6.2. Миф «Москва — Третий Рим»

6.2. Миф «Москва — Третий Рим»

Рождение мифа «Москва — Третий Рим». После долгого забвения об идеях старца Филофея вспомнили во второй половине XIX в. В 1846 г. в первом томе «Дополнений к актам историческим» было опубликовано его «Послание о злых днехъ и часехъ». В конце 50-х — начале 60-х гг. XIX в. послания Филофея или выдержки из них стали периодически появляться в «Православном собеседнике». На идеи Филофея обратили внимание. Именно тогда сложился звонкий лозунг: «Москва — Третий Рим». Его автором, по всей видимости, является известный русский историк С.М. Соловьёв. В третьей главе части 2 тома V «Истории России», опубликованном в 1856 г., Соловьёв пишет, что Филофей в послании Мисюрю Мунехину «...касается значения Московского государства: два Рима пали, третий есть Москва, четвертому не быть». Подобная трактовка была принята другими русскими историками второй половины XIX — начала XX в. В.О. Ключевский в «Курсе русской истории» (1902) как само собой разумеющееся отмечает: «Филофей едва ли высказывал только свои личные мысли, когда писал отцу Грозного, что все христианские царства сошлись в одном его царстве, что во всей поднебесной один он православный государь, что Москва — третий и последний Рим».

Следует иметь в виду, что русские монархи XV—XVII вв. называли себя государями Руси, или Русии. Уже Иван III именовал себя «Государь всея Руси, великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский» и т.д., упоминая Московское княжество даже не на втором месте. Московией называли Россию поляки в переписке с европейскими державами. Жак Маржерет, служивший наёмником в России с 1600 по 1606 г., разъясняет неизвестные европейцам подробности:

«...ошибочно называть их московитами, а не русскими, как делаем не только мы, живущие в отдалении, но и более близкие их соседи. Сами они, когда их спрашивают, какой они нации, отвечают: Russac, т. е. русские, а если их спрашивают откуда они отвечают: is Moscova — из Москвы, Вологды, Рязани или других городов. Также сокращенный титул их государя — Zar Hospodar у Veliquei knes N. fsia Russia, что следует, собственно, понимать, как «король, господин и великий князь нас, всех русских» или «всей России», можно понимать и так; но не московитов или Московии».

Используя название «Москва» для обозначения не только города, но и русского государства, наши историки невольно пошли на поводу у польской историографии, отрицавшей преемственность России от Киевской Руси. Впрочем, тогда никто не мог предвидеть, что в конце XX в. Россия будет отброшена к границам царства Бориса Годунова. Сейчас на Украине и в Беларуси термины «Московия», «Москва» и «Московское царство» используют в построениях об изначальной нерусскости России.

Далеко неоднозначные последствия имела для России и концепция «Москва — Третий Рим». Эта концепция сложилась во второй половине XIX в. Россия тогда находилась в зените могущества, и, несмотря на поражение в Крымской войне, многие увлекались идеями о федерации славянских народов и освобождении Царьграда от турок. Выразителями этих идей были славянофилы. Из них ближе всего подошел к концепции «Москва — Третий Рим» Ф.И. Тютчев. В 1848 г. он пишет стихотворение «Русская география»:

«Москва, и град Петров, и Константинов град

Вот царства русского заветные столицы...

Но где предел ему? и где его границы

На север, на восток, на юг и на закат?

Грядущим временам судьбы их обличат...

Семь внутренних морей и семь великих рек...

От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,

От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная...

Вот царство русское... и не прейдет вовек,

Как то провидел Дух и Даниил предрек».

Нет оснований считать, что Тютчев знал тогда (или использовал позже) послания Феофила. Тем не менее сходство поразительное. Три столицы вечного русского царства — Москва, Рим (град Петров) и Константинов град. Вечность царства предопределена пророчеством Даниила о приходе царства «народа святых Всевышнего» (Дан. 7: 23—27), понимаемого на Руси как торжество православия. Вместе с тем в «Русской географии» заметна напрочь отсутствующая у Филофея геополитическая и имперская направленность. Мессианский империализм советского образца, опять с упоминанием Ганга, появился через 100 лет (1940) в стихотворении «Лирическое отступление» комсомольца Павла Когана:

Есть в наших днях такая точность,

Что мальчики иных веков,

Наверно, будут плакать ночью

О времени большевиков.

Но мы ещё дойдем до Ганга,

Но мы ещё умрем в боях,

Чтоб от Японии до Англии

Сияла Родина моя.

«От Японии до Англии» — не пространство, а перечень стран мира от я до а. Павел погиб в бою под Новороссийском в 1942 г. Мальчики умирали за Родину. В 1980-х гг. в Афганистане они гибли за интернациональный мираж. В 1990-е — за бандитский передел собственности страны.

Если вернуться к России 1850 — 1860-х гг., то идеи о Православной империи, достойной преемницы Византии (и даже Рима), витали тогда в воздухе. После появления в печати посланий Филофея и особенно после интерпретации их русскими историками, они вошли в обиход в виде расхожего выражения «Москва — Третий Рим». Но большинство мыслителей первого ряда не пользовались этим понятием. Упоминаний о «Москве — Третьем Риме» нет ни у Н.Я. Данилевского, мечтавшего о славянской федерации со столицей в Константинополе, ни в статьях и романах Ф.М. Достоевского, ни у К.Н. Леонтьева, несмотря на его византизм.

Исключением был B.C. Соловьёв — философ противоречивый, во имя вселенского единства пришедший от славянофильства к экуменизму, к идее объединения человечества в свободную теократию под властью русского царя и папы. Концепция «Москва — Третий Рим» была у Соловьёва периферийной и ярко выступила лишь в конце его творчества в стихотворении «Панмонголизм» (1894), когда Соловьёв разочаровался в теократической утопии и в будущем России:

Панмонголизм! Хоть слово дико,

Но мне ласкает слух оно,

Как бы предвестием великой

Судьбины божией полно.

Судьбою павшей Византии

Мы научиться не хотим,

И всё твердят льстецы России:

Ты — третий Рим, ты — третий Рим.

О Русь! забудь былую славу:

Орёл двуглавый сокрушён,

И жёлтым детям на забаву

Даны клочки твоих знамён.

Смирится в трепете и страхе,

Кто мог завет любви забыть...

И третий Рим лежит во прахе,

А уж четвертому не быть.

Первые две строфы этого стихотворения в слегка измененном виде использовал А.А. Блок в «Скифах». Сам Блок затронул тему Третьего Рима по касательной, значительно больше внимания ей уделяли другие представители Серебряного века. В начале XX столетия фраза «Москва — Третий Рим» получила широкое хождение среди творческой интеллигенции. Особенно часто она встречается в романах и эссе Д.С. Мережковского. Неудавшейся попытке России стать Третьим Римом посвящена его статья «Революция и религия» (1907). Усилия Петра I «вдвинуть Россию в Европу, для того чтобы сделать русский Третий Рим всемирным», закончились провалом: «Едва ли возможно вообразить себе, какую всесокрушающую силу приобретет в глубинах народной стихии революционный смерч».

О «Москве — Третьем Риме» писали и в историческом ключе. В 1914 г. был опубликован роман Л.Г. Жданова «Третий Рим», повествующий о молодых годах Ивана Грозного. С началом Первой мировой войны интерес к теме Третьего Рима ослабевает, а последовавшая революция и победа большевиков перевернули миросознание российской интеллигенции. Для тех, кто остался в России, разговоры о «Москве — Третьем Риме» стали совершенно неактуальны — большевики вовлекали всех в строительство нового общества, грядущего «Земного Рая». Комсомольская молодежь увлекалась мечтами о мировой революции. Впервые в истории России в международной политике была поставлена цель планетарного масштаба — победа коммунизма во всем мире. По инициативе Ленина делегации компартий из разных стран собрались в 1919 г. в Москве и учредили III Интернационал, или Коминтерн. Исполком Коминтерна располагался в Москве. Постепенно он превратился в инструмент советской внешней политики — СССР становился все более национальным и все менее нацеленным на мировую революцию.

Третий Рим и Третий Интернационал. Метаморфозу советского коммунизма по-своему понял живший в эмиграции философ Н.А. Бердяев. В 1937 г. он опубликовал на английском языке книгу «Истоки и смысл русского коммунизма», в которой развивает концепцию о русских истоках коммунизма, ставшего средством реализации всегда бытовавших в России мессианских настроений. По Бердяеву, искание истинного царства «характерно для русского народа на протяжении всей его истории». Но с Третьим Римом получилась неудача, поэтому «вместо Третьего Рима, в России удалось осуществить Третий Интернационал и на третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима. На Западе очень плохо понимают, что Третий Интернационал есть не Интернационал, а русская национальная идея. Это есть трансформация русского мессианизма».

Книга Бердяева была переведена на основные европейские языки и получила широкое признание. Признание, сослужившее недобрую шутку с автором и, что хуже, с образом России в современном мире. Обидно, конечно, что человек, искренне любящий Россию, написал произведение для России вредное. Но более важно, что Бердяев предложил идеи, позволившие нашим недругам утверждать о неизменной мессианской сущности России и СССР. В одной связке оказались Третий Рим, Третий Интернационал и мечта о мировом господстве. Идеи Бердяева, широко цитируемые на Западе, были сполна использованы в писаниях рыцарей холодной войны в 50 — 70-х гг. XX в. Работы 3. Бжезинского и Р. Пайпса, не столько антисоветские, сколько антирусские, придали зловещий оттенок всей российской истории, в том числе концепции «Москва — Третий Рим».

Тенденция видеть в России империю зла и искать в этом исторические корни сохранилась и после распада СССР. Примером может служить опубликованная в 2000 г. в Великобритании книга Питера Данкана «Третий Рим, святая революция, коммунизм и после», где вновь привлекается русский мессианизм для объяснения исторического опыта России. Ещё в большей мере подобные взгляды характерны для восточноевропейских авторов. Польский историк Анджей де Лазари, считающийся умеренным, высказывается о концепции «Москва — Третий Рим», как об «архетипе русского национализма». Ещё более резкие высказывания можно найти у современных украинских историков.

Миф «Москва — Третий Рим» в современной России. Между тем в постсоветской России интерес к идее «Москва — Третий Рим» резко возрос, а само выражение стало использоваться к месту и ещё чаще не к месту литераторами и публицистами. Появились и серьезные работы. К их числу следует отнести публикацию в России статьи русского эмигранта историка Н.И. Ульянова «Комплекс Филофея», вскрывающей необоснованность использования идеи псковского старца для обоснования извечных имперских устремлений России. Поистине классическим исследованием концепции Третьего Рима явилась вышедшая в 1998 г. книга Н.В. Синицыной «Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVI вв.)»

Книга Синицыной — самое полное из ныне существующих исследований теории Филофея, ее истоков, содержания и исторической судьбы. Вывод автора совершенно определенен. Филофеев Третий Рим был «концепцией не внешнеполитической экспансии, но, напротив, духовного и культурного единства, концепцией мира. ...не мессианизм вдохновлял Филофея Псковского, но мысль об исторической ответственности царства, оставшегося после падения Византийской империи и единственным внешним гарантом и политическим защитником православия.... И не экспансионизм, т. е. расширение пределов в пространстве, но протяженность во времени последнего христианского царства, которое "удерживает" приход антихриста. В эсхатологии Филофея главное — не идея конца, а идея пути».

Сходные мысли высказывают В.В. Кожинов и Н.А. Нарочницкая (2003). Оба автора подчеркивают, что идеи Филофея не имеют ничего общего с мировой гегемонией. Кожинов в книге «История Руси и русского Слова» (1997) отмечает изоляционистскую направленность идеи Третьего Рима. Нарочницкая посвящает концепции Филофея раздел третьей главы книги «Россия и русские в мировой истории» (2004). Отдавая должное работе Синицыной, она привносит политический аспект, являющийся ответом на распространенный в «либерально-западнической литературе миф о «филофействе» как программе «русского и советского империализма». В контексте настоящей работы представляется важным следующее заключение Нарочницкой о концепции Филофея:

«Многие сегодняшние авторы... исходя из установившегося необоснованного мнения о широком распространении на Руси этого пророчества, славят это учение как "чеканную формулу", как доктрину-прокламацию, якобы ставшую реальной концепцией государственного строительства, осознанно реализуемой царями. На деле и этого не было по простой причине, что послание это практически до XIX в. было неизвестно, и нет никаких свидетельств о том, что русские цари знали о нем или как-то откликались на него».

Действительно, идеи псковского старца о Русском царстве как Третьем Риме имели ограниченное хождение в образованной части русского общества XV в. (преимущественно в среде духовенства), а затем их не вспоминали два с половиной столетия. Возродились они во второй половине XIX в. уже в виде лозунга «Москва — Третий Рим», утратившего первоначальный эсхатологический смысл взглядов Филофея, но приобретшего славянофильскую и имперскую направленность. Именно тогда в среде российской интеллигенции формируется миф «Москва — Третий Рим». В основу его были положены искаженные представления о писаниях псковского старца, не имевших в XV в. никаких признаков мифа и существовавших наряду с другой эпистолярной публицистикой того времени. Не будет преувеличением сказать, что лозунг «Москва — Третий Рим», приписываемый Филофею, — это миф о мифе, которого не было.

В XX в. миф «Москва — Третий Рим» не без участия Бердяева приобрел черты мессианского мифа, объясняющего Октябрьскую революцию присущим русскому народу исканием истинного царства. Представления Бердяева, в свою очередь, использовали на Западе для создания чисто политического мифа о русском мессианстве, лежащем в основе стремления России (и СССР) к мировому господству. В упаковке Бжезинского, Пайпса, Янова миф вернулся в Россию и был гостеприимно принят в прозападных кругах. В настоящее время в России существуют самые различные версии мифа «Москва — Третий Рим» — мессианская, имперская, политическая и мистическая.

«Москва — Третий Рим» — миф сравнительно молодой, порожденный обществом, вступившим в пору кризиса. Ибо брожение умов образованного общества конца XIX — начала XX в. отражало инкубационные процессы грядущей русской революции. «Москва — Третий Рим» никогда не был общенародным мифом; даже среди интеллигенции он имел (и имеет) ограниченное хождение. Живучесть мифа в памяти пусть и небольшой части населения России вызвана его эстетическими достоинствами. Старец в тиши монастыря пишет послание и в нем кратко и четко утверждает великое будущее России. Для людей с воображением это звучит. Но для того, чтобы миф вошел в народную память, одной эстетики мало, нужны сущностные достоинства. У «Москвы — Третьего Рима» их нет, потому что сам миф — подделка под миф, которого не было. Кроме того, «Москва — Третий Рим» порожден кризисным обществом, а кризисные мифы, к счастью для этносов, не столь долгоживучи, как мифы утверждающие. Поэтому нет никаких оснований включать миф «Москва — Третий Рим» в мифокомплекс русского самосознания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.