Восьмая глава Канарис и Гейдрих

Восьмая глава

Канарис и Гейдрих

Сначала деятельности Канариса в разведке до его отставки весной 1944 г. разграничение компетенций между его служебной сферой и СД, или, иначе выражаясь, защита разведки от экспансионистских тенденций РСХА, требовало от него больших усилий и всей его ловкости. «Внутренний враг» был во все времена намного опаснее, чем внешний. В то время, когда Канарис заступил на свою должность, ситуация определялась двумя факторами. С одной стороны, разведка занимала в Третьем рейхе единственное в своем роде положение. Вскоре после захвата власти военному министерству Германии удалось добиться непосредственного распоряжения Гитлера, которое часто называли «кабинетным ордером», в результате которого за вермахтом была признана исключительная компетенция во всех мероприятиях, которые могли бы понадобиться в целях предотвращения шпионажа и саботажа против вооруженных сил, находившихся в процессе становления. Вытекающая отсюда необходимость обеспечить оборону страны распространялась также на промышленную сферу и даже на ведомства, где были поставлены на службу военные, так называемые уполномоченные по делам контрразведки, которые несли ответственность за профилактические мероприятия, направленные против шпионажа и саботажа.

Таким образом, в будущем конфликте преимущество было сначала на стороне вермахта. Это стало возможным потому, что в 1933 г. еще не было имперской полиции. Гиммлер до 1935 г. был не начальником германской полиции, а сначала только назначался в отдельных землях начальником политической полиции. Чем больше укреплялось положение Гиммлера, тем отчетливее проявлялся второй фактор, то есть тем ревностнее стремились он и Гейдрих, назначенный сначала руководителем прусской государственной тайной полиции, ограничить исключительную компетенцию вермахта и добиться собственного влияния как можно в более многочисленных сферах секретной службы.

Отправной точкой для подобных устремлений явился тот факт, что вермахт с самого начала был вынужден сотрудничать с политической полицией при проведении арестов, обысков и других уголовно-процессуальных мероприятий, так как сам не имел соответствующих исполнительных органов. Предшественник Канариса был смещен с должности из-за его фронтального сопротивления устремлениям Гиммлера и Гейдриха. Люди, игравшие в то время важную роль в вермахте, военный министр Германии фон Бломберг и начальник службы вермахта генерал фон Рейхенау, были, говоря языком того времени, более или менее «коричневыми» (т. е. последователями нацистов) и хотели при любых обстоятельствах избежать конфликта с Гиммлером. Поэтому новый начальник разведки должен был согласно желаниям своих шефов находить компромиссы с государственной тайной полицией. Переговоры велись со стороны «черных», в первую очередь Гейдрихом. Его грубой целеустремленности Канарис противопоставил свое искусство обхождения с людьми. Гейдрих после отставки из морского флота, связанной с неблаговидными для него обстоятельствами, страдал от комплексов. Канарис, который, как уже говорилось, был много лет назад начальником Гейдриха, встретил его с естественной приветливостью «старого товарища». В деловых переговорах Канарис использовал методы постепенной сдачи маловажных позиций и упорного отстаивания важных. Ему было поручено заключить соглашение с гестапо, значит, он это сделает. Но он позаботится о том, чтобы это соглашение не имело точных формулировок, чтобы оставалась возможность впоследствии изменить его по собственному усмотрению.

Наконец между Канарисом и Гейдрихом было заключено соглашение, изложенное в 10 пунктах (по этой причине его позже называли «десять заповедей»). В нем обговаривалась компетенция обеих сторон. Это разграничение сфер деятельности сохраняло за абвером так называемую секретную службу связи — военный шпионаж за границей. В принципе за абвером оставалась контрразведка, в то время как тайная государственная полиция (гестапо), как и прежде, сохраняла свою компетенцию во всех областях деятельности, где действовали уголовно-процессуальные определения. Заключенное соглашение не принесло длительного согласия между инстанциями. Взаимное недоверие, существовавшее повсеместно между вермахтом и СС, постоянно поддерживалось в результате создания Гиммлером военных формирований СС, соперничавших с армией. Также и в практической деятельности гестапо со своей контрольной деятельностью и слежкой за всем, что могло хоть как-то показаться подозрительным с точки зрения политики, часто вторгалось в те области, которые были компетенцией контрразведки.

В результате соглашения между Канарисом и Гейдрихом деятельность секретной службы связи ограничивалась чисто военной разведывательной деятельностью. Поэтому абверу уже не было позволено осуществление разведывательной деятельности из-за границы. Вопрос о получении разведданных внешнеполитического характера вызывал большое расхождение во мнениях еще в период деятельности предшественника Канариса, и не только между разведкой и СД, но также между рядом других инстанций. Наряду с министерством иностранных дел и разведкой, к которым в 1934 г. присоединилась еще служба СС, правом на осуществление внешнеполитической разведки пользовались также основанная Германом Герингом «служба исследований» (служба, успешно действовавшая в области контроля и расшифровки дипломатической телеграфной, кабельной и радиосвязи), внешнеполитический отдел (Розенберг) и зарубежная организация НСДАП. Капитан морского флота Патциг сделал попытку создать единый фронт из министерства иностранных дел и разведки против различных партийных организаций. Его предложение заключить в этой области джентльменское соглашение наткнулось, однако, на негативное отношение государственного секретаря фон Бюлова, который, по всей видимости, с давних пор не мог преодолеть недоверие к военным инстанциям и потребовал для своего министерства исключительной компетенции в этой области. По отношению к организациям НСДАП, в особенности к СС, министерство иностранных дел было, конечно, не в состоянии реализовать это требование, поэтому официально тайная политическая разведка за границей была, если только она не осуществлялась дипломатическими внешними представителями, сферой СД. Канарис воспринимал это формальное ограничение не слишком трагически. Границы между военной и политической информацией весьма расплывчаты. Трудно описать, в какой точке в каждом отдельном случае лежит граница между военно-политической и чисто политической информацией. Канарис был способен оперировать в этой пограничной области с достаточной ловкостью и оглядкой, чтобы не только самому иметь постоянно четкую ориентацию во внешней политике, но также иметь в любое время возможность своевременно обеспечивать своих военных начальников достоверной информацией обо всех важных политических событиях за границей. Не в последнюю очередь этой цели служили и его частые зарубежные поездки, во время которых он использовал свои обширные личные связи с влиятельными и осведомленными кругами за границей. То, что его позиция была в основном правильной, доказывают события. Начальник немецкой разведки во все времена относился к наиболее информированным лицам в Германии по вопросам, касающимся политической ситуации за границей. Этому способствовало то, что Канарис умел очень быстро устанавливать доверительные отношения с влиятельными лицами в немецкой дипломатической службе, которые занимали по отношению к режиму позицию, сходную с его собственной. Благодаря этому взаимному доверию, которое, к примеру, связывало Канариса с начальником политического отдела, позднее государственным секретарем в министерстве иностранных дел фон Вайцзеккером, между военной разведкой и по меньшей мере одним очень важным сектором компетентной во внешней политике инстанции были установлены такие хорошие отношения, какие редко найдешь в целом мире между шпионской службой и дипломатией. Ведь тот факт, что между этими обеими инстанциями существуют отношения напряженности и недоверия, везде расценивается как нормальный. Дипломатия страшится международных конфликтов, а шпионские службы всех стран время от времени провоцируют такие конфликты, которые часто бывают очень неприятными; это связано с тем, что шпионским службам приходится работать с людьми, действия которых не всегда соответствуют кодексу и протоколу международной дипломатии. Конечно, между министерством иностранных дел и разведкой и в дальнейшем случались трения и разногласия, но благодаря доверительным отношениям между Вайцзеккером и Канарисом они никогда не бывали продолжительными и не принимали зловещего характера[8].

Внешнеполитическая служба информации и наблюдения никогда не была политической разведкой. Несмотря на это Канарис был в большинстве случаев хорошо осведомлен обо всем, что происходило внутри правящей НСДАП и о напряженных отношениях между «грандами» в правительстве и в партии, дерущимися за милость фюрера, и получал еще в мирное время, а затем в первые годы войны если не полный, то все же обширный материал о запланированных или уже осуществляющихся злодеяниях режима, так что он мог снабжать высокие чины в военном ведомстве обширной скандальной хроникой; однако чаще всего те не делали выводов, на которые надеялся Канарис. То, что он располагал такими материалами, было, в первую очередь, заслугой полковника, позже генерала Остера, который благодаря своим связям в кругах «коричневых» и «черных», особенно с начальником полиции в Берлине графом Хельдорфом и начальником уголовного розыска Германии Небе, получал «подпольным путем» многочисленную информацию[9]. Однако не следовало переоценивать эти источники информации, которая поступала благодаря хорошим личным связям. Эти связи развивались и поддерживались в условиях постоянной огромной опасности для всех участвующих. Посол Хассель в своем дневнике 16 декабря 1938 г. записал мнение посланника Гентига о том, что отделение разведки (Канарис) при вермахте контролировало всю партию. Однако это было явным преувеличением.

Возможности получения информации не были безграничными, но под руководством ловкого и изворотливого начальника они были очень значительными, хотя, как уже говорилось, приходилось постоянно затрачивать много энергии, чтобы отражать непрекращающиеся открытые и замаскированные попытки экспансии РСХА. Разведке помогало то, что она в большей степени, чем какая-нибудь другая инстанция в Третьем рейхе была свободна от надзора и опеки со стороны гестапо. У нее, например, был свой собственный паспортный отдел для оформления заграничных паспортов и виз, она была в состоянии относительно свободно решать среди своего персонала вопрос о доказательстве происхождения. (Среди офицеров, работавших в разведке, были некоторые, а среди так называемых связных даже целый ряд сотрудников, которые не соответствовали требованиям «нюрнбергских законов».)

Один высокопоставленный руководитель СД во время допросов в Нюрнберге дал подробное показание об отношениях между вермахтом и тайной полицией. Даже при очень критическом рассмотрении эти показания в отдельных частях звучали очень убедительно. Допрашиваемый рассказывал, к примеру, что в кругах вермахта в довоенные годы ходили слухи, что Гиммлер и Гейдрих планировали с помощью методов ЧК стать во главе всего вермахта. Допрашиваемый не знает, действительно ли Гиммлер и Гейдрих вынашивали тогда планы такого рода, но сомневается в этом, потому что уже в личном плане не существовало предпосылок для осуществления столь далеко идущих целей; затем он добавляет буквально следующее: «Тайная государственная полиция как учреждение так же мало занималась этим вопросом, как и служба безопасности (СД). Им было запрещено вести разведывательную деятельность против и внутри вермахта. Правда, сам Гейдрих время от времени охотно слушал что-либо о вермахте и от него; однако он принимал решительные меры в каждом случае нарушения, о котором ему сообщали. Он был вынужден это делать, хотя бы для того, чтобы самому быть под прикрытием от вермахта».

Эти высказывания руководителя СД содержат большую долю достоверности, в них в особенности интересны замечания, которые позволяют сделать вывод о том, что Гейдрих стремился подпольным путем с помощью добровольных помощников получить информацию о вермахте и специально о разведке. Факт, что внутри разведки в течение стольких лет мог безнаказанно существовать центр сопротивления режиму, можно считать доказательством того, что личный аппарат информации у Гейдриха в этот период работал гораздо хуже, чем тот, который Остер пустил в действие против партии и гестапо.

Здесь нужно коротко остановиться на личных отношениях Канариса с руководящими сотрудниками гестапо. Отношения с Гиммлером совершенно бесцветны. Личные контакты редкие. Канарис невысокого мнения о Гиммлере, которого он в глубине души считает взбунтовавшимся мелким чиновником. Хотя он жестокий и хитрый, но не умен и труслив. С этим, считает Канарис, он справится. Труднее описать его отношения с Гейдрихом. Они сложны с обеих сторон. Гейдриха Канарис боится. Это инстинктивный физический страх. Человек этот во всех отношениях кажется ему жутким. Он слишком высок ростом, его глаза с почти монгольским разрезом смотрят всегда холодно и пронизывающе, взгляд как у змеи. Канарис чувствует, что перед ним человек, для которого не существует препятствий, это преступная натура крупного масштаба. И все же он околдован высоким интеллектом своего противника, которого он однажды назвал «умнейшая бестия». В своем дневнике он говорит о Гейдрихе после первой служебной встречи, как о «жестоком фанатике, с которым будет трудно сотрудничать открыто и доверительно». Со временем страх перед Гейдрихом не проходит. Уже одного телефонного звонка от начальника РСХА достаточно, чтобы лишить Канариса покоя.

Несмотря на это Канарис, пока Гейдрих был жив, стремился поддерживать с ним хорошие личные отношения. Постороннему отношения между ними казались даже сердечными. По воле случая Канарис, когда его семья в начале февраля 1935 г. переехала из Свинемюнде в Берлин, нашел квартиру на Деллештрассе. Вскоре выяснилось, что Гейдрих живет неподалеку от него на той же улице. Несмотря на внутреннее отвращение, Канарис по служебным соображениям старался поддерживать контакт между обеими семьями, и воскресными вечерами летом 1935 г. семья Канариса ходила к Гейдрихам, чтобы там в саду поиграть в крокет. В августе 1936 г. Канарис купил себе маленький дом в Шлахтензее на Дианаштрассе, которая впоследствии была переименована в Бетацайле в честь национал-социалистического писателя Оттомара Бета. Было ли чистым совпадением, что полгода спустя Гейдрих купил на Августаштрассе, в двух минутах ходьбы от Канариса, строящийся дом и переехал туда, когда дом был готов. Фрау Канарис, услышав об этом, не могла удержаться от смеха и сказала: «Хорошая покупка!» Гейдрих уловил в этом замечании намек, так как сразу стал защищаться и со всей убежденностью сказал, что он по чистой случайности нашел подходящий дом рядом с домом Канариса. Возможно, здесь и вправду не было особого умысла, потому что, в конце концов, для начальника РСХА вряд ли было необходимо лично следить за своим противником из разведки.

О том, что Гейдрих, несмотря на внешнюю приветливость отношений с Канарисом, считал того своим противником и всегда был перед ним начеку, говорили многие сотрудники СД. Он предостерегал своих подчиненных, что с Канарисом, «этим старым лисом, нужно быть всегда настороже».

Штандартенфюрер СС Шелленберг, который после падения Канариса взял руководство секретной службой связи, заявил в Нюрнберге, что Гейдрих не доверял Канарису только потому, что у того были документы, подтверждающие неарийское происхождение Гейдриха и которые хранились в надежном месте. Подобные рассказы можно было услышать и от других людей. Однако документы эти до сих пор не найдены. Те, кто по работе и в личной жизни поддерживал с Канарисом наиболее близкие отношения, тоже ничего подобного от него не слышали, хотя никто не сомневался в том, что он был хорошо осведомлен о неарийском происхождении отца Гейдриха. Против утверждений Шелленберга, что Канарис располагал документами о «неудачном» рождении Гейдриха и хранил их в печатном виде в надежном месте, говорит, очевидно, тот факт, что Канарис, по словам свидетелей из его окружения, всегда боялся Гейдриха и что известие о смерти последнего 1 мая 1942 г. было воспринято им с облегчением, хотя он посчитал необходимым во время погребения заявить сотрудникам Гейдриха глухим, словно охрипшим от слез голосом, что он исключительно ценил и почитал Гейдриха как великого человека и потерял в его лице верного друга.

Несмотря на взаимное недоверие, хорошие отношения с Гейдрихом были крайне необходимы для работы Канариса. При всей взаимной сдержанности у него была возможность своевременно услышать о планах и мероприятиях СД. Хотя Гейдрих не доверял Канарису, он, похоже, все же ценил личные контакты с ним. В связи с обстоятельствами своего увольнения из морского флота он был полон недоверия к вермахту. Он также знал, что большинство из высокопоставленных офицеров флота и армии смотрели на него как на ренегата и по возможности избегали с ним личных контактов. Поэтому он считал контакты с семьей Канариса, несмотря на все предубеждения, полезными и часто в беседах с шефом абвера заходил дальше, чем вначале планировал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.