ГЕОРГИЙ КОРНИЕНКО «ХОЛОДНАЯ ВОЙНА» СВИДЕТЕЛЬСТВО ЕЕ УЧАСТНИКА

ГЕОРГИЙ КОРНИЕНКО

«ХОЛОДНАЯ ВОЙНА» СВИДЕТЕЛЬСТВО ЕЕ УЧАСТНИКА

Я больше опасаюсь наших собственных ошибок, чем происков врагов.

Перикл

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

Как при подготовке первого издания книги «Холодная война», вышедшей в 1994 году в издательстве «Международные отношения», так и при работе над предлагаемым читателю новым, дополненным изданием я испытывал две основные трудности.

Первая заключалась в том, что за десятилетия информационно-аналитической и дипломатической работы я приучил себя (и ценил это качество в других) писать максимально лапидарно, емко по содержанию, но кратко по форме, строго логично, без всяких словесных красивостей. И никогда не был согласен с теми, кто говорит, будто из «большой бумаги всегда можно сделать короткую». По моему убеждению, хорошо написанную «бумагу» невозможно сократить без серьезного ущерба для ее содержания.

В этой связи могу признаться, что, хотя я не страдаю тщеславием (при наличии других пороков), мне было приятно прочитать в одном серьезном американском исследовании следующий комплимент в свой адрес: «В библиотеках исследовательских центров накоплены миллионы страниц, написанных бывшими официальными лицами. И только в ничтожно малом проценте из них можно обнаружить слова, выбранные с точностью и осмысленностью, сопоставимыми с тем, что мы находим у Кеннана, Ачесона, Нитце, Боуи, Кейзена, Блэквилла и Корниенко».

Речь здесь идет о подготовленном мною анализе главного, на мой взгляд, документа «холодной войны» — директивы Совета национальной безопасности США № 68 (СНБ 68), утвержденного президентом Трумэном в 1950 году. Текст этого моего анализа читатель найдет в главе 2 настоящего издания.

Однако та лаконичность, которая предпочтительна для деловых бумаг, — не самая лучшая манера письма, когда идет речь о книге, предназначенной для широкого круга читателей. Насколько автору удалось преодолеть эту трудность, судить не мне.

Вторая трудность при написании книги заключалась в том, что надо мною довлело ироничное высказывание Жоржа Сименона по адресу мемуаристов: «За свою жизнь я прочел множество мемуаров, но что-то не припоминаю признаний вроде: «При таких-то обстоятельствах я сел в лужу» или нечто подобное».

Чтобы преодолеть эту трудность, я решил для начала поведать историю, как я в начале своей дипломатической карьеры действительно сел в большую лужу, в которой она (карьера) едва и не закончилась. Тогда не было бы и предлагаемой читателям книги, от чего они, впрочем, а тем более история, наверное, не пострадали бы.

Дело было так. Весной 1954 года в Женеве проходила Международная конференция по Индокитаю и Корее. Советскую делегацию возглавлял В. М. Молотов, ставший после смерти Сталина вновь министром иностранных дел. В качестве одного из экспертов я тогда впервые выехал за границу. Вскоре на приеме, устроенном советской делегацией в отеле, где она размещалась, я опять-таки впервые в жизни выпил виски. Хотя в те годы я вполне мог позволить себе выпить сто, а то и полтораста граммов водки, да еще «с прицепом» (т. е. с кружкой пива), от одной порции виски с непривычки мне стало настолько нехорошо, что я поторопился в свой номер. Однако прежде чем я добежал до него, произошло то, что в таких случаях обычно бывает.

На следующий день Молотову было доложено, что кто-то из сотрудников делегации «перебрал» на приеме и «наследил» в коридоре. Последовало указание найти безобразника, отправить в Москву и примерно наказать. Меня спасло только то, что два незнакомых мне сотрудника МИДа, свидетели моего позора, не выдали меня. А сам я не последовал примеру того чеховского героя, который «в порядке сомнения сделал у самого себя обыск, а не нашедши ничего предосудительного, все-таки сводил себя к квартальному». Надеюсь, Бог простит мне это прегрешение.

Предлагаемая читателю книга — это не попытка воссоздать систематизированную историю «холодной войны». Моя цель намного более ограниченная: на основе личных воспоминаний и доступных мне материалов рассказать об отдельных этапах «холодной войны» и не всегда связанных между собой эпизодах, которые, как мне кажется, могут представлять интерес для читателей. А кое-что в книге, возможно, пригодится и историкам, занимающимся фундаментальными исследованиями «холодной войны».