Водка, советская власть и народный юмор
Водка, советская власть и народный юмор
Водка оказалась сильнее самодержавия, православия и коммунизма. Она находится в центре русской истории.
Виктор Ерофеев
В Советском Союзе писать про водку было не принято. Писать было можно, конечно, но все равно не напечатали бы. Не было ни научных исследований, ни художественных произведений. Хотя писали, конечно, — достаточно привести два самых известных примера. Повесть Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки» была написана в 1970-м, опубликована в Израиле в 1973-м, в Париже — в 1977-м, у нас — в 1988–1989 годах в журнале «Трезвость и культура» — в качестве устрашения, наверное, до чего может довести водка. Книга В.В. Похлебкина «История водки» написана в 1979-м по заказу Министерства внешней торговли СССР, но опубликована лишь в 1991 году.
Практически семьдесят лет история отечественной водки не имела своего исследователя, зато сегодня бросились писать все. Многочисленные труды можно разделить на ряд категорий: 1. Издания с пышными названиями типа «История России и Водки», в которых какой-нибудь пенсионер-журналист со слезой умиления вспоминает, как, когда, сколько, где, с кем и за чей счет он выпил; 2. Научные трактаты образца «К вопросу об истории русского застолья»; 3. Дорогие коммерческие издания — красочные, но бессодержательные альбомы; 4. Сборники сплетен, слухов и откровений богемы.
Мы же попробуем рассмотреть историю водки в Советском Союзе через народное творчество и творчество некоторых (народных в самом верном понимании этого слова!) писателей и поэтов.
С началом Первой мировой войны в стране был введен сухой закон. Он касался продажи крепких спиртных напитков, однако увеселительные заведения, несмотря на войну, действовали, и жизнь там текла как в довоенное время. Обстановку в ресторанах того времени метко охарактеризовал Владимир Маяковский: «Челядь чайники бесшумно подавала…» — а в чайниках вместо чая, разумеется, шустовский коньяк.
Ничто не ново под Луной — в памятнике китайской литературы «Вэй-чжи» говорится, что, когда император Тайцзун запретил пить водку, все винные лавки, как по мановению волшебной палочки, были преобразованы в чайные. Если посетители заказывали «святую воду», хозяин понимал — следует подать очищенную водку. Если гости требовали напиток «Мудрец», в чайниках приносили неочищенную водку низкого качества.
Та же ситуация была у нас в стране и во времена Горбачева: например, если в чайхане в Средней Азии посетитель многозначительно заказывал «чай», понимающий чайханщик в фарфоровом чайничке подавал коньяк. Если заказывался «кипяток», в таком же чайнике приносили водку. Я не думаю, что ташкентские или самаркандские чайханщики читали Маяковского и уж тем более — изучали труды китайских классиков, а поди ж ты…
Впрочем, нас занесло вперед по времени. Хотя в смысле алкоголя последние годы правления Николая II и Горбачева во многом схожи: водки в продаже нет, народ травится суррогатами, в аптеках сметается все на спиртовой основе. Алкогольный бюджет и в начале XX века, и перед самой перестройкой составлял более трети годового дохода государства и вдруг в одночасье превратился в абсолютный ноль; как результат — крушение режима. Разница состоит в том, что в 1917 году большевики власть взяли, а в 1991-м — потеряли.
Итак, октябрь, 1917 год. «Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась!» Советская республика продлила царский сухой закон и объявила войну алкоголю. К агитации был подключен тот же Маяковский, уже пролетарский поэт:
Товарищи и граждане,
водка — яд.
Пьяные республику
зазря спалят!
Ему вторил Демьян Бедный:
Аль ты не видел приказов на стене —
О пьяницах и о вине?
Вино выливать велено,
А пьяных — сколько ни будет увидено,
Столько и будет расстреляно.
Но кончилась Гражданская война, а вместе с ней ушли и чрезвычайные меры. Политика военного коммунизма сменилась нэпом, а нэпман уже жаждал хорошей жизни, любил посидеть в ресторане:
Раз пошли на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в шикарный ресторан…
А раз есть рестораны, значит, в них что-то распивают. Первые послабления в алкогольной сфере большевики предприняли в 1921 году. Постановлением Совнаркома РСФСР от 9 августа 1921 года была разрешена продажа виноградных, плодово-ягодных и изюмных вин с содержанием алкоголя не более 20 градусов. В 1923 году уже вовсю производились столовые и десертные вина, портвейны и шампанское, и конечно же — пиво. Промышленность приступила к выпуску сортов с соответствующими названиями: «Стенька Разин», «Красная Бавария», «Октябрьское».
Ленинград город большой,
В каждом доме по пивной.
«Красная Бавария» —
Все для пролетария.
Но выпуск государственного пива и вина не мог конкурировать с самогоном, и тогда в декабре 1924 года в продажу была выпущена 30-градусная «Русская горькая».
Более десяти лет в стране был запрет на водку, и вот — дождались!
Но на всех не угодишь. Разочарованный обыватель Булгаков М. А. 20 декабря 1924 года сделал запись в дневнике: «В Москве событие — выпустили тридцатиградусную водку, которую публика с полным основанием назвала «рыковкой». Отличается она от царской водки тем, что на 10 градусов слабее, хуже на вкус и в четыре раза ее дороже».
Позже — в «Собачьем сердце» — писатель еще добавил яду. Вот диалог доктора Борменталя и профессора Преображенского:
«— Ново-благословенная? — осведомился он[11].
— Бог с вами, голубчик, — отозвался хозяин. — Это спирт. Дарья Петровна сама отлично готовит водку.
— Не скажите, Филипп Филиппович, все утверждают, что очень приличная — 30 градусов.
— А водка должна быть в 40 градусов, а не в 30».
Ну, это мнение столичного сноба, а вот по Минску, к примеру, поползли слухи, что новоявленная «Рыковка» — это на самом деле «Полурыковка», а вот настоящую «Рыковку» делают исключительно для кремлевских вождей, и она имеет крепость аж 60 градусов, и означает это, что народ снова надурили. Сергей Крапивин в своей документальной повести «Державный градус» утверждает, что такая запись была сделана в дежурной сводке ГПУ по Минску для секретариата ЦК в разделе «Антисоветские настроения».
Эксперимент с тридцатиградусной, несмотря на брюзжание отдельных несознательных элементов, оказался удачным: самогон, по крайней мере в городах, удалось потеснить, поэтому следующим шагом стал декрет правительства о введении казенной винной монополии. Исключительное право на приготовление и продажу уже 38-градусной «Рыковки» получил Центроспирт.
Радуйся, Саша!
Теперь водка наша!
Как же, знаю, Коля, я:
Теперь монополия! —
это опять народный трибун Маяковский.
Крепость первой советской водки подняли, но до менделеевского стандарта не дотянули пару градусов, какие уж там были соображения — гадать не будем, но это дало народу повод для анекдота.
Встречаются на том свете Николай II и Ленин.
— Что, Владимир Ильич, говорят и большевики, наконец, водочку выпустили?
— Да, батенька.
— А сколько градусов, разрешите полюбопытствовать?
— Тридцать восемь!
— Ну что ж вы, Владимир Ильич! Стоило ли из-за двух-то градусов революцию делать? Уж как-нибудь столковались бы…
Этим же декретом вводилась новая «метрическая» тара — вместо «ведер», «четвертей», «штофов» и прочих старорежимных емкостей вводились бутылки: пол-литра, четверть литра (четвертушка, четушка или чекушка) и стограммовая бутылочка. Политически подкованный пролетариат дал названия новой стеклотаре в духе времени: самая маленькая бутылочка стала называться пионер, побольше — комсомолец, ну а пол-литровая — партиец!
Современные историки от водки, описывая быт питейных заведений того времени, расписывают, что за чудо-плакаты висели на стенах распивочных; с особым умилением упоминается агитка: «Не пей! С пьяных глаз ты можешь обнять своего классового врага!» Но этот лозунг для своего фельетона «Землетрясение» придумал Михаил Зощенко, и никакого отношения к реальным распивочным он не имеет.
В 1937 году на всех государственных ликероводочных заводах были введены унифицированные рецептуры советских водок, значительно расширен их ассортимент: начали выпускать «Старку», «Зубровку», «Перцовку». Появилась не только водка крепостью 40 градусов, но и 50 и 56 — это были и привычная «Водка», и новые «Юбилейная», «Столовая», «Крепкая».
Именно в то время появились характерные присказки-прибаутки. Кто-то, выпив такой водки, говорил: «Ух! Крепка… советская власть». А иной крякал: «Ох, и крепкая! И как ее только беспартийные пьют!»
Немного информации о том, как менялась цена на водку в то время. В 1924 году «Рыковка» появилась в магазинах по цене 1 рубль. Но постепенно стоимость водки росла, и перед войной пол-литровая бутылка стоила уже 6 рублей. Во время войны водка из открытой продажи исчезла по известным причинам. По сути, официальных цен во время войны не было — спрос формировал предложение. Например, в Ленинграде после прорыва блокады бутылка водки стоила несусветные 1200 рублей. В 1944 году в стране начали открываться так называемые «коммерческие магазины», товары в них стоили на порядок больше, чем в системе нормированного снабжения. Появившаяся в этих магазинах водка стоила 160 рублей за поллитра, в 1946 году она стала стоить 80, а к концу года — уже 60 рублей. В 1947 году цена снизилась еще втрое, но в 1949 году пол-литра стоила 30 рублей, а в 1953-м вновь произошло снижение цены — на 11 процентов. Правда, надо иметь в виду, что и покупательная способность рубля, и зарплаты тоже менялись.
Тем не менее, как пел позже Высоцкий о своем послевоенном детстве:
Было время, и цены снижали.
И текли, куда надо, каналы
И в конце, куда надо, впадали.
Приход Хрущева ознаменовал новую политику, поначалу народ слагал о нем частушки, можно сказать, хвалебные:
С неба звездочка упала —
чистая хрусталина.
Мы Хрущева полюбили
как родного Сталина.
Но вот цены стали расти, и после того, как водка с 21,20 подорожала до 28,70 (после денежной реформы 1961 года — 2,87), народ запел по-другому:
Дорогой товарищ Сталин!
На кого ты нас оставил?
На Никиту-подлеца:
Не попьем теперь винца!
Политическая жизнь давала новые поводы для творчества: в 1957 году на июньском пленуме была разоблачена антипартийная группа Маленкова, Молотова, Кагановича и «примкнувшего к ним Шипилова». Буквально на следующий день около винно-водочных магазинов вместо традиционного: «Третьим будешь?» можно было услышать: «Шипилов?», что означало: «Не желаешь ли примкнуть к компании?»
С приходом Хрущева алкогольно-политическое творчество масс вышло на международный уровень, народ стал складывать побасенки не только про своих, но и про иностранных руководителей:
— В водке есть витамин, — сказал Хо Ши Мин.
— Но ее надо пить в меру, — поучал Джавахарлал Неру.
— Мы пьем ее для аппетита, — утверждал Иосиф Броз Тито.
— А водку надо пить досыта! — убеждал Хрущев Никита.
— Да ну! — удивлялся У Ну[12].
В начале шестидесятых московский завод сыров «Карат» разработал рецептуру новой продукции — плавленых сыров «Дружба», «Волна», «Лето» и некоторых других. Сырку «Дружба» была уготована легендарная судьба — случилось так, что именно он стал одним из обязательных компонентов жизни любой категории населения. Он пережил со страной и самые тяжелые, и радостные годы и жив до сих пор — в 2005 году у проходной завода «Карат» ему даже поставлен памятник! Почему именно «Дружба», а никакой другой — «Любительский» или «Городской», например?
У него оказалась самая «удобная» цена — 13 копеек. Когда мужики скидывались по рублю «на троих», то при цене водки 2,87 на закуску оставалось как раз 13 копеек.
Сделана отметка на стакане,
И укромный найден уголок,
И, давно разломленный, в кармане
Засыхает плавленый сырок[13].
При Хрущеве цена на водку увеличивалась лишь один раз, но это настолько поразило современников, что даже спустя десять лет в фильме Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука» (1968 год) заказанное такси на Дубровку имело многозначительный номерной знак: «28–70 ОГО», и это вызывало восторг у памятливой публики. Кстати, в другом фильме Гайдая, «Иван Васильевич меняет профессию», вышедшем в 1973 году, уже после брежневского повышения цен на водку, Жорж Милославский (Леонид Куравлев) звонит по телефону: «Стоматологическая поликлиника? Алё-ё! Добавочный 3—62!»
Однако когда на смену Хрущеву пришел Брежнев, народ был еще полон надежд и радостно выдал:
Товарищ, верь: придет она —
На водку старая цена.
И на закуску будет скидка,
Ушел на пенсию Никитка!
После первого брежневского подорожания, в 1972 году, появилась злая частушка:
Косыгин, Брежнев и Подгорный[14]
Нажрались водочки отборной,
А наутро с пьяной рожи
Сделали ее дороже…
«Водка», которая стоила 2,87, подорожала до 3,62, и у нее появилась новая этикетка, которая в народе получила название «коленвал», потому что буквы на этикетке были расположены в шахматном порядке подобно тому, как на коленчатом валу мотыли смещены относительно оси рамовых шеек, вот так: ВОДкА- Одновременно была выпущена и новая водка — «Экстра» по цене 4.12.
Острословы быстро придумали и «объяснили» народу аббревиатуру новых водок. ЭКСТРА расшифровывалась как «Эх, как стало тяжело русскому алкоголику». Прочитывалась ЭКСТРА и задом наперед — народ задавался риторическим вопросом: «А разве так создашь коммунистическую экономику?» А «коленвал» расшифровывался и взад, и вперед и даже в два ряда (как были написаны буквы). ВОДКА (вопрос): «Вот очем (в одно слово! — В. П.) думает каждый алкоголик?»;
АКДОВ (ответ): «Алкоголик каждый думает о водке»; ВОДкА — «Вам, дорогие алкоголики, от Косыгина».
Увы, цена на водку постоянно поднималась, и уже начавший привыкать к этому народ сочинял вовсе незлобливые анекдоты, ну, например, такой:
— Ты формулу воды знаешь?
— Аш два О.
— А формулу водки?
— ???
— Аж шесть восемьдесят!
Тогда же появилась и частушка:
Стала водка шесть и восемь
Все равно мы пить не бросим,
Передайте Ильичу[15]:
«Нам и десять по плечу
Если станет двадцать пять,
Будем Зимний брать опять!»
А ведь частушка оказалась пророческой, но в безоблачное брежневское время все казалось безмятежно-стабильным. Именно при Брежневе — в 1982 году — решением международного арбитража за СССР был окончательно закреплен приоритет создания водки как русского оригинального алкогольного напитка и во всем мире было безоговорочно признано, что «Only vodka from Russia is genuine Russia vodka» («Только водка из России — настоящая русская водка»).
Вялотекущий рост цен на водку продолжался; и вдруг в 1983 году появилась новая марка этого напитка. На бело-зеленой этикетке просто и без затей стояло название напитка «Водка». Но цена! Новая «Водка» стоила 4,70, в то время как самая дешевая тогда «Русская» была 5,30 за пол-литра. В народе новую водку сразу же назвали «Андроповка» (так как это было уже при Андропове), и остряки тут же расшифровали: «Вот Оказывается Добрый Какой Андропов», или в другом варианте: «Вот Она, Доброта Коммуниста Андропова».
«Добрый» Андропов Юрий Владимирович, до того как стать Генеральным секретарем ЦК КПСС, долгое время работал Председателем КГБ СССР. Встав во главе государства, он попытался навести элементарный порядок в стране: в рабочее время по магазинам, кинотеатрам, баням и другим «злачным местам» начался отлов прогульщиков и тунеядцев. После таких «репрессий» и «нарушений прав человека» народ уже опасался требовать в магазинах «Андроповку» и стал спрашивать «Первоклассницу». Такое неожиданное на первый взгляд название объяснялось просто: водка впервые поступила в продажу 1 сентября. Иногда эту водку называли и «Юркины рассветы» — был такой телесериал в семидесятых.
Дешевая водка продержалась в продаже не долго. Через два года на макушке политического Олимпа оказался Горбачев, известный всем и каждому в нашей стране по «Указу о борьбе с пьянством и алкоголизмом». В истории он остался как Минеральный секретарь, который и сам не пил, и другим не давал. Сохранилась грустная шутка времен соцреализма: «Что такое национальный по форме и современный по содержанию? Граненый стакан, наполненный минералкой».
Активно стали создаваться добровольно-принудительные общества трезвости. На это событие отозвался Игорь Губерман:
А страшно подумать, что век погодя,
Свой дух освежив просвещением,
Россия, в субботу из бани придя,
Кефир будет пить с отвращением.
Из магазинов сначала пропала водка, а потом все, что можно пить, даже одеколон.
В краткий промежуток, когда водка уже исчезла из открытой продажи, а одеколон еще был, появился анекдот:
— Нам, пожалуйста, два «Шипра» и «Ландыш серебристый» — с нами дама.
Массы перешли на альтернативные виды одурманивания: клей БФ (в миру известный как Борис Федорович), политуру (тетя Поля), гуталин, помарин, репелленты и пр. Куда там Венечке Ерофееву с его скромной фантазией по составлению коктейлей — действительность оказалась богаче художественной выдумки…
Появились талоны на водку, и километровые очереди в придачу к талонам.
Вот еще анекдот того времени:
К длиннющей очереди за водкой подъезжает грузовик. Водитель, не выключая мотора, подходит к хмурой толпе:
— Мужики, пустите без очереди — машина стоит.
— Да пошел ты, у нас заводы стоят!
Не хватало не только водки, но и обыкновенной тары, так как стекольные производства вместо бутылок приступили к выпуску стеклоблоков. Какое-то время из-за отсутствия нормальной тары водка фасовалась в бутылки 0,33 литра из-под пепси-колы; за этой необычной для водки емкостью укрепилось название «раиска». Так в историю попала и жена первого президента СССР — Раиса Максимовна Горбачева. Другое название емкости 0,33 было «Чебурашка» — вроде и шкалик, но какой-то большой «с ушами».
Когда после опереточного августовского путча оказавшиеся у руля демократы начали проводить шоковую терапию над «этой страной» и в начале 1992 года отпустили цены, «Русская» сразу подорожала более чем в четыре раза и стала стоить 40 рублей; в сентябре того же года она уже стоила 150 рублей, а в ноябре — 300. Далее диаграмма стоимости напоминает вертикальный взлет ракеты или пробки от шампанского, да и общегосударственные цены ушли в небытие: каждый водкопроизводитель отныне сам определял стоимость и рецептуру водки.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.