КОРОЛЬ ОБНАРУЖИВАЕТ БЕЛЬГАРДА ПОД КРОВАТЬЮ ГАБРИЭЛЬ

КОРОЛЬ ОБНАРУЖИВАЕТ БЕЛЬГАРДА ПОД КРОВАТЬЮ ГАБРИЭЛЬ

Супружескую пару можно считать благополучной, если у нее под кроватью ничего не валяется.

Графиня де Трамар

В августе 1592 года Генриха IV ждал неприятный сюрприз. Он узнал, что Габриэль, все капризы которой он безропотно исполнял, втайне по-прежнему позволяла герцогу Роже де Бельгарду «посещать свой лабиринт», как тогда принято было говорить.

После того как король отправился в армию, красавица без малейших угрызений совести вернулась в постель этого пылкого и умного молодого человека, за которого она все еще надеялась выйти замуж и вместе с ним предавалась изнурительным играм, шум от которых, надо полагать, было интересно послушать.

Король был расстроен. Полностью утратив интерес к военной ситуации, он в течение нескольких дней размышлял о том, как бы убрать Бельгарда окончательно и при этом бесшумно.

Перебрав в уме несколько достаточно сложных способов, он в конце концов решил, что проще всего будет выдать Габриэль замуж за какого-нибудь покладистого человека, и вспомнил об одном таком претенденте, одобренном Антуаном д`Эстре, тщедушном и комичном Никола д`Амервале, монсеньоре де Лианкуре, который соединял в себе все необходимые качества: был беден, простоват, обременен двумя маленькими дочерьми от первого брака.

Вспомнив о нем, Генрих тайно вызвал к себе Антуана д`Эстре и попросил его срочно выдать Габриэль замуж за монсеньера де Лианкура.

Губернатор Нуайона был крайне удивлен. Он подумал, что Генрих и его дочь поссорились, и ему стало страшно, что он может лишиться тех привилегий, которыми был обязан королевскому увлечению. Желая выиграть время, он заметил, что свадьба — дело дорогое, а у него нет столько средств.

— Я об этом подумал, — сказал король.

И он приказал выдать ему пятьдесят тысяч золотых экю [45].

Габриэль пришла в неистовство, узнав, что ее отдают в жены такому нелепому типу.

Она заявила о своем несогласии и письменно обратилась к королю с просьбой о помощи. Генрих IV в ласковом тоне объяснил ей, что она не должна ничего бояться, потому что он явится в церковь, чтобы помешать брачной церемонии. Успокоенная, Габриэль сделала вид, что соглашается на предложенного ей мужа.

В действительности же 8 июня, в день свадьбы, король не появился, и несчастная невеста, прождавшая его появления до последней минуты, не сопротивляясь, дала подвести себя к алтарю. Так как она оказалась в состоянии полной подавленности, вся церемония была скомкана, а свадебный обед прошел в мрачной обстановке.

Но и тогда красавица все еще верила, что король появится раньше ее тетки, м-м Сурди, которая должна была повести ее в комнату для новобрачных. В десять часов вечера она была вынуждена признать очевидное: король покинул ее. «И тогда, — пишет Соваль, — ново брачная, чувствуя приближение роковой минуты, когда ее отдадут в руки чудовища, предназначенного ей в мужья, а ее поклонник и не думает появиться и защитить от нависшей опасности, сначала разразилась долгой бранью по его адресу и поклялась отомстить за то, что он так обошелся с нею, а потом приготовилась защищаться, насколько хватит сил. Зная, что ждать помощи неоткуда и рассчитывать надо только на себя, она оказала такое сопротивление всем притязаниям мужа, что тот в течение всей ночи не решился лечь в постель».

Этот брак начался не особенно хорошо для несчастного Никола де Лианкура. Его продолжение оказалось еще хуже.

Вечером следующего дня он бросился к ногам Габриэль и плача стал умолять ее лечь с ним в постель.

Разжалобившись, красавица в конце концов согласилась. И тут произошло то, что бывает довольно часто и чему г-н Кинси счел возможным посвятить большую главу в своем «Отчете»: оказавшись рядом с обнаженной девятнадцатилетней красавицей, он пришел в сильнейшее волнение, которое лишило его всяких сил.

Смутившись, он встал и подошел к раскрытому окну в надежде, что свежий ночной воздух благотворно подействует на его интимные побуждения. Через несколько мгновений ему стало зябко, и он чихнул. К сожалению, никакого другого эффекта ночной бриз не произвел.

Бедняга понимал, что должен как можно скорее себя реабилитировать. Увы! То же фиаско он потерпел на следующий день и во все последующие дни.

Неспособный укрепить свой талант, он наконец смирился, тогда как Габриэль, страшно обрадованная, благодарила небо, избавившее ее от тяжкой повинности.

* * *

Через несколько дней после этого фиктивного брака Габриэль д`Эстре узнала новость, которая ее очень опечалила и позволила ей надолго уединиться в своих покоях под предлогом глубокой скорби.

Дело в том, что ее мать, Франсуаза д`Эстре, и ее молодой любовник, маркиз д`Аллегр, губернатор города Иссуара, были убиты. Убийство было совершено при странных обстоятельствах. Дюжина мужчин с двумя мясниками во главе совершили нападение на губернатора и его любовницу, которых все в городе осуждали за чрезмерную роскошь. Высадив входную дверь, они устремились к несчастным и убили их, нанеся множество ножевых ран. Этого им показалось мало, и убийцы для собственной забавы протащили трупы по улице, выставив обнаженные тела на обозрение прохожим. Вот тогда все увидели, что элегантная Франсуаза д`Эстре заплетала себе коротенькие косички, «украшенные ленточками», в совершенно неожиданном месте [46]…

«Это говорит о том, — пишет историк тех лет, — что она была кокеткой и следила за собой с тем, чтобы в любой момент быть готовой нравиться, даже в случае появления неожиданного гостя…»

Да, они все там, в семействе Габриэли, были людьми утонченной породы…

В течение двух месяцев несчастный Лианкур даже не пытался возобновить свои жалкие попытки, и молодые супруги жили мирно, внешне демонстрируя видимость супружеского благополучия. Приезд короля должен был нарушить этот покой. В конце августа Генрих IV действительно появился и поселился поблизости от замка д`Амерваля, твердо решив вернуть Габриэль в свою постель. Но она не простила суверену того, что он допустил ее замужество, и дала ему понять, что больше не собирается быть его фавориткой.

Однако у Беарнца был свой, секретный способ задабривать людей: он продиктовал указы, по которым Антуан д`Эстре становился губернатором Иль-де-Франса, а Габриэль получала большие земельные владения.

Вот текст одного из этих указов, внушенных желанием:

«Мы, Генрих, милостью Божией король Франции и Наварры, настоящим сообщаем, что желаем признать нашим другом и верным рыцарем обоих орденов [47], командира полсотенной королевской роты, монсеньера д`Эстре, и назначаем его нашим главным наместником в Иль-де-Франс за большие и высокочтимые заслуги, которые оказал нашим предшественникам и Нам в различных обстоятельствах, а также, желая по тем же причинам отблагодарить нашу дорогую и горячо любимую Габриэль д`Эстре, его дочь, жалуем и отдаем во владение вышепоименованной даме наши земли и сеньорию в Асси, а также замок Сен-Ламбер с окружающими лесами, угодьями, лугами и пр., ему принадлежащими».

Через несколько дней Габриэль, нежная и воркующая, уже была в постели Беарнца.

Никола сразу понял, какая неудача его постигла, и сделал попытку протестовать. И тут же на его голову свалилась очень важная должность, позволявшая дать хорошее воспитание двум маленьким дочерям: он был назначен дворянином в Королевскую палату…

Осчастливленный этим завидным титулом, отныне он стал жить, закрывая на все глаза…

В октябре 1592 года бродячий двор «короля без столицы» обосновался в Сен-Дени. Туда же к Генриху IV приехала Габриэль, за что он публично отблагодарил ее, устроив грандиозный праздник с игрой скрипачей.

В течение нескольких дней король, вновь позабыв о троне, о своем королевстве и об армии, которая ждала, слегка озадаченная, каких-нибудь приказов, целиком посвятил себя восхитительному телу своей фаворитки.

Эта сладострастная жизнь оказалась недолгой. В начале ноября принц Пармский появился со своим многочисленным войском у северо-восточной границы, и Беарнец был вынужден вылезти из постели своей красавицы, наспех одеться и отправиться в поход, чтобы отразить новую угрозу.

На другой же день после его отъезда в Сен-Дени прибыл другой улыбающийся человек. Это был Роже де Бельгард, желавший воспользоваться отсутствием короля и занять место, о котором хранил приятные воспоминания.

При виде новоявленного фаворитка очень взволновалась, потому что не переставала любить обер-шталмейстера, о чем без обиняков призналась ему, как только они остались одни.

Ночью они уже были в постели и радостно праздновали свою встречу.

Генрих IV, разумеется, никогда бы не узнал об этой измене, если бы не внезапная смерть герцога Пармского. Лишенная полководца, вражеская армия сразу распалась, и король, которому больше ничего не угрожало на севере, возвратился в Сен-Деви, где скованное поведение Бельгарда вызвало у него некоторые подозрения.

Однажды он почти получил доказательства своей неудачливости. Вот что рассказывает Соваль, по обыкновению смакуя детали:

«Король уехал рано утром по каким-то заранее намеченным делам, оставив Габриэль д`Эстре в постели. Она не пожелала встать, притворившись нездоровой, а тем временем Бельгард, стараясь скрыть свои намерения, заявил всем, что возвращается в Мант; но стоило только королю уехать, Арфюра, наперсница м-м Габриэль, которую все звали Рыжая, ввела герцога в кабинет, от которого только у нее имелся ключ, и выпустила его оттуда, только когда ее хозяйка избавилась от всех,, кто казался ей подозрительным. Пока оба любовника мечтали насладиться всеми радостями нежной страсти, король, которому не удалось выполнить намеченное дело, вернулся в Сен-Дени. Перепуганная Габриэль немедленно позвала Арфюру, и та быстро проводила герцога в кабинет, где он сидел на шевелясь».

И было самое время — король уже открывал дверь в комнату Габриэль. Видя, что любовница еще в постели, он лег рядом с ней, не думая о ждавшем его совете, и явил себя весьма галантным мужчиной.

Но любовь умеет разжигать аппетит, «вот почему, — продолжает Соваль, — королю захотелось поесть варенья. Он знал, что варенье для его любовницы Арфюра хранила в кабинете, окна которого выходили в маленькую улочку. Он попросил ключ от кабинета. М-м Габриэль сказала, что ее девушка унесла ключ с собой, а сама ушла повидать какую-то родственницу, живущую в городе. Король, которому ее возражение показались подозрительными, стал пробовать выдавить дверь. М-м Габриэль, желая помешать ему, пожаловалась, что от шума у нее разболелась голова. Король, стремясь во что бы то ни стало проверить свое подозрение, сделал вид, что не слышит ее жалоб, и продолжал ногами колотить в дверь. Бельгард, чувствуя, что его скоро обнаружат, решил испробовать все, чтобы выкрутиться из скверной ситуации, а так как выбраться из его убежища можно было только через окно, он открыл его и прыгнул в сад. Из-за большой высоты прыжок был болезненным, но судьба его берегла, и он совсем не расшибся: то ли земля была сырая, то ли приземлился удачно.

Арфюра, стоя на часах, следила за тем, что произойдет. Только после того как Бельгард на ее глазах совершил прыжок, она поспешила в дом с извинениями, она, дескать, не думала, что может понадобиться. Ловкая наперсница немедленно открыла кабинет и выдала королю варенье, которое ему так не терпелось съесть. Генрих, пораженный тем, что в кабинете никого нет, подумал, что Бельгард превратился в невидимку, зато м-м Габриэль, которую его изумление сделало значительно смелее, набросилась на него с оскорбительными упреками. Она заявила ему, что его любовь явно начинает слабеть и что он только ищет предлога, чтобы порвать с ней, но она не доставит ему удовольствия бросить ее первым, поскольку твердо решила вернуться к своему мужу».

Ужаснувшись этой угрозе, король кинулся к ее ногам и попросил прощения, после чего он снова лег с нею в постель и сделал все возможное, чтобы она забыла об инциденте…

Это приключение вернуло чрезмерное доверие к Бельгарду, который тем временем продолжал наносить Габриэль частые визиты.

Один из этих визитов, последний впрочем, закончился самым шутовским образом. Обер-шталмейстер находился в комнате фаворитки, когда в коридоре замка раздались быстрые шаги короля. До смерти перепугавшись, он нырнул под кровать.

Генрих IV вошел, разделся, улегся в постель с Габриэль и доказал ей свое уважение, после чего, по обыкновению, захотел есть. Он позвал Арфюру и попросил принести сладостей. Пока он ел, из-под кровати послышался легкий шорох. Это несчастный Бельгард, одеревеневший от неподвижности, попытался сменить положение. Генрих IV взглянул на Габриэль и увидел вспыхнувший в ее глазах огонек тревоги. Поняв, где находится его соперник, он наполнил тарелку десертом и сунул под кровать:

— Держите, — сказал он, — надо всем давать жить!

После чего, оставив наедине онемевшую Габриэль; и красного от стыда Бельгарда, Генрих удалился, хохоча во все горло.

Обер-шталмейстер скоропалительно покинул Сен-Дени, и король подумал было, что окончательно избавился от него. Но, спустя несколько дней, он перехватил письмо, посланное его любовницей Бельгарду, и убедился, что чувства Габриэль к Роже значительно глубже, чем он думал. Впервые в жизни он испытал ревность. Сразу утратив интерес к политике, и это в то время, когда Лига попыталась избрать нового короля, чем навеки отстранила бы его от престола, Беарнец заперся у себя в комнате и написал это странное письмо:

«Ничто, моя дорогая госпожа, не вызывает во мне столько ревности и не укрепляет ее так, как ваше нынешнее поведение. Вы советуете мне отбросить все подозрения, да я и сам этого хочу, но, надеюсь, вы не осудите меня за то, что я говорю с вами об этом откровенно, тем более что в те редкие случаи, когда я открыто возмущался, вы делали вид, что не слышнте моих упреков. Вы помните, как я был оскорблен тем, что вас во время вашего путешествия сопровождал мой соперник. Колдовство ваших глаз так велико, что это избавляет вас от доброй половины моих жалоб. Вы успокаиваете меня устами, но не сердцем, что очень чувствуется.

Но если бы еще во времена пребывания в Сен-Дени я мог предположить то, что мне стало известно об упомянутом путешествии, я бы не захотел вас видеть и сразу прекратил бы наши отношения. Я бы скорее сунул руку в огонь, чем позволил ей взяться за перо, и скорее отрезал себе язык, чем заговорил бы с вами.

Вы уверяете, что выполняете данные мне в последний раз обещания. Но как Старый Завет оказался упразднен с приходом Господа нашего, Иисуса Христа, так и ваши обещания перестали что-то значить после вашего письма в Компьень. Нет смысла отныне говорить «Я сделаю», а лучше говорить «Я делаю». Теперь же, моя госпожа, вам надо решить, готовы ли вы иметь его скоро обнаружат, решил испробовать все, чтобы выкрутиться из скверной ситуации, а так как выбраться из его убежища можно было только через окно, он открыл его и прыгнул в сад. Из-за большой высоты прыжок был болезненным, но судьба его берегла, и он совсем не расшибся: то ли земля была сырая, то ли приземлился удачно.

Арфюра, стоя на часах, следила за тем, что произойдет. Только после того как Бельгард на ее глазах совершил прыжок, она поспешила в дом с извинениями, она, дескать, не думала, что может понадобиться. Ловкая наперсница немедленно открыла кабинет и выдала королю варенье, которое ему так не терпелось съесть. Генрих, пораженный тем, что в кабинете никого нет, подумал, что Бельгард превратился в невидимку, зато м-м Габриэль, которую его изумление сделало значительно смелее, набросилась на него с оскорбительными упреками. Она заявила ему, что его любовь явно начинает слабеть и что он только ищет предлога, чтобы порвать с ней, но она не доставит ему удовольствия бросить ее первым, поскольку твердо решила вернуться к своему мужу».

Ужаснувшись этой угрозе, король кинулся к ее ногам и попросил прощения, после чего он снова лег с нею в постель и сделал все возможное, чтобы она забыла об инциденте…

Это приключение вернуло чрезмерное доверие к Бельгарду, который тем временем продолжал наносить Габриэль частые визиты.

Один из этих визитов, последний впрочем, закончился самым шутовским образом. Обер-шталмейстер находился в комнате фаворитки, когда в коридоре замка раздались быстрые шаги короля. До смерти перепугавшись, он нырнул под кровать.

Генрих IV вошел, разделся, улегся в постель с Габриэль и доказал ей свое уважение, после чего, по обыкновению, захотел есть. Он позвал Арфюру и попросил принести сладостей. Пока он ел, из-под кровати послышался легкий шорох. Это несчастный Бельгард, одеревеневший от неподвижности, попытался сменить положение. Генрих IV взглянул на Габриэль и увидел вспыхнувший в ее глазах огонек тревоги. Поняв, где находится его соперник, он наполнил тарелку десертом и сунул под кровать:

— Держите, — сказал он, — надо всем давать жить!

После чего, оставив наедине онемевшую Габриэль и красного от стыда Бельгарда, Генрих удалился, хохоча во все горло.

* * *

Обер-шталмейстер скоропалительно покинул Сен-Дени, и король подумал было, что окончательно избавился от него. Но, спустя несколько дней, он перехватил письмо, посланное его любовницей Бельгарду, и убедился, что чувства Габриэль к Роже значительно глубже, чем он думал. Впервые в жизни он испытал ревность. Сразу утратив интерес к политике, и это в то время, когда Лига попыталась избрать нового короля, чем навеки отстранила бы его от престола, Беарнец заперся у себя в комнате и написал это странное письмо:

«Ничто, моя дорогая госпожа, не вызывает во мне столько ревности и не укрепляет ее так, как ваше нынешнее поведение. Вы советуете мне отбросить все подозрения, да я и сам этого хочу, но, надеюсь, вы не осудите меня за то, что я говорю с вами об этом откровенно, тем более что в те редкие случаи, когда я открыто возмущался, вы делали вид, что не слышите моих упреков. Вы помните, как я был оскорблен тем, что вас во время вашего путешествия сопровождал мой соперник. Колдовство ваших глаз так велико, что это избавляет вас от доброй половины моих жалоб. Вы успокаиваете меня устами, но не сердцем, что очень чувствуется.

Но если бы еще во времена пребывания в Сен-Дени я мог предположить то, что мне стало известно об упомянутом путешествии, я бы не захотел вас видеть и сразу прекратил бы наши отношения. Я бы скорее сунул руку в огонь, чем позволил ей взяться за перо, и скорее отрезал себе язык, чем заговорил бы с вами.

Вы уверяете, что выполняете данные мне в последний раз обещания. Но как Старый Завет оказался упразднен с приходом Господа нашего, Иисуса Христа, так и ваши обещания перестали что-то значить после вашего письма в Компьень. Нет смысла отныне говорить «Я сделаю», а лучше говорить «Я делаю». Теперь же, моя госпожа, вам надо решить, готовы ли вы иметь только одного преданного вам слугу. От вас зависит перемена моей участи, от вас зависит оказать мне благодеяние. Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что в мире найдется еще кто-нибудь, кто любит вас так же, как я. Нет никого, кто бы был так же предан вам. Если я и совершил бестактность [48], так разве есть такое безумство, на которое неспособна ревность? Вините в этом себя. Ни одна любовница не позволяла со мной такого, а потому и я не знал никого, кто был бы сдержаннее меня. Сухой лист [49] из страха перед лигистами легко обнаружил, что в нем нет ни подлинной любви к вам, ни преданности мне.

Я так хочу вас видеть, что отдал бы, кажется, четыре года своей жизни, лишь бы оказаться рядом с вами вместе с этим письмом, которое я заканчиваю тем, что миллион раз целую ваши руки…»

Это письмо произвело на Габриэль д`Эстре такое впечатление, что она немедленно порвала с Бельгардом. Он быстро утешился, став любовником Маргариты де Гиз и одновременно ее матери, очаровательной герцогини де Невер, вдовы герцога де Гиза, убитого в Блуа.

В сущности, обер-шталмейстер довольно своеобразно воздал должное Габриэль, показав зсем, что заменить ее можно только двумя другими женщинами…