Часть девятая Турецкая республика

Часть девятая

Турецкая республика

Османская империя имела еще один финальный момент, и он стал знаком событий, которые произойдут много позднее. Религиозный элемент всегда оставался значим для турецкого национализма, и Кемаль Ататюрк очень внимательно следил за тем, чтобы не оттолкнуть его. Он воевал, чтобы свергнуть султана, но и здесь сделал уступку: кузену султана, Абдул-Меджиду, первоначально было позволено оставаться во дворце Долмабахче в качестве халифа всех правоверных – в любом случае республика все еще оставалась очень слабой, а это по крайней мере давало возможность для маневра.

Однако Ататюрк, как можем теперь его называть, стремился к исключению ислама из общественной жизни, и первым его шагом стало устранение халифа, который был изгнан в 1924 году вместе с более чем сотней представителей султанской династии. По этому поводу было много толков, и в 1924 году был устроен политический процесс над некоторыми уцелевшим деятелями младотурков, которые особенно возражали против конца халифата и принижения религии; другие младотурки были отправлены в ссылку. Имело место также восстание курдов, подавленное с большим трудом. И все-таки престиж Ататюрка оставался таким, что никто не мог выступить против него, и он продолжал на деле формировать однопартийное государство.

Кемаль Ататюрк стал объектом культа, его статуи стояли в каждой деревне – как статуи Ленина – и он, похоже, не возражал. Продолжается все это до сегодняшнего дня, часто к недоумению иностранцев. Но Ататюрк стоит законно: современная Турция отличается от своих примитивных соседей, в ней женщины имеют равные права с мужчинами, а вестернизация является ее конечной целью.

В 1920-х и 1930-х годах многие реформы были еще впереди. Самая большая из них касалась языка: в конце 1928 года она за месяц отменила старый османский арабско-персидский алфавит, который, без сомнения, был поэтичным, но не мог использоваться как средство для установления массовой грамотности, которой Турция достигла с латинским алфавитом. Реформа языка включала также отмену арабского или персидского словаря, и хотя это было удобно в начале 1930-х – ни один сельский турок не понимал слов из него, – позднее дело зашло слишком далеко, приведя к такому искажению языка, что студентам сегодняшнего дня приходится изучать вчерашнюю классику воспроизведенной на ультрасовременном турецком языке. Даже конституцию пришлось перевести на новый язык, а потом конституция 1924 года была восстановлена после того, как в 1950 году избрали другое правительство.

Именно в этом контексте был распущен старый университет и для нового штата набраны тысячи иностранных преподавателей. До сих пор это разделяет оценивающих те события. Возникли иностранные стили и модели в образовании, архитектуре, медицине. Анкара очень быстро была отстроена как столичный город – с новыми красивыми зданиями в стиле «Баухауз», с широкими улицами, оперой, театром, государственной библиотекой и англоязычной школой. Хотя позднее она как столица была почти затоплена сельскими мигрантами, а жители Стамбула считали и продолжают считать ее бюрократически скучной, она все еще отлично работает и является подходящим местом для молодой семьи.

Символом нововведений стало требование Ататюрка, чтобы мужчины носили шляпы, а не фески или тюрбаны; он также не любил бороды. Между двумя мировыми войнами в стране наметился значительный прогресс, но одновременно появилась и некоторая волна угодливых публикаций. Возникло много подражаний Турции – в Афганистане и в Персии, а позднее даже повторение ее опыта Насером в Египте.

Ислам в это время оказался просто вычеркнут из жизни, как и все, связанное со старым режимом – неграмотность, бессмысленный консерватизм, бесконечная трата денег на обновление святых гробниц и тому подобное. Такая расточительность была запрещена вместе с различными религиозными братствами (тарикат), существование которых обуславливалось большим весом религии в жизни общества.

Частично сохранилось только братство мевлеви, исторически гораздо более терпимое и открытое – даже просвещенный министр образования 1940-х годов, Хасан Али Юсел, который обычно обсуждал западную литературу в кафе в Тандогане возле Ангарского университета, состоял в братстве мевлеви.

Коран перевели на турецкий, и призыв к молитве также теперь звучал на турецком, а не на арабском. На публике Ататюрк соблюдал чрезвычайную осторожность, но частным образом (на самом деле Отец Турок даже излишне любил выпить) он говорил, что абсурдно бедуину VII века диктовать мельчайшие детали личной жизни современного человека. Религиозные консерваторы ненавидели его реформы, но не могли высказываться открыто. Их время должно было прийти позднее, и они говорили на языке гонителя и тоном гонимых – как кто-то выразился о папе Пие IX, когда его церковь лишили монополии на контроль за образованием в Италии в середине XIX века.

Еще в одном Ататюрк соблюдал осторожность. Евреи, армяне и греки все еще играли в экономике роль, непропорциональную их численности: греки контролировали половину фондовой биржи. В 1920-х годах, когда мир делал усилия, чтобы вернуться к свободной торговле и стабильным валютам 1914 года, национальные меньшинства все еще были крайне важны. Однако когда с кризисом 1929 года международная торговля и капиталовложения рухнули, осталось не слишком много альтернатив государственному вмешательству. Республиканцы вынуждены были установить заградительные пошлины и начать строить новые национальные отрасли промышленности; в этом они получили помощь Советов.

В 1929 году Сталин изгнал Троцкого, но еще не был достаточно могущественным, чтобы просто убить его, как это произошло позднее. Турки согласились принять Троцкого, и он четыре года жил на острове Буюкада (в отвратительном доме, построенном для Иззета-паши[59], одного из заговорщиков против Абдул-Гамида). Его появлению, похоже, сопутствовало получение займа в размере 8 миллионов золотых рублей и строительство нескольких текстильных фабрик, в том числе в Кайсери, где местная элита была ярко республиканско-националистического окраса. Этот город расположен в почти безжизненном центре страны; сейчас здесь развито самолетостроение и мебельная индустрия, а также имеются определенные трудности с нахождением выпивки. Старая армянская церковь все еще действует, как и большая, явно греческая школа, но старые районы снесены, и на их месте вырос бетонный массив, который окружает старинные прекрасные постройки сельджуков.[60] Официальный визит советской делегации в 1933 году был отмечен появлением в перестроенном Измире площади Ворошилова, названной в честь советского генерала.[61]

В те годы, если вы включали радио, то слышали только западную классическую музыку; в обыденной же жизни присутствовали футбол и бойскауты, хотя скаутами руководил министр образования. Турецкий оперный певец Семиха Берксой стал знаменит в Европе, и в целом турки были хорошо представлены на международной сцене. Ататюрк умер в 1938 году, крайне уважаемым. Но время шло, и его легенда, конечно, была поставлена под сомнение, как произошло с похожей фигурой де Голля во Франции. Оба они воспользовались кредитом, даваемым их уровнем власти; оба без всякой необходимости преследовали достойных, но слабовольных людей; обоих можно обвинить в авторитарном навязывании прямолинейных решений там, где желательны были бы более эволюционные. Но все равно они сохраняют ощущение величия.

Последователи Ататюрка заметно не дотягивали до его уровня. Начнем с того, что они начали сворачивать республиканские обычаи, и полиция стала вызывать возмущение из-за ее стремления ограничивать людей по мелочам. Во время войны, хотя большую ее часть Турция оставалась нейтральной, экономика страны очень сильно пострадала от нехватки товаров и инфляции, так как множество молодых людей оказалось под ружьем.

Существовала сильная враждебность к национальным меньшинствам, и в 1942 году были приложены усилия, дабы заставить их раскошелиться для закрытия финансовых дыр. Но все-таки этот налог на собственность или varlik vergisi оказался менее жесткой версией дискриминации меньшинств, которая широко распространилась во многих странах Европы этого периода. Его введение оказалось грубой ошибкой. Несколько крупных фирм из-за этого потерпели банкротство, возникла даже такая норма, как выплаты налога по категории «D» (то есть дёнме), обозначающая снижение налога после обращения еврея в ислам. Появился черный рынок и спекулянты.

Этот налог был отменен в начале 1944 года, но он разрушил репутацию Турции. Еще больший урон нанес отказ тогдашнего президента Исмета Инёню присоединиться к союзникам в 1943 году, когда Черчилль специально попросил его об этом. Инёню был чрезвычайно осторожен и боялся (может быть, правильно), что если он присоединится, то появится возможность освобождения Советским Союзом и захвата страны коммунистами.

В конце концов Турция присоединилась к Западу. Впрочем, только потому, что Иосиф Сталин в конце войны стал угрожать ей, требуя назад восточные провинции, которые были уступлены в 1918 году, а также права ввести войска на Босфор возле Стамбула. В ответ на это американцы выслали к Проливам военные корабли, и Турция в конце концов извлекла пользу из Плана Маршалла. Она вошла в НАТО в 1952 году, уже после того, как отправила свой военный контингент на Корейскую войну в 1950 году.

В 1950-х годах в страну хлынула американская помощь: в деревнях появились трактора, а также электричество. Это было дополнение к политике. Американцы хотели, чтобы их союзники становились демократическими странами, и Инёню открыл им дорогу. В 1950 году он позволил провести свободные выборы, и единственная республиканская партия с треском потерпела поражение. Появилась новая партия, Демократическая. И тут же она сделала шаг в сторону религии – сначала небольшой, просто как знак грядущих шагов. Этот шаг поддержали турецкие и мусульманские бизнесмены, и в 1955 году была совершена самая крупная ошибка в современной турецкой истории, когда сомнительная коммерческая заинтересованность вызвала выступления против греков Стамбула. В результате большинство греков уехало, то же сделали многие армяне и евреи.[62] Это сильно обеднило страну, почти погубив старые европейские центры Бейоглу и Галата, которые оправились и восстановились только лишь за последние десять лет.

Демократы очень быстро превратились в коррумпированных и авторитарных; их правление ознаменовалось инфляцией, которая обеднила армейских офицеров. Их начали ненавидеть и в просвещенных светских кругах. В итоге власть Демократической партии была свергнута военным переворотом 1960 года, а ее премьер-министр, Аднан Мендерес, был повешен, несмотря на просьбы папы, президента Эйзенхауэра и королевы Англии. Даже греческий патриарх выступал свидетелем в его пользу. После этого международная репутация Турции на долгое время упала очень низко.

Кроме того, военный переворот не решил никаких проблем. Турция все еще была бедной страной с огромной демографической проблемой. Прогресс, достигнутый республиканской властью 1930-х годов, сильно отразился и на медицине, так что дети больше не умирали рано от отсутствия гигиены. Теперь страна, в которой жило 17 миллионов человек, каждый год добавляла себе население Дании, а деревня ринулась в город. Население Стамбула выросло с 1 миллиона человек до 15 миллионов сегодня. Анкара выросла с 400 000 до 4 миллионов, и окраины обоих городов миля за милей покрылись спешно возводимыми лачугами.

На преимущественно курдском востоке встала еще худшая проблема, потому что там все еще процветала полигамия, и мужчина мог иметь сорок детей, а численность даже обычной семьи соответствовала футбольной команде. Эта проблема перекрывала все другие – образование, электрификацию, канализацию. Офицеры, осуществлявшие военный переворот, воображали, что они могут справиться с этими проблемами, если установят правильно работающую демократию; они составили под это конституцию, провели новые выборы по системе пропорционального представительства и наметили Пятилетний план (такие планы все еще существуют, теперь почти незаметные).

Мечта о рационалистической вестернизации столкнулась с проблемами. Выборная система просто продемонстрировала разделение страны, оказавшееся непреодолимым. Существовали левые, среди них доминировали светские республиканцы, им симпатизировала армия, а также алеви, мусульмане, которые настолько отошли от ислама, что едва ли их вообще можно было считать мусульманами. Существовали правые – провинциальные бизнесмены, склонявшиеся к религии. Еще существовали две более мелкие группы – одна исламистская, искавшая ответы на все в благочестии Корана, другая националистическая, которая иногда заговаривала на открыто фашистском языке.

Турецкая политическая история 1960-х годов трагична, потому что более молодое поколение секуляристских всезнаек обратилось к терроризму. В Роберт-колледже, теперь почтенном образовательном заведении, эта проблема стала настолько острой, что портреты американских основателей пришлось снять, а потом пришлось вызывать полицию. После этого колледж переехал, а его здания отдали университету Богазичи.

В 1971 году произошел еще один военный переворот, стране опять была навязана неработоспособная схема реформ, и картина 1970-х, усугубленная инфляцией, долгами и нехваткой энергии, выглядит еще более мрачной. К 1979 году в схватках между левыми, правыми и исламистами каждый день гибло около двадцати человек, а основным полем боя стали университеты.

В 1960 году Турция находилась далеко впереди Южной Кореи, главным экспортом которой были парики. Двадцатью годами позднее произошло корейское чудо, ее продукция разошлась по всему миру, в то время как Турция все еще экспортировала помидоры. В 1980 году в стране опять произошел военный переворот – на этот раз намного лучше обдуманный, чем прошлые упражнения такого рода. Генералы, вероятно, чему-то научились через ЦРУ, а также из примера генерала Пиночета в Чили в 1973 году. Пиночет взял власть внезапностью, объявил рыночные реформы, добился экономического выздоровления страны, а затем провел выборы, которые проиграл.

Турецкие генералы не пошли настолько далеко. Прежде всего неудачей этого переворота была его малочисленность, хотя он вызвал большой шум, а около 1500 человек отправились в ссылку. Большая часть страны приняла новость о перевороте со вздохом облегчения. Сами генералы не желали выходить в политике на первый план, а стремились оказывать закулисное влияние. Да они и не были особо заинтересованы в либеральном рынке – они хотели только того, чтобы лучше работала экономика. Кроме того, их американские и европейские союзники были непреклонны в том, что демократию необходимо восстановить. Они арестовали старых политиков – это прошло вполне гуманно: были посланы лучшие друзья этих политиков позвонить им в дверь в три часа ночи, либо существовало опасение, что если политики стандартного турецкого политического возраста увидят у двери солдат, у них может случиться сердечный приступ. Были запрещены все старые партии.

В 1982 году появились новые партии, и одна из них, «Родина», в результате умного маневрирования смогла представить себя надежной оппозицией. Ее лидером был Тургут Озал, который стал вторым создателем республики. Он был человеком американцев, служил во Всемирном банке, и когда его партия победила на выборах 1983 и 1987 годов, его кабинет имел в своем составе людей с американской докторской степенью. Озал был приверженцем экономической либерализации, а стратегическое положение Турции на Среднем Востоке, тогда весьма горячем, означало, что она может положиться в плане помощи на Международный валютный фонд и Всемирную торговую организацию.

Результатом либерализации торговли и финансовых дел стал взлет энергии, который привел к чему-то вроде экономического чуда. В его основе лежал экспорт, и базировалось оно на элементах, которые повсюду необходимы для таких чудес – девальвация, отмена контроля за валютой, большая свобода для банков, мобильность рабочей силы и низкие налоги. К 2010 году Турция стала двадцатой экономикой мира – долгий, долгий путь от дней, когда, если вы хотели получить стол, вам надо было звать плотника-армянина, который знал бы, как поставить не болтающиеся ножки.

Дороги – очень хорошие – из Стамбула до Кайсери и Антепа ныне забиты тяжелыми грузовиками, везущими товары в Центральную Европу; каждый четвертый телевизор, продающийся в Великобритании, сделан в Турции, а агенты турецких фармакологических компаний работают по всему миру.

Озал умер в 1993 году относительно молодым, так как не мог сдержать свою любовь к еде и табаку. Но он переделал республику. Одним из элементов этой перестройки был демонтаж старой государственной машины. Она продолжала работать, но существовала на частные деньги. Дисциплина теперь поддерживалась еще одним источником. Армия, захватив власть в 1980 году, сознательно установила контакт с духовными лицами, или, по крайней мере, с некоторыми из них.

Как противоядие от марксизма, а также от маоистских курдских сепаратистов из РКК, начал набирать силу ислам. Он появился в школах, где религиозное обучение стало обязательным. Специальные школы для обучения священников росли в количестве и достигли числа, сильно превосходящего первоначальные планы. В глазах светского человека эти институты промывали мозги мальчикам и особенно девочкам, и стремились вернуть религию на ее старое место, что означало возвращение отсталости, злобы и глупости. Но над этим высилась другая проблема, заключавшаяся в том, что гражданские и секуляристские правительства зарекомендовали себя коррупцией и неэффективностью.

Исламская партия, по контрасту с этим, действовала в основном честно и эффективно – как продемонстрировал период пребывания Ресепа Тайипа Эрдогана на посту мэра Стамбула в 1994–1998 годах, позднее же Эрдоган стал премьер-министром. Предыдущие правительства не сумели справиться с инфляцией, число банкнот и нулей на них постоянно росло – перед денежной реформой 2005 года существовало пятьдесят миллионов банкнот эквивалентом до 20 фунтов. Это не было реальной инфляцией, в том смысле, что вы могли легко перевести свои деньги в доллары и обратно нажатием одной-двух кнопок, и цена доллара поднималась лишь слегка. Существующая система шла на пользу правительству, которое производило бумагу и затем переводило ее в доллары, это компенсировало годовой налог, который плохо собирался. Временной лаг между получением человеком турецких миллионов и превращением их в американские десятидолларовые купюры был таков, что процент-два от этого уходили правительству как некий третейский доход.

Также любой человек с деньгами мог очень легко, благодаря разнице во времени обмена денег, получить 25 % не облагавшегося налогом дохода, просто через оборотный фонд банка. Страдали от этого работавшие на государство люди, которые платили подоходный налог – и, конечно же, бедняки, которые проявляли необыкновенную покорность, хотя статистика преступлений начала расти. В 1990-х и 2000-х годах богатые люди, особенно в Стамбуле, были поистине очень богаты; одна леди рассказывала, как в 2008 году возвращалась из экспедиции за покупками в Лондон с двадцатью семью чемоданами.

Это стало фоном для победы исламистов на выборах 2002 года, хотя новое правительство сразу же заявило о терпимости. И действительно, как минимум в местах, находящихся под иностранным присмотром, оно было терпимым к алкоголю и нерелигиозно одетым женщинам, в то время, как раньше ненависть могли вызвать гораздо более строгие вечеринки. То, что американцы и европейцы целиком одобряли этот эксперимент мусульманской демократии, конечно, помогло, и наградой для Турции предполагалось членство в Европейском Союзе. Но одновременно это поднимало старый вопрос возврата к пост-тамерлановскому периоду, когда османский суд говорил по-гречески, а кое-кто из турецкой элиты смотрел в сторону Эгейского моря и Италии эпохи Ренессанса, ожидая союза с ней.

В те дни победил анатолийский Восток – а теперь там возник вопрос с курдами. Избавившись от них, Турция становилась бы Грецией или даже неким типом поздней Византии, зачарованная современным Римом в виде Европейского Союза – который, вероятно, готов был бы принять в свои члены Турцию, по существу, ставшую неким типом увеличенного Стамбула. Но при попытке удержать курдов лучшим ответом становилось нечто вроде новой хамидийской резни, к чему вела политизация религии.

Над этим вопросом не меньше ломают головы и в среде курдов, которые не любят османизм и в массе своей предпочитают западную Турцию. В любом случае, сейчас на подходе один из самых модернистских проектов в мире – GAP или «Юго-Восточный Анатолийский проект». Согласно ему предполагается построить крупные плотины и гидроэлектростанции, чтобы принести электричество и ирригацию в ту часть мира, которая так никогда и не оправилась от деяний Тамерлана. Этот проект уже привел к озеленению огромных пространств, и мы увидим, завершится ли он успехом.

На экономической почве такой вариант легко осуществился в Европе. Ничего неожиданного не несет и европеизированная политика. Не является ли новая политическая партия (AKP) просто вариантом христианско-демократической партии, какая более или менее без перерыва правит Италией с 1947 года? Она также добилась экономического чуда и также пользовалась методами, которые были, мягко выражаясь, незаконными. В Италии люди обкрадывали государство, но страна была богатой; в Англии государство крало у людей, которых догоняли по уровню жизни итальянцы, имевшие при этом много менее обременительную жизнь – по крайней мере, пока «Европа» не предприняла некоторое миниатюрное бюрократическое преследование, указав, что Италия и так выделяется.

В любом варианте Турция гораздо более заинтересована в Европе, чем все другие новые члены Евросоюза, взятые вместе. Однако перспектива огромной турецкой и курдской миграции на Запад в то время, когда ислам не популярен в Европе, и когда ее экономика не растет, является сдерживающим фактором.

В любом случае с характерной неуклюжестью европейцы признали Греческий Кипр до разрешения проблемы Турецкого Кипра – поэтому греки смогли помешать прогрессу Турции.[63]

Много ли это значит на самом деле? Европейская торговля и европейские капиталовложения в Турции растут, в ней существует больше интересных рынков, чем в самой Европе.

В 2010 году в Турции возникли серьезные проблемы, связанные с разногласиями между старыми секуляристскими властями и новыми полу-религиозными структурами. Некоторые судьи и генералы были арестованы на том или ином основании. Есть проблемы на юго-востоке с курдским сепаратизмом (который, в свою очередь, не учитывает голоса миллионов курдов, живущих вне этих провинций). Но эти проблемы или тот или иной их эквивалент существовали в турецкой истории со времени Танзимата, а многие и раньше. С этим контекстом стране приходилось жить всегда, и он не приводил к таким вакханалиям убийств, какие вызвали в Испании оккупация Наполеоном или Гражданская война 1930-х годов.

Новым фактором является обычное процветание. Турция снова обрела значимость как мировая держава и стала единственной страной между Афинами и Сингапуром, в которой, судя по числу прибывших сюда беженцев, люди действительно хотят жить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.