Беседа шестая. Что такое «украинская культура» 

Беседа шестая. Что такое «украинская культура» 

Часть IV

В прошлый раз мы остановились, как вы тогда выразились, на «бунте села в области литературы. Бессмысленном и беспощадном». Может быть, сегодня с этого и начнем нашу заключительную беседу?

Да. Ваше предложение принимается. Тем более что XX век для Юго?Западной Руси ознаменован бунтующим хамом практически во всех сферах жизни. Это даже не «восстание масс». Это именно бунт хама, слепой, бессмысленный, всеразрушающий, основанный на долго подавляемых, негативных эмоциях.

Но в начале нашей беседы я хочу пояснить некоторые вещи. Для того чтобы меня правильно понял наш читатель… Сегодня я буду достаточно много говорить о «селе». Точнее, о выходцах из села. Но… Село — оно разное. И люди, родившиеся в селе, тоже разные. Иногда я, сугубо городской человек, восхищаюсь простой, спокойной мудростью наших крестьян, беседуя с ними о вопросах достаточно сложных. Многие из них, кто остался на земле, сохранили здравый рассудок и взвешенную рассудительность, часто великолепным образом заменяющие им нехватку образования.

Поэтому когда я упоминаю «село», я упоминаю не простой народ, не хлеборобов, не трудяг, на которых всегда держалась Русь. Когда я буду упоминать «село», то я буду иметь в виду социальных и психологических «мутантов», которые, рванув от сохи, волею случая оказались в руководящих креслах. О «керовниках» всех мастей, которые сейчас занимаются тем, чем совершенно не могут заниматься, рассуждают о том, чего в принципе не понимают. Я буду говорить о том «селе», которое сейчас играет роль известной «кухарки», управляющей государством. Я буду говорить о тех людях, которые занимаются не своим делом, о человеческих особях, из?за которых наша страна не просто стремительно деградирует, но подошла к черте, за которой начинается общенациональная катастрофа. Я буду вести свой скорбный рассказ о холопах, из которых получилась пародия на панство. О хамах, чей бунт довел Юго?Западную Русь до большой беды!

Ну… через бунт хама Восточная Русь тоже прошла. В 1917 году.

Да. Но там хам был орудием в чужих руках. Если вы имеете в виду Октябрьскую революцию, то в Великороссии во главе бунтующих хамов стояла интеллигенция, среди которой немало было потомственных дворян. Она подняла народ на бунт и своей пропагандой превратила его в омерзительного хама, она направила его энергию в нужное ей русло, она стала его мозгом и душой. Большевистская верхушка несла в себе определенные идеалы, принципы, философию, она боролась за реализацию своего коммунистического проекта. По уму, культуре, духовности, силе она ничем не уступала старой русской элите. Это было столкновение двух мировоззрений, двух политических и исторических проектов. Да, ум, духовность, культура большевиков были иными, чуждыми России, но они были. Бердяев, к примеру, видел в них иной антропологический тип, и мне кажется, в этом он был прав.

У нас же, на Юго?Западной Руси, хам поднялся из навоза сам, как донная муть после шторма, в которой немногочисленные интеллигентные польско?австрийско?германские эмиссары просто растворились. Это был хаос из разнообразных хуторянских «батек» и «атаманов». И руководствовался наш хам не какими?то идеалами или политическими проектами, а был мотивирован лишь своей примитивной сутью, своими психосоматическими импульсами, если так можно сказать. Это произошло как тогда, в 1917?м, так и сейчас, в наши дни.

Я ведь не зря в одной из статей «Распада» писал о том, что «Украиной правят олигофрены, в самом прямом смысле этого слова». Этот удручающий вывод — результат моего многолетнего личного опыта общения с украинскими начальниками разного калибра. И говорю я это не для того, чтобы кого?то оскорбить или унизить. Я просто констатирую факт. Конечно же, среди теперешней украинской политической элиты явные имбецилы пока не просматриваются, но то, что ее основная масса находится на грани между дебильностью (легкой степенью олигофрении) и нижней границей нормы (проявляющейся прежде всего в слабоумии), сейчас видно со всей очевидностью. И это не случайно. Они, в массе своей, простые недоразвитые крестьянские дети, с примитивной сельской мотивацией, когда?то пошедшие по линии партхозактива, чтобы «вылезти» из своих сел, в лучшем случае — местечек.

Их молодая революционная поросль, бывшие комсомольские работники, — «недоделанные» коммунисты?ленинцы, привыкшие работать лишь языком. Сейчас они все стали «украинцами», «борются» за демократию, украинизацию, интеграцию в ЕС и вступление в НАТО. Для них украинская культура — это «народни писни» во время пьянки, гопак, вышиванка на праздник, в лучшем случае — пара заученных в детстве стихов Шевченко и с большим трудом «завоеванный» когда?то в городе диплом о высшем образовании. Если бы не «нэзалэжнисть», они так и остались бы в своих селах и местечках. А тут судьба их вынесла на такие «вершины». Но эти вершины не возвысили их природу, не сделали другими, наоборот, они превратили эти «вершины» в глубокие овраги, траншеи и даже норы «украйинськойи нэзалэжности». Вот как раз об этих «норах» я и рассказываю уже столько лет.

Впрочем, вышеуказанная категория людей большого значения для построения развитого украинства, как когда?то коммунизма, не имеет. Им вся эта витиеватая фразеология про «нэзалэжну» и «самостийну» нужна как голому фиговый листок. Нашему партхозактиву идеология украинского национализма близка настолько же, насколько членам израильских кибуцу мифология народов севера. Они были, есть и будут ярыми приверженцами лишь одной «идеологии» местничества. И сам феномен Украины для них не выходит за рамки местничества. Были у них когда?то московские начальники, а теперь — «нету»! Ой ля?ля! «Теперь мы сами начальники, никому не подчиняемся и имеем своих холопов!» «Свое сало у свойий хати!» «Хай жэвэ вильна Украйина!» «Слава Украйини!» «Героям слава!»

«Нэзалэжна» Украина как таковая не результат национальной революции и какой?то борьбы, а чистый продукт местнических устремлений бывшего партхозактива УССР. Не было бы у бывших советских начальников желания отхватить кусок пожирнее ценой разрушения единой страны, не было бы и нынешней «нэзалэжной» Украины.

А украинский национализм для них — это фиговый листок, которым они прикрывают то, чем насилуют вот уже столько лет народ. Изменится ситуация, и они столь же «принципиально» будут бороться за «Великую Польшу» или «Единую и неделимую Россию». Главное, чтобы им «прывилэйи» оставили. Это суть их ментальности.

Таким образом, первый тип «свидомых» — это сельский «партхозактив», весьма примитивный и одномерный, лишь публично исповедующий идеологию украинства для того, чтобы ею прикрыть свое местничество, кумовство, воровство и т. п. Когда такой «свидомый» вопит с трибун о том, что надо любить Украину, что надо говорить на украинском, строить украинскую державу и тому подобное, т. е. когда он демонстрирует свой «патриотизм», свою украинскость, то это означает, что он просто метит свою территорию. Все словесные испражнения украинских начальников и политических вождей про свой великий патриотизм, демократию, реформы, любовь к народу и т. п. предназначены для информирования потенциальных конкурентов относительно того, что эта «дэлянка зайнята», что «тута» сидят не по?детски мощные «патриоты», которые за «интересы народа» «порвут любую падлюку как Тузик грелку», что сюда лучше не соваться и усиливать демократический процесс в другом месте. Именно поэтому такой шум и вонь стоят над страной. Все орут и все «гадят» во всех смыслах этого слова. Часто прямо друг на друга. В этом, собственно говоря, и заключается суть украинской демократии и политики.

При этом я хочу еще раз подчеркнуть, среди «свидомого» «партхозактива» нет людей, чье сознание способно подняться на государственный уровень, нет государственников. Весь он состоит из людей с крайне узким, одномерным сознанием, исповедующих местничество и прикрывающих его лозунгами украинства. Ради него они в 1991 году провозгласили «нэзалэжнисть», и ради него же они в ближайшее время эту «нэзалэжнисть» благополучно похоронят.

Проблема не в них.

А в ком?

Знаете, в последнее время мне стало очень интересно, где все?таки находится тот «гнойник», который своими идейными выделениями непрерывно отравляет весь организм Юго?Западной Руси, а главное, каковы причины его появления. ПРИЧИНЫ! А все остальное не столь важно.

И как? Вы их нашли?

Мне кажется — да.

Есть среди упомянутых бывших колхозников особая категория. Это крестьянские дети, которые благодаря когда?то польскому, а затем советскому образованию вдруг стали интеллигенцией. СЕЛЬСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЕЙ. Это очень интересный феномен, достойный внимания психологов, а может, и психиатров. Тут не одну кандидатскую и докторскую можно защитить.

И на какую тему?

Что?то вроде: «Высшее образование как причина массовых параноидальных отклонений в среде сельской интеллигенции Украины».

На самом деле все очень серьезно. Украинство, как в начале прошлого века, так и сейчас, тлеет в среде именно этих сельских хлопцев, которые впервые увидели город и блага цивилизации из окна трамвая, по дороге от вокзала к приемной комиссии какого?нибудь вуза. Ну представьте, вся жизнь прошла в селе, предки рождались и умирали исключительно в селе, а тут — «опс»! Город, университет, теплый ватерклозет, умные беседы, да еще, как правило, красный диплом, после долгих лет зубрежки. Ого! Теперь ты уже «не просто так», ты теперь «культурна та освитчэна людына», можно сказать «мозок нацийи». Элита… Прости Господи.

Я долго не мог понять, откуда у этих «свидомых» деятелей украинской «культуры» и политики такая ненависть ко всему русскому. У некоторых из них это ведь доходит до паранойи. Тут ведь необходимы особые духовные и психологические предпосылки для восприятия и усвоения всего этого польско?германского идеологического бреда про особую украинскую нацию, великую украинскую культуру и «клятых москалей», нещадно «гнобящих» веками славных «украинцев». Ведь для того, чтобы польско?немецкая афера под названием «Украина» дала ростки в Малороссии, был необходим определенный духовно?психологический грунт. Без этого идеология особой украинской нации, культуры, языка, истории и государства просто не была бы воспринята.

Я чувствовал, что ответ на этот вопрос очевиден и лежит где?то на поверхности, но уловить его никак не мог. А ведь это очень важно. И понять это просто необходимо.

И вдруг в один прекрасный день, изучая биографии видных представителей украинства, я неожиданно для себя обратил внимание на абсолютно очевидную вещь, которую раньше не замечал. Все эти борцы с «Московщыною» за «вильну Украйину» тотально (за очень редким исключением) представляют собой так называемое трудовое крестьянство, получившее либо азы образования, либо даже закончившее вуз!

Вы понимаете, о чем я?

Пока не совсем.

Представьте себе ситуацию. Живет себе в каком?нибудь малороссийском селе смышленый хлопчик. Чистит свинарники, выпасает коз, крутит коровам хвосты, бегает на речку купаться и иногда издали смотрит на помещичью усадьбу, где живет панство. К подростковому возрасту он начинает понимать, что его мир, в котором он родился и вырос, очень сильно отличается от того мира, в котором живут обитатели помещичьей усадьбы — его господа, и даже чужд ему. Как утверждает народная поговорка: «пан за пана, Иван за Ивана». Ведь живут господа в богатстве, красоте, комфорте. Они иначе одеваются, у них другие праздники, иной образ жизни, иное поведение, иные ценности, иные взгляды на жизнь. А еще очень важно то, что разговаривают они тоже по?другому, не так, как это принято среди простых сельских мужиков, а так, как прописано в толстых книгах без картинок. То есть эти люди совершенно другие, они не похожи на «тато з мамою», на бабку Параску и конюха Иванко. Понимаете, о чем я? О разных социальных и культурных мирах. О социальной и культурной отчужденности. Прошу запомнить это.

Идем дальше. Став подростком, наш хлопчик идет учиться к сельскому учителю. Что собой представляла на тот момент система образования всего Правобережья? Правильно — продукт польских стараний. В итоге школа становится местом, где нашему хлопчику, с его мягкими, детскими мозгами, сельский учитель вместе с азами грамотности вливает всю ту политическую мифологию, которой его инфицировали в свое время поляки. То есть на его острое ощущение разных социальных и культурных миров села и высших социальных слоев общества, являющихся по своей сути городскими, накладывается политическая схема двух разных народов, двух разных наций, одна из которых нещадно угнетается другой. То есть социальное или, если хотите, классовое отчуждение, при помощи определенного набора смыслов, трансформируется (в чистой от элементарных знаний крестьянской голове) в этнокультурный конфликт. Таким образом, общерусская ГОРОДСКАЯ культура и язык в глазах новоиспеченной сельской интеллигенции вдруг оказались чужими, «москальскими», а все проявления КРЕСТЬЯНСКОГО быта, во всем его этнографическом многообразии и «проста мова», т. е. народный малорусский диалект, превратились в культуру и язык «украйинськойи нации».

То есть произошла подмена понятий. Класс крестьян неожиданно стал называться отдельной нацией. Село для него стало «родиной», где живут «свои», а город — «заграницей», где живут «чужие». Это произошло не случайно. Ведь для крестьянина город, традиционно это место сосредоточения чужих и враждебных сил. К примеру, вы не сможете найти ни одной доброжелательной крестьянской поговорки или пословицы о городе и горожанах ни в русской, ни в малорусской, ни в белорусской паремиографии. Для селянина горожанин всегда являлся коварным, враждебным иноплеменником.

Потом несхожие миры села и города были трансформированы в слабых головах сельской интеллигенции (после обработки польской политической пропагандой украинства) в несхожие миры двух разных народов.

Одну минуту. При чем здесь поляки, о которых вы постоянно повторяете? Сколько времени?то прошло с тех пор, как Малороссия вошла в состав империи! Неувязка получается. Разве система образования в Малороссии на тот момент не была русской?

Хм… Я думаю, что большинство наших читателей поддержат ваш довод. Но он очевиден лишь на уровне общих рассуждений. Это стереотип, который намертво вмонтирован в массовое сознание.

Кстати говоря, именно из таких, никогда никем не проверяемых стереотипов, слабо соприкасающихся с действительной реальностью, складывается симулякр украинства.

Приведите какие?нибудь примеры для наглядности.

Ну, первое, что приходит на ум, это миф о том, что Шевченко якобы считал себя «украинцем», писал на «украинском» и про «украинцев»… Тут вообще забавная ситуация получилась. Я когда в одной из наших бесед высказался в том плане, что в произведениях Тараса Григорьевича нет никаких упоминаний об «украинцах», что он просто ничего не знал о существовании такого народа, мне начали приходить гневные письма украинских патриотов, в которых они меня обвиняли либо во лжи, либо незнании «творив» «пророка украйинськойи нацийи». В них они мне рассказывали о том, что в целях конспирации Шевченко «украинцев» не называл «украинцами». Чтобы запутать царских сатрапов, т. е. чтобы они о чем?то (только не понятно о чем) не догадались, всех «украинцев» он называл «козачэнькамы». Такая вот секретная, почти, можно сказать, масонская поэзия была у сельского Кобзаря. А в качестве доказательства моей неграмотности приводили цитаты из его «творив», в которых речь идет об «Украине» или «Вкраине».

Сперва я, знаете, опешил от такой глупости. Но потом подумал, что они по своим знаниям, мышлению и внимательности находятся где?то на уровне 14–15 лет, а поэтому очевидные вещи им надо терпеливо «разжевывать». Чем я и занялся.

Ну, во?первых, поясняю им: если бы вы слышали не только себя, то смогли бы заметить, что я говорил про отсутствие упоминаний об «украинцах», то есть о народе под названием «украинцы», а не об «Украине». Этот факт знает любой шевченковед, и он очень легко проверяется всяким желающим. ТАРАС ШЕВЧЕНКО НЕ ПИСАЛ ОБ УКРАИНЦАХ. В его времена такого народа не существовало, а значит, и писать о нем он не мог. Тогда были только русские. Но не в смысле «великорусы». Так себя называли и коренные жители Юго?Западного края. На селе крестьянин вообще идентифицировал себя как «православного», «тутошнего», «мужика», «русского», «малоруса», «хохла». О том, что они, оказывается — «украинцы», селяне узнали лишь в 1917 году. И были этому немало удивлены, задавая риторический вопрос: «Что же мы такое украли, что ТЕПЕРЬ ДОЛЖНЫ НАЗЫВАТЬСЯ «УКРАИНЦАМИ»?»

А во?вторых, отвечаю своим разъяренным оппонентам, слово «УкрАйна» (с ударением на первую «а») упоминалась Тарасом Григорьевичем как географическое название одного из районов Малороссии, как его «малая родина», где он родился. Что такое «УкрАйна» в географическом плане? Поднепровье. Именно там находилось родное село Шевченко. Поэтому и писал он про «УкрАйну», но не как некое тысячелетнее государство «укров», а как «ридный край».

Все его мечты об идеальной УкрАйне — это мечты о некой земле обетованной, где простому мужику живется свободно и вольготно, где нет панов, где нет классовой несправедливости, где никто не унижает и не принуждает простого мужика. Для него казацкая УкрАйна — это некий образ, символ народной свободы, некой народной правды. И не более того. Поэтому когда большевики стали его трактовать с позиций классовой борьбы, то в принципе они были правы. Шевченко воспевал народный бунт, народную вольницу с ее реками крови, зарезанными панами, повешенными «жидами» и горящими усадьбами. Все это ему было близко по духу.

А то, что он писал именно об УкрАйне, так это естественно, не о Волыни же или Галичине ему писать. Но это не означает, что он имел в виду некую страну под названием «Украина». Вы ведь не скажете, что когда?то существовала древняя держава «Подолия», населенная таким народом как «подольцы», или государство «Волынь», населенное таким народом как «волынцы»? Так почему же мы до сих пор с серьезным видом говорим о некоем древнем государстве «Украина», населенном некими «украинцами», которых никогда не существовало? Только потому, что эта идеологема навязана обществу «свидомыми» доктринерами и политическими фанатиками?

А как же Галицко?Волынское княжество?

Это всего лишь исторический термин наподобие «Киевской Руси». Это княжество называлось русским. Данила Галицкий получил от папы титул «короля Руси». Юрий II Галицкий официально называл себя «Dei gratia natus dux totius Russiae Minoris». На его печати было написано: «Domini Georgi Regis Russie». Соответственно, и его народ назывался «russi». Заметьте, с двумя «с» как в русских словах «Россия» и «русские». Все это легко проверяется всяким желающим…

Ну, так вот, я им все это насчет Шевченко терпеливо поясняю, а они в ответ — «АААААА! Ваджра «клятый кацапский запроданэць?украйинофоб»!» Я им — «но позвольте…», а они мне опять — «ААААААА!» Ну, в общем переживают очень… И грязно ругаются.

Стереотип о том, что москали 300 лет «панують над Украйиною», также очень похож на другой железобетонный стереотип о том, что русские крестьяне жили общинами, а «украинские» селяне сами по себе. Этим мифом якобы доказывается то, что «москали» — коллективисты?азиаты, а «украинцы» — индивидуалисты?европейцы, а значит — истинные арийцы.

В эту чушь можно верить, если только ты не знаешь, что жизнь малорусского крестьянина, включая и галичан, была немыслима вне «мира», вне «громады» т. е. — общины. Для малорусских селян было две силы, которым они полностью подчинялись — пан и «громада» (община). Что говорили селянские поговорки? «Що громада, то и Бог». «Громада — вэлыкый чоловик». «Що громада скаже, то и пан не поможэ». «Громада старша вид пана!» Все это не случайно. Невозможно прожить на земле в одиночку, даже если у тебя большая семья и хорошее хозяйство. А уж если против воли «громады» пойдешь, то тут тебя моментально «зачморят», станешь изгоем со всеми вытекающими из этого последствиями. Община для крестьянина прошлых веков — основа его социальной жизни.

То же самое относится и к так называемому трехсотлетнему, абсолютному москальскому господству на «Украине». Чушь это полная. Все Правобережье аж до середины XIX века существовало автономно в составе империи и полностью контролировалось польским панством. Это же касается и системы образования.

Помните, в первой нашей беседе я рассказывал о доминирующей роли поляков на Правобережье? О поляке?русофобе Адаме Чарторыйском, о его друге, тоже русофобе, Тадеуше Чацком?

Конечно.

Тогда я коротко упомянул о том, что вся система образования на правом берегу Днепра была создана и контролировалась поляками. Как я уже говорил, тот же Чацкий был визитатором (ревизором) училищ в губерниях Киевской, Подольской и Волынской. А в качестве яркого примера того, какие именно политические взгляды прививались польскими преподавателями своим ученикам, я привел открытую им в 1805 году классическую гимназию в Кременце, преобразованную в 1818 году в лицей (второй в империи после Царскосельского), все воспитанники которого в 1830 году присоединились к польским повстанцам.

Это было не случайно. Правобережье в сознании польской шляхты являлось исконно польской территорией, сохраняющей, вплоть до упомянутого восстания, значительную обособленность на всех уровнях государственной системы. И оставалась эта территория в сфере исключительно польского влияния. С XVIII века и до начала XIX поляки здесь сохраняют за собой самый высокий социальный статус и основные административные посты в государственных органах власти. До самой революции 1917 года здесь из них в основном состоял класс помещиков. Именно им противостояли малорусские крестьяне, вступая целыми селами в ряды русских патриотических организаций «Черной сотни» под звуки «Боже Царя храни…».

До 30?х годов XIX века польский язык тотально господствовал во всех коммуникативных сферах. Поляки тогда считали малорусское наречие крестьян, в связи с его перегруженностью польскими заимствованиями, одним из польских диалектов. При этом хочу подчеркнуть, что если на Левобережье в XVIII веке существовала разветвленная система школ при казацких полках с преподаванием на малороссийском наречии («простой мове»), то обучение во всех типах школ Правобережья до первой трети XIX века велось исключительно на польском языке. Более того, в течение первых 20 лет после включения Правобережья в состав Российской империи в средних учебных заведениях продолжают действовать польские программы, на польском велось не только обучение, но и вся документация, включая содержание лекций, планы занятий (в том числе по русскому языку), протоколы экзаменационных комиссий и школьных советов и т. п.

Изменение образовательной политики России происходит в конце 20?х. В 1824 году меняется руководство Виленского учебного округа и начинается его реформирование. С 1823 года обязательными становятся занятия по православию, а в польских гимназиях католических священников сменяют православные. С 1828 года вводятся единые для всех учебных заведений империи программы и учебники, русский язык, а затем и история России становятся обязательными во всех учебных заведениях.

Теперь вы понимаете, откуда проистекает языковое, культурное и политическое размежевание Украины по Днепру на «украину» русскую и «украину» антирусскую? Это старое польское наследие, которое сейчас проявляет себя таким образом. Ведь в XIX веке, точно так же как и ранее, на территории Малороссии противостояли друг другу не русская и «украинская» культура и язык, как об этом любят писать в школьных и вузовских учебниках «свидоми» идеологи, а русская и польская культура и язык. Малороссия была неким пространством цивилизационного и культурного столкновения. А «украинской» культуры и литературного языка просто не существовало, если не учитывать примитивную культуру крестьян, с ее суржиком, гопаком, шароварами, вышиванками, веночками, народными песнями, хороводами, прялками и прочими этнографическими артефактами.

Странно, что российское правительство спокойно взирало на эту ситуацию.

Не странно. Во?первых, оно тогда до конца не понимало той опасности, которую представляли собой поляки на Правобережье, а во?вторых, когда после неудачного польского восстания 1830 года оно это, наконец, поняло, то оказалось перед фактом отсутствия средств и кадров, способных создать вместо польской системы образования русскую. Организовать сеть школ, которые бы смогли охватить все Правобережье, русское правительство так и не смогло чуть ли не до конца XIX века.

Заметьте, как раз в 30?х годах складывается идеология польского украинофильства, яркими представителями которого были М. Чайковский, И. Терлецкий, Я. Яворский, Ф. Духинский. Польская пропаганда украинофильства неплохо прижилась в духовной и интеллектуальной среде, подготовленной польской системой образования Правобережья, и даже смогла проникнуть на левый берег, обосновавшись в Харьковском университете.

Н?да… Не все, что кажется очевидным, соответствует реальному положению вещей.

Конечно. Чтобы найти крупицы истины, приходится перелопачивать тонны прокисшей украинской пропаганды. При этом иногда складывается впечатление, что эти дурно пахнущие идеологические отложения исторгли из себя люди, явно тронувшиеся умом на почве сверхценных параноидальных идей украинства.

Вообще, феномен «свидомого украйинця» крайне интересен с точки зрения психологии. Когда попадаешь в их среду, возникает ощущение кунсткамеры. Одно сплошное духовное и интеллектуальное уродство (за очень редким исключением). С ними общаешься, а сам думаешь, что же это такое должно было с человеком случиться, чтобы его, болезного, так заклинило и покорежило на всей этой польско?немецкой бутафории? Ведь для них приступы свистяще?шипящей злобы ко всему русскому, которые они сами у себя вызывают, это что?то вроде стимуляции, приводящей к оргазмоподобным ощущениям. Причем эта сладострастная злоба направлена именно на русскость, а не только на такое ее проявление, как российская государственность. Здесь ненависть не столько к России, сколько к Руси, ко всему русскому, к Русскому Миру в целом. Странный психологический феномен, причины которого следовало бы четко понимать.

И вы их поняли?

В какой?то мере.

Если помните, в философии Ницше есть такое ключевое понятие как «Ressentiment». Понятие не простое, но для понимания психологической сути «свидомых украйинцив» его необходимо разъяснить.

Во французском языке это слово, во?первых, обозначает постоянно повторяющееся, интенсивное эмоциональное переживание, уже не связанное с причиной, его вызвавшей, и вмонтированное в «Я» своего носителя. Причем постоянное возвращение к этой эмоции не является интеллектуальным воспоминанием о ней и о тех процессах, «ответом» на которые она была. Это переживание заново самой эмоции.

Во?вторых, «Ressentiment» означает, что данная эмоция носит негативный характер, т. е. содержит в себе некий посыл враждебности. Это затаенная и независимая от психологического состояния человека злоба, воспроизводящая сама себя в приступах ненависти или иных негативных эмоциях, но не стимулирующая к конкретным действиям, приносящим эмоциональную разрядку.

«Ressentiment» — это своеобразное психологическое самоотравление души, проявляющееся в злопамятстве, мстительности, ненависти, злобе, зависти, которые одновременно сочетаются с чувством собственного бессилия.

Вы знаете, когда я вновь освежил в памяти значение этого понятия, вся странная, болезненная специфика души «свидомойи интэлигэнцийи» мне стала совершенно понятной. Ведь «Ressentiment» — это психологическая основа морали рабов. «Ressentiment» формирует чистую идею мести, он лучше всего «произрастает» там, где есть зависть и глухое недовольство своим положением.

Ницше говорил о «Ressentiment» как о психологической особенности, присущей низшим слоям общества, чья зависть и злоба порождают у хама мечты о низвержении всего высшего. Кем были носители украинства в XIX и XX веках? Да холопами! Хлопчиками из крестьянских семей, возомнившими себя по праву образования «элитою», «мозоком» некой «украинськойи нацийи». Их отношение ко всему русскому — это, по своей сути, не отношение к чему?то иностранному, как это пытаются сейчас подать, а отношение холопа к миру господ. Ведь для холопской интеллигенции общерусская культура — это культура, созданная дворянством, культура всего не сельского, всего не крестьянского, а значит — не украинского, чужого. Отсюда это застревание на каких?то обидах, отсюда эти ничем не мотивированные импульсы ненависти к русскости и олицетворяющей ее на данный момент России.

Поляки создали тонкий слой малорусской, сельской, холопской интеллигенции, способной поднимать голову из навоза, а затем вбили в эту голову идею отдельной украинской нации, культуры, языка и москалей?угнетателей. В итоге в Малороссии возникла целая популяция людей Ressentiment.

Вы думаете, почему украинский Ressentiment, то есть украинство, так зациклен на русофобии? Да потому, что для его деятелей русофобия стала наивысшим продуктом творческой деятельности. Здесь очень легко проследить, как Ressentiment развивается от конкретно?детерминированных форм переживаний (например, чьих?то личных обид типа «а у меня дедушку репрессировали или раскулачили», компенсируемых воображаемой местью) к формам некой квазидуховности, вплоть до высших ее проявлений — «идеалов» и «ценностей», выступающих орудиями в борьбе против русской культуры, языка, идентичности, истории, самой России, их олицетворяющей. По этой же причине украинство не способно существовать вне рамок русофобии, вне хронической ненависти ко всему русскому, вне холопского бунта. Именно поэтому я и говорил, что проект «Ukraina» по своей сути является проектом «Антироссия».

Возможно, я ошибаюсь, но, по?моему, ни в одной стране мира нет такого, чтобы низшие социальные слои общества, получив азы образования, отвергли свою собственную культуру, созданную аристократическим классом, и противопоставили ей некий холопский, культурный суррогат! Только у нас холопы подняли бунт не только в социальной и политической сфере, но и в области культуры. Однако этот бунт изначально обречен на поражение, так как он способен лишь разрушать. Уничтожение русской культуры на земле Юго?Западной Руси — это уничтожение культуры как таковой, потому что создать ей альтернативу бунтующий хам в принципе не способен. Это наглядно доказали десятилетия существования секты украинствующих и шестнадцать лет существования их государства.

Таким образом, второй тип «свидомых» — это сельская малорусская/галицийская интеллигенция, пытающаяся с фанатичным упорством преодолеть собственное чувство неполноценности, второсортности и утвердить себя в качестве чего?то элитного, аристократического через культивирование т. н. украинского национализма, предполагающего создание особого украинского этноса, языка, культуры, государства и т. п. И все это густо замешано на острой, хронической ненависти, жажде мести, нетерпеливом ожидании кровавого погрома всего того, что выше, благороднее, утонченнее, умнее, сильнее.

Вот что писал о данной категории индивидов в 1949 году в своей статье «Наша страна: о сепаратных виселицах» бежавший из советского концлагеря Иван Солоневич:

«Я стопроцентный белорус. Так сказать, «изменник родине» по самостийному определению. Наших собственных белорусских самостийников я знаю как облупленных. Вся эта самостийность не есть ни убеждение, ни любовь к родному краю — это есть несколько особый комплекс неполноценности: довольно большие вожделения и весьма малая потенция — на рубль амбиции и на грош амуниции. Какой?нибудь Янко Купала, так сказать, белорусский Пушкин, в масштабах большой культуры не был бы известен вовсе никому. Тарас Шевченко — калибром чуть?чуть побольше Янки Купалы, понимал, вероятно, и сам, что до Гоголя ему никак не дорасти. Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме. Или — третьим в деревне, чем десятым в Риме.

Первая решающая черта всякой самостийности есть ее вопиющая бездарность. Если бы Гоголь писал по?украински, он так и не поднялся бы выше уровня какого?нибудь Винниченки. Если бы Бернард Шоу писал на своем ирландском диалекте — его бы в мире никто не знал. Если бы Ллойд Джордж говорил только на своем кельтском наречии — он остался бы, вероятно, чем?то вроде волостного писаря. Большому кораблю нужно большое плавание, а для большого плавания нужен соответствующий простор. Всякий талант будет стремиться к простору, а не к тесноте. Всякая бездарность будет стремиться отгородить свою щель. И с ненавистью смотреть на всякий простор.

Когда я говорю о бездарности, я говорю не только об отсутствии таланта. Понятие бездарности включает в себя как неотъемлемую часть понятия — также и тщеславие. Есть целая масса очень хороших, очень разумных людей, которые не блещут никакими талантами, но которых никто не обзовет бездарностями: ну не дал Бог таланта — значит не дал. Бездарность надувается, пыжится, на цыпочки становится, бездарность прежде всего претенциозна. Бездарность обвиняет весь мир в том, что весь мир не оценил ее дарований. И бездарность ненавидит весь мир за то, что весь мир не несет к ее ногам благодарственных даров за бездарность. Бездарность автоматически связана с ненавистью»[129].

А когда бездарность сочетается с холопским сознанием и мировосприятием, с острым чувством зависти и ощущением собственной «мэньшовартости», возникает Ressentiment, с его неутихающим желанием мстить. Отсюда у «свидомых» и этот восторг по поводу кровожадной музы малоруса Шевченко, в пьяном угаре повторяющего на разные лады: «Я різав все, що паном звалось…» И любовь к такому же ущербному, холопскому рифмованному восприятию себя и окружающей реальности у галичанина, сына кузнеца, Ивана Франко:

Невже тобі на таблицях залізних

Записано в сусідів бути гноєм,

Тяглом у поїздах їх бистроїздних?

Невже повік уділом буде твоїм

Укрита злість, облудлива покірність

Усякому, хто зрадою й розбоєм

Тебе скував і заприсяг на вірність?

Невже тобі лиш не судилось діло,

Що б виявило твоїх сил безмірність?

[…]

Та прийде час, і ти огнистим видом

Засяєшь у народів вольних колі,

Труснеш Кавказ, впережешься Бескидом,

Покотиш Чорним морем гомін волі

І глянеш, як хазяїн домовитий,

По своїй хаті і по своїм полі.

И «совьетського» поэта Сосюру «свидоми» в принципе нормально воспринимают из?за таких его сакраментальных строчек как:

Вкраїну полонив поляк,

І наче оводи ті злі,

Її обсіли москалі…

Я хочу швидше звідціля

Віддячитись москалю й ляху,

Що мій народ веде на плаху

Під сміх царя і короля…

Ми візьмем ворога в клинки,

І на кістках його проклятих

Знов зацвіте Вкраїна?мати!..

И никакие университеты, никакое окультуривание этой холопской ненависти, холопского комплекса неполноценности и мечты о мести не устранят. Это то, что сидит в генах, то, что впиталось в самое нутро с молоком матери!

Украинство — это по сути попытка села доказать городу свою духовную, интеллектуальную и культурную полноценность, стремление заменить культуру города сельским культурным суррогатом. Иначе говоря, на самом деле имеет место не национальное противостояние «украинского» и «русского», а противостояние «сельского» и «городского». Ведь у нас все городское — русское, точнее общерусское, в значительной степени универсальное для Русского Мира в целом, а все сельское — малорусское («украинское»), локальное, региональное. А так называемая «национально?вызвольна боротьба» — это всего лишь идеологический антураж восстания села против города.

Есть в рамках украинского Ressentiment еще одна особая категория индивидов, в основной массе своей сформировавшаяся во время шабаша 2004 года на Козьем болоте в Киеве. Я имею в виду оранжоидов. На мой взгляд, это наиболее фантасмагорическая девиация Русского Мира.

Прошу прощения. Что это за Козье болото, о котором вы только что упомянули?

А… Это историческое название того места в Киеве, где расположен «Майдан нэзалэжности». Одно из самых паршивых, нечистых по своей энергетике мест Киева. Оно как раз хорошо подходит для таких мероприятий, как их «оранжевая революция». Очень символично. Тогда, кстати, было много разных нехороших знаков в плане… ну скажем так, «метафизики», которые давали четкое представление о происходящем и его последствиях для страны. Ну да ладно, это отдельная тема для разговора. Вернемся к нашим баранам, точнее оранжоидам.

На данный момент украинский Ressentiment состоит не только из «свидомых», о которых я только что рассказал, но и из «недосвидомых» — оранжоидов, определение которых я дал во второй нашей беседе. Я его повторю и дам более подробное пояснение сути этого явления.

Оранжоид — это человек, обладающий русской ментальностью, думающий и говорящий на русском языке, всецело находящийся в рамках русской культуры, но при этом люто ненавидящий все русское и русским себя не считающий.

Психологический механизм Ressentiment у оранжоидов тот же, что и у «свидомых» — автономно существующая в их психическом аппарате и периодически обостряющаяся, немотивированная извне, бессильная злоба ко всему русскому, основанная на остром чувстве собственной неполноценности и хронической зависти ко всему высшему. Странный механизм души оранжоидов позволяет им испытывать чуть ли не оргаистические переживания в момент самоотравления ненавистью по отношению ко всему русскому.

Таких духовных девиантов достаточно много присутствует на разных интернет?форумах и в обсуждениях статей. Они крайне активны, агрессивны, неграмотны, многословны и предельно ущербны как в интеллектуальном, так и духовном плане. Это не случайно. Особенность Ressentiment как раз и проявляется в бессилии, в злобе, которая не способна найти себе выход в прямом действии, поступке, несущем эмоциональную разрядку. Поэтому Интернет становится для них местом психологического «испражнения», при помощи которого они понижают свое внутреннее эмоциональное напряжение, вызываемое переполняющими их негативными эмоциями. На мой взгляд, это одно из самых отвратительных проявлений украинского Ressentiment.

А чем, собственно говоря, оранжоиды отличаются от «свидомых»?

Во?первых, происхождением. Если «свидоми» почти тотально из малорусских и галицийских сел, то оранжоиды зачастую имеют городское происхождение. Если для «свидомых» родным языком является малорусский суржик, который некоторые из них постепенно заменяют «украйинською литературною мовою», то для оранжоидов родным был, есть и будет исключительно русский язык. Если «свидоми» в классическом своем варианте тщательно проштудировали всю ортодоксальную литературу украинства от Шевченко до Стуса и от Духинского до Донцова, то оранжоиды к подобным вещам интереса не проявляют, потребляя русскую/русскоязычную литературу и оставаясь прочно в ареале общерусской культуры. И еще одно из главных отличий в том, что если «свидоми» — это продукт длительного формирования, то оранжоиды — быстрый результат массовой пропаганды, маховик которой был раскручен накануне оранжевого дебоша и в последующие после него годы.

Вот такая разница. Если коротко.

Мне не совсем понятны причины появления такого феномена, как оранжоиды. Вы ведь ранее сами говорили, что для восприятия пропаганды объект этой пропаганды должен обладать необходимыми психологическими, духовными, интеллектуальными качествами. Каковы эти качества у оранжоидов?

Да, вы правы. Лично мне в понимании психологической сути оранжоидов помог Федор Михайлович Достоевский. Его гениальная проницательность как психолога и философа не перестает меня поражать! Ведь появление на Руси людей Ressentiment предсказал именно он!

Малорусский («украинский») Ressentiment в форме оранжизма — это не что иное, как смердяковщина чистейшей воды! Помните, как Бердяев писал в «Миросозерцании Достоевского»: «Подымется лакей Смердяков и на деле заявит, что “все дозволено”. В час смертельной опасности для нашей родины он скажет: “Я всю Россию ненавижу”»[130]. А почему он Россию ненавидит? Почему его ненависть по отношению ко всему русскому не по?детски «плющит»? Комплекс неполноценности. В нем причина. Человек всегда хочет быть лучше, чем он есть. Большинству наших граждан западная пропаганда, а затем российская либеральная и украинская националистическая долгие годы вдалбливают в голову идею того, что все русское — это грязь, подлость, глупость, насилие, рабство и т. д.; а все западное — эталон совершенства, гуманизма и всего лучшего. Из?за этого для оранжоида (как и «свидомого») все русское является неправильным, отвратительным, не таким блестящим, красивым и разумным, как в «европах». Он ведь сталкивается с неприглядностью и неправдой русской жизни, которая действительно существует, и это усиливает эффект пропаганды, а Запад для него в глянце ярких журналов и голливудских фильмов, в ареоле райских кущ так сказать. Он хочет бежать из нашей порой убогой жизни туда, где пальмы, белый песок, шикарные «бутики», сытая, комфортная жизнь счастливого западного обывателя. Бежать в реальной действительности он не может, поэтому бежит в своем сознании, в своих мыслях. Но бежит он не к западному миру (в том числе и в форме «исконно европейского» украинства), что в принципе невозможно, а бежит от всего русского, то есть от самого себя. И бежит в пустоту. Прежде всего в духовную пустоту. Он страстно хочет быть другим, а точнее, быть нерусским, а становится по своей сути никем. Для него его русскость — это постоянное напоминание о том, что он «от Смердящей произошел», о том, что он по своей природе хам и лакей, вызывающий лишь презрение у тех, кто выше его стоит (в том или ином смысле). Смердяков Россию ненавидит, потому что себя ненавидит за свое происхождение и свою низость лакейскую. Как он там пояснял, помните? «Они про меня отнеслись, что я вонючий лакей. Они меня считают, что бунтовать могу; это они ошибаются?с. Была бы в кармане моем такая сумма, и меня бы давно здесь не было»[131]. «Я бы не то еще мог?с, я бы и не то еще знал?с, если бы не жребий мой с самого моего сызмальства. Я бы на дуэли из пистолета того убил, который бы мне произнес, что я подлец, потому что без отца от Смердящей произошел, а они и в Москве это мне в глаза тыкали…»[132]

Для наших смердяковых лучше бы Руси и всего русского не было. Ну, в крайнем случае, чтобы вместо них была Европа, культурная, чистая, просвещенная, в которой об их хамской сути ничего не напоминает. В этом великорусская (либеральная, революционная) смердяковщина и малорусская (украинская) практически идентичны. Их лакейское пресмыкание перед Западом и глухая, хроническая ненависть ко всему русскому делает российских либералов и украинских оранжоидов совершенно похожими. Украинская смердяковщина в силу объективных причин просто дальше пошла по пути своей ненависти ко всему русскому.

Украинский Ressentiment — это ярко выраженное лакейское чванство — коктейль из чувства собственной неполноценности, зависти и ненависти к тем, кто выше, и презрения к тем, кто, по его лакейскому разумению, ниже. В воспаленном сознании «свидомых» и оранжоидов существуют проклятые москали, которые якобы их притесняют и презирают, и есть «обмоскаленные», испорченные москалями их соплеменники, не желающие доказывать свою «аристократичность», то есть свою украинскость, благородную европейскость, немоскальство. Украинский Ressentiment «свидомых» и оранжоидов — это стремление доказать всем и вся, что ты аристократ, хоть и «от Смердящей произошедший».

Как сказал Достоевский о Смердякове устами своих героев:

«— То?то, брат, вот этакая валаамова ослица думает, думает, да и черт знает про себя там до чего додумается.

— Мыслей накопит, — усмехнулся Иван»[133].

Лакейское чванство, смесь чувства собственной неполноценности с завистью и ненавистью и является той психологической причиной, которая породила украинский Ressentiment в виде «свидомых» и оранжоидов с их хронической ненавистью ко всему русскому.

Когда Смердяков заявил, что всю Россию ненавидит, его собеседница возразила:

«— Когда бы вы были военным юнкерочком али гусариком молоденьким, вы бы не так говорили, а саблю бы вынули и всю Россию стали бы защищать.

— Я не только не желаю быть военным гусариком, Марья Кондратьевна, но желаю, напротив, уничтожения всех солдат?с.

— А когда неприятель придет, кто же нас защищать будет?

— Да и не надо вовсе?с. В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнему, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую?с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки?с»[134].

По этой же причине наши украинские смердяковы об евроинтеграции и вступлении в НАТО мечтают. Ход рассуждений абсолютно идентичный. Я когда в 90?х в Киевском университете учился (в самый разгар украинского Ressentiment), то не раз слышал от своих «свидомых» одногруппников о том, как досадно, что мы Великую Отечественную войну не проиграли, жаль, что нас нацистская Германия не захватила! Сейчас бы жили в Европе припеваючи, в достатке, безопасности и комфорте! И ведь это говорилось ими вполне серьезно! Смердяковщина! Вот откуда все эти евроинтеграционные и евроатлантические устремления наших «свидомых» и оранжоидов. Мотивация?то крайне простая. Примитивная до безобразия! «Вокабулы французские» они точно так же, как Смердяков, учат, в европы собираются, в благородные хотят записаться, да чтобы им там штиблеты лакированные выдали, «доляры» на пропитание, да как с равными разговаривали. Ни для чего другого им Европа не нужна.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.