IX

IX

Полярная буря. — Иорник и Густапс. — Часы бесед. — Почему?

В эту самую ночь разразилась страшная буря, свирепствовавшая подряд трое суток.

Пакингтон, явившись на клипер с двумя своими эскимосами Густапсом и Иорником, которых пожелал видеть и расспросить Фредерик Биорн, не мог все три дня возвратиться на свою яхту. Несмотря на то, что ртутный столбик упал до 36° ниже нуля, океан не замерзал — ему мешала буря.

Почтенный янки по-своему боролся с ветром и холодом: он постоянно тянул стаканами то виски, то джин, то бренди, то херес. Этот прилежный труженик, как и большинство американцев того времени, не умел ни на что больше употреблять свой досуг, как на то, чтобы пить и пить.

В течение трех суток, покуда продолжалась полярная буря, он только этим и занимался.

На вопросы, обращенные к эскимосам, Густапс и Иорник отвечали, что лет девять или восемь тому назад они провожали одного европейца со свитой до ледяной стены, через которую еще не переступил ни один человек. Эскимосов послали обратно за помощью, которую европейцы просили у их племени, но, когда они возвратились, европейцев уже не было в живых никого: все они погибли от голода и холода. Впоследствии, правда, Густапс и Иорник слышали от других эскимосов, что двое или трое из членов экспедиции перебрались все-таки через ледяную стену, за которою действительно лежит земля, свободная ото льда, куда улетают водяные птицы; но эта земля так же холодна, как и соседние страны, и потому те два или три европейца тоже, по всей вероятности, погибли, как и их товарищи.

Ответы эскимосов не только не разъяснили, но скорее даже запутали вопрос.

Живя на клипере, эскимосы ничем не возбудили против себя подозрений. Иорник выказывал себя очень услужливым и распорядительным; мысль Фредерика учреждать по дороге промежуточные пункты он одобрил вполне. Скоро даже Готшальк и Рескиавик прониклись уважением к его опытности, и без его совета на клипере не делалось уже ничего.

Таким образом, негодяй создал себе прочное и почетное положение среди членов экспедиции, облегчавшее исполнение его гнусных замыслов.

Иорник говорил обыкновенно за себя и за Густапса, своего родственника. Последний играл роль немого и так удачно, что никогда ничего не говорил — по крайней мере при других. Со своей стороны, Густапс начал ухаживать за старым Грундвигом и всячески подлаживался к нему. Заметив слабость старика к табаку, он подарил ему несколько пачек самых разнообразных сортов. Старик умилился и сказал однажды своему другу Гуттору:

— Знаешь, этот эскимос, по-видимому, вовсе не дурной человек… Очень часто нам с первого взгляда кажутся несимпатичными люди, в сущности честные и… и…

— И имеющие очень хороший табак, — договорил не без злорадства Гуттор, насмешливо поглядывая на друга.

На этот раз враги Биорнов выбрали для исполнения своих целей чрезвычайно ловких людей.

Эти люди умели ждать, а это всегда имеет очень большое значение для успеха задуманных дел.

— Что, какой я? Каких молодцов нанял!

Грундвиг дряхлел. Это был уже не прежний Грундвиг, угадывавший все с первого взгляда. Конечно, он не утратил еще своей обычной проницательности, но зато действовал с меньшим тактом и вечно твердя и повторяя одно и то же, начиная надоедать своим господам. Почти все на корабле, за исключением одного Гуттора, говорили про старика:

— Он завирается!

Таким образом, Густапс и Иорник — читатели уже догадались, конечно, что это были переодетые агенты «Грабителей» — почти не имели на клипере серьезных противников.

При таких условиях опасность, грозившая норрландцам, была чрезмерна и едва ли отвратима.

Буря утихла. Льдины быстро спаялись и образовали сплошное ледяное поле. Солнце появилось на горизонте лишь на самое короткое время. Наступила пора покинуть корабли и двинуться в путь.

Оставалось докончить последние приготовления, удостовериться, не позабыто ли что-нибудь, и окончательно установить маршрут.

Однажды после обеда, когда все прочие ушли, за столом остались братья Биорны, Пакингтон и Гуттор с Грундвигом.

Разумеется, беседа шла, как и всегда, о предстоящей экспедиции.

— Итак, — сказал Пакингтон, — солнце скроется здесь на целые полгода.

— Любезный Пакингтон, вы ошибаетесь, — возразил герцог Норрландский. — В этой части Гренландии полярная ночь продолжается только три месяца, да и то она озаряется северным сиянием.

— Господа, — сказал янки, — у меня есть идея… Не позволите ли вы мне сообщить ее вам?

— Говорите, пожалуйста. Мы вас слушаем.

— Что касается до меня, — так начал янки, — то я очутился здесь в такую пору совершенно случайно, потому, главным образом, что мне подсказали эту мысль нанятые мною в Исландии проводники. Но вы — другое дело. Вы готовились к экспедиции заранее, вы заранее выработали план. Скажите, пожалуйста, почему вы выбрали именно это время года?

— Очень просто, любезный Пакингтон, мы хотели вступить в борьбу с суровым климатом в то время, пока мы еще полны сил и не истомлены путешествием. Мы имели в виду встретить все трудности в самом начале и победить их. Затем, когда мы уже порядком утомимся и измучаемся, солнце вернется, а с ним возвратятся к нам и утраченные силы.

— Боже мой, какое простое и в то же время глубоко верное рассуждение!

— вскричал Пакингтон, искренно пораженный ответом норрландца.

— Все прежние путешественники, — продолжал герцог Норрландский, — поступали как раз обратно и в конце концов что же выходило? Истратив все свои силы, они натыкались на препятствия и погибали, не будучи в состоянии ни превозмочь их, ни вернуться назад. Мы же обеспечили себе и возможность борьбы, и свободное отступление на случай неудачи.

— Если после этого мы не достигнем цели, — вскричал в восторге Пакингтон, — то я уж и не знаю, кому удастся ее достигнуть когда-нибудь.

Несколько минут еще продолжалась беседа на ту же тему, наконец собеседники разошлись по своим каютам и легли спать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.