3. Конница в войнах с Ганнибалом[40]

3. Конница в войнах с Ганнибалом[40]

Ганнибал первый в Западной Европе понял настоящее значение конницы и всю ту пользу, которую можно из нее извлечь. Это был один из тех великих мастеров военного дела, которые появляются столетиями и которые кладут отпечаток своего гения на всю современную им военную историю. Подобно Александру на востоке, Ганнибал на западе был обязан целым рядом блестящих успехов, одержанных им над лучшей пехотой, своей многочисленной, прекрасно обученной коннице и своему умению ею распоряжаться.

При выступлении Ганнибала из Испании для внесений войны в пределы Италии в его войске было 50 000 человек пехоты и 9000 всадников — все опытные ветераны испанских войн. Отношение конницы к пехоте было больше, чем у римлян, и почти такое же, как оно было у Александра в том войске, с которым он предпринял завоевание Персии. По качеству же своему карфагенская конница еще более превосходила римскую. Она разделялась на тяжелую и легкую. Первая имела кольчуги, шлемы, железные набедренники, мечи и короткие копья; она делилась на эскадроны из 64 человек, строившиеся 8 человек по фронту и 8 в глубину. Конница союзных галльских племен должна быть также отнесена к тяжелой; она имела большие мечи и в остальном была снаряжена и вооружена подобно греческим катафрактам.

Нумидийцы, составлявшие легкую конницу Ганнибала, считались лучшими в это время представителями этого рода оружия. Сведения об их снаряжении, вооружении и образе действий чрезвычайно разноречивы. Лошади их были маленького роста, очень невидные. Сами они были крайне плохо снаряжены и почти совершенно нагие, ездили без седел, управляли лошадьми с помощью прута или ремня. Тем не менее услуги, оказанные ими Ганнибалу, столь велики, что с трудом можно верить рассказам о столь неудовлетворительном их снаряжении. Они не употребляли ни узды, ни поводьев; это можно вывести, между прочим, из того, что Полибий в описании сражения при Тичино, говоря о том, что они стояли на флангах, противопоставляет им тяжелую конницу, стоявшую в центре, называя ее конницей с поводьями. Кроме того, все древние писатели называют нумидийцев прямо gens inscia freni или Numidae infreni.

На колонне Траяна нумидийцы изображены почти совершенно голыми, только на плечи накинут небольшой плащ, свободно развевающийся по воздуху. Монфокон таким образом описывает подобного нумидийцы: римский воин старается стащить его за волосы с лошади — маленького несчастного животного без уздечки, седла, попоны или подушки. Также и Страбон говорит, что нумидийцы управляют лошадьми с помощью прута и что лошади бегают за ними, как собаки. Ввиду всех этих доказательств нельзя не верить, что нумидийцы обладали способностью управлять лошадьми без повода. С другой стороны, Фалар признает изображения на колонне Траяна не заслуживающими никакого внимания и называет их une pure reverie de sculpture. Может быть, он и не вполне не прав: если нумидийцы действительно в своей стране и ездили нагими, то более чем вероятно, что при переходе армии Ганнибала в Испанию и Италию они начали носить какую-нибудь легкую одежду. Зато умение их управлять лошадьми без поводьев не подлежит никакому сомнению; все древние писатели: Полибий, Страбон, Силий Италийский, Иродиан и Виргилий единогласно утверждают это. Вооружены были нумидийцы дротиками и щитами. Они не были годны для сомкнутого боя в линии или частями, хотя Ганнибалу, кажется, и удалось разделить их для построения боевого порядка на эскадроны по 64 человека в каждом, и место им было указано на обоих флангах армии. Главной же их деятельностью были: разведки, фуражировки, назойливое преследование неприятельских арьергардов, нападения на обозы и транспорты. Они были очень смелы, предприимчивы, выносливы и необычайно быстры в движении; неожиданно появляясь перед противником, они закидывали его своими дротиками, которыми владели с замечательной ловкостью; в случае его перехода в наступление уклонялись от боя и исчезали; затем опять появлялись, опять нападали. Все эти маневры они производили с достойной удивления быстротой и повторяли их по нескольку раз, что говорит в пользу ловкости, силы, выносливости и крепости ног их лошадей. Они были незаменимы в засадах, нечаянных нападениях, мелких схватках и при действиях на пересеченной местности, труднодоступной для прочей конницы. Немудрено, что Ливии называет их лучшей конницей Африки.

Легко понять, какое значение имела подобная конница для Ганнибала; без нее, а также и без своей тяжелой конницы он вряд ли бы продержался в Италии даже в течение одной кампании; с ними же он не только сражался 16 лет в неприятельской стране, вдали от своей базы и даже совершенно отрезанный от нее, но и сражался, за редкими исключениями, победоносно, хотя в конце концов и без всякого результата. Если бы у римлян была такая же конница, то он был бы вынужден очень скоро, уже по недостатку продовольственных запасов, сдаться или по крайней мере очистить Италию. Таким образом, эти войны представляют первый пример крупных выгод, доставляемых превосходством кавалерии. Чем дальше мы пойдем в истории конницы, тем чаще будем мы возвращаться к этой истине, и целый ряд фактов убедит нас в несомненной пользе многочисленной, хорошо снаряженной и обученной конницы.

Но Ганнибал не только верно оценил роль конницы в предприятиях малой войны; на западе он первый начал пользоваться ею на полях сражения, согласно с духом этого рода оружия: он бросал массы конницы с непреодолимой силой на неприятеля и одерживал победы всесокрушающими ударами атакующих эскадронов. Точно так же никто не умел лучше его подготовлять победу искусным употреблением конницы до боя и развивать успех действиями конницы в самом бою.

Первое столкновение в Италии между Ганнибалом и римлянами произошло на берегах Тичино. Это было почти исключительно кавалерийское дело, сразу показавшее и превосходство карфагенской конницы, и необыкновенно умелое пользование ею Ганнибалом.

Командовавший римской армией Публий Сципион, услышав о приближении карфагенян, вышел на рекогносцировку с конницей и частью легкой пехоты и наткнулся на Ганнибала, двигавшегося во главе своей конницы с той же целью. Это и было началом Тичинского боя, крайне замечательного не столько по числу участвовавших в нем войск, сколько по произведенному им нравственному впечатлению, которое не скоро изгладилось.

Сципион развернул свои войска в одну линию, вероятно, в строю по турмам с интервалами между ними; союзная галльская конница стояла в центре, римская на флангах. Легкая пехота встала в интервалах между турмами и в центре. Ганнибал также выстроил свою конницу в одну линию, вероятно, поэскадронно или в отрядах по 64 человека, также с интервалами между ними, но так как у него было больше войска, то стоявшие на его флангах нумидийцы охватывали расположение противника.

Перемешивание у римлян легкой пехоты с конницей доказывает, что Сципион более думал об обороне, чем о наступлении, но пехота его, как по своему вооружению, так и по качеству, не имела той стойкости, которая была необходима для отражения кавалерийской атаки и которую могли бы проявить тяжеловооруженные воины.

Ганнибал сразу оценил слабую сторону подобного расположения. Его всадники, горя желанием сразиться, требовали немедленного боя, и приказание об атаке было дано. Как ураган, понеслась карфагенская конница и не дала времени римской пехоте нанести ей большой вред. Полибий говорит, что легкие пехотинцы едва успели бросить несколько стрел, как устрашенные быстрым приближением неприятельской конницы и опасаясь быть раздавленными, повернули кругом и обратились в бегство через интервалы между эскадронами. Римская конница двинулась навстречу карфагенской, и между ними завязалась рукопашная схватка; часть римлян спешилась и вела бой в пешем строю. Нумидийцы пронеслись мимо флангов римской конницы и налетели на отошедшую в заднюю линию легковооруженную пехоту; по совершенном истреблении ее они повернули назад и атаковали с тыла римскую кавалерию. В скором времени она принуждена была обратиться в бегство, и Ганнибал одержал блестящую победу.

Из описания этого видно, что карфагенская тяжелая конница атаковала с большой стремительностью и тем крайне поразила римскую легковооруженную пехоту.

Сражение это ясно выявило превосходство Ганнибала на ровной местности, моральное же впечатление было огромное и весьма продолжительное. Сципион начал сейчас же отступать, с чрезвычайной быстротой прошел отделявшую его от реки По равнину и перешел по мосту за эту реку, так как он не считал себя, говорит Полибий, в достаточной безопасности вблизи от неприятеля, столь превосходящего его конницей.

Образ действий римского вождя при открытии военных действий безусловно ошибочен. Ему должно было быть известно, что у Ганнибала многочисленная и прекрасная конница, а что у него самого, наоборот, лучше дисциплинированная и надежная пехота. Римляне и рассчитывали всегда на свою пехоту для одержания успехов. Очень трудно поэтому понять, почему Сципион решился принять первый бой в войне со своим слабейшим родом оружия против сильнейшего и лучшего неприятельского.

Нравственное впечатление первой победы в кампании всегда очень сильно. Редко бывает, чтобы раз утраченное при первой неудаче доверие к своим силам опять восстанавливалось.

Следующая большая битва произошла при Треббии, и здесь опять Ганнибал выказал замечательные способности полководца, а римляне делали одну ошибку за другой. Ганнибал расположился милях в 5 юго-восточнее Пьяченцы и тем прервал сообщения римских консулов с Римом и Аримином; вследствие этого римляне из Пьяченцы вышли на запад, переправились через Треббию и стали лагерем на левом берегу этой реки, вероятно, чтобы быть ближе к городу, где находились их магазины и запасы.

Ганнибал воспользовался своей легкой конницей, чтобы вызвать римлян на заранее выбранную местность, где была устроена засада, дававшая ему возможность атаковать противника в разгар боя с флангов и тыла. Он выслал нумидийцев для опустошения всей местности вокруг лагеря римлян. Военачальник последних, Семпроний, выступил против них с конницей и сильным отрядом стрелков и оттеснил их; Ганнибал отошел назад после горячей схватки и тем поднял дух римлян, вообразивших, что они одержали действительную победу.

В следующую ночь Ганнибал поставил своего брата Магона с 2000 людей, наполовину всадников и наполовину пехотинцев, совершенно скрыто в высохшем русле ручья, против своего правого фланга. Затем, как только начало рассветать, еще ранее, чем римляне успели позавтракать, нумидийцы были опять высланы через реку, чтобы беспокоить неприятеля и постараться втянуть его в дело. Семпроний попался в поставленную ему ловушку, так как вчерашний успех сделал его самоуверенным до безумия. Он выслал для атаки нумидийцев свою конницу следом за 6000 пеших лучников и, наконец, выступил сам с остальным войском из укреплений. Успех предыдущего дня его ослепил. Дело было зимой; погода холодная, вода в реке поднялась и доходила людям до половины груди; к тому же римляне не успели подкрепиться пищей. Несмотря на это, Семпроний перевел своей войско вброд и решил принять бой, имея реку в тылу. Ганнибал спокойно ожидал противника на выбранном им месте; люди его были совершенно свежи, накормлены и воодушевлены. Когда римляне, преследуя нумидийцев, переправились через реку, Ганнибал выслал в помощь этим последним легкую пехоту и балеарских пращников, всего около 8000 человек, следом за ними пошел и сам со всем своим войском. Его пехота, состоявшая из галлов, испанцев и африканцев; всего до 20 000 человек, была построена в одну линию фалангой. Конница силой до 1000 человек, а равно и слоны были распределены поровну по обоим флангам. Полибий говорит, что Семпроний отозвал назад свою конницу, бесплодно утомлявшуюся в преследовании нумидийцев, которые рассыпались в полном беспорядке при первом же столкновении и затем быстро собирались и смело возобновляли нападение. Пехоту свою он построил в 3 линии, имея конницу численностью до 4000 человек на обоих флангах.

Римские велиты должны были отступить пред карфагенской легкой пехотой, так как уже израсходовали почти все свои стрелы и дротики в длившихся с самого утра беспрерывных схватках с нумидийцами. Сошлись главные силы. Карфагенская конница вынеслась вперед и с такой стремительностью атаковала римских всадников, что отбросила их с первого же удара и согнала с поля сражения. Следовавшие за тяжелой конницей нумидийцы и легкая пехота бросились на оголенные таким образом стоявшие на флангах части римских легионов и привели их в беспорядок. В эту критическую минуту Магон, выскочив из засады, ударяет в тыл легионам и в то же время подоспевает опять карфагенская конница, так что фланги римлян, их конница и велиты опрокинуты и отброшены за руку. Но тяжеловооруженная римская пехота, стоявшая в центре, оказалась вполне достойной своей славы. Перед собой она имела наступавшую в полном порядке карфагенскую фалангу (Ганнибал, как кажется, не торопился начать бой в центре); резервы и фланги римлян были уничтожены; с тыла угрожали войска, бывшие в засаде; по всей местности рыскали кругом победоносные неприятельские всадники; вздувшаяся река отделяла от лагеря. Но никто и не подумал о сдаче. Решение было принято консулом без всякого колебания, люди повиновались беспрекословно. Легионы сомкнулись теснее, двинулись вперед, разнесли весь центр карфагенской армии и пробились к Пьяченце. Сюда же прибыл на другой день и Сципион, прошедший ночью мимо карфагенского лагеря с собранными остатками войска.

Эта битва может служить доказательством достойных удивления качеств римской тяжеловооруженной пехоты, легионов и высокого значения конницы для Ганнибала; несомненно, что он выиграл сражение только благодаря ей и ее блестящим действиям. Если бы римский консул распорядился лучше и не принял бы боя при неблагоприятной обстановке, если бы он выбрал позицию, где его фланги были бы обеспечены от охвата неприятельской конницей и где могли бы вполне выказаться при благоприятной обстановке обучение, храбрость и стойкость его пехоты, то, по всем вероятиям, исход сражения был бы совсем другой, потому что бой при Требии показал, что карфагенской пехоте было далеко до римской.

Описание битвы при Каннах, где Ганнибал разбил самое многочисленное войско, когда-нибудь против него выставлявшееся римлянами, дает еще доказательства, какие выгоды умел извлекать этот великий полководец из своего искусства применять конницу.

За несколько дней до этой битвы произошла стычка между конницей и легкой пехотой Ганнибала и передовыми отрядами консула Варрона. Первая же атака карфагенской конницы, произведенная с обыкновенной стремительностью, привела римлян в беспорядок и, вероятно, имела бы для этих последних очень печальные последствия, если бы Варрон не позаботился еще ранее поставить в интервалах конницы несколько когорт тяжеловооруженных пехотинцев. Эта предусмотрительность, по словам Полибия, спасла его отряд.

В сражении при Каннах армия Ганнибала стояла в дуге, образуемой рекой Ауфидием.[41] На крайнем левом фланге, который был примкнут к реке, стояла галльская и испанская конница, до 8000 человек, рядом с ней половина африканской пехоты. В центре — тяжеловооруженная галльская и испанская пехота, построенная в больших массах (хилиархиях) по 1024 человека в каждой. Правее ее — другая половина африканской пехоты и, наконец, на крайнем правом фланге 2000 нумидийских всадников.

Римское войско было построено следующим образом: на правом фланге — 2000 римских всадников, в центре — пехота, на левом фланге — союзная конница.

Пехота была в обыкновенном манипулярном строю, на полных интервалах и в 3 линии (гастаты, принципы и триарии); чтобы вполне воспользоваться численным превосходством, фронт манипул был сужен до 10 человек, а глубина увеличена до 16 шеренг.

Пращники карфагенян и легкие войска обеих сторон стояли впереди фронта и первые начали бой, который продолжался долго, велся очень храбро, но без решительного результата.

Ганнибал, который ясно видел превосходство римской пехоты и приписывал его отчасти вооружению, дал своим африканским ветеранам отнятое у римлян наступательное и предохранительное вооружение. Галльская и испанская пехота, вооруженная щитами и мечами, была в строю, имевшем вид дуги, обращенной выпуклостью к неприятелю. Предполагалось начать бой ею, а затем ввести в дело африканцев, которые сначала должны были служить резервом. Одновременно с атакой галлов и испанцев Ганнибал приказал своим 8000 тяжелым всадникам атаковать стоявших против них 2400 римских всадников, которые, очевидно, были сразу сметены с поля сражения. Между тем на противоположном фланге нумидийцы вели демонстративный бой с союзной римской конницей, не ввязываясь в решительное дело. Прогнав римских всадников, карфагенская конница, обскакав с тыла все расположение римлян, атаковала сзади союзную конницу, на которую в то же время с фронта налетели нумидийцы; конечно, и она была разбита.

Пока происходили эти кавалерийские дела, римская пехота атаковала выдающийся пункт расположения Ганнибала и оттеснила его; затем продолжала наступать далее, гоня его перед собой и углубляясь все далее и далее внутрь расположения карфагенян. Пользуясь этим, оба отряда карфагенской пехоты сделали захождение и атаковали оба фланга римлян; в то же время возвращавшаяся после окончательного рассеяния римских конных частей карфагенская конница атаковала легионеров с тыла. С этой минуты бой обратился в бойню; относительное число убитых к принимавшим участие в сражении было более, чем в каком бы то ни было другом бою древнего и даже нового времени.

Действия карфагенской конницы в этой битве напоминают действия македонян при Иссе и Арбеллах. Из описания сражения древними писателями видно, что конница была замечательно дисциплинированна; без этого немыслимо было бы настолько иметь ее в руках, чтобы после первой победоносной атаки приостановить преследование, атаковать вторично, опять отозвать назад и атаковать в третий раз.

Умение, с которым Ганнибал распределил свою конницу, выше всякой похвалы. На левом фланге, где он предполагал нанести первый удар, он ставит 8000 против 2400; на правом — нумидийцам, не превосходившим численностью противника, он запрещает ввязываться в серьезный бой, пока конница левого фланга не подкрепит их. Это показывает, как он понимал принцип, признаваемый и теперь за правильный, — противопоставлять свои массы дробным частям противника.

Войны с Ганнибалом и целый ряд поражений, которые римляне терпели от него вследствие недостатка хорошей конницы, вынудили их обратить внимание на этот род оружия. Публий Сципион, сын вождя римлян при Тичино, был по смерти отца и дяди назначен начальником римского войска в Испании. Как только этот великий полководец, впоследствии победитель Ганнибала при Заме, вступил в командование своими войсками, так сейчас же с полной энергией занялся улучшением конницы.

Он следовал при этом греческой системе, которая в те времена считалась лучшей. Всадники были снабжены шлемами, латами, продолговатыми щитами, сапогами, копьями с железными наконечниками на обоих концах, дротиками и кривыми саблями. Сципион, не щадя трудов, сам наблюдал за учениями и присутствовал при упражнениях. Полибий дает в X книге описание введенных им маневров. Каждый всадник должен был уметь делать повороты направо, налево, кругом и во фронт. Декурий и турмы обучались заездам направо и налево, затем повороту кругом рядами и опять заезду на прежнее место. Так же точно делались заезды по турмам — кругом и на три четверти круга. Иногда один или два ряда из середины или с фланга вызывались вперед на известное расстояние и затем другие должны были большим галопом выравняться по ним. Как кажется, упражнение это, описание которого, впрочем, не совсем ясно, имело скорее целью развитие ловкости маневрирования, чем применения его в деле. Затем делали перемену фронта.

Сципион обучал далее своих воинов во время наступления на противника внезапно поворачиваться и начинать отходить, причем маневр этот должен был быть произведен в полном порядке и с соблюдением интервалов между частями, так как он считал, что для конницы нет ничего опаснее атаки в беспорядке.

Он обучал всадников и делал их смотры сам лично, причем выводил их из города в поле и здесь производил те упражнения, которые считал для них необходимыми. При этом, вопреки принятому тогда обыкновению, он не становился во главе войск, где его могли видеть все, а он не видел никого, но все время переезжал от одной части к другой, за всем присматривал, давал объяснения и делал необходимые поправки. Он внушал таким образом каждому отдельному воину ясное представление о его обязанностях. Дмитрий Фалерский, обсуждая этот метод, говорит: Сила всего войска составляется из силы и обучения каждой отдельной части его и каждого отдельного воина.

Сципион, впрочем, и пожал впоследствии в полной мере плоды трудов, положенных им на обучение своих воинов, прежде всего уже в испанских войнах, а затем и в битве при Заме, где одержанным успехом он не только спас свой народ от погибели, но и завоевал ему владычество над целым миром.

Римская конница уже с давнего времени употребляла уздечку и поводья, но не имела ни седел, ни стремян. Вместо седел, которые впервые появились в 340 г. н. э. и были усовершенствованы 50 лет спустя Феодосией В., римляне употребляли двойную попону или подушку из сукна, звериной кожи или меха; нижняя попона была больше верхней и иногда украшена бахромой. Она удерживалась на месте троком, грудным ремнем и подхвостником. На нее клали маленькую подушку, нижний край которой был вырезан фестонами и иногда украшен кисточками; грудной ремень и подхвостник также обвешивались кисточками, полумесяцами и т. п. Обе попоны или подушки скреплялись между собой четырьмя пуговицами, а иногда лентами. Стремена появились лет через 200 после введения седел, т. е. в конце VI столетия н. э.

Вегеций говорит, что молодые солдаты обучались вскакивать на неоседланную лошадь с копьем или обнаженным мечом в руках и что это упражнение производилось постоянно и молодыми и старыми воинами. Начинали обучение на деревянной лошади и без оружия, затем давалось оружие и наконец переходили к живой лошади; обучали вскакивать с обеих сторон. Упражнения эти производились зимой в закрытых помещениях, а летом на плацах. Касательно употребления удила и повода здесь будет кстати привести рассказ Ливия (в 33 гл. 4-й книги) о сражении, происшедшем между римлянами под начальством диктаторa Мамерка Эмилия и фиденатами, в котором начальник конницы (magister equitum) Авлий Корнелий приказал своим людям снять с лошадей уздечки и атаковать противника на разнузданных лошадях, причем атака увенчалась полным успехом. Если этот факт верен, то он только доказывает, что Корнелий желал избежать задерживания лошадей всадниками при приближении к противнику и развить до высшего предела быстроту хода лошадей. Надо заметить, что один из деятелей американской войны,[42] генерал Гуд, утверждал, что если бы можно было в момент атаки перерезать поводья, то лошади бы смяли всякую пехоту и результаты атаки были бы несомненны.

О способе ковки лошадей у римлян мнения расходятся. Известно только, что подков, прикрепленных к копыту гвоздями, как это делается теперь, у них не было. Неизвестно также, где были впервые применены такие подковы и когда, но во всяком случае не во времена Рима. У греков во времена Ксенофонта лошадей вовсе не ковали, что видно, между прочим, из забот его о возможно большем укреплении копыта. С другой стороны, известно, что римляне надевали иногда на ноги мулов и вообще вьючных животных металлические и деревянные башмаки (solea), которые подвязывались выше копыта кожаными ремнями; впрочем, кажется, подобного рода башмаки встречаются только как исключение; Светоний рассказывает, что когда Нерон отправился на Олимпийские игры, то за ним следовало 2000 мулов, несших его вещи и везших повозки. Мулы эти снабжены были подобного рода башмаками из серебряной пластинки на ремнях. Такие башмаки, только золотые, были на мулах Поппеи. Из всего этого только можно вывести заключение, что римляне заботились о ногах своих вьючных животных, и можно думать, что не менее заботились они и о ногах лошадей своей конницы. Лискенн не допускает возможности, чтобы продолжительные марши, которые необходимо должны были иметь место в государстве, простиравшемся от Британии до берегов Тигра, могли совершаться на неподкованных лошадях, и полагает, что подковы настолько точно пригонялись по форме копыт, что их на памятниках и моделях нельзя разобрать. Гумберт совершенно того же мнения. Барден с ними не согласен и прямо говорит, что стремена и подковы римской коннице были неизвестны. Ввиду подобных противоречий вряд ли этот вопрос может быть окончательно решен; по всем вероятиям, вообще ковки не было, иначе хотя где-нибудь можно было бы найти точные указания на это, но весьма возможно, что на лошадей конницы иногда надевались башмаки вышеописанного устройства.

Первое несомненное доказательство ковки на гвоздях дает скелет лошади, найденной около Тура в 1653 г. в гробнице Хильдерика, царствовавшего в 453–481 гг.

Римская конница держалась на той высоте, до которой ее довел Сципион, довольно продолжительное время. Деление легионов на манипулы и принятый для последних строй на полных интервалах давали мелким конным частям — турмам возможность, проходя через эти интервалы, оказывать своей пехоте деятельную и непосредственную помощь. Для этой цели известная часть конницы ставилась позади боевой линии в резерв.

Уже Сципион и Лентул при действиях в Испании и Африке ввели временно разделение легионов на когорты, которые они формировали простым сведением трех манипул. Сделано это было, вероятно, для успешного противодействия многочисленной неприятельской коннице; опыт же доказал, что это достигается уменьшением числа интервалов между пехотными частями и построением этих последних в более крупные тактические единицы. В виде постоянного подразделения легионов когорты были введены не ранее чем во времена Мария, причем каждый легион делился на 10 когорт, что и продолжало существовать во все времена Императоров.

При Адриане численность первой когорты была увеличена; она была сформирована из лучших людей всего легиона и ей были даны некоторые особые преимущества. Она была двойной силы против других когорт, так что в ней числились 800, 1000 или 1200 человек при силе легиона в 4000, 5000 или 6000 человек. Также знамя или орел, а равно и изображение Императора были переданы этой когорте, носившей название cohors milliario.

В боевом порядке место конницы было обыкновенно на флангах, причем тяжелая конница становилась рядом с пехотой, а легкая — рядом с тяжелой, чтобы прикрыть фланги своей армии и в то же время угрожать флангу и тылу неприятельской. Известная часть конницы и после введения когорт ставилась позади боевой линии, так как и это построение позволяло прохождением через интервалы подать непосредственную помощь пехоте.