Глава 2 СРЕДНЕЕ ПОДНЕПРОВЬЕ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ IX В.

Глава 2

СРЕДНЕЕ ПОДНЕПРОВЬЕ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ IX В.

Аскольд и Дир. Русы в Киеве

Во главе похода 860 г. на Царьград «Повесть временных лет» поставила двух «варягов» — Аскольда и Дира, будто бы пришедших в Киев из Новгорода и освободивших «полян» от хазарской дани.

Подобно Рюрику, оба «варяжских князя» прочно обосновались на страницах древнерусской истории. Однако подтвердить историчность этих персонажей абсолютно нечем. В середине IX в. ни Новгорода, ни Киева как городских центров еще не существовало. Имена предводителей русов, совершивших в 860 г. набег на Константинополь, остались неизвестны византийским и западноевропейским хронистам. Похожая картина наблюдалась и на Руси, где предшествующий «Повести временных лет» летописный свод, сохранившийся в составе Новгородской первой летописи младшего извода, тоже не связывал этот поход с Аскольдом и Диром. Из этого следует, что имена Аскольда и Дира были внесены в летопись одним из поздних редакторов «Повести временных лет», который также превратил их в «варягов» и Рюриковых «бояр». Таким образом, вся история их княжения в Киеве есть «поэма», совершенно не подходящая для исторических реконструкций.

Для подтверждения исторического существования Аскольда и Дира обыкновенно привлекается фрагмент из сочинения арабского историка Масуди с упоминанием схожего имени: «Первый из славянских царей есть царь Дира (или Алдира, Дина, Алдин. — С. Ц.), он имеет обширные города и многие обитаемые страны; мусульманские купцы прибывают в столицу его государства с разного рода товарами».

При этом историки закрывают глаза на то, что данный текст совершенно не подходит для описания Среднего Поднепровья второй половины IX в., где еще не было ни «обширных городов», ни политического объединения, обнимавшего «многие обитаемые страны», а более или менее заметные следы торговли с арабами (клады с дирхемами) появляются только после 900 г.

Но самое главное, сообщение Масуди о «царе Дире» рассматривается в отрыве от контекста, который предполагает совсем иную историко-географическую реальность. Границы «царства Дира» очерчены следующим образом: «Подле этого царя из славянских царей живет царь аль-Олванг, имеющий города и обширные области, много войска и военных припасов; он воюет с Румом [Византией], Ифранджем [Франкской империй], Нукабардом [искаженное: лангобарды, то есть Северная Италия] и с другими народами...» Судя по географическим меткам, арабский писатель явно говорит о каком-то хорватском князе Далмации (среди тамошних городов Константин Багрянородный, современник Масуди, называет созвучный Алвун — современный Лабин на полуострове Истрия в Югославии). «Затем, — продолжает Масуди, — с этим славянским царем граничит царь Турка [Венгрия]. Это племя [венгры] красивейшее из славян лицом, большее из них числом и храбрейшее из них...»

Итак, «царство Дира» ограничено с одной стороны северозападными Балканами, с другой — Венгрией, каковое обстоятельство перечеркивает все попытки соотнести его с киевским княжеством Аскольда и Дира.

Более того, оно не идентифицируется вообще ни с одним из славянских государств конца IX — начала X в. Согласно географическим ориентирам Масуди, «царство Дира» должно располагаться либо к югу, либо к северу от Дуная, на территории между Далмацией и Паннонией (Венгрией). Стало быть, речь может идти о Великой Моравии или о Болгарии — странах, чьи государи действительно претендовали на первенство в славянском мире, в обширных владениях которых были многолюдные города. Но ни к одному из них не приложимо наименование  «царство Дира», поскольку это имя отсутствует как в именословах правящих династий, так и в топонимике этих стран.

Древнерусский воин. Конец IX — начало X в.

Но и это еще не все аргументы против локализации «царства Дира» в Среднем Поднепровье. Причисление к «славянам» венгров свидетельствует о том, что Масуди использовал термин «ас-сакалиба» («славяне») весьма расширительно — для обозначения вообще населения Европы, живущего между Франкским государством, Италией и Византией. Поэтому не исключено, что под «первым из славянских царей» на самом деле подразумевается Оттон I — саксонский герцог, а с 936 г. король Восточнофранкского королевства (Германии) — действительно сильнейшего государства Центральной Европы того времени.

Явная чужеродность летописных преданий об Аскольде и Дире исторической реальности Киева на Днепре позволяет предположить их причастность к истории какого-то другого, дунайского Киева, куда они могли прийти из дунайского же Нограда/ Новгорода, уже упоминавшегося выше. На эту роль подходят, например: Кеве (Kevee, близ Орсова), о котором повествует венгерский летописец Аноним Нотариус, город Киёв в Южной Моравии недалеко от Брно, еще шесть Kyjov и три Kyje в Чехии, три Kije, четыре Kijani и два Kijova в Словакии. В пользу этой гипотезы говорит и сообщение Никоновской летописи (XVI в.) о гибели сына Аскольда в борьбе с дунайскими болгарами.

Этимология обоих имен не прибавляет ничего существенного к происхождению Аскольда и Дира. Имя Дир кельтское (Dir) и означает — верный, сильный, знатный[195]; усвоено также славянами (в хронике Козьмы Пражского встречаются чешские имена Тир, Тиро; у польского историка Палацкого упомянут Дирслас или Дирислас). Имя Аскольд (первоначальное Оскольд), по всей видимости, родственно церковнославянскому слову осколъ — «скала» (прибавление конечного «д» характерно для южнорусского наречия — так и Дир в Ипатьевской летописи читается в форме Дирд)[196]. То есть оба они лишены каких-либо характерных черт, которые помогли бы прочно увязать их с тем или иным регионом.

 В конце концов, единственным доказательством реального присутствия Аскольда и Дира в истории древнего Киева являются их «могилы», упоминаемые уже в «Повести временных лет» как местные достопримечательности и сохранившиеся в киевской топографии вплоть до наших дней. Впрочем, разнесенные между собой на значительное расстояние, они мало способствуют популяризации летописного представления о «варяжских князьях» как о неразлучном правительственном тандеме. Да и само «народное краеведение», приурочивающее те или иные местности к биографиям исторических или псевдоисторических персонажей, — крайне ненадежный источник даже для вероятностных заключений.

Словом, очень похоже, что перед нами такие же фантомные фигуры начальной русской истории, как и Рюрик с братьями.

А между тем русы действительно должны были обосноваться в Среднем Поднепровье не позднее середины IX в. Патриарх Фотий отметил, что в 860 г. русы обратили оружие против Византии лишь после того, как покорили окружавшие их народы. Этими народами могли быть только обитавшие в Поднепровье восточнославянские племена, которых Константин Багрянородный немного позднее опишет как «пактиотов» (то есть данников) русов.

Вероятнее всего, первый «русский» князь, обосновавшийся в Среднем Поднепровье на киевских «горах», остался для нас неизвестным. Но если говорить не о личности правителя, а о правящем слое в целом, то гадать здесь не приходится: он состоял из таврических русов. Ведь, по заключению Д.Л. Талиса, «Днепровскую Русь византийские писатели называли тавроскифами и таврами именно потому, что на нее было перенесено название народа, действительно обитавшего в Крыму в VIII— IX вв., т. е. росов»[197]. На это указывает, в частности, один любопытный гидрографический парадокс — название реки Десны, впадающей в Днепр чуть выше Киева. По современным географическим понятиям это — левый приток Днепра, но для тех, кто дал Десне ее название, она была «одесной», то есть «правой» рекой. А единственным славянским этносом, который, продвигаясь вверх по Днепру, мог обнаружить Десну справа от себя, были черноморские русы.

 Покоренные русами восточнославянские племена попадали под юрисдикцию «закона русского», одной из главных задач которого была регламентация отношений между «русью» и «словенами» (впоследствии многие его положения легли в основу Правды Русской).

Видимо, приблизительно с этого времени за Средним Поднепровьем начало закрепляться название: Русская земля.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.