ГЛАВА 50. ТАЙНОЕ ПОРУЧЕНИЕ

ГЛАВА 50. ТАЙНОЕ ПОРУЧЕНИЕ

Происшедшее в кабинете короля осталось тайной. Эктор с Кристиной не могли подозревать грозу, собиравшуюся над их головами. Оба пребывали в ожидании: он — важного поручения, о котором говорил король, она — результатов неясных обещаний герцогини Беррийской.

В один прекрасный день посыльный известил маркиза Шавайе, что Людовик XIV ожидает его в своем кабинете.

— Ступайте скорее, — сказал ему Поль, — мне кажется, вас зовет само счастье.

Людовик XIV приветствовал молодого полковника с важным и благосклонным видом.

— Я вызвал вас, мсье, — сказал он, — для важного дела, требующего полной тайны и немалого усердия. Я полагаюсь на вас.

— Благодарю вас, ваше величество, — ответил Эктор, тронутый спокойной строгостью этого начала.

Король с задумчивым видом взял со стола бумаги.

— Вот, — продолжал он, — депеши из Фландрии, убеждающие меня в том, что пришло время принять решительные меры. Вам известны Фландрия и тамошняя армия, мсье?

— Да, государь. Но вот уже несколько месяцев, скоро год, как я их покинул.

— Итак, мсье, со времени вашего отъезда дела шли все хуже. Лучшие крепости захвачены неприятелем, границы беззащитны. Наши полки, поредевшие от продолжительных войн, утомлены и лишены мужества, страна разорена. Но это зло, как бы велико оно ни было, ещё не самое главное. Во Франции недостает людей и денег. Страна истощила все средства, повсюду нищета, самая ужасная. Из конца в конец государства слышны только жалобы и стоны. Я хотел заключить мир, его отвергли. Я соглашался на все условия. Неприятель видел, что Людовик XIV уступал…Он думал, что может меня унизить и навязать самые оскорбительные условия. Если бы дело шло только о моей жизни, я покорился бы воле Божьей; но дело шло о моей чести, и я их отверг…Война будет продолжена.

— Господь за Францию, Господь за вас! — воскликнул Эктор, видевший в словах великого монарха пример на удивление всей Европе.

— Я могу погибнуть в борьбе, — прибавил король, — но я паду без стыда. Души моих славных предков, Генриха IV и Франциска I, не будут, по крайней мере, принуждены краснеть, скорбя о бедствиях нашей прекрасной страны.

Глубоко растрогавшись при этих последних словах, Людовик XIY замолчал.

— Теперь, мсье, нам во что бы то ни стало нужна победа, — продолжал король. — Франция не может больше ждать, и я сам утомлен надменностью врага. Мсье де Вийяр даст сражение принцу Евгению. Мой выбор пал на вас, чтобы доставить ему приказ на этот счет.

— Ваше величество, такое поручение будет честью для меня.

— Не спешите благодарить меня, мсье, — возразил король, — вы же можете при этом лишиться жизни.

— Это несущественно, мсье.

Смелый ответ понравился королю.

— Надеюсь, мсье, что вы вернетесь, — сказал он, — и тогда увидите, что благодарность короля соответствует преданности его дворянства.

Эктор склонился под благосклонным взглядом Людовика XIV.

— Если теперь, — добавил тот, — несмотря на искусство предводителей и храбрость солдат, судьба будет к нам не расположена, я обращусь с воззванием к моему народу, сам стану во главе французского дворянства, и мы отправимся к границам, где вместе падем. Вот что можете вы сказать от моего имени мсье де Вийяру. Обстоятельства не терпят отлагательств. Пусть он поторопится.

Король выбрал среди бумаг запечатанное письмо.

— Это письмо, написанное мной самим, — сказал он, — даст вам свободный доступ к маршалу…Вы объясните ему на словах причины, делающие войну необходимой. Вы скажете ему, что больше нет ни рекрутов, ни податей, что когда Франция не движется вперед, она отступает: что губернаторы наших провинций представляют нам ужасную картину всеобщего уныния. Нужно сильное потрясение, чтобы пробудить страну от тяжелого сна. Победа придаст нам бодрость духа, уверенность, восторг. Поражение же…Ну, поражение придаст народу храбрость отчаяния. Самые мужественные усилия родятся среди бедствий. Одним словом, вы скажете маршалу, что я так хочу.

— Он повинуется, ваше величество.

— Что касается вас, мсье, вы явитесь в Версаль после выигранного или проигранного сражения…Вы сами должны мне принести о том известие.

— Если Богу угодно, известие будет счастливое, и я не замедлю его доставить.

— Я не считаю нужным добавлять, — продолжал король, — что вы никому не должны говорить об услышанном здесь.

— Даю слово вашему величеству.

— Хорошо, мсье. Вы отправитесь этой же ночью; карета будет ждать. Вы должны быть во Фландрии прежде, чем при дворе заметят ваше отсутствие. Если у вас есть дела, поспешите привести их в порядок…Будущее определит Господь.

Король умолк, но его взгляд, казалось, говорил:» — Вы можете и не вернуться.»

Эктор его понял. Мысль о Кристине заставила его решиться на просьбу, от которой зависело её спасение.

— Ваше величество, — произнес он, преклоняя колени, — позвольте мне обратиться с просьбой.

— Говорите, мсье.

— При жизни я вознагражден честью этого поручения, на случай смерти мне остается просить у вас единой милости…

— Говорите смело, мсье. Вы предупреждаете мои желания, давая мне возможность быть обязанным вам в чем-то.

— Вашему величеству будет вручен запечатанный пакет. Если я не вернусь, удостойте бросить на него ваш милостивый взгляд. Вы увидите в нем желание воина, последнюю просьбу дворянина.

— Чего бы вы ни требовали, просьба ваша исполнена. Теперь ступайте, и если Богу угодно, возвращайтесь со спасением Франции.

Эктор вышел от короля с высоко поднятой головой и радостным сердцем. Ноги его едва касались земли. Его первой заботой было написать королю письмо, в котором он объяснил положение Блетарена и его дочери и просил взять их под высочайшее покровительство. Потом запечатал письмо и велел передать королю, который запер его в свое бюро.

Сделав это, Эктор поскакал к Кристине. Предварительно он отправил Кок-Эрона к Рипарфону и Фуркево, прося их также немедленно прибыть в павильон.

Ему казалось, что на этот раз злая судьба побеждена: если таинственным щитом шевалье был духовник короля, Эктору покровительствовал сам король.

Эктор нашел Кристину, читавшую отцу, в садовой беседке. Сиявшее лицо Эктора поразило их обоих.

Не в силах обуздать свое волнение, Эктор прижал отца и дочь к своему сердцу.

— Извините меня, мсье, — сказал он, — теперь я уверен в будущем…Вы спасены! Еще несколько дней, и вы получите доказательство этого. Вам известна моя недоверчивость. Так вот теперь я смело утверждаю — что бы ни случилось, вы вне ударов рока.

В это время подъехали Поль и Ги. Удивленные и обрадованные, они засыпали Эктора вопросами.

— Не спрашивайте меня, — сказал он, — я не могу вам дать ответ.

— Тогда мы будем ждать, — сказал Поль. — Когда-нибудь вы объяснитесь.

— После…Когда я вернусь…

При этих словах Кристина побледнела.

— Вы уезжаете? — спросила она.

— Да.

— Когда?

— В ночь.

— Куда? — спросил Фуркево.

— Во Фландрию.

— А мне пришла идея тоже туда поехать.

— Так едем, я возьму вас с собой.

Рипарфон понял, что в этом внезапном отъезде заключалась какая-то тайна. Но он также понимал, что если Эктор молчал, то имел на то причину.

— Теперь, — обратился к ним Эктор, — я должен переговорить с вами о важных вещах. Надеюсь, что предстоящее путешествие не задержит меня во Фландрии более двух-трех недель; но, с согласия господина Блетарена, я хотел бы до отъезда соединить свою судьбу с судьбой его дочери.

Это неожиданное заявление заставило троих дворян подумать, что путешествие связано с немалой опасностью.

Блетарен посмотрел на Эктора.

— Вы мне напоминаете, сын мой, — сказал старец, — о моих самых сладких надеждах. Если ваши намерения действительно таковы, скажите мне, и я готов исполнить ваши желания.

— Да, я желал бы этого, — ответил Эктор.

— Если так, я согласен. А ты, дитя мое?

— Я готова.

Ответ Эктора не оставил у Рипарфона сомнений, что во Фландрии маркиза ждали серьезные опасности.

То же пришло в голову Кристине. И эта мысль заставляла её пламенно желать соединить свою жизнь с судьбой Эктора.

— Вы будете нашими свидетелями, — обратился Эктор к своим друзьям.

— Скажите, — спросил Поль, отводя Эктора в сторону, — вы действительно едете во Фландрию?

— Да.

— И там будут драться?

— Вероятно.

— Ваши слова рождают уверенность.

— Я тоже так думаю.

— Тогда я еду с вами, и мы вернемся вместе. Дайте мне только два-три часа; я скачу в Париж, прощаюсь с Сидализой и тут же обратно…Мы вас обвенчаем и уедем.

— В полночь, не забудьте.

— На горизонте битва, и вы хотите, чтобы я забыл?

Фуркево уехал, Кок-Эрон пошел за священником. Новое будущее открывалось перед Кристиной и Эктором. Был ли это подводный камень или тихая пристань?

В десять часов раздался топот лошади. Это из Парижа возвращался Фуркево.

— Дело сделано, — сказал он Эктору, — я взял, сколько мог, золота, чтобы поиграть там и сям немного, и вновь сшитое платье, чтобы не уронить себя перед нашим старым знакомым, принцем Евгением. Я посвятил десять минут своим друзьям, четверть часа Сидализе, желавшей ехать со мной переодетой мажем.

— Какая самоотверженность…

— Потому-то я её и удержал… Мы обнялись, как два голубка, она попробовала немного всплакнуть, потом рассмеялась. Я сделал то же и уехал. Теперь за дело.

В уединенной комнате павильона приготовили алтарь, над которым возвышалось распятие и были поставлены святые дары. Множество цветов расставили повсюду. Великолепно пахли благовония. Сам Поль был растроган, и покоряясь своему чувству, сам же ему и удивлялся.

Кристина, приведенная отцом, преклонила колени перед алтарем. Она была вся в белом, безмятежна и спокойна.

Священник совершил таинство и соединил их руки, супружеское благословение осенило их чело, и когда Эктор Шавайе и Кристина встали, жизнь их была слита в одно перед Богом.

Час спустя Эктор стал думать об отъезде; он взял Рипарфона за руку и отвел его в сторону.

— Не знаю, вернусь ли я, — сказал он. — Война во Фландрии предстоит страшная, и я буду подвержен всем её случайностям…Что бы ни случилось, обещайте мне не покидать Кристину.

— Обещаю, — кивнул Рипарфон.

— Теперь я уезжаю спокойным…И если умру, то унесу с собой уверенность, что Кристина и её отец спасены.

Эктор заключил юную жену в объятия и поцеловал. Ведь, может быть, он видел её в последний раз. После невыразимого счастья, которое он испытал в тот миг, когда священник соединил их руки, теперь сердце его наполнилось горечью. Он долго держал Кристину в объятиях, и когда опустил, ему показалось, что он расставался с жизнью. Но тут Эктор подумал, что, разумеется, война увенчается победой, вдохновленной королем Франции, и что для дворянина, который принесет ему счастливое известие, не будет невозможного. Он гордо поднял голову и отогнал тяжелый рой грустных предчувствий.

Когда Эктор достиг заставы Ла-Бретенг, тихая ночь окутала землю своими покровами, озаренными кротким сиянием звезд.

Прежде чем въехать в длинную аллею, полную мрака и тишины, он остановился. Лошади Кок-Эрона и Фуркево танцевали по обе стороны.

Эктор оглянулся на равнину. В минуту разлуки Кристина поставила лампу на окно павильона, и этот маяк сверкал посреди мрака ночи, подобно надежде в сердце человека. Лишь ясная точка, и этой искры, которую могло бы потушить малейшее дуновение, достаточно было, чтобы наполнить светом мысли Эктора.

Вдруг отдаленный пронзительный крик разнесся в воздухе. За ним последовал другой, более слабый и прерывистый.

Эктор побледнел и схватил Поля за руку.

— Вы слышите? — вскричал он.

— Что? — рассеянно спросил тот.

— Эти два крика.

— Да, крик оленя, преследующего робкую лань. Или пастуха, отыскивающего свою пастушку.

— Мне кажется, пастушка ответила, — сказал Кок-Эрон.

— Вы так думаете? — усомнился Эктор.

— Что же может быть еще?

— Ничего…Эти крики раздались на равнине.

— Олени ходят туда на водопой, а пастухи для любовных свиданий. Жителям равнины надо встречаться посреди равнины или вовсе не встречаться.

— Эти крики заставили меня содрогнуться, — сказал Эктор.

Поль пожал плечами.

— Влюбленные безумны. Во всех окружающих звуках им слышен голос их возлюбленной, — сказал он.

Эктор посмотрел на горизонт. Лампа все ещё горела на том же месте, бледная и неподвижная; никакой шум не нарушал покоя ночи. Он послал последний вздох этому уголку вселенной, заключавшему в себе всю его жизнь, и поскакал вперед.

Три всадника помчались вдоль аллеи, трепещущие своды которой скрыли священный маяк.

В Марли Эктора ожидала карета. Они с Полем и Кок-Эроном поспешили в нее, и карета помчалась во Фландрию.

Два дня спустя Эктор вручал свои бумаги в руки маршала де Вийяра.

Закончив чтение письма, маршал посмотрел на молодого полковника.

— Вы должны мне передать что-то на словах, — сказал он, — я вас слушаю.

— Ваше высокопревосходительство, — сказал Эктор, — его величество приказал мне просить вас дать сражение неприятелю в самое ближайшее время.

— Это зависит от случая, — ответил старый герцог.

— Если случай не представится, их величеству угодно, чтобы его создали.

— Хорошо, мсье, я дам это сражение.