«Славный вор» Ванька-Каин

«Славный вор» Ванька-Каин

Неизвестно, кем бы стал конепас Ванька Осипов, если бы московский купец Петр Филатьев не потребовал его к себе на подворье – при лавке служить. А служба эта какая: поди туда – куда велят, а замешкаешься – тумаки да колотушки. Харчи тебе достаются самые худые, одежда – рвань да обноски… Когда уж совсем сведет живот от голода – стащит Ванька в лавке крендель, а то куренка поймает у соседа-попа. Хозяин учил его так: распластает на полу и начнет лупить смертным боем, и после одного такого «урока» Ванька сильно рассердился на купца. Забрался он в его горницу, набрал мешок одежды и убежал насовсем. В торговых рядах на Красной площади он спустил вещи с прибылью для себя и пошел в трактир.

^{Ванька-Каин}

Но филатьевские люди повсюду искали беглеца, а когда поймали, то привели на двор и приковали к столбу, к которому был прикован и медведь. Только для Ваньки цепь сделали подлиннее, чтобы медведь не достал его, а вообще они лежали рядышком. От наказаний он становился еще более дерзким и неистощимым на разные проделки, и однажды донес на хозяина, будто тот убил солдата – государева человека. И повезли купца П. Филатьева в цепях в Сыскной приказ[35]. Подворье его приобрел новый хозяин, который готов был простить Ваньке его прежние прегрешения, но тот ушел на волю.

Еще живя у купца П. Филатьева, завел Ванька с воровским людом знакомство и близкое приятельство, подружился с отставным матросом Петром Романовым по прозвищу Камчатка. На воле пристрастился к азартным играм – может быть, и не жульничал, но ловкость рук приобрел необыкновенную: колода у него рассыпалась веером, и пальцы ловко вбрасывали нужную карту.

В ватаге Камчатки народ был все лихой, прошедший огонь и воду: бывший поп, бежавший с каторги колодник, комедиант придворного театра… Камчатка сам учил Ваньку воровским приемам: для грабежа выбирал дома богатые, а прибылью делился с нищими и бедными, часто приговаривая, что «удача не любит ненасытных до денег». В этой ватаге Ваньке и дали кличку, с которой он вошел в историю – Ванька-Каин.

Он действительно был настоящим виртуозом своего дела, поражал друзей неистощимой изобретательностью, неслыханной дерзостью и бесшабашностью. Просто так ограбить он не мог, повторяться не любил, действовал всегда с фантазией и даже изящно. Уж коли выпало ему стать королем воровского мира, то и дела его должны быть под стать этому званию. Не царское это дело – грабить простых обывателей, и Ванька-Каин совершает набег на императорский Анненгофский дворец. Через окно он попал в спальню придворного доктора и, прежде чем набить мешки золотой и серебряной утварью, заботливо накрыл спящих супругов сбитым в ногах одеялом. Покидая дворец, атаман аккуратно положил между так и не проснувшимися супругами перепуганную служанку, «попросив» ее до утра не будить «царева дохтура».

Еще в годы правления Анны Иоанновны развелось в Москве несметное количество воровских притонов – у Охотного ряда, в Китай-городе, в темных улицах и переулках Замоскворечья. И вскоре Ванька-Каин узнал все потайные места воровских шаек, свел знакомство со многими главарями. Дерзость их не знала границ, и в Сыскном приказе возмутились: князь Кропоткин приказал во что бы то ни стало изловить нахальных грабителей, да где там – ищи ветра в поле!

Но наступил момент, «пришел Каин в раскаяние» и решил начать честную жизнь. Он поселился в Рогожской слободе у знакомого ямщика, от воровских дел стал воздерживаться, зато «предался разным дебошам, познакомился со многими непотребными женщинами, встрял в разные картежные игры, отчего в короткое время неправедное его имение… стало умаляться, а прибытку без воровского промысла получать ему было неоткуда, потому что он никакому мастерству, кроме мошенничества, обучен не был, а черную работу работать не имел привычки. И для того к поправлению своего состояния выдумал он новый способ, через который в скорое время сделался сверх своего чаяния пресчастливейшим человеком».

Он пришел к князю Кропоткину с повинной и пообещал изловить в Москве сотни воров, так как он, мол, знает все их повадки и притоны. К челобитной своей он приложил реестр, в котором указывались имена 32 воров, и в их числе его давний друг Камчатка. С подобным предложением к князю никто еще не обращался, но отчего же и не попробовать! Доложили императрице Елизавете Петровне, и она приказала дать Ваньке-Каину команду, да за ним самим хорошо присматривать. А вот если оправдает он доверие, тогда и можно будет назначить его в Сыскной приказ доносителем.

Развернул Ванька-Каин поиск воров на славу: в одну из ночей он пошел со своей командой по злачным местам, и было арестовано тогда 150 человек, среди которых оказалось много его товарищей. Самому ему простили прошлые грехи и выдали новый паспорт. Одно только имя его стало наводить ужас на московских воров: ему были известны все мыслимые и немыслимые трущобы и притоны, все воровские лазейки, и рьяное усердие его вскоре было замечено.

Но будь ты хоть какой прекрасный доноситель, на тебя самого тоже найдется доносчик. Ванька-Каин сочиняет прошение на имя прокурора: так, мол, и так, многие на меня обиду затаили, того и гляди оговорят. И прокурор Щербинин принял решение: «Отныне показания на Ивана Осипова, если они поступят, во внимание приняты не будут». Впоследствии Ванька-Каин подал и в Сенат прошение, чтобы ему дали более широкие полномочия для поимки воров, и в декабре 1744 года вышла резолюция: кто не будет оказывать содействие Ивану Осипову, тот «яко преступник жестоко истязан будет».

Ванька-Каин становится грозой для бывших своих подельников: ловит и сдает в Сыскной приказ беглых, воров, мошенников и разбойников. Он накрыл не одну банду фальшивомонетчиков и медных мастеров «ворованных денег», арестовывает большие партии воровского товара, не пропускает и заезжих «гастролеров». Воры приутихли и попрятались, а москвичи вздохнули свободнее.

Первые два года Ванька-Каин честно исполнял свои обязанности доносителя: все вещи и драгоценности пойманных воров он по описи сдавал в казну, себе копейки не брал. Но государство не особенно щедро вознаграждало его за работу, и решил он сам о себе позаботиться. На службе он продолжал оставаться удачливым и ловким сыщиком, а на деле – все тот же разбойник, державший в кулаке всех московских воров. Ловит и сажает в тюрьму мелкую сошку, а главари откупаются – с ними Иван Осипов в тайном сговоре. И при такой службе деньги сами поплыли ему в руки. Он купил себе дом на Зарядье, обставил его мебелью из карельской березы, повесил зеркала, портрет Петра I в золоченой раме, на полу – персидские ковры… Приобрел бильярд, организовал игру в карты, что привлекло многих московских мошенников. Из них Ванька-Каин и подобрал свою команду, которую воспитал в своем духе. Это была шайка настоящих разбойников в солдатских мундирах (солдат было 45 человек и «при них – сержант»), «остальные были черный народ хорошего сукна – 30 человек». Все они прекрасно понимали друг друга, и под защитой такой ватаги Ванька-Каин не страшился никаких властей, даже вступил с ними в открытое сопротивление. Когда советник Казаринов хотел посадить его под арест, он «взять себя не дал», а подчиненные его «пошевелились» в покоях советника так, что «в окнах у него стекол мало осталось».

Агенты Ваньки-Каина, шатаясь по злачным местам и не думая порывать с воровским миром, по-прежнему тащили из карманов прохожих кошельки, часы, табакерки и другие вещи и все несли «хозяину». Тот лучшее забирал себе, а остальное оставлял им; иногда украденные вещи воры даже возвращали хозяину – за плату… Но со временем Ванька-Каин почему-то сделался скуп. Для высокого начальства он ничего не жалел: подносил подарки полицейскому советнику, да и сам прокурор Щербинин не гнушался принимать от него дорогую фарфоровую посуду. А вот для помощников своих скряжничал, выдавал им самую малость. А где жадность, там и подозрительность появилась: перестал верить он своей команде, все мнится, что хотят ограбить его…

В 1748 году в Москве разразились страшные пожары, которые уничтожили целые посады, слободы, улицы: полыхал Кремль, горели дворцы, церкви и монастыри. Толпы бездомных, нищих людей бродили по городу. Одним ворам было раздолье, и развернулись в первопрестольной повальные грабежи и разбои. Сыщику Ивану Осипову уже не в карманах приносили чужое добро, целые возы завозил он на свой двор. Скоро уж и сундуков не стало хватать, пришлось оборудовать тайники в укромных местах города и хранить добычу у верных людей.

В Москве резко подорожали продукты, и ей грозил голод. Такое состояние дел беспокоило Санкт-Петербург, и для усмирения разбойников в Москву послали большой военный отряд под командованием генерала Ф. Ушакова. Эта команда стала наводить порядок, не согласовывая свои действия с московскими властями. Однажды Ванька-Каин попытался было обвинить солдат в воровстве, но генерал избил его шпагой, что несколько принизило авторитет доносителя в глазах московских властей и дружков-мошенников. И для восстановления своего прежнего положения Ванька-Каин арестовал своего старого друга Камчатку. Того били кнутом и сослали на вечную каторгу в Оренбург. Но это деяние не только не подняло авторитет доносителя, но еще больше повредило ему. И мошенники, и московские чиновники потеряли к нему всякое доверие…

Когда в Москву прибыл вновь назначенный генерал-полицмейстер А.Д. Татищев, к нему попала одна из жалоб на бесчинства Ивана Осипова. Он и раскрыл, что хваленый доноситель оказался не таким прилежным в службе, как о нем говорили. И генерал-полицмейстер приказал усилить надзор за Сыскным приказом. Однако Ванька-Каин нашел себе другой выгодный промысел – преследование раскольников, которые разделились на разные секты: скопцы, хлысты, беспоповцы. Они таились от властей, и их страх Ванька-Каин обратил себе на пользу: под угрозой разоблачения он выманивал у них огромные деньги. Но один из видных хлыстовцев не захотел делиться, и тогда Ванька-Каин приказал похитить у него дочь. Отец девушки, обливаясь слезами, повалился в ноги А.Д. Татищеву и рассказал о проделках доносителя Ивана Осипова. Похищенную девушку нашли у него в доме, но на первых допросах Ванька-Каин держался уверенно и даже дерзко: ни в чем не сознавался и молол всякий вздор, надеясь на свои связи с полицией. Однако А.Н. Татищев не принял во внимание постановления Сената, которые так хорошо ограждали Ваньку-Каина, и приказал посадить его «под караул в сырой погреб, кормить очень мало и плохо и никого к нему не допускать».

Смену дня и ночи узник замечал только по тусклому свету, пробивавшемуся сквозь маленькое зарешеченное оконце, расположенное под самым потолком. До него нельзя было дотянуться, даже встав на лавку, и Ванька-Каин лежал на ней сутками, скрючившись от холода и спасаясь от шастающих по полу крыс. А когда становилось невмоготу, он вскакивал и начинал ходить по камере, меряя ее шагами то по периметру, то по диагонали. Раз в сутки Ваньке-Каину приносили миску постных щей и маленький кусочек хлеба. От такой пищи он вскоре стал загибаться и потому прибегнул к крайнему средству, которое не раз спасало его в прошлом. Однажды узник привычно крикнул: «Слово и дело!», и его тут же доставили в Тайную канцелярию. Там он простодушно признался, что ничего не знает, а закричал от страха умереть в сыром и холодном подвале. Тогда Тайная канцелярия постановила: «За ложное сказание “слова и дела” Каина нещадно бить плетьми и по учинении наказания для следования и решения в показанных на него из Полицмейстерской канцелярии и воровствах отослать опять туда же».

А к А.Д. Татищеву продолжали поступать жалобы на доносителя Ивана Осипова, и генерал-полицмейстер приступил к их рассмотрению. Ваньку-Каина пытали, подвешивая на дыбу, били плетьми. Вчерашние заступники не сумели выручить его, и началось небывалое на Руси судебное дело, которое длилось целых семь лет. Бывший доноситель опутал одной петлей всех – от кабацкой голытьбы до высших московских чиновников. В судейских протоколах замелькали знатные титулы и фамилии – князь, граф, сенатор, обер-офицеры… Почти всех высших чиновников Москвы сумел подкупить Ванька-Каин, и московские судьи миловали тех, за кого он вступался; а уж о подьячих и протоколистах Сыскного приказа и говорить нечего. Почти вся московская власть оказалась замешанной в преступлениях, и обо всех он доносил с веселым удовольствием. Ежедневно по его показаниям в московские тюрьмы бросали все новых и новых людей. Даже повидавший многое А.Д. Татищев пришел в ужас от признаний бывшего доносителя и вынужден был обо всем доложить императрице.

В официальных бумагах Ванька-Каин рисуется жестоким и грозным разбойником, в его же собственном освещении он выглядит как неугомонный искатель приключений, шутник-скоморох, «веселый вор». В день рождения, когда Ивану Осипову исполнилось 37 лет, этому «веселому вору» вынесли приговор – отрубить голову. Но в последнюю минуту Ваньку-Каина помиловали, учтя его чистосердечное признание. Палач острыми щипцами вырвал ему ноздри, на лбу каленым железом выжег три буквы: В.О.Р. И сослали «славного вора» Ваньку-Каина, доносителя Сыскного приказа Ивана Осипова, на вечную каторгу.

Его отправили в балтийскую крепость Рогервик, располагавшуюся у большой морской бухты недалеко от Ревеля, где еще Петр I затеял строительство порта руками каторжан. Вероятно, и здесь Ванька-Каин не угомонился, потому что из Рогервика его отправили под Кяхту, – в крепость, которую построил бомбардир-поручик Абрам Петров – Ибрагим Ганнибал. Есть сведения, что отсюда Ванька-Каин бежал…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.