Бой на реке Яксарт
Бой на реке Яксарт
Александр, базилевс Македонии, после смерти Дария III — Царь царей всей Азии, объявленный в Египте сыном бога Аммона, тот, которого на Востоке прозвали Искандером Двурогим, во главе своей армии пересек реку Окс и вторгся в земли Согдианы. Разгромив пытавшиеся оказать сопротивление местные племена, завоеватель ускоренным маршем вел на север свои победоносные войска, стремясь как можно скорее захватить столицу страны — Мараканду. Македонская кавалерия рыскала по окрестным селениям, выгребая запасы продовольствия, толпы пленных гнали следом за главной армией, а по ночам зарева пожарищ освещали черное азиатское небо, отмечая путь, по которому разливалось нашествие. Мараканда сдалась без боя, и царь повел свои войска дальше на север, двигаясь к реке Яксарт (Сырдарья), по пути занимая открывавшие перед ним ворота согдийские города. Но Александр, продвигаясь к Яксарту, имел своей целью не только подчинить местное население, занять крепости и городки, у него была и другая задумка. Дело в том, что, невзирая на то, что после первых успешных для македонцев боев согдийцы пока ничем больше не выражали своего неповиновения, базилевс понимал, что в этой стране ему необходима военная база, которая станет надежным македонским оплотом в этих глубинах Азии. Поэтому, двигаясь вдоль берега Яксарта, царь искал подходящее место для постройки города. Но был во всем этом еще один момент, который заставлял Александра строить город именно на берегу этой реки, а не в самом сердце покоренной страны. Ему было прекрасно известно, что по ту сторону Яксарта обитали скифские племена массагетов, которые часто делали набеги на соседние земли, подвергая грабежам и разорениям мирное население. Поэтому, собираясь основать город, базилевс хотел положить предел набегам из-за реки, перекрыть кочевникам все пути в глубь страны. Когда подходящее место было выбрано, Александр велел ставить там лагерь и заготавливать все для постройки города: «Место это показалось ему подходящим для города, который станет расти, будет превосходно защищен от возможного нападения скифов и станет для страны оплотом против набегов живущих за рекой варваров» (Арриан). По его приказу к лагерю стали свозить все материалы, необходимые для строительства, и вот в этот самый момент в македонский лагерь явились скифские послы.
* * *
Античные источники четко указывают, что прибыли посольства как от европейских, так и от азиатских скифов и что царь довольно милостиво с ними разговаривал. Но здесь мы наблюдаем довольно интересный факт, потому что одним из требований Александра к кочевникам было «чтобы они не переходили без его разрешения границу своей области — реку Танаис» (Курций Руф). Дело в том, что Танаис — это античное название современной реки Дон, а базилевс, исходя из географических знаний того времени, считал, что Яксарт — это Танаис и есть, просто он протекает аж до Средней Азии! Отсюда и подобное требование, но суть его от этого не меняется — Александр категорически запрещал кочевникам переходить реку. Однако переговоры прошли на удивление спокойно и даже более того, царь отправил к европейским скифам ответное посольство, декларируя его целью заключение союза: «настоящая же цель этого посольства была в том, чтобы познакомиться с природой скифской земли и узнать, велико ли народонаселение, каковы его обычаи и с каким вооружением выходит оно на войну» (Арриан). Базилевс следовал своему обычному правилу — знать буквально все о вероятном противнике, все его сильные и слабые стороны, чтобы, когда дело дойдет до вооруженного столкновения, исключить всякие неприятные неожиданности. Курций Руф указывает даже имя посла — Пенда — и добавляет, что его целью было посетить скифов, живущих на берегах Боспора. Словом, все закончилось тихо и мирно, ничего не предвещало грозы, когда ситуация внезапно коренным образом изменилась — против иноземных захватчиков восстала Согдиана, и пожар народной войны охватил громадную территорию.
Александру срочно пришлось менять свои планы и вместо строительства нового города заниматься приведением к покорности восставшего народа. Но самое плохое было в другом — судя по всему, у повстанцев была предварительная договоренность со скифами, и они явно рассчитывали на их поддержку, что и засвидетельствовал Арриан: «В это время на берега Танаиса прибыло войско азиатских скифов; многие прослышали о восстании варваров, живущих за рекой, и собирались и сами напасть на македонцев, если восстание окажется действительно серьезным». Но скифы не по доброте душевной собирались помогать восставшим, при этом они преследовали свои конкретные интересы: «Царь скифов, держава которого простиралась тогда по ту сторону Танаиса (Яксарта), считал, что город, основанный македонцами на берегу реки, для него ярмо на шее. Поэтому он послал брата по имени Картасис с большим отрядом всадников разрушить этот город и далеко отогнать македонское войско от реки» (Курций Руф). Таким образом, мы видим, что цели скифов прослеживаются довольно четко, и можем смело утверждать, что в данной ситуации именно они становились инициаторами последующего конфликта, вторгаясь на территорию, принадлежавшую Царю царей. Не безумная страсть Великого Македонца к завоеваниям, как утверждают многие западные исследователи, привела к битве на реке Яксарт, а именно стремление скифов продолжать безнаказанно свои грабительские рейды стала поводом к войне.
Между тем, пока базилевс громил повстанцев и штурмовал восставшие города, все больше и больше скифских отрядов скапливалось на северном берегу Яксарта. Однозначно, что в этот момент от их вторжения Александра спасла быстрота, с которой он действовал против согдийцев — за два дня его войска заняли пять восставших городов из семи, а когда был взят и разрушен последний оплот повстанцев, то скифы по-прежнему оставались на своем берегу. Очевидно, подошли еще не все отряды, которые должны были вторгнуться в Согдиану, а потом молниеносная кампания царя разрушила все планы кочевников. Вернувшись в свой главный лагерь, базилевс приказал продолжить строительство, которое развернулось усиленными темпами — армейский лагерь попросту обнесли стеной, а затем застроили домами. Работы были окончены в рекордный срок — за 20 дней, город назвали Александрия Эсхата (что означает Дальняя) и заселили греческими наемниками, македонскими ветеранами, а также согдийцами, которые изъявили желание в нем поселиться. Отпраздновав это событие, царь наконец обратил свой грозный взор за Яксарт — ситуация накалилась до предела, и надо было как то ее разрешать.
* * *
Александр понимал одну простую истину — стоит его войску уйти, как огромная орда тут же хлынет на южный берег, разрушит недостроенный город, а затем растечется по Согдиане, подвергая грабежу и разгрому царские земли. А этого нельзя было допускать, в стране продолжались волнения, и ситуация могла запросто выйти из-под контроля. Поэтому все говорило за то, что необходим удар на опережение противника, что скифам надо преподать жестокий и кровавый урок, который бы навсегда отбил у них охоту переходить Яксарт. Но была одна проблема, которая могла помешать всему предприятию, — это здоровье базилевса. В самом начале вторжения в Согдиану он был ранен в горах, а во время штурма восставших городов еще получил тяжелое ранение камнем в шею. Надо было срочно атаковать скифов, «а он еще не оправился от раны; особенно у него ослаб голос от воздержания в пище и от боли в затылке… сам он не мог ни стоять на ногах, ни сидеть на коне, ни командовать, ни воодушевлять воинов… ропща даже на богов, он жаловался, что лежит прикованным к постели, когда прежде никто не мог уйти от его стремительности; воины его с трудом верят, что он не притворяется» (Курций Руф). Но Александр не был бы Александром, если бы продолжил валяться в постели и жаловаться на жизнь — царь спешно собрал военный совет, чтобы решить, наконец, как поступить в дальнейшем. Собрание получилось очень бурным — македонские полководцы единым фронтом выступили против своего повелителя, стараясь отговорить его от атаки на скифов: «Все присутствовавшие пытались удержать царя от принятия этого поспешного решения» (Курций Руф). Аргументы приводились самые разные — от бессмысленности погони за кочевниками по пустыням до состояния царского здоровья. То, что его состояние оставляло желать лучшего, базилевс не скрывал, открыто заявив соратникам, что «со времени ранения я еще не сидел на коне и не стоял на ногах» (Курций Руф). Но тем не менее он продолжал настаивать на немедленной битве с массагетами, приводя свои доводы: во-первых гоняться за ними никуда не надо, вот они, перейди Яксарт и атакуй. Во-вторых, как только македонская армия уйдет, вся эта орда немедленно вторгнется в Согдиану и подвергнет страну беспощадному грабежу. А если македонцы останутся там, где стоят, то что мешает скифам уйти и перейти реку в другом месте, и вот тогда им придется гоняться за врагом по всей Согдиане. Также не исключено, что к врагу могут подойти новые отряды, а вот им подкреплений ждать неоткуда. А что касается его самочувствия, то ему не впервые вести своих солдат в бой, будучи не совсем здоровым. Но царские полководцы крепко уперлись и продолжали настаивать на том, чтобы оставаться на южном берегу Яксарта — среди них явно находились те люди, которые воевали против скифов под командованием отца Александра, царя Филиппа, и знали, насколько это трудно и опасно. Дошло до абсурда — один из друзей царя, полководец Эригий, стал настаивать на недопустимости битвы с кочевниками на основании того, что были плохие знамения и неблагоприятные предзнаменования — говорил он это не просто так, а исходя из душевного состояния своего царя. Характеристику того, что угнетало завоевателя, мы находим у Курция Руфа: «Перестав после победы над Дарием советоваться с кудесниками и прорицателями, он снова предался суевериям, пустым выдумкам человеческого ума». Дело в том, что во время кампании в Согдиане все изначально шло не так, как планировал базилевс, и лично для него она складывалась очень неудачно — за короткий срок он получил два тяжелых ранения. Сначала он был ранен в горах во время штурма лагеря повстанцев — стрела насквозь пробила бедро и отколола часть кости, а затем удар камнем в шею во время осады города Кирополя чуть было не отправил его на встречу с небесным отцом богом Аммоном. Было от чего задуматься над смыслом бытия, и потому уныние, в котором пребывал новоявленный Царь царей, легко объяснимо. И не зря хитрый Эригий повел об этом речь, он знал, что говорил, надеясь, что Александр с ним согласится. Но базилевс не уступил и, обругав военачальника, объявил о подготовке переправы на северный берег — сражению со скифами быть! «Александр ответил, что лучше ему пойти на смерть, чем, покорив почти всю Азию, стать посмешищем для скифов, как стал им когда-то Дарий, отец Ксеркса» (Арриан). О том, что это совещание отняло у царя много душевных и физических сил, сообщает Курций Руф: «Утомившись сохранять выражение лица, не соответствующее его душевному состоянию, царь удалился в палатку, нарочно поставленную над рекой». В этот раз ему удалось настоять на своем, но неприятный осадок остался, и было впору задуматься, как поведут себя те же полководцы, если ситуация значительно ухудшится.
* * *
Базилевс стоял у своего шатра, который возвышался над темными водами Яксарта, и смотрел на противоположный берег реки, где раскинулся огромный скифский стан. Тысячи вражеских костров озаряли ночное небо, грозный гул был слышен на многие стадии, и Александр понимал, какая страшная сила будет ему противостоять в грядущей битве. В том, что она будет кровопролитной и жестокой, он не сомневался, и потому, вглядываясь в бушующее за рекой зарево, царь взвешивал различные решения относительно предстоящего сражения, пытался определить численность противостоящих ему врагов. Он понимал, что всего предусмотреть невозможно, что исход битвы состоит из тысяч различных факторов, но Александр имел за своими плечами громадный военный опыт и ни одного поражения в бою. Главная трудность, на его взгляд, заключалась в том, как форсировать быстро реку и при этом обойтись минимальными потерями. Хоть Яксарт и не широк, но, тем не менее, при грамотном подходе к делу противник может доставить македонцам серьезные затруднения. Царю неоднократно докладывали, что скифские наездники разъезжают вдоль реки, пускают стрелы в македонский лагерь и всячески поносят сына бога Аммона, провоцируя того на бой. Вне всякого сомнения, враг подготовился к решающему сражению и теперь старается заставить Александра атаковать первым, чтобы иметь преимущество водной преграды. Базилевс всю ночь не смыкал глаз, обдумывая предстоящую атаку, и лишь когда узкая полоса рассвета появилась над линией горизонта, а македонский лагерь стал просыпаться, он прошел в свой шатер, облачился в боевые доспехи, сел на коня и спустился с холма к войскам. Весть о том, что царь впервые после ранения появился среди своих солдат, моментально облетела лагерь, и тысячи людей высыпали из палаток, чтобы приветствовать своего полководца. Воины встречали Александра боевым кличем, били оружием о щиты, и этот страшный рев тысяч глоток был слышен на другом берегу Яксарта. А скифские вожди поняли — во вражеском стане случилось что-то очень важное, и скорее всего у них осталось совсем немного времени, решительное столкновение вот-вот произойдет.
А в македонском лагере закипела работа — тысячи людей вязали плоты и изготавливали мехи для переправы, военные инженеры собирали и готовили к бою метательные машины. Базилевс лично следил за всеми работами — слишком высоки были ставки в предстоящем сражении, а потому он хотел лично все проконтролировать — судьба Кира Великого стояла перед глазами сына бога Аммона. Невзирая на то, что он был еще очень слаб и практически не мог говорить, царь несколько дней не слезал с коня, зато к исходу третьего дня все было готово и можно было начинать переправу. Македонская военная машина пришла в движение, и не было теперь такой силы, которая могла бы ее остановить, но на следующее утро в лагерь неожиданно явились скифские послы.
* * *
Судя по всему, отправляя посольство в лагерь новоявленного Царя царей, скифские вожди преследовали двойную цель: во-первых, постараться договориться по-хорошему — а вдруг македонцы откажутся от своего намерения перейти Яксарт и атаковать скифов, а во-вторых, послы должны были выполнить функции разведчиков. Новый враг был кочевникам абсолютно неведом, и военачальникам очень хотелось узнать о нем как можно больше. Подробное описание этого посольства сохранилось у Курция Руфа, очень интересно его замечание о том, какое впечатление на скифов произвел грозный македонский базилевс. «Впустив в палатку, их пригласили сесть, и они впились глазами в лицо царя; вероятно, им, привыкшим судить о силе духа по росту человека, невзрачный вид царя казался совсем не отвечавшим его славе». Однако первое впечатление не всегда бывает верным, и если послы ошиблись, то очень скоро они в этом могли лично убедиться. А начало их речей было довольно примечательным: «Если бы боги захотели величину твоего тела сделать равной твоей жадности, ты не уместился бы на всей земле; одной рукой ты касался бы востока, другой запада, и, достигнув таких пределов, ты захотел бы узнать, где очаг божественного света. Ты желаешь даже того, чего не можешь захватить». Что и говорить, сказано сильно, только вот насколько все это соответствовало действительности? А дальше пошли притчи о том, что на сильного всегда найдется более сильный, рассказы о неприхотливости и непобедимости их племени — завершились же все эти словоизлияния кратким историческим экскурсом на тему скифских побед над великими царями персов. И главное, вся эта речь была перемешана постоянными упреками в адрес царя: «Ты хвалишься, что пришел сюда преследовать грабителей, а сам грабишь все племена, до которых дошел. Лидию ты занял, Сирию захватил, Персию удерживаешь, бактрийцы под твоей властью, индов ты домогался; теперь протягиваешь жадные и ненасытные руки и к нашим стадам. Зачем тебе богатство? Оно вызывает только бо?льший голод. Ты первый испытываешь его от пресыщения; чем больше ты имеешь, тем с большей жадностью стремишься к тому, чего у тебя нет». Конечно, можно было бы и согласиться со скифскими послами и посочувствовать им по поводу неумеренной страсти к завоеваниям Великого Македонца, который от своей великой жадности решил прибрать к рукам их степи и пустыни, если бы не одно НО! Скифам надо было бы просто задать один-единственный вопрос: а зачем, собственно, они собрались на противоположном берегу Яксарта? То, что готовилось вторжение в земли Согдианы, сомнений не вызывало ни у кого — те же античные авторы отмечали связь восставших с кочевниками. Своими молниеносными действиями Александр сорвал это объединение, а строительством города положил предел грабительским рейдам скифов — базилевс взялся за дело всерьез, и его желание обезопасить свои северные границы столкнулось с явным противодействием кочевников. Только что основанная Александрия была у них как бельмо на глазу, и желание стереть ее с лица земли было для них вполне естественным.
А вот что касается царя, то на мой взгляд, все эти скифские степи и пустыни были ему явно ни к чему, и единственное, чего он хотел, — спокойствия на северных рубежах своего царства. Да, в завоеваниях Александр не знал меры, но и безумцем он не был, огромные бесплодные земли были ему не нужны, в источниках написано четко, что в Согдиане он не собирался задерживаться надолго, его манила своими сказочными богатствами Индия. А поход против скифов требовал очень тщательной и кропотливой подготовки и явно занял бы достаточно много времени, которого у базилевса не было, еще раз отмечу, что он готовился продолжать поход дальше на Восток. Исходя из всего этого, хотелось бы заметить, что впоследствии Александру задним числом приписывали планы, которые он и не собирался осуществлять, — например, грандиозный поход на Запад, на Карфаген, Сицилию и Рим. И все лишь на основании разнообразных слухов и домыслов, которые ходили вокруг Великого Завоевателя. То же самое и с походом против скифов — намекают, что хотел их покорить, но конкретных данных не приводят, зачем и почему, тоже не говорят. И вывод напрашивается следующий: цель базилевса была преподать кочевникам из-за реки такой урок, чтобы надолго отбить у них охоту к набегам и грабежам на его земли, а потому не стоит умиляться на то, как скифы мужественно защищали свою землю от агрессора. У них были свои планы, и они были полностью противоположны планам Великого Македонца. А потому переговоры окончились ничем, спор теперь могло решить только оружие.
* * *
Едва удалились послы, как Александр дал команду, и переправа началась — на берег реки выкатили метательные машины, и град камней и тяжелых стрел обрушился на скифских наездников, которые продолжали разъезжать вдоль реки. Десятки воинов, находившихся на мелководье, были убиты сразу, а когда стрела из баллисты пробила одному из вождей щит, панцирь и выбила его из седла на прибрежный песок, вся орда отхлынула от реки. И тогда под рев боевых труб македонская армия начала переправу. Тяжелая пехота погрузилась на плоты, на них же переправлялась и кавалерия — всадники тянули за поводья плывущих за кормой лошадей. А за плотами на набитых соломой мехах плыли легковооруженные войска — по замыслу базилевса, их должны были прикрывать с плотов, на некоторые из них по приказу Александра затащили небольшие метательные машины. Тяжелые пехотинцы сдвинули свои щиты, прикрывая черепахой гребцов от стрел, и вся эта армада отчалила от берега. Впереди шел плот, на котором находился сам базилевс с воинами агемы, рядом шли плоты, набитые гипаспистами, которым предстояло первым сойти на вражеский берег. Но мощное течение реки вносило в переправу свои поправки — сильная качка мешала находившимся на плотах лучникам стрелять по врагу, а о том, чтобы выстрелить из находившихся там баллист, и речи быть не могло, все были заняты тем, чтобы удержать равновесие. Скифы обрушили на вражеские войска целый ливень стрел, македонские щиты напоминали утыканных колючками ежей, но переправа не замедлилась ни на минуту — здесь решающую роль сыграли метательные машины, которые с южного берега буквально засыпали вражеских лучников дротиками и камнями.
Плоты стали приставать к берегу, и тогда гипасписты одновременно метнули с плотов тяжелые копья в толпившуюся на берегу массу кочевников — пораженные люди и кони повалились на отмель, окрашивая кровью воды Яксарта. А македонские пехотинцы с боевым кличем прыгали с плотов в реку и, стоя по колено в окровавленной воде, формировали боевой строй — щит к щиту, плечо к плечу. Вновь скифская конница отхлынула от берега, а следом за гипаспистами уже прыгали в воду сариссофоры, и македонский строй начал щетиниться длинными пиками. Вся эта масса людей плотными шеренгами двинулась на берег и оттеснила скифов еще дальше. Лучники, пращники, метатели дротиков, закончив переправу, выдвинулись вперед и вступили в перестрелку со скифскими наездниками, которые носились перед строем тяжелой пехоты, посылая стрелы в густые шеренги наступающих врагов. Царские кавалеристы уже садились на коней и за строем пехотинцев готовились к атаке на врага, а сам базилевс находился среди своих солдат, но из-за раны на шее по-прежнему не мог говорить — однако лишь один его вид придавал уверенности македонцам. Все было решено и обговорено накануне, каждый полководец и начальник знал, что ему делать, а потому армия Александра действовала слаженно, как единый механизм. По приказу царя отряды персидской кавалерии и конных сарисофоров выдвинулись из-за строя пехоты и атаковали скифов — те боя не приняли, а расступились и, окружив отряд, стали расстреливать его из луков. Теперь уже македонские кавалеристы посыпались с коней на истоптанную копытами землю, а лихие наездники продолжали методично поражать их из луков, сами оставаясь недосягаемыми для вражеского оружия. По приказу базилевса командующий легковооруженными войсками Балакр ввел в ряды несущей потери конницы лучников, пращников, метателей дротиков, и теперь град метательных снарядов обрушился уже на скифов. Три отряда тяжелой конницы гетайров, развернувшись в боевой строй, пошли в атаку при поддержке легкой пеонийской кавалерии — остальную конницу повел сам Александр. Конные скифские лучники не выдержали одновременного удара кавалерии и мобильных войск — развернув своих коней, они бросились наутек, разворачиваясь в седле и сбивая стрелами вырывавшихся вперед македонцев.
И началась погоня! Лавина македонской кавалерии, сверкая доспехами, мчалась по бесплодной и пустынной местности, а впереди, держась на расстоянии выстрела из лука, неслись скифские наездники. Здесь завоеватели впервые увидели и ощутили на себе, что такое знаменитый скифский выстрел — не один десяток царских всадников вылетел из седла под копыта бешено мчавшихся коней, когда кочевник, обернувшись назад, поражал его стрелой. А между тем бешеная гонка продолжалась — солнце палило нещадно, раскаляя македонское снаряжение, воины стали испытывать жажду, а скифы, словно не ведая усталости, продолжали мчаться неизвестно куда. Базилевс, по-прежнему слабый от раны, продолжал возглавлять погоню, но чувствовал себя все хуже и хуже — безостановочная скачка и нестерпимый зной значительно ухудшили его состояние. Вся вода была выпита, и македонцы пили из попадавшихся на пути грязных и застоявшихся водоемов — жажда становилась нестерпимой. Александр был как все, отпив из шлема принесенной ему воды, он продолжал преследовать врагов. Внезапно царский конь остановился, а базилевс обессиленно уткнулся лицом в гриву — вокруг него сразу стали собираться македонские всадники. Он постарался выпрямиться, но не получилось, и, потеряв последние силы, сын бога Аммона свалился на руки своих солдат. От плохой воды у царя началось сильнейшее расстройство желудка, силы его покинули окончательно, и ни о какой дальнейшей погоне не могло быть и речи. Мчавшаяся вперед македонская лавина замерла, кавалеристы осаживали коней, пытаясь выяснить, что же произошло. Царь уже не мог сидеть на коне, а потому из копий были сделаны носилки, которые закрепили между двумя лошадьми, положили на них находившегося в крайне тяжелом состоянии Александра и стали поворачивать коней назад. А скифы уходили все дальше и дальше и вскоре скрылись за линией горизонта — лишь облако пыли указывало на то место, где они только что были. Македонская армия медленно развернулась и потянулась на юг, к берегу Яксарта…
* * *
Так закончилось сражение Великого Завоевателя со скифами, и теперь есть смысл подвести некоторые итоги. Во-первых, совершенно непонятно, на основании чего Курций Руф в этом бою приписал победу Александру: «Этот поход благодаря молве о столь удачной победе привел к усмирению значительной части Азии. Ее население верило в непобедимость скифов; их поражение заставило признать, что никакое племя не сможет сопротивляться оружию македонцев». А во-вторых, каковы же были итоги этого противостояния? На мой взгляд, ключевой для ответа на первый вопрос является фраза «благодаря молве о столь удачной победе». Именно слухи о сражении, которые стали распространяться из македонского лагеря, и объявили этот бой победой базилевса, хотя особенно гордиться было нечем. Дело в том, что при описании сражения на реке Яксарт все античные историки упоминают только легкую скифскую кавалерию, а как мы знаем, последние располагали и прекрасной тяжелой конницей. Арриан, описывая состав персидской армии в битве при Гавгамелах, четко указывает, что «и сами скифы и лошади их были тщательно защищены броней». Скифские всадники, закованные в доспехи, обладали страшной ударной мощью, а вот в маневренной войне от них толку не было, отягощенные защитными панцирями, и люди и кони очень быстро бы выдохлись. И то, что при описании сражения ни Арриан, ни Курций Руф о них не упоминают, это не значит, что их там не было. Ведь если исходить из скифской тактики ведения боя, то их легкая конница явно мчалась не просто в пустыню, убегая подальше от македонских сарисс, а целенаправленно изматывала македонскую кавалерию, подводя ее под удар своих главных сил. И если на минуту представить, что этот план увенчался успехом, то последствия его было бы предсказать нетрудно — царская кавалерия, где и люди, и лошади утомились от долгой погони, страдали от жажды и зноя, попав под удар отборных скифских тяжеловооруженных отрядов, была бы ими просто-напросто раздавлена. И никакой бы военный гений не изменил положения вещей. А о том, что македонцы оказались во время похода в очень сложной ситуации, свидетельствует тот же Арриан: «…воины замучились от сильной жары; все войско терпело жажду». Типичная скифская тактика — измотать врага и ударить свежими силами! Но в данной ситуации этот маневр у скифов не сработал, и судьба снова улыбнулась Александру, правда, в довольно своеобразной форме. Возможно, именно расстройство царского желудка и оказалось спасением для всей македонской кавалерии — мы не знаем, как долго гнал бы базилевс свои измученные войска, прекратил бы он эту бессмысленную погоню или нет. Случилось то, что случилось. И потому утверждение Арриана о том, что «если бы Александр не заболел, то их (скифов) всех бы перебили во время их бегства», явно лишено оснований, а основано на той самой молве, которая расходилась из македонской царской канцелярии. Курций Руф утверждает, что Александр преследовал врага 80 стадиев, примерно 15 км, а это вполне могло соответствовать действительности, потому что ударные отряды скифов должны были стоять по возможности дальше от Яксарта, чтобы их легкая кавалерия как можно сильнее измотала противника. Зато сразу становятся понятны восхищенные вопли некоторых западных историков по поводу победы Великого Завоевателя над скифами — еще бы, в очередной раз просвещенный Запад победил варварский Восток! Только вот до победы в этом бою легендарному полководцу было так же далеко, как до луны. Да и по состоянию своего здоровья сын бога Аммона никак не походил на победителя — «Он же в чрезвычайно тяжелом состоянии был отнесен обратно в лагерь» (Арриан). Ну и потери сторон, которые приводят источники, тоже вызывают вопросы, Арриан пишет, что скифов «пало около тысячи, в том числе один из их предводителей, Сатрак; в плен взято было человек полтораста». А по Курцию Руфу, македонцы «вернулись около полуночи, перебив большое число врагов, еще больше захватив в плен и угнав 1800 лошадей. Потери македонцев составили 60 всадников и около 100 пехотинцев убитыми, ранеными же одну тысячу». Обычно античные историки стараются значительно преувеличить число погибших «варваров», называя тысячи, а то и десятки тысяч убитых, а здесь ничего подобного не видим. Да и захваченных лошадей оказалось гораздо больше, чем пленных, которых было всего 150 человек — а это совсем немного. Одним словом, гордиться итогами сражения было нечего.
Однозначно, что переправу своих войск через Яксарт Александр провел просто блестяще, лишний раз подтвердив, что как полководцу ему в то время не было равных на просторах Ойкумены. Можно не сомневаться, что эта самая переправа через реку, слаженные и грамотные маневры македонской армии, а также действия метательных машин произвели на скифов громадное впечатление. С подобным они столкнулись впервые и, увидев македонскую военную организацию во всей ее мощи, призадумались, стоит ли связываться с грозным царем. И в итоге в македонском лагере снова появились скифские послы.
* * *
В изложении Курция Руфа дело обстоит так, что якобы побежденные «саки направили послов с обещанием, что их племя будет соблюдать покорность Александру». А с чего бы им покорность соблюдать, разве их победил сын бога Аммона? Не победил, даже пленников отпустил без выкупа, чтобы не осложнять отношений с кочевниками из-за Яксарта. Арриан же освещает это несколько по-другому, указывая что «явились послы от скифского царя с извинениями в том, что произошло: действовал ведь не скифский народ в целом, а шайки разбойников и грабителей; царь же готов исполнить все, что прикажет Александр». Только что им мог приказать базилевс? Да только одно — чтобы не переходили Яксарт и не вторгались в его земли, на большее он не мог рассчитывать. В итоге на том и порешили. Таким образом, мы видим, что если в прямом столкновении между скифами и македонцами победителей не оказалось, то поставленных стратегических задач сумел достичь только царь, а не его противники. Город Александрия Эсхата (Дальняя) им так разрушить и не удалось, он стоит там и в наши дни. В дальнейшем он будет называться Ходжент, большевики переименуют его в честь вождя в Ленинабад, а теперь он в очередной раз сменил название и стал Худжант. Получается, что Великий Македонец не зря сражался ради него с заречными скифами!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.