Социальная иерархия

Социальная иерархия

Норвежское право, в отличие от исландского, различало для свободных людей несколько социальных статусов, своего рода сословий, в частности, свободные работники отличались от свободных землевладельцев, а те — от аристократов и государственных чиновников высоких и низких рангов. Свободный человек попадал в один из следующих классов:

просто свободный человек (дисл. rekspegn), как правило, не землевладелец, впрочем, это зависело от региона;

«свободный невотчинник» (дисл. ?rborinn ma?r) — владелец независимого хутора, однако такого, который не был унаследован от предков;

так называемый хёльд или вотчинник (дисл. h?l?r или ??alsb?ndi) — тоже владелец хутора, но унаследованного от предков и, стало быть, неприкосновенного; земля в распоряжении такого человека именовалась вотчиной или одалем (дисл. ??al — слово, связанное с лат. allodium, означающим семейную неотчуждаемую собственность на землю);

королевский дружинник (дисл. hir?ma?r), наемный служащий;

лендрманн (дисл. lendr ma?r, букв, «оземеленный человек»), как правило, аристократ-землевладелец и вассал конунга (местная власть лендрманнов была традиционной — некогда это были так называемые херсиры, дисл. hersir, местные военачальники; превращение херсиров в лендрманнов завершилось в течение XI века);

конюший (дисл. stallari);

наконец, человек мог быть ярлом (дисл. jarl, аналог графа в континентальной феодальной иерархии).

За нанесение телесных повреждений или убийство человека из каждой из этих категорий полагалось платить штрафы — виру — разного размера[192], в то время как в «Сером гусе» вира в шесть марок (48 законных унций) полагалась за телесные повреждения любому свободному человеку, будь то годи или бонд.[193] В сагах, однако, мы видим, что реальный размер виры все-таки зависел от того, насколько уважаемым в обществе человеком был пострадавший.[194]

Отсутствие границ между социальным статусом годи и бондов подтверждается и словами договора, заключенного между исландцами и норвежским королем, конунгом Олавом сыном Харальда (правил в 1015–1030 гг.). Договор, изначально устный, был впервые скреплен клятвой во времена правления Олава. Затем, ближе к концу века, он был перенесен и на пергамент, когда официальные представители Исландии прибыли в Норвегию, дабы в третий раз принести соответствующие клятвы.[195] Копия этого, уже письменного, соглашения сохранилась в составе «Серого гуся»[196] и является древнейшим документом об Исландии, написанным на древнеисландском языке. Этот договор оставался в силе до самого конца эпохи народовластия (т. е. до 1262–1264 гг.), и в нем не делается различий между годи и бондами, а сказано лишь: «Находясь в Норвегии, исландцы пользуются теми же правами [r?ttr], что и хёльды [h?l?r]». Право в данном случае надо понимать как возможность требовать возмещение за телесные повреждения или оскорбления. Как уже было сказано выше, хёльд в Норвегии — это свободный человек, владеющий наследственным хутором, одалем.[197]

Из этой формулировки, надо полагать, следует, что статус хёльда удовлетворял всех исландцев без различия, как бондов, так и годи. Более старая версия договора, согласно норвежским законам Гулатинга, устанавливала срок пребывания в Норвегии, после которого статус исландца мог быть пересмотрен: «Исландцы, которые приехали в страну по торговым делам, будут иметь статус хёльда. Если же исландец остается здесь в течение трех зим, то после этого он будет иметь такие права, о каких согласятся свидетельствовать люди».[198] Договор с конунгом Олавом также определял права норвежцев на территории Исландии и исландцы не стали различать норвежцев согласно норвежской системе социальных рангов, а предоставили любому норвежцу те же права, что и любому свободному исландцу (дисл. [r?tt] slikan sem landz menn).[199]

Ввиду отсутствия сословной разницы между бондами и годи исландская традиция требовала, чтобы годи вели дела со своими тинговыми напрямую. В «Сером гусе» записано право свободного человека выбирать себе годи по собственной воле[200] — право, возможное лишь в ситуации, когда власть не связана с той или иной территорией:

Человек должен объявить, что делается тинговым любого годи, какого он хочет. И они оба должны назвать свидетелей, и человек, и этот годи. Свидетели должны засвидетельствовать, что человек заявил, что он, и его семья, и его хутор, и его имущество, делаются тинговыми этого годи. А также, что годи в ответ заявил, что принимает этого человека к себе тинговым.[201]

Выбрав того или иного годи[202], землевладелец вовсе не был обязан оставаться ему верным по гроб жизни, а имел право расторгнуть соглашение и выбрать себе другого годи:

Если человек хочет перестать быть тинговым [своего годи], ему следует заявить об этом на весеннем тинге, если он переходит к другому годи, которому полагается бывать на том же весеннем тинге, что и первому [то есть годи из той же округи]. Разрешается это и в том случае, если он переходит к годи, который созывает тинг в другом месте той же округи. Если же человек хочет перейти к годи из другой округи, то ему полагается объявить о том, что он не хочет быть тинговым ни одного из трех годи своей округи на альтинге, у Скалы Закона, в такое время, когда суды слушают дела, и так, чтобы тот годи, чей он тинговый, слышал. Если же годи не слышал, полагается сообщить ему об этом лично и заявить об этом при свидетелях. И в тот же день человек должен объявить, что делается тинговым другого годи.[203]

Аналогичным образом и годи мог разорвать отношения со своим тинговым:

Если годи хочет, чтобы тот или иной человек не был больше его тинговым, то годи должен сказать ему об этом за четырнадцать ночей до весеннего тинга или за больший срок. А затем годи должен повторить это же прямо на весеннем тинге.[204]

На деле правовая возможность менять годи — ключевой момент в отношениях «годи — тинговый» — использовалась бондами с оглядкой на семейные традиции (чьими тинговыми были предки и союзники), а также с оглядкой на прочие практические соображения, как то: географическая близость хутора выбранного годи. Вполне вероятно, что бонды не меняли годи так уж часто, однако возможность такая всегда имелась. Мы находим подходящий пример в «Саге о Лощинном Стурле»: в начале 70-х годов XII века бонд по имени Альв сын Эрнольва сменил годи, перейдя от Эйнара сына Торгильса к одноименному герою саги. Между этими двумя годи шли распри на протяжении всей второй половины XII века. Бонды, особенно влиятельные и богатые, могли менять годи в случае, если условия союза переставали их удовлетворять, — в самых крайних случаях бондам приходилось переезжать в другую округу или четверть.[205] Если верить букве закона, то все свободные землевладельцы были обязаны находиться в союзе с тем или иным годи, однако более вероятно, что на фоне отсутствия полиции или аналогичных органов принуждения многие люди не заключали таких союзов ни с кем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.