Борьба церкви за власть в позднейший период эпохи народовластия

Борьба церкви за власть в позднейший период эпохи народовластия

Первым исландским епископом, попробовавшим снизить мирское влияние на управление своей епархией, стал Торлак сын Торхалля из Лачужного холма (в должности в 1178–1193), впоследствии объявленный святым (см. об этом в главе 16 настоящей книги). Торлак пытался, среди прочего, взять в свои руки контроль над церковной собственностью и заставить мирян уважать церковные представления о браке, то есть отказаться от побочных жен и расторгнуть брачные союзы, которые, с его точки зрения, не соответствовали церковным стандартам.[513] Его коллега, епископ Бранд сын Сэмунда из Пригорков, ничем не помогал Торлаку в его борьбе с годи. Торлак умудрился перессориться едва ли не со всеми важными людьми в своей епархии, и когда он умер, проиграв почти все свои сражения, годи на альтинге подтвердили свою власть над церковью, избрав его преемником Пауля сына Йона (епископ в Лачужном холме в 1195–1211 гг.). Пауль не только владел титулом годи, но еще и являлся незаконнорожденным сыном другого годи, а именно Йона сына Лофта, а матерью его была… сестра его предшественника Торлака по имени Рагнхейд. Йон сын Лофта, насколько можно судить, поначалу всячески поддерживал Торлака, но затем стал главным его противником и, несмотря на гневные филиппики епископа, даже и не думал расставаться с Рагнхейд, которая была не законной его женой, а побочной. Кроме того, Торлаку не удалось отобрать у Йона контроль над церковными землями, которыми тот управлял.

В соответствии с давней исландской традицией многие исландские лидеры-миряне имели духовный сан — так, и Йон сын Лофта, и его сын Пауль (до рукоположения в епископы) были дьяконами. Пауль был человеком образованным и, по исландским стандартам, вполне приемлемым кандидатом на епископский престол, но с точки зрения Рима он плохо подходил на эту должность.[514] Во-первых, Пауль не был избран согласно католической процедуре «большей и разумнейшей частью» капитула (поскольку капитулов в Исландии не существовало). Во-вторых, он был незаконнорожденный, а для таких людей требовалось специальное разрешение лично от папы римского. В-третьих, Пауль был женат на дочери священника и имел с ней четырех детей, и в такой ситуации для его избрания опять же требовалось специальное разрешение церковных властей. Строго говоря, поскольку Пауля нельзя было избрать в епископы сразу по трем веским причинам, его следовало называть не «избранным» (лат. electus), а «назначенным» (лат. postulatus).[515] Несмотря на подобные нарушения правил, норвежские власти в течение долгого времени признавали законность исландской практики. Согласно главам 3–4 «Саги о епископе Пауле» (дисл. P?ls saga biskups), Пауль отправился в Норвегию к конунгу Сверриру, и тот принял его как друга, хотя имел множество врагов в лоне собственной церкви. Пауль был рукоположен в епископы архиепископом Лундским Авессаломом и, вернувшись в Исландию, прекратил эксперименты дядюшки Торлака с церковной реформой. При Пауле епархия в Лачужном холме вернулась к прежним островным традициям исландской церкви.

Похоже, духовенству удалось несколько ослабить контроль мирян над церковной собственностью в 1190-м, когда нидаросский архиепископ Эйрик сын Ивара запретил рукополагать в священники исландских годи.[516] Запрет Эйрика никогда не был официально утвержден альтингом как исландский закон, и однако же у нас нет неопровержимых сведений, что какой-либо годи получил священнический сан после 1190 года. Как водится, ситуация менялась медленно, и те годи, которые стали священниками до запрета Эйрика, сохранили свой сан и свою двойную роль священника и светского лидера, да и после введения запрета влиятельные люди продолжили принимать малые церковные чины, а их сыновья иногда принимали и высшие. Кроме того, и после 1190 года бонды, состоявшие с тем или иным годи в союзе той или иной формы, продолжали служить как законно рукоположенные священники.

Реформировать исландскую церковь было непросто прежде всего потому, что она не представляла собой, как в других странах, полунезависимое государство в государстве, а была общественной организацией с не очень ясным устройством и с самого своего зарождения находилась под контролем светских властей. Согласие церкви с приматом светского общества было формализовано в 1122–1133 годы, когда были впервые записаны законы о христианском ритуале и других вопросах веры, частично модифицированные специально для Исландии.[517] Эти законы, содержащиеся в разделе «Законы о христианстве» (дисл. Kristinna laga ??ttr) «Серого гуся», а также отдельно записанные законы о десятине[518] определяли отношения церкви и светского общества. Как мы уже говорили в предыдущей главе, «Законы о христианстве» действовали в Лачужном холме до 1275 года, а в Пригорках — как минимум до 1354 года. Согласно им, епископ не имел фактически никакой власти и контролировал лишь внутреннюю жизнь церкви, следил за моральным обликом паствы и ее брачными обычаями. Даже когда «Старые законы о христианстве» были заменены «Новыми», епископы не получили права вести дела в суде, и правовые вопросы, связанные с нарушением христианских законов, а равно тяжбы, стороной в которых выступали священники, разбирались в светских судах. Епископ мог выступать судьей, только если речь шла о неповиновении священника своему церковному начальнику, но даже в этих случаях церковь обычно прибегала к помощи светских судов, ибо у нее не было никаких иных инструментов, чтобы обеспечить исполнение своих судебных решений.

Вслед за Торлаком сыном Торхалля второй исландский церковный реформатор, епископ с Пригорков Гудмунд сын Ари (в должности 1203–1237), попробовал добиться права самому судить своих священников и распоряжаться церковной собственностью. Усилия Гудмунда, как и усилия Торлака, в итоге ни к чему не привели. Как и Торлак, Гудмунд не сумел стать лидером единой исландской церкви и обеспечить себе широкую поддержку. На всем протяжении своего долгого конфликта со светскими лидерами Гудмунд не получал никакой помощи из Лачужного холма — ни от Пауля сына Йона, ни от его преемника Магнуса сына Гицура (в должности 1216–1237). Но, в отличие от Торлака, Гудмунд не стеснялся прибегать к насилию и всегда демонстрировал склонность держать подле себя всякую сволочь. Осенью 1208 года прихвостни епископа убили его главного противника, годи Кольбейна сына Туми. Кольбейн был самым уважаемым человеком на севере страны; именно он добился избрания Гудмунда епископом, хотя позднее они поссорились.

Гудмунд недолго радовался победе, так как с весны 1209 года все его начинания неизменно разбивались о разного рода союзы годи по всей Исландии. Несколько раз епископу Гудмунду приходилось бежать без оглядки из Пригорков и шляться нищим по окрестностям. Такое положение вещей не устраивало церковное начальство в Норвегии, и архиепископ дважды вызывал Гудмунда в Трандхейм. Проведя там в сумме целых восемь лет, Гудмунд не получил от норвежцев никакой поддержки. Вернувшись домой после первой отлучки в 1218 году, Гудмунд сменил цель и решил из борца за отдельную церковную правовую систему сделаться радетелем о нищих.

Гудмунд получил епископский сан в период, когда идеалы бедности и смирения вошли в моду в средневековой Европе. Гудмунда вдохновляли те же идеи, что воплощали в жизнь нищенствующие монашеские ордена и мятежное пуританское движение вальденсов в современной ему Франции. Поэтому он стал жить в нищете и бродить по северной четверти, окруженный толпой мужчин и женщин, среди которых были и священники, и вооруженные негодяи, и попрошайки, и воры, и иные персонажи подобного рода. Как отмечает исландский историк Йон Иоханнессон, как раз в эти годы — рубеж XII и XIII веков — в Исландии свирепствовал голод, и «нищих в дни епископа Гудмунда было столько, сколько их не видывали ни до, ни после».[519] Гудмунд старался при всякой возможности пускать все доходы своей епархии на благотворительность — и здесь он снова перешел дорогу годи и бондам, которые рассматривали пустоту, царившую в епископской казне вследствие его благотворительной деятельности, как доказательство его безответственности.

Светские лидеры регулярно разгоняли сопровождавший Гудмунда сброд и несколько раз сажали епископа под домашний арест. Борьба с Гудмундом шла более десятилетия, и в ней набрались опыта и силы те, кто потом стали «большими годи». Рост их престижа и власти, как обычно, произошел за счет простых землевладельцев и их прав. Бондов же епископ, скорее всего, настраивал против себя тем, что требовал кормить его «свиту». В главе 37 «Саги об исландцах» рассказывается, как Гудмунд в компании 120 прихлебателей шатался летом 1220 года по долине Дымов, что к востоку от Островного фьорда. Когда он решил повторно заглянуть на хутор под названием Хребет (дисл. M?li), местные бонды, числом сорок, преградили ему путь. Гудмунд объявил, что хозяин Хребта одержим злыми духами, и отправился восвояси. Обошлось без рукоприкладства, но все же бонды вообразили, будто им грозит опасность, и позвали на помощь двух «больших годи» из соседних округ, Сигхвата сына Стурлы из Островного фьорда и Арнора сына Туми из фьорда Плоского мыса. Те, усмотрев здесь шанс прославиться и увеличить свой престиж, тотчас собрали людей и помчались в долину Дымов, где в итоге затеяли драку с епископской шайкой.

Хотя Гудмунд ничего и не добился для церкви, три десятилетия его более чем бурного епископства стали переломным моментом в истории Исландии. Конфликты, сопровождавшие каждый его шаг, дали сначала нидаросскому архиепископу, а затем и норвежскому конунгу первый предлог осуществить долгосрочное вмешательство в исландские внутренние дела. В разные периоды Гудмундова епископства то архиепископ, то конунг вызывали из Исландии в Норвегию обоих исландских епископов и многих годи. Как епископы, так и годи частенько попросту игнорировали эти требования предстать пред монархом (или архиепископом), однако дверь в Исландию уже была открыта. С начала сороковых по конец шестидесятых годов XIII века норвежский конунг раз за разом вмешивался в ее жизнь и сумел в итоге поколебать исландскую автономию. И все же Торлак и Гудмунд как нарушители спокойствия и борцы за права Вселенской церкви на территории Исландии были исключением. Саги уделяют Торлаку и Гудмунду больше внимания, чем другим, — но в этом, как мы понимаем, отражается природа сагового жанра с его особым интересом к нарушителям спокойствия, а не подлинная — вполне безобидная — роль епископов в исландском обществе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.