Глава девятая ФЕВРАЛЬ – СЕНТЯБРЬ 1920

Глава девятая ФЕВРАЛЬ – СЕНТЯБРЬ 1920

— Гонения не помогут. Наивно думать, что репрессиями можно разрешить все расхождения между селом и городом, Красной Армией и махновцами, — говорил Куриленко, накануне приехавший с польского фронта. С июля 1919 г. он отступал с Украины на север, вместе с Красной Армией. Со своим полком он был влит в бригаду «червоных казаков», а Давыдов и Тахтамышев с безоружными махновцами в 14-ю армию — все они оставались в ее рядах до настоящего времени. Куриленко приехал в отпуск по ранению и 15-го февраля 1920 г. разыскал нас на Николаевских хуторах. Он говорил:

— Троцкий идет к победе над украинским повстанчеством. Везде, где я проезжал — Киевщину, Черниговщину, Полтавщину, Екатеринославщину — всюду проливается невинная кровь. В штабах полно военспецов-предателей, которые умышленно уничтожают лучшие силы на Украине. Вот такой факт: белые успели закрепиться в Крыму и с помощью огня бронепоездов и артиллерии крепко удерживали Чонгарский мост и узкое дефиле, которое для конницы является непреодолимым препятствием. Но конницу заставляют делать то, что было бы непосильно даже для пехоты. Очень много кавалеристов погубили белогвардейские агенты, действующие в штабе 13-й армии[819]. И именно 13-я армия основные свои силы бросает не на Крым, а на ликвидацию повстанчества. Ведь это явное предательство. Здесь все настолько просто, что и козе понятно.

А 14-я армия? В ней раскрыта белогвардейская организация, которая свила себе гнездо в штабе армии; бывший комендант Екатеринославского укрепрайона Рафаилов остался в городе и перешел на службу в разведывательное управление Добрармии. К Деникину перешел и бывший начальник штаба этой же армии и некоторые другие ответственные работники штаба армии из числа бывших офицеров[820].

Очевидно, и мы стали жертвой провокаций белогвардейских агентов. Возможно все-таки разберутся?

Вот как, например, надо понимать действия Красной Армии в лице 45-й дивизии и ее руководителей?

Боевые командиры и бойцы считают нас друзьями по борьбе и не видят, за что нас надо лишать жизни. У нас с Красной Армией был один общий враг — Деникин. Видя перед собой общего нашего врага — деникинцев, части 1-й бригады 45-й дивизии не выполнили приказ командира выйти на Александровск, а ввязавшись 3-го января в бой с белыми у Софиевки, уклонились влево от главного своего направления и преследуя бегущего противника проскочили в южном направлении, выйдя к вечеру 5-го января на реку Конская, 25 километров юго-восточнее Александровска. Но командование остановило преследование белых в преддверии Крыма и вернуло части на Александровск, для ликвидации махновцев, на что понадобилось двое суток.

К вечеру 9-го января 3-я бригада 45-й дивизии была в районе Варваровка – Чумаки, 2-я бригада заняла колонию Нейендорф – Хортица, 1-я бригада располагалась под Александровском[821]. Части 41-й и 46-й дивизий закрывали Александровск с востока[822], а в это время разыгрывали комедию с приказом: махновцев — на польский фронт.

Как же все это надо понимать?

Белые, благодаря нашим общим усилиям, деморализованы, они не в состоянии организовать оборону; в Крыму никакой обороны тоже нет. Выходит, что золотопогонники красным комиссарам ближе, роднее, чем крестьянство Украины, которое не произвело ни единого выстрела в сторону красных, видя в них своих братьев по духу и по борьбе.

Но как же понимать их практические действия? Это же действия, которые гарантируют белых от полного разгрома. Это действия, которые говорят, что повстанчество, для господ Троцких и компании, более ненавистно чем деникинщина. Только поэтому сняты с белого фронта дивизии 13-й и 14-й армии и брошены в наш район. Но красноармейцы знают, кто мы, и убивать нас не хотят, несмотря на принуждения комиссаров. Поэтому красные считают надежными, карательными войсками те, в состав которых входят или которыми командуют: эстонцы, латыши, китайцы, татары, евреи.

В январе на Крым, против Слащева, послана только одна 46-я дивизия.

В наш же район были брошены: ВНУС, ВОХР, ЧОН, милиция, части местного формирования, особые отряды, продовольственные отряды, чрезвычайные комиссии и чего еще там только нет.

Троцкий своим приказом № 180 требует безмотивного уничтожения всего, что напоминает махновщину и вообще свободу и право в наших краях.

Красная Армия, вместо прямой задачи — преследования отступающего Деникина — сейчас занята повстанчеством. Я думаю, что она своими действиями заново организует его: это неизбежно. Создается положение, при котором террор и насилие над махновцами и населением только увеличат сопротивление. Историей доказано, что идеи, которые власти стремятся подавить силой штыка, а не добрым словом, обыкновенно делаются народной массе более близкими, более популярными. В настоящее время, когда окончательно не сломлена белогвардейщина, когда перед Советами, махновское повстанчество покорно сложило оружие, борьба с последними, во имя торжества партии — есть контрреволюция. Поэтому мы должны во что бы то ни стало предотвратить кровопролитие в районе. Надо писать воззвание! — закончил Куриленко.

— Воззвание мы уже писали, — возразил Миша, член бердянской группы анархистов, — осуждая выступление гуляйпольцев. Но, следующего же дня Уралов был арестован.

Действительно, Уралов с бердянской группой анархистов выпустил воззвание, осуждая Махно за выступление против компартии. Однако, Чека арестовала его, а месяцем позже, по настоянию рабочих, освободила. Некоторые члены этой группы бежали в Новоспасовку и скрывались со мною на хуторах. Я продолжал болеть, охраняемый Вдовиченком, Бондарцом и другими.

Куриленку возразил Бондарец, упрекая его в советской службе. За Куриленко вступился Миронов[823] — начштаба 2-го Азовского корпуса, бывший коммунист. Он говорил:

— Успокойтесь, товарищи, пожалейте, бывших повстанцев, не поднимайте заварухи. Большевики сами осознали, что террором социализма достигнуть невозможно, и мы видим, что в уезде репрессии начали ослабевать. Упрекать в советской службе не следует, ибо не порок. Чем больше наших товарищей будет на этой службе, тем легче нам удастся изнутри двинуть 3-ю анархическую революцию.

— Это мечта деревенского собственника, — вспылил Долженко, — крестьянское кустарничество и отживший метод борьбы. Взорвать изнутри Советскую власть, значит продлить борьбу внутри пролетарских групп города и деревни. В конце девятнадцатого года нам достаточно надоело фразерство синдикализма. Эта идея показала себя обратной стороной, и пролетарские массы нас бросили на съедение зарвавшимся красным комиссарам. Мало того. Штарм и Реввоенсовет показал абсолютное банкротство в деле организации индустриального пролетариата и социализации богатств в свободных городах. А величайший в мире «помпадур», этот батько, со своими гуляйпольцами, что они делали? Тогда перед ними стоял вопрос жизни и смерти. Большевики подходили все ближе и ближе. Вы знали наше отношение к ним и, вероятно, чувствовали, что расправа над повстанчеством будет тем пунктом, у финиша которого мы находимся. Что делал штаб для того, чтобы предотвратить кровопролитие? Вместо концентрации армейских корпусов, представляющих военную силу, с которой красное командование должно было считаться и неизбежно подписало бы союзный договор, предоставив нам независимую территорию, штарм эту силу раздробил. Он не старался даже позаботиться о несчастных больных и, бросив их на растерзание, сам ушел в Гуляйполе. Он не мог отстоять независимое существование армии, и масса была разочарована. Теперь она скрывается, и вряд ли гуляйпольцы смогут ее разбудить, конечно, если им не помогут своим террором большевики.

Бряцать оружием или входить нам во властнические организации с целью взорвать их изнутри, было бы весьма позорно и недостойно. С ними надо примириться раз и навсегда. Священной обязанностью теперь надо считать вопрос организации свободных коммун в советских условиях. В этом мы имеем достаточно опыта и должны показать деревне как можно устроить коллективную жизнь. Пусть даже эти коммуны будут нести обычное бремя государственных налогов, подчиняться власти. И тогда они будут расти, завлекая к себе материальной выгодой крестьян-автономистов. Как вы знаете, крестьянина-автономиста обыкновенно принято называть кулаком, собственником, только способным эксплуатировать середняка и батрака. Мы же, анархисты, иначе на него должны смотреть. Вы знаете, что крестьянин, владеющий маленьким клочком земли, едва сводил концы с концами в дореволюционное время. Он влезал в долги и становился добычей ростовщика — торговца скотом, землей; векселя разоряли его больше, чем тяжелые налоги, взымаемые государством. Теперь крестьянину стало не легче. Прогнав помещика, торговца и урядника, он очутился с глазу на глаз с промышленным пролетариатом и руководительницей революции — компартией. Вся земля и недра ее, а равно орудия производства, очутились в руках государства, объявившего на все монополию. И мелкий собственник бьется в изнеможении и, если он еще носит имя собственника, то, в сущности говоря, он является рабом общего экономического застоя и своей автономности, он арендатор. В былое время он не мог конкурировать с паршивеньким помещиком. Теперь, тем паче, он не может жить по-старому. Чтобы он мог пользоваться урожаем и соперничать с совхозами, которые начнут возделывать землю с помощью машин, он должен будет иметь капитал, позволивший бы ему внести в обработку своих клочков земли усовершенствование. Не имея основного капитала, возделывать землю, положительно, невозможно. Хозяйство расстраивается, лошадь стареет, корова перестает давать молоко, плуг притупляется: надо заменить, починить. Для этого нужно несколько тысяч рублей, а их никогда не достать крестьянину-автономисту.

Поэтому надо проповедовать коллективизм, которому большевики выдали вексель чуть ли неприкосновенности и массу привилегий. Мы должны оружие сдать в музей революции и организовать хотя сколько-нибудь свободных коммун, повторяю, в советских условиях. Стремиться к власти было бы не анархическим актом, а восставать против нее изнутри или извне, значит, надо стать махровым контрреволюционером.

— Да ты, Иван, совсем заговариваешься, — возразил Вдовиченко. — У тебя, вероятно, температура, к врачу не надо? Как можно организовывать коммуну, когда нос не показывай, когда за тобой, как за зайцем, охотятся красные стрелки. Одно дело говорить, другое — делать! Бряцать оружием сейчас не хорошо, но что нам делать, когда нас лишают самого дорогого — жизни... нас убивают?..

По-моему, село надо подчинить политической и экономической самозащите, надо организовать сопротивление.

Сидящие в хате, знакомые нам по второму махновскому съезду, поддержали Вдовиченко и готовы были предоставить в его распоряжение сыновей и лошадей. Но большинство придерживалось позиции Долженко. Было решено сидеть в подполье, ожидая пока выяснится положение на деникинском фронте, откуда слышалась орудийная канонада.

16-го февраля 1920 г. от Павловского прибыл разведчик. Он говорил, что 4-й Крымский корпус рассыпался по домам после того, как красные части (3-я, 45-я, 46-я стрелковые и 8-я, 11-я конные дивизии) начали обезоруживать полки, а командиров расстреливать.

— Вечером 8-го января мы заняли г. Мелитополь, — говорил он. — Слащев драпал на Сальково. Павловский подходил к Перекопу и Николаеву. Вдруг 11-го января прибыли красные войска и набросились на наш 15-й полк. Я с Володиным оторопели и с конной разведкой бежали к Павловскому. Кроме 15-го полка, погибли еще два: 16-й пехотный Чайки и Крымский конный.

В Чаплинке мы встретились с Павловским и не знали, что делать, штарма не поступало никаких распоряжений, и места его пребывания никто не знал. Тут же мы решили ударить на Перекоп и уйти в Крым.

20-го января мы заняли Перекоп и Армянский базар, где противника почти не было. Продержались там до 23-го, но вновь пришли красные пс командой Эйдемана и начали нас обезоруживать. А из Крыма Слащев начал напирать. И мы — кто куда. Володин с сотней конницы пробился через Слащева и ушел с Прочаном[824] в Крымские горы, а мы с Павловским и двумя полками пробились к Днепру. Вот и теперь они сидят в плавнях и послали меня к вам. Что делать? — спрашивал разведчик.

Вдовиченко написал Павловскому письмо, в котором изложил положение вещей, и разведчик уехал.

В начале марта нам доставили из Бердянска копию резолюции, вынесенной бывшими повстанцами-махновцами с. Новогригорьевки. Естественно, что все здесь было подготовлено и «направлялось», но тем не менее в ней говорилось:

«27 февраля 1920 г. с.

Мы, бывшие повстанцы при командире Махно, восстали не против рабочих и крестьян, а против белых палачей, в те дни, когда была занята вся Украина этими шакалами, которые пытались мобилизовать нас для пополнения своих рядов, дабы нами задавить нашу Советскую власть, но мы оставили жен, отцов, матерей и ушли для того, чтобы не быть в армии врагов рабочих и крестьян, а уничтожать их.

Мы здесь делали партизанщину, наносили сокрушительные удары, разоряя железную дорогу, взрывая мосты чем и заставили врага оттянуть на нас свои войска, дабы обессилить белых на фронте и в тылу. Мы это сделали, но когда мы соединились с армией рабочих и крестьян, часть нас, повстанцев, сейчас же перешла в Красную Армию для дальнейшей борьбы с врагом, а часть в силу болезненного состояния и слабости возвратилась домой, где белая свора, как всем известно, с нашими семействами не считалась, вешала от старого до малого и забирала последнее имущество. В настоящее время мы занялись, после болезни, мирной и трудовой жизнью, у нас не было и нет мысли, чтобы вредить делу революции и рабоче-крестьянской власти, ибо мы также есть истинные сыны революции, друзья братьев рабочих и крестьян. До сего дня в нашем селе Новогригорьевке ни один красноармеец и советский работник не был обижен, а был принят как освободитель нас, крестьян, но согласно приказа Советской власти, в котором нас называют бандитами и изменниками Советской власти, мы не можем умолчать, когда на нас падает пятно предательства и измены. На собрании всех повстанцев поклялись во всем поддерживать рабочих и крестьян, а предателям и изменникам рабоче-крестьянской власти шлем проклятия, а поэтому ПОСТАНОВИЛИ: согласно предложения отдела Управления Бердянского Ревкома от 11 февраля с. г. за № 403: 1. Снести оружие в 24 часа то, которое не было отобрано 1 Эстонской Советской дивизией, проходившей через наше село. 2. Произвести учет бывших нас, повстанцев. 3. Всем явиться по объявлению на Украине мобилизации в порядке вещей. 4. Бороться со всякими появляющимися в районе Новогригорьевской волости бандитами.

Председатель собрания — Глушак. Секретарь — Кондратенко»[825].

Все были на распутьи, так тянулись долгие, долгие месяцы, и мы продолжали болеть не столько физически, сколько пораженчеством и капитулянством.

Дабы из времени черпать пользу, мы утвердили распорядок дня, в котором отводилось время и на наши штабные занятия: разбор прошлых боев, изучали стратегию и тактику борьбы партизан во все времена. Особенно нас интересовало Запорожское казачество, историю борьбы которого мы изучали с особой любовью, так как многие из нас были потомки запорожцев и, тем более, действовать нам приходилось в областях и районах, ранее принадлежавших Запорожскому казачеству.

Утверждения теоретика анархизма-коммунизма П. А. Кропоткина, что в основе развития современного мира лежит не классовая борьба, а борьба двух тенденций, которая проходит через всю историю человеческого общества: с одной стороны, народ выступает против властей, за свободу, то есть против государства; с другой стороны, небольшая группа людей стремится эксплуатировать народ, используя для этой цели власть и государство, то есть действуют «тенденция свободы и тенденция власти»[826], для повстанцев эти рассуждения были близки и понятны.

Идеолог анархизма-коммунизма в махновщине Аршинов-Марин, подвергнув анализу деятельность в революции большевиков-коммунистов, писал: «...Несомненно, большевизм — явление историческое, русской и международной жизни. Он выдвинул многочисленную группу лиц — цепких, властных, чуждых каких бы то ни было общественных и моральных сентиментальностей и не останавливающихся ни перед какими средствами в борьбе за свое торжество. И он же выдвинул соответствующего этой группе руководителя. Ленин не только вождь партии, — он, что значительно важнее, вождь определенного психологического типа людей...»[827].

Насколько важное значение придавалось махновскому краю и как нарастало сопротивление населения говорят приказы, целые залежи которых находятся в госархивах, особенно в ЦГАСА.

Так, например, приказ командования 13-й армии, начальнику Эстонской дивизии и местным военным комиссариатам об окончательном разгроме махновцев от 6 февраля 1920 г. гласил:

«Несмотря на принятые меры к уничтожению банд Махно и полному разоружению населения в районе действия этих банд, донесения с мест показывают, что махновщина не ликвидирована даже в районе Гуляй-Поле, где махновцы обезоруживают тыловые части 42 дивизии и захватили тяжелую батарею названной дивизии. Приказываю: 1. Командарму 13 немедленно принять меры к возвращению батарей. 2. Начдиву Эстонской безотлагательно направить в район Гуляй-Поле для окончательного разгрома махновцев лучшую по своему боевому составу бригаду, каковую там и расквартировать. 3. Командарму 13, начдиву Эстонской и всем губернским и уездным военкомам немедленно отдать распоряжение о беспощадной расправе с бандитами и прикрывающим их населением. В случае оказания махновцами сопротивления в районе Гуляй-Поле и защиты ими этого пункта с ним, как главным очагом махновского бандитизма, должно быть поступленно самым суровым образом, если обстановка этого потребует...»[828].

12 февраля Екатеринославский губернский военный комиссар приказывал:

«Махновские банды, разбитые, и рассеянью оружием рабоче-крестьянской Красной Армии, все же до сих пор проявляют в некоторых местностях свою преступную деятельность, творя насилия и грабежи и разоряя народное хозяйство, и без того разоренное грабежами, предшествовавшими занятию этих местностей Красной Армией.

Язва бандитизма на исстрадавшемся теле Украины должна наконец исчезнуть бесследно, дабы украинский сельский пролетариат мог спокойно и свободно трудиться для поднятия благосостояния страны.

Приказываю всем уездным, районным и волостным военным комиссарам вести самую беспощадную борьбу с махновскими шайками, донося мне о каждом их выступлении, о количестве и о принятых мерах к их уничтожению, испрашивая вооруженную силу в случае недостаточности местной силы.

Наряду с этим, приказываю путем разъяснения крестьянам необходимости организации с их стороны самообороны против бандитизма, способствовать этой организации и руководить ею...»[829].

А 14-го марта 1920 года командующий Юго-Западным фронтом Егоров докладывал главкому С. С. Каменеву:

«...Острота внутреннего фронта не позволяет не только выделить что-либо для усиления внешнего фронта, но требует для ликвидации бандитизма назначения новых сил... При этом докладываю, что для этой последней цели ни Латдивизия, ни 42 дивизия не могут быть использованы: первая как единственная часть, ведущая борьбу за закрепление тыла, столь же важного, как и внешний фронт, вторая так же как единственная часть, втянутая в трудовую работу по добыче необходимых для фронта и страны угля и хлеба...»[830].

По освобожденному повстанцами тылу белых красные войска прошли под фанфары, но, потратив время на искоренение повстанчества, дали возможность белым перегруппировать, пополнить свои войска и 20 февраля развить контрнаступление в ростовском и Новочеркасском направлениях кавказского фронта, заняв г. Ростов и оттеснив красных к северу и на подступы к Новочеркасску[831]. В Крыму положение белых также укрепилось за счет переброски войск из Кавказа и они, укрепив Перекоп, постоянными боями изматывали малочисленные красные войска, тесня их на север от Перекопа.

Кроме того, состояние тыла красных войск было неважное.

Так в докладе представителя Мелитопольского ревкома Екатеринославскому губкому о положении в городе говорилось:

«11 января 1920 года вступили красные войска в гор. Мелитополь. В этот момент в городе власти не было. Подпольного Ревкома не существовало. Так что не нашлось даже кому приветствовать вступивших красных героев. На следующий день комсомол и некоторые лица, которые выдавали себя за подпольных коммунистов, составили инициативную группу, которая выделила из себя временный ревком. Он состоял из 5 человек...

Ревкому пришлось выполнить громадную работу. Во-первых, в городе и уезде свирепствовала эпидемия сыпняка. Ежедневно с фронта привозилась масса больных красноармейцев, которым приходилось валяться на полу без медицинского ухода в неотопленном помещении... Буржуазия была привлечена к бельевой повинности. Она дала около тысячи пар разного белья...»[832].

Председатель Мариупольского военно-революционного комитета докладывал 20-го января 1920 г.

«В деревне нужно сменить все волревкомы, так как большинство из них состоит из махновцев»[833].

На начало марта 1920 г. на Украине было зарегистрировано около одного миллиона больных сыпным тифом. В ряде районов были случаи заболевания холерой и черной оспой[834].

Командующий 12-й Красной Армией, которая освободила г. Киев, С. О. Меженинов писал:

«Жизнь в городе замерла. На продовольственных складах пусто. Все госпитали и больницы заполнены больными тифом... Вот Александровская больница. Все кровати заняты, в коридорах и на лестничных площадках лежат больные. Малочисленный персонал, который остался, жалуется, что некуда девать умерших, поскольку не успевают хоронить, а в морге скопилось около 2 000 трупов... Самым страшным было скопление по селам больных сыпняком: в некоторых селах насчитывались только единицы здоровых.

Если посетить район Жмеринка – Козятин – ст. Пепельная, можно увидеть кладбища, которые разрослись в несколько раз. Медицинская помощь отсутствует из-за того, что нет врачей»[835].

Действительность, а тем более прогнозы были мрачноваты, и не является ли приведенная ниже выписка из приговора Ревтрибунала 13-й армии доказательством способа пополнения поредевших рядов армии бойцами?

«Ревтрибунал XIII Армии 103-й стрелковой дивизии 5 марта 1920 г., рассмотрев дело по обвинению граждан Екатеринославской губернии Мариупольского уезда Марьинской волости деревни Максимильяновки Ивана Андреевича Киселя, Андрея Афанасьевича Романца и Ивана Ефстафьевича Косяка в бандитизме, нашел факт преступления доказанным.

Приговорил: обвиняемых Киселя, Романца и Косяка расстрелять, но приговор с исполнением приостановить сроком на 2 месяца, отправив обвиняемых в штрафную роту при штабе XIII-й Армии.

И если они в течение этого срока совершат хотя малейшее преступление, то военкому той части, где будут находиться осужденные, вменяется в обязанность расстрелять без суда и следствия.

Если приговор будет приведен в исполнение, то семьи осужденных лишаются земельных наделов и все имущество конфискуется в доход республики»[836].

А сообщение Укрсовтрударма в адрес В. И. Ленина от 9-го марта дополняло картину состояния дел на Украине. В нем говорилось:

«...2) По плану продовольственной кампании Наркомпрод Украины из общей суммы и разверстки должен был реализовать к 7 марта сего года 30 процентов общей разверстки, то есть около 50 миллионов пудов, между тем на деле оказалось заготовленным к 7 марта не более 1,5 миллиона (заготовка войсковых органов исключена, причем запасы войсковых органов по общим данным минимальные, не подсчитаны...) 3) Из 10 основных заготовительных уездов (Мелитопольский, Бердянский, Днепровский, Александровский, Елизаветградский, Херсонский. Полтавский, Константиноградский, Падьяченский и Лохвицкий) в четырех уездах Полтавской губернии нормальная заготовительная работа пока невозможна ввиду засилия бандитов, буквально уничтожающих продработников. Что же касается остальных 6 уездов, где заготовительная работа протекает более или менее сносно, вывоз из этих уездов хлебных запасов на места потребления значительно затруднен по состоянию транспорта и мостов... 5) Причинами неудовлетворительного состояния продовольствия признаны: засилье бандитизма в некоторых хлебных уездах, громадный недостаток в продработниках как высших, так и средних и низших, недостаток в дензнаках (потребность на март месяц определена 1 300 000). Громадный недостаток в предметах для продуктообмена, максимальная слабость гужевого транспорта и неудовлетворительное состояние железнодорожного транспорта (положенные 3 бронированных маршрута для Донбасса еще не обеспечены), неудовлетворительное состояние распределительных органов, еще не взятых в руки Наркомпродом, неудовлетворительное состояние ревкомов, особенно, уездных, идущих нередко в разрез с продовольственной политикой правительства...»[837].

В сводке № 38 для членов ЦК Информационного отдела ЦК КПУ от 15 марта 1920 г. сообщалось: «...По Харьковской губернии. Валковский уезд.

Во время крестьянской недели (с 9 по 15 марта) выяснилось настроение крестьян, которые выражаются в следующих лозунгах: 1. “Никаких коммун, коммунистических ячеек и партий не допустим”. 2. “Мы сами большевики и будем поддерживать Советскую власть”. 3. “В Советы коммунистов выбирать не будем”. 4. “Чим балакаты, скорише б землю роздавалы, тоди и выдко було б, що наша влада”. 5. “Почему существуют большевики и коммунисты?” 6. “Нехай будуть бильшовыкы, а не буде комунистив”. 7. “Як комунисты, то им табак, папиросы, сипь, а другим нема”. 8. “Кажуть, що власть народу, а сами выбырають партийных и прысылають в волости незнайомих людей на должности”»[838].

В сводке Харьковского военного округа о политическом состоянии Александровского и Мелитопольского уездов за период с 15 марта по 1 апреля 1920 г. сообщалось:

«...Александровский уезд.

Положение в уезде неблагоприятное. Анархобандитизм свил себе здесь крепкое гнездо и проявляется почти во всех волостях, за исключением 10 (из 43-х) — Гавриловской, Андреевской, Ново-Гуполовской, Петрово-Свистуновской, Григорьевской, Натальевской, Камышеватской, Петровско-Строгановской, Вознесенской и Федоровской.

В некоторых волостях ревкомы работают полулегально, вследствии постоянной угрозы со стороны махновщины.

Александровский уезд требует сугубого к себе внимания, а потому необходимо направить туда в достаточном числе агитаторов (знающих украинский язык) и литературы, главным образом, антимахновской и по продовольственному и земельному вопросу.

Снабжение уезда литературой происходит ненормально, через случайных курьеров.

Из Бердянского уезда сведений не получено»[839].

7 мая 1920 г., поздней ночью к нам на хутор от Махно приехал Голик, все время бывший со штабом. Он рассказал, что красный отряд собирается потрусить хутора и поэтому надо скорее ехать подальше. Мы перебрались за 25 верст к Мариуполю, в Азовское лесничество.

Голик привез много воззваний и письмо. Махно писал мне относительно положения штарма и своего отряда, ругаясь, что я ничего не делаю. По дороге Голик сообщил следующее:

«Махно болел тифом и находился в хуторе Белом, что в пяти верстах от Дибривок. Штаб сидел в подполье в Гуляй-Поле.

22 января в Гуляй-Поле произошла встреча представителей нашего штаба армии с делегацией красных войск. Перед нами они поставили такие вопросы: 1. Считают ли себя представители штаба руководителями Повстанческой Армии в настоящее время. 2. Если “да”, то намерен ли Махно подчиниться приказу РВС 14-й армии о разоружении повстанцев. 3. Если намерены, то укажите необходимое на разоружение время и так далее».

Мы ответили на эти вопросы так: «1. Повстанческая Армия, имея за собой не заслуги перед революцией, а только лишь честно исполненный до сих пор долг тружеников, считает предложение со стороны Советских войск о разоружении плодом печальных недоразумений, оскорбляющих Повстанческую Армию. 2. Повстанческая Армия видит в товарищах красноармейцах братьев по духу и крови и в любой момент готова рука об руку с ними идти против общего врага, оставляя за собою право самостоятельности как Армия и входя в тесный контакт с Красной Армией. 3. Повстанческая Армия самым категорическим образом протестует против насилия, арестов, разоружения честных повстанцев, а также избранных ею командиров...»[840].

Совещание к какому-либо соглашению не пришло, мы еще глубже ушли в подполье. Десять человек охраняли Махно, который, как только почувствовал себя лучше, настаивал сделать налет на заградительный отряд, который все время его разыскивал. Вот мы в ночь на 2 февраля и ударили ему в хвост, когда он выходил из Успеновки. И, что вы думаете? Взяли до ста человек в плен и два пулемета. Нас уже было 20 человек, и мы налетели на Гуляй-поле, где взяли в плен пехотную бригаду и тяжелую батарею вместе с прислугой 42-й дивизии. Начали стекаться понемногу члены штарма и 5-го февраля отпечатали две листовки. Вот одна из них, — вытащил листок из кипы бумаг Голик.

Мы подъезжали к лесничеству, а вскоре сидели в безопасном месте и читали воззвание. В нем говорилось:

«Слово к Крестьянам и Рабочим Украины. Братья и крестьяне рабочие.

Свыше трех лет вы находились в борьбе с капиталом и, благодаря вашим усилиям, вашей стойкости, вы почти заканчивали эту борьбу. Враги революции изнемогали под вашим напором, и вы, чувствуя победу, близились к торжеству. Вы верили, что ваша бескорыстная борьба с врагами революции даст возможность вам осуществить тот Свободный Советский Строй, к которому мы стремимся.

Но, братья, кто, вместо Вас, торжествует? Торжествуют непрошенные властелины, коммунистические палачи, пришедшие сюда на готовое по свободным путям расчищенным Вашей кровью, кровью Ваших сынов и братьев, составляющих революционное повстанчество. Они завладели всеми богатствами страны. Не Вы, а они распоряжаются ими. А Вы, крестьяне и рабочие, являетесь для них именным оплотом, без которого они не могут именоваться рабоче-крестьянским правительством; не могут быть всенародными убийцами и палачами; не могут произвольно, во имя партийного господства, тиранить народ. Имя народа дает им на все право. И для этого только Вы, крестьяне и рабочие, им нужны. Во всех же остальных случаях Вы для них ничто, и они с Вами совершенно не считаются: они Вас порабощают, мобилизуют, повелевают и управляют Вами. Они Вас уничтожают, и Вы, будучи угнетенными, терпеливо переносите все те ужасы казней, насилия и произвола, которые творятся коммунистами-палачами, и которые могут быть устранены лишь только Вашей революционной стойкостью, только лишь Вашим всенародным протестом — революционным бунтом.

Вас зовут Ваши братья, такие крестьяне и рабочие, как и Вы, умирающие от пуль красных убийц, которые силой оружия забирают скот, хлеб и другие предметы потребления. Они Ваши близкие братья, прощаясь со своими жизнями, со всем тем светлым будущим, к которому мы все стремимся, призывают Вас спасти революцию, свободу и независимость. Помните, братья, крестьяне и рабочие, что, не чувствуя теперь полной свободы и независимости в самих себе, Вы впредь будете неправомочными сами разрешить свою судьбу, не сможете быть сами кузнецами своего счастья, не сможете быть хозяевами богатств Вашей страны, наследия Вашего труда. Все это будет делать хозяин-пришелец, коммунист-большевик.

А чтобы избавиться от этих непрошенных хозяев и властелинов, все крестьяне, все их лучшие силы должны отдать работе по созыву тайных волостных и районных крестьянских съездов, на которых должны сговориться и разрешить животрепещущие вопросы момента, выдвинутые безответственностью и диктатурой этих коммунистов. В интересах страны, в интересах самих трудящихся Украины — не допустить страну до полного опустошения этими непрошенными хозяевами. Этим властелинам не должно быть места на Украине, ни им, ни их наймитам — красным убийцам, тиранившим народ. Все крестьяне, не теряя ни одного дня, должны организоваться через посредство своих тайных съездов. Организовать в каждом селе и деревне тайные боевые единицы, выделив руководящий боевой орган.

Раз навсегда отказать всякую помощь коммунистам — палачам и их подлинным наймитам: отказать как в подводах, так и в зерне, и куске хлеба.

Рабочие, в свою очередь, как и в городах, так и в селениях, должны воздержаться от вступления в коммунистическую партию, в реквизиционные продовольственные отряды и чрезвычайные комиссии, отказаться от всякого участия в коммунистических учреждениях.

Народ Украины должен на весь мир заявить словом и делом: прочь с дороги, убийцы и палачи как белые, так и красные, мы идем ко всеобщему благу, свету, правде и насилий ваших не потерпим!

Да здравствует Международная Рабоче-Крестьянская Социальная Революция!

Смерть всем белогвардейцам и комиссарам, смерть всем палачам!

Да здравствует Свободный Советский Строй!

Штаб Революционной Повстанческой Армии Украины (махновцев)

5 февраля 1920 года»[841].

— Совершенно прав штарм, — говорил Куриленко. — Ну-ну, что же вы дальше делали, — спрашивал он Голика.

— Да что, — отвечал тот, — мы собирали армию, а, впрочем, я спать хочу. Возьмите дневник, который я вел за это время, и вам станет все понятно. Голик улегся спать, а мы принялись читать листовки и его дневник.

В листовке-обращении говорилось:

«Товарищи красноармейцы фронта и тыла.

Народ Украины угнетаемый Вашими командирами и комиссарами, иногда и непосредственно Вами, под руководством этих командиров и комиссаров, протестует против подобного насилия. Вас ждали как освободителей трудящихся масс от гнета деникинской своры-палачей, но после Вашего прихода на Украине еще больше стали слышны стоны, плач и вопли бедного люда. Всюду расстрелы, сжигание крестьянских хат и даже сел, всюду грабежи и насилия.

Народ изнемог и больше не в силах терпеть произвола, он предупреждающе спрашивает Вас: остановитесь ли Вы перед таким кошмаром и отдадите ли себе отчет в том, кого Вы под руководством Ваших комиссаров и командиров расстреливаете, кем заполняете тюрьмы и подвалы, не Вашими ли братьями и детьми. Конечно, ими. Делаете это, не замечая, как буржуазия в сторонке сидит и посмеивается, как старорежимные офицеры и генералы, пользуясь свободой и Вашей слепотой, сидят в мягких креслах и приказывают Вам издеваться над бедным людом. И вы, Товарищи, не задумываясь над этим, слепо исполняете эти приказы. Неужели Вы не замечаете, что они Вас травят на бедный люд, называя его контрреволюционным за то, что он протестует против диктатуры господ Троцких и его окружающей коммунистической своры, во имя партийной власти, удушающей революцию. Неужели Вы не видите, что украинский мужик не терпит этого ярма и, несмотря ни на какие казни, разгибает свою сгорбленную спину, разрушает всякие преграды и стремиться довести дело освобождения до конца. И он верит, что среди Вас именно в Красной Армии большинство его братьев, такие же крестьяне, как и он сам, которые также как и он, угнетены и которые в конце концов поймут его протест и пойдут совместно с ним против общего врага: как деникинской своры справа, так и комиссародержавия прикрывающегося именем народа слева.

Товарищи, взгляните сами, что творят Чрезвычайки и Карательные отряды в Великороссии и, в особенности, на Украине. И кто же им помогает? Вы, красноармейцы, и только Вы. Неужели у Вас не обливается кровью Ваше сердце, слыша стоны и плач Ваших братьев, отцов, матерей и детей. Неужели Вы настолько обмануты теми презренными политическими свободами, что они Вас обессилили побороть властелина-комиссара, чтобы в сплоченном единении с крестьянами и рабочими освободить себя и весь народ от гнета и насилия. Неужели Вы не замечаете в Ваших рядах тех, которые за счет Вашей крови и жизней, возвысились над Вами, захватили себе власть и право позорно тиранить народы. Неужели сердце ваше не сжимается, когда Вы под руководством этих насильников идете в села и деревни карать трудящихся, протестующих против засилия Ваших вождей. Мы верим, что Вы опомнитесь и поймете, что Ваш позор в молчании. Вы запротестуете против насилия и гнета над бедным людом. Вы не допустите Ваших комиссаров и командиров сжигать села и деревни и расстреливать крестьян, восставших за свое право. Пусть сами крестьяне устраивают свою жизнь, как они хотят. А Вы продолжайте уничтожать деникинскую свору, а вместе с ней и властелина-комиссара. Не уходите с фронта, продолжайте борьбу с золотопогонниками, уничтожайте Ваших комиссаров там же.

Революционное крестьянство и рабочие в свою очередь в тылу уничтожат бездельников, сидящих у него на шее и порабощающих его. Революционное крестьянство и рабочие не забудут Вас и будет день, когда они все, как один, сомкнут свои ряды совместно с Вами, и горе будет всем паразитам и их помощникам, наседающим на него как извне, так и произвольно управляющих ими в тылу.

Помните, товарищи, народы осознали всю ложь поддерживаемого Вами правительства. Народ восстает против него, и никакая партия не устоит против сознательной восставшей массы, борющейся за полное раскрепощение. Присоединяйтесь к ней, она Вас примет, как братьев своих. Помните, что в среде восставших Ваши братья – крестьяне и рабочие, и при встрече с ними не устраивайте бойни. Пусть сами комиссары и командиры идут против восставших.

Пусть они обагрятся рабоче-крестьянской кровью, вся вина падет на них, они жестоко поплатятся за это.

Долой золотопогонную свору.

Долой восприемников, их комиссародержавцев.

Долой искусственные законы и власть человека над человеком.

Да здравствует объединение всех труженников-красноармейцев и восставших крестьян и рабочих. Смерть всем золотопогонникам. Смерть всем комиссарам и палачам.

Да здравствует социальная революция!

Да здравствует полный Свободный Советский строй!

Штаб Повстанческой Армии Украины (махновцев).

28 апреля 1920 года»[842].

В следующем обращении говорилось:

«К молодым людям.

Почему ты, товарищ, дома сидишь, почему ты не в наших рядах, или ты ждешь, чтобы пришел комиссар с карательным отрядом и тебя насильно мобилизовал? Не о бманывай себя тем, что тебя не найдут, что ты спрячешься, убежишь.

Большевистская власть доказала уже, что она ни перед чем не остановится, она арестует твою семью и родных, возьмет заложников, если нужно будет, обстреляет все село артиллерийским огнем и так или иначе, и ты, и твой товарищ, пока еще гуляющие на воле, будут рано или поздно взяты правительством в солдаты. А тогда вac пошлют с оружием в руках убивать ваших же братьев-крестьян и рабочих, революционных повстанцев-махновцев. Мы, махновцы-повстанцы, по домам не сидим, хотя у каждого из нас есть семья и родные, и любимые, и близкие, от которых не охота бы отрываться. Но мы революционеры, не можем мы равнодушно глядеть, как над нами хозяйничают новые деспоты под маской социалистов-коммунистов, под ширмой рабоче-крестьянской власти. Три года революции ясно доказали, что всякая власть — контрреволюционная, без различия будь-то власть Николая Кровавого или большевиков-коммунистов.

Мы, махновцы, подняли знамя восстания за полную социалистическую революцию против всякой власти, против всяких притеснений. Мы боремся за вольные Советы трудящихся. За нами, товарищ! Пусть малодушный шкурник и трус остается дома около чьей-нибудь юбки. Юбочников нам не надо. Но ты честный крестьянин и рабочий, твое место с нами среди революционных повстанцев-махновцев. Насильно мы никого не берем. Но помни, большевистское правительство своими зверскими расправами над махновцами вынуждает и нас к беспощадной борьбе. Итак, решай, товарищ, мобилизованный комиссарами, ты будешь послан против нас, и мы вынуждены будем относиться к тебе как к неприятелю и врагу революции.

С нами или против нас. Выбирай.

Повстанцы-махновцы»[843].

8 дневнике было написано следующее:

«8 февраля 1920 г. утром со стороны Полог подошел 522-й полк и согнал нас из Гуляй-Поля. Некоторые товарищи с Пузановым не успели выскочить и остались в плену. Проклятые гуляйпольцы не хотят воевать, опасаються за семьи.

9 и 10 февраля. Отдыхаем в д. Варваровке. Крестьяне выставили охрану и делают разведку, но красные не подошли.

11, 12, 13 февраля. Перешли желдорогу и спустили под откос между ст. Гуляй-Поле и Гайчур состав порожняка. В с. Воздвижевском, зарубив двух большевистских агитаторов, организовавших Ревком, выехали на Рождественскую, где поймали 10 красноармейцев продотряда. Раздели, но не тронули.

14, 15, 16, 17 февраля. Стояли в Крейцевой и ожидали из Полог разведку. Прибыло 10 повстанцев из Орехово. Отряд растет, уже 30 человек.

18 февраля. Под вечер прибыла агентура и доложила, что в Пологах находится снабжение 42-й дивизии. Мы решили сделать налет.

19 февраля. На рассвете в Пологах отбили на платформах 12 орудий, ударили с пулеметов на полк, стоящий по крестьянским хатам. Отняли 10 пулеметов. Все было хорошо, но подвернулись знакомые. Махно напился, а тем временем подошел бронепоезд и ударил картечью. Мы бежали, захватив с собой все пулеметы и замки с орудий. Вечером прибыли в Гусарку, где к нам пристало 20 хлопцев. Ночью выехали на Конские Раздоры и обезоружили 40 красноармейцев: несколько присоединились, остальных распустили. Стояли 3 часа, а затем тронулись в Федоровну.

20 февраля. В Воскресенке красные на днях расстреляли 12 махновцев и сожгли 2 хаты. Дерменжи удрал и сегодня с 15 хлопцами прибыл к нам. Говорят, что в Цареконстантиновке много арестованных: надо было бы освободить. Но, разве батьке это можно вдолбить?.. Он настаивает занять Гуляй-Поле и хочет взять деньги. Вышли из федоровки на Шагарово. Отряд подрастает: имеет 70 конных при 10 пулеметных тачанках.

21 февраля. Налетели на Гуляй-Поле и взяли 500 пленных, два пулемета и снаряды. Орудие бежало. Красноармейцы переходят на нашу сторону, но штаб, от боязни, воздерживается их принимать. Из армейской кассы взяли 2 миллиона денег и роздали повстанцам по 500 рублей, а командирам по 1 000. Стояли 3–4 часа. Вдруг из Полог подошла красная конница и вышибла нас из Гуляй-Поля. Савва[844], М. Скоромный[845] и Воробьев не успели выбежать: судьба их не известна. В Санжаровке выпили самогончику и заночевали в ближайшей немецкой колонии Яблуковой.

22 февраля. Через Успеновку поехали в Дибривки, где встретили Петренка, Бедный, больной, слабый, зарос рыжей бородой. Он плакал, и сам рубил двух пленных продармейцев. Днем провели митинг, но махновцы не вступали в отряд и было видно, что от нас прячутся.

23 февраля. Вечером приехали в Гавриловку, где взяли одного красного инженера и двух продармейцев; их тут же зарубили. Забудько[846] вылез из подполья и с 5-ю хлопцами пристал в отряд. Махно, Буданов и Попов митинговали и саморучно расклеивали листовки.

24 февраля. Из Гуляй-Поля приехали некоторые анархисты и говорят, что красные расстреляли Коростылева[847]. Выехали через Андриановку на Комарь.

25 февраля. Утром выехали в Б. Янисоль, где убили одного продкомиссара и двух красноармейцев. Ударили в набат и провели митинг. Греки не хотят воевать. После обеда переехали в Майорское, а затем в Святодуховку. Захватили одного большевика — организатора Ревкома: Петренко его зарубил.

26 февраля. В Святодуховке провели митинг. После Махно напился и, сдуру, разбрасывал крестьянам деньги, а в штабе дрался с Каретниковым. Хотел расстрелять Попова за то, что тот ухаживал за Галиной. Его взяли и уложили на тачанку, в десять часов утра 27-го выехали на Туркенозку. По пути встретились с красными и, обстреляв их из пулеметов, ушли в Шагарово. Махно протрезвился и настаивал ехать в Гуляй-Поле. Штаб согласился, и мы ночью въехали на Бочаны[848].Дорога скверная, снег с дождем, лошади измучены, но надо ехать в Бешаул.

27 февраля. Мы в Бешауле. Пришел В. Данилов и Зеленский[849]. Говорят, что в Гуляй-Поле большевики производят аресты. Махно торжествует. Он говорит: “А, стервы, не хотели воевать, так и на выручку не пойдем. Пусть сволочей расстреливают”.

28, 29 февраля. Стояли в Воздвиженской и митинговали. Здесь на днях 6-й полк расстрелял восемь махновцев, взял заложников и вышел на Гуляй-Поле. Воздвиженцы и рождественцы начинают шевелиться. 20 человек сразу поступило в отряд.

1-е марта. В 12 часов вышли на д. Варваровку. По дороге остановили поезд, в котором обезоружили красную роту. Командира расстреляли, а 30 добровольцев приняли. Под вечер сделали налет на Гуляй-Поле и выбили 6-й советский полк. Взято в плен 75 красноармейцев во главе с командиром полка Федюхиным, тяжело раненым в бою. 15 пленных вступили к нам в отряд. Мы вышли на Новоселовку.

2-е марта. День стояли спокойно. Было общее собрание командиров, постановили: выдать повстанцам по 1 000 рублей жалования, командирам — по 1 500. Кроме того, собрание высказало мысль о решительном наступлении на красных с целью добычи оружия.

3 марта. Утром выехали на Федоровку, где зарубили присланного предревкома и выехали в Конские Раздоры. На разъезде Магедово взорвали желдорогу и провода; разбили телеграфный аппарат и пустили на Пологи паровоз.

4 марта. С утра поднялась паника. Красные наступают из Полог и бьют с бронепоезда. Пьяный С. Каретников на площади стрелял из пулемета и этим создал панику. Наша цепь думала, что красные охватили их с тыла и сели на тачанки. Мы бросились в атаку на бронепоезд, который, сдрейфив, удрал, а мы благополучно перешли желдорогу и вечером приехали в Гуляй-Поле.