископов». В итоге киевляне вынуждены были признать его власть. Взаимное соперничество патриархов, их непомерное честолюбие и корыстолюбие, как и их гордыня, вызывали междоусобия. Но даже самый совершеннейший в мире религиозный закон, как и любой закон вообще, где бы то ни было, невозможно проводить в жизнь без наличия денег.

Митрополит Киприан

Вскоре стало ясно: получить высокий церковный пост в Константинополе без хорошей взятки почти невозможно. М.Н. Тихомиров писал о том, как митрополит Пимен прибыл в Константинополь (1376). И «для поставления в митрополиты Пимену понадобились большие деньги, чтобы оплатить все расходы и все взятки, связанные с его поставлением на русскую митрополию. Деньги он взял у фряг и бессермен, т. е. у итальянцев и турок». К таким же действиям прибегнул соперник Пимена – митрополит Киприан, дав греческим купцам с ростовским архиепископом Феодором заемный документ (кабалу) на тысячу новгородских старых рублей (громадную сумму). Кабалу отдали в Константинополе банкиру Николаву Диорминефтру. «Главным обеспечением этого документа должны были явиться меха (хорошие белки по 5 рублей за тысячу)… Кабала была воистину кабалой, что по-русски обозначает невыгодное обещание или просто закрепощение человека путем долговых обязательств, так как Киприан обещал греческим купцам заботиться об их путешествии и оплачивать все их расходы и даже прокормление во время путешествия до реки Буга». По ней взимать долг можно было со всякого русского, оказавшегося в то или иное время в Кафе, в греческой или татарской землях. Давая такое соизволение греческим ростовщикам, митрополит Киприан тем самым ухудшал положение русских.

Византия. Иван II Комнин. 1118–1143 гг.

Следующая история характеризует византийскую церковь. Князь Андрей Бо-голюбский обратился в Царьград к патриарху с просьбой об учреждении особой митрополии для Северо-Восточной Руси и направил в Византию с княжеской грамотой избранного князем кандидата в митрополиты – суздальского архимандрита Феодора. Патриарх Лука Хризоверг согласился посвятить Феодора, но не в митрополита, а лишь в епископа Владимирского, почтив епископа Феодора правом ношения белого клобука. На Руси это отличительный признак церковной автономии. В 1167 г., когда умер в Киеве св. Ростислав, двоюродный брат Андрея, умевший вносить умиротворение в сложную политическую и церковную жизнь того времени, из Царьграда был прислан новый митрополит, Константин II. Новый митрополит потребовал, чтобы епископ Феодор явился к нему для утверждения. Святой Андрей вновь обратился в Царь-град за подтверждением самостоятельности Владимирской епархии и с просьбой об отдельной митрополии. Сохранилась ответная грамота патриарха Луки Хризо-верга, содержащая категорический отказ в устроении митрополии, требование подчиниться киевскому митрополиту. Но, исполняя долг церковного послушания, Андрей убедил епископа Феодора с покаянием поехать в Киев для восстановления канонических отношений с митрополитом. Покаяние епископа Феодора не было принято. Без соборного разбирательства митрополит Константин в соответствии с византийскими нравами осудил его на страшную казнь: Феодору отрезали язык, отрубили правую руку, выкололи глаза. После этого он был утоплен слугами митрополита (или же, по другой версии, вскоре умер в темнице).

Следовало бы задать вопрос о том, кто же они, наши первые церковные учителя? Русь была для греков Византийской империи своего рода ссылкой, «скифской Сибирью». Сюда и отправляли, как в ссылку. В.О. Ключевский писал: «В далекую и темную скифскую митрополию шли не лучшие греки. Они были равнодушны к местным нуждам и заботились о том, чтобы высылать на родину побольше денег, чем мимоходом кольнул им глаза новгородский владыка XII в. Иоанн в поучении своему духовенству. Уже в то время слово «грек» имело у нас недоброе значение – плута: таил он в себе обман, потому что был он грек, замечает летопись об одном русском архиерее». Подобные «учителя», разумеется, обучали клир в соответствии с собственными предпочтениями и наклонностями. Много позже русский художник В.И. Суриков скажет в адрес такой церкви: «Там фальшиво все». Поэтому на порядки в Византии многие смотрели настороженно. Г.В.Ф. Гегель писал: «Византийское государство является великим примером того, как христианская религия может оставаться абстрактною у просвещенного народа, если вся организация государства и законов не перестроена по ее принципу». Гегель не скрывал своего откровенно враждебного отношения к Византийскому государству. Истинный сын Германии, идеолог тевтонского превосходства, конечно, он не мог быть другом православия, как не всегда другом ему выступала и выступает Европа. Отсюда злобные утверждения по поводу того, что в Византии «христианство попало в руки подонков и необузданной черни». Как будто католическо-протестантский мир не знал своих религиозных подонков, убийц и негодяев! Хотя некоторые его мысли в отношении христианства не лишены оснований и наблюдательности.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель

Он утверждал, что догматический характер византийского православия обрекал людей на бесплодные споры вокруг тех или иных форм богослужения. Действительно, это имело место. Напомним, что Византия строила церковь как внешнюю силу, находившуюся в услужении императора. Сути религии она не понимала и не ценила, к своим интеллектуалам относилась с небрежностью и равнодушием, граничащими с презрением, а ученых-монахов высший клир Византии побаивался. О своей интеллектуальной школе они и не думали. Правда, порой патриархами оказывались личности типа Иоанна Златоуста, выходца из Сирии, но то была, скорее, прихоть императора. Златоуст ведь так и не прижился среди «выродившихся христиан», а его недруг, патриарх Феофил, выступил инициатором сожжения в 391 г. знаменитой Александрийской библиотеки с бесценными античными рукописями. В XVII в. Антиохийский патриарх Макарий, касаясь истории Византии, писал, что греческие правители «терзали патриархов, архиреев и весь церковный клир вместе с праведниками и святыми аскетами хуже, чем поступали идолопоклонники». Все это указывает на то, что в византийском опыте (как в светском, так и в религиозном) действительно были черты, не приемлемые многими народами Европы и Азии. Патриарх Макарий отмечал, что «вследствие. недостатков и пороков греков, кои всегда и везде они обнаруживают, мы решительно нигде не находим людей, им симпатизирующим». Перечисляя их преступления против веры, он продолжал: «Если так действовали в древности их цари, то нечего удивляться теперь их низким поступкам всюду, где бы они и их архиреи ни находились». Конечно, эти слабости можно найти в любой иной церкви, особенно если та не в союзе с наукой и культурой, императоры и иерархи, как в Византии, – из «погонщиков ослов и конопатчиков кораблей», а императрицы – бывшие содержанки. Не все упреки беспочвенны. Но такие же картины мы видели и в Древнем Риме. Яростная религиозная ретивость и безудержная алчность, воинственный мессианизм и нетерпимость к инакомыслию, не говоря о прочем, порой оказывали далеко не лучшее воздействие на нравы русского народа, внося в его душу разлад и смятение. Но ведь молодая Русь, восприняв византийское наследие с жаром неофита, не зная древнегреческих и римских сокровищ, не ведая блестящей природы эллинизма, взирала на Византию несколько идеалистично, как на живую Богоматерь, слепо ища в ней веру и опору.

Философ Вл. Соловьев

Серьезный упрек высказал в адрес Византии русский философ и мыслитель Вл. Соловьев. В работе «Россия и Вселенская церковь» он подчеркнул: «История судила Византию и произнесла над ней свой приговор. Она не только не сумела выполнить своей миссии – основать христианское государство, – но приложила все старания к тому, чтобы подорвать историческое дело Иисуса Христа. Когда ей не удалось подделать православную догму, она свела ее на мертвую букву; она хотела подрыть самую основу здания христианского мира, напав на центральную власть вселенской церкви; она подменила в общественной жизни закон Евангелия традициями языческого государства. Византийцы полагали, что для того чтобы быть воистину христианином, достаточно соблюдать догму и священные обряды православия, нимало не заботясь о том, чтобы придать политической и общественной жизни христианский характер; они считали дозволенным и похвальным замыкать христианство в храме, предоставляя всю общественность языческим началам». Имели место и другие негативные явления – распри из-за икон (иконоборчество), повлекшие за собой пролитие крови. Процветало иконоборчество при императоре из Исаврийской династии Константине V (719–775). Проводя политику в интересах провинциальной знати, тот подавил в 743 г. восстание столичной знати (во главе с Артаваздом), усилил военную мощь Византии, упорядочил структуру и организацию империи, одержал блестящие победы над арабами (в 746 г. и 752 г.), болгарами (у Анхиала в 763 г.), укрепил экономическое положение Византии (оживил внутреннюю торговлю, поднял ремесленное производство столицы путем переселения ремесленников из провинции), хотя усилил налоговый гнет. Рьяный проводник иконоборчества, Константин V добился осуждения церковным Собором 754 г. иконопочитания, начал борьбу против оппозиционного монашества, закрывал монастыри, конфискуя их богатства. Терпимость Константина к ересям, в том числе к павликианству, рождала ненависть к нему иконопочитателей, что отразилось на трактовке его деятельности в иных сочинениях.

Иконоборцы. Псалтырь, 850–875 гг.

В книге Ж. Ломбара «Византия» дан спор противников и сторонников иконо-почитания. Противники считали, что иконы заменили идолов в сердцах православных и подобны мерзостям языческим, а потому должны быть уничтожены. Нельзя, чтобы паства повергалась на колени перед деревом, камнем, металлом, нарисованным, высеченным, выделанным. Глашатаи иконопочитания, напротив, утверждали, что, если лишить люд икон православных, тот «отвернется от Иисуса».

Иконописец

Ломбар пишет: «…входили и выходили православные. Их смиренные, жалостные лица отражали смуты по-прежнему бушевавшего иконоборства. Разрушены были все наружные иконы. Вседержате-ли, восседающие на золотых престолах, Спасители, стоящие с простертою рукой, Приснодевы с челом в сияющих венцах, апостолы с властными жестами, облаченные в голубые и красные одеяния, архангелы и ангелы с пальмовыми ветвями, улетающие в небеса; избранники, пламенно устремляющиеся навстречу пыткам, олицетворяемые демонами, мужами страшного вида, изрыгающими пламя, – все, что обожал и чему поклонялся народ, что неподвижно запечатлевалось на стенах монастырей, храмов, часовен, все было сорвано, соскоблено, разрушено. И утратила с этих пор Византия свою сияющую красоту, свой внешний облик, выражавший искусства человеческие, продолжающие жизнь». Это решение императора лежало прежде всего в плоскости политической – с целью принизить Грецию и возвеличить Азию. Это была «политика расы».

Одигитрия. Византия. XIII в.

И опять-таки в отношениии византийцев к иконам чувствуется деловой и утилитарный подход. От иконы как потенциальной вершительницы чуда народ требовал обязательного выполнения ею «работы». Когда в VII в. на столицу надвигались арабы и ее падение казалось уже неминуемым, на стену города внесли икону Богоматери-покровительницы и с нею обошли вокруг всей крепости. Арабы вскоре отступили, и столица была спасена. Икона, можно сказать, «сработала» по всем правилам искусства и по всем канонам церковного жанра. Нечто похожее случилось в 865 г. когда к Константинополю подошел флот русичей. Тогда образ Богоматери «вызвал» страшный шторм, разметавший корабли неприятеля. Уж не это ли обстоятельство явилось решающим фактором, который убедил русичей в великой силе христианства?! Д. Райс пишет о требованиях, предъявляемых к иконам: «…византийцы рассматривали помощь чуда почти как свое право, и, если икона какого-либо святого не обеспечивала ожидаемой поддержки, ее выбрасывали и заказывали новую икону, другого святого». Автор обоснованно призывает увидеть за этим некие важные особенности психологии человека эпохи, что объясняют многие страницы в истории Византии. Это же мы вправе сказать и об отношении русских к религии и церкви. Впоследствии отголоски этих настроений проявятся и после 1917 г. Если сам Бог не уберег Русь, ставшую жертвой революции, а иконы не спасли церковь, зачем они нужны? Однако не эти «житейские грехи» составляли уязвимое звено христианской религии. Негативным моментом было не только это стремление утвердить церковное главенство, но и то, что Византия, наследница расколовшейся Римской империи, перенесла раскол и в дела церкви. Российский историк П.Н. Милюков утверждал, что это Византия сама воспитала нас в ненависти к западной церкви.

Русский мыслитель К.Н. Леонтьев

Это по ее внушению «нельзя было даже есть и пить из одних сосудов с латинянами». И хотя византийцы пытались предпринять усилия по объединению церквей и вер, все эти попытки ни к чему не привели, ибо, по словам Э. Гиббона, автора известной «Истории упадка и крушения Римской империи», «национальная рознь между греками и латинами постоянно усиливалась вследствие различия нравов, интересов и даже религии». Те же настроения раскола частью унаследует Русь.

Иона – первый русский митрополит

Данный текст является ознакомительным фрагментом.