Глава 2 Репрессии в отношении сына и жены Берия
Глава 2
Репрессии в отношении сына и жены Берия
Но немного о другом. В 1994 году вышла книга сына Берия Серго под названием «Мой отец — Лаврентий Берия». А в 2002 году — второе издание с участием коллег из Франции. Хорошая, добротная, интересная книга. Пример тому, как должен относиться сын к отцу, даже несмотря на все зигзаги его, отца, жизни. Пример тому, как должен сын бороться за честь отца, даже признанного историей негодяем. Трудно подвергать сомнениям приводимые Серго жизненные эпизоды. Да, кстати, по основным вехам жизни особых новостей Серго не сообщает. За исключением, пожалуй, предположения о том, что его отец Л. Берия был убит неизвестными солдатами еще 26 июня 1953 года, в первый день предполагаемого ареста, а на суде вместо него использовался загримированный двойник.
Но обо всем по порядку.
Сначала о самом Серго. Родился он 28 ноября 1924 года в Тбилиси от брака Лаврентия и Нино. Это был их второй ребенок. Первый умер во младенчестве. Об этом сообщает на допросе его мать. В школе Серго начал учиться в Тбилиси. Учился хорошо, был отличником. Занимался музыкой и спортом. К 1938 году он закончил семь классов. В тот год отец Серго Лаврентий Павлович уже занимал в Грузии большой пост. Точнее главный — он являлся первым секретарем ЦК Компартии Грузии. В конце 1938 года Л. Берия переводят на работу в Москву. На должность первого заместителя наркома внутренних дел СССР. Наркомом тогда был Н. Ежов. Думаю, назначение первого секретаря ЦК компартии одной из ведущих республик на должность первого зам. наркома можно смело назвать понижением по служебной лестнице. Обычно считалось нормальной и примерно равной кадровая ситуация, когда первого секретаря обкома партии назначали наркомом или позже министром. А тут не обкома, а ЦК компартии республики, и не наркомом, а первым замом. Ясно, Сталин задумал произвести небольшую «рокировку» и заменить на столь ответственном посту Ежова человеком, приближенным к себе. Им и оказался Берия — молодой 39-летний земляк-грузин, ответственный партработник, в прошлом чекист и надежный человек, достойный сменить надоевшего всем и к тому же проштрафившегося в бытовых мелочах Ежова. Не знаю, раскрывал ли Сталин Берия карты о том, что в течение короткого времени тот станет первым лицом в НКВД. Наверное, такой разговор все-таки у них был. Во всяком случае, это должно вытекать из самой ситуации: должен же Сталин как-то объяснить Берия, почему вдруг возникла идея о перемещении последнего в Москву, да еще и с видимым понижением. Серго вспоминал, что его отец вначале сопротивлялся переводу, о чем имеются даже документы, но потом, видимо, поняв перспективу, согласился. Состоялось решение Политбюро, и Берия уехал работать в Москву. Один. Без семьи. Серго с матерью остались в Тбилиси. Мать его — жена Берия — в то время работала в Тбилиси, занималась сельскохозяйственной наукой, а Серго учился в школе. Серго вспоминает, что в том же, 1938 году в Тбилиси за ними неожиданно приехал начальник охраны Сталина Власик. Всю семью — его, Серго, мать, бабушку и тетку посадили в комфортабельный салон-вагон и увезли в Москву к отцу. Власик сказал, что это делается по распоряжению Сталина, который был недоволен тем, что его «протеже» живет в глубоком одиночестве. Семья разместилась в Доме правительства на ул. Серафимовича. Он еще называется «Дом на набережной». Знаменитый, исторический объект, неоднократно описанный в литературе. Адрес: улица Серафимовича, дом 2. Через некоторое время они переехали в известный всем особняк на углу Никитской и Садового кольца (ул. Качалова, дом 28). Серго начал учиться в московской школе. «Как обычно», это была школа № 175, в Старо-Пименовском переулке, что на Маяковке. Знаменитая московская школа, где учились дети высокопоставленных чиновников, в том числе и Сталина. С хорошими, опытными учителями, продуманной программой, надежным шефом — издательством газеты «Известия», которое и сейчас находится в 300 метрах от этой школы. В числе учителей, между прочим, была и Галина Булганина — жена Николая Александровича. Она преподавала английский язык. Серго и здесь учился хорошо. Увлекался радиоделом, которое позже станет делом его жизни и основной профессией. Занимался боксом в «Динамо». Тренировал его знаменитый спортсмен — заслуженный мастер спорта и абсолютный чемпион страны Виктор Михайлов. К началу войны Серго было почти 17 лет. На фронт не брали, несмотря на то, что он туда просился. В военкомате, как обычно в таких случаях, предложили «подрасти».
И все же осенью 1941 года Серго начал военную карьеру. Не без помощи отца, едва ему исполнилось 17 лет, он стал курсантом разведшколы НКВД. Где находилась эта разведшкола и чем она занималась, куда готовила своих выпускников, мы, конечно, не знаем. Об этом умалчивает и Серго. Но это и не важно. Ясно, что разведчиков готовили для разведки. А разведку надо было вести тогда в тылу врага. Сын наркома НКВД — в разведке. Явление нормальное. Между прочим, дети Сталина — Яков и Василий, дети Микояна — Степан, Владимир и Алексей, сын Фрунзе — Тимур, сын Щербакова — Александр и другие ребята — друзья Серго в то время тоже пошли воевать. Правда, им повезло больше: они на два-три года были старше Серго, к тому времени закончили военные училища и ушли на фронт. Все они, как известно, были летчиками, за исключением Якова — он был артиллеристом. Серго был разведчиком. Это дело ему нравилось давно. Отец поддерживал его в этом. Серго вспоминал: «Отец вообще оказал на мое формирование колоссальное влияние. Например, когда мне было всего двенадцать лет, он давал мне военно-технические бюллетени и просил сделать подборки материалов на заданную тему. В Москве задачу он мне усложнил — предлагал делать такие же подборки уже из иностранных журналов. Он вгонял меня в определенное русло, чтобы я учился думать и анализировать. Только потом я понял, как много он мне дал».
И все же С. Берия рассказывает кое-что о начале своей разведывательной карьеры:
«Готовили нас тогда для заброски в Германию. Дважды в 1941 году пытались забросить в район Пенемюнде, где находился институт, разрабатывавший ракетные двигатели. Затем от парашютной выброски отказались, предпочтя длительный путь из Ирана в Турцию, Болгарию и далее — до Германии. В конце концов меня так и не взяли. Никто о причинах происходящего не сказал, но в Иране мне пришлось пробыть в общей сложности около четырех месяцев. Затем нашу группу отозвали в Москву, а потом отправили на Кавказ. Буквально на один час мне удалось заехать домой, повидать мать. Она и сказала мне, что отец тоже выезжает на Кавказ».
В течение 1942 года Серго участвует в боевых действиях на Кавказе. Напомню, что было ему тогда 18 лет. Он входил в состав погрангрупп НКВД, которые противостояли немецким разведкомандам, обеспечивающим продвижение их войск к горным перевалам. В это же время в обороне Кавказа принимал участие и его отец, но только, конечно, сам Лаврентий Павлович по горам не лазал и в засадах не сидел. Он выполнял там, так сказать, стратегические функции. Серго за участие в обороне Кавказа был награжден медалью, а его отец — орденом Красного Знамени.
В конце 1942 года по распоряжению ставки верховного главнокомандования военные академии были пополнены новыми слушателями: армии нужны были грамотные военные кадры. Серго предложили разведывательный факультет Военной академии им. Фрунзе. Он готовил тогда и готовит сейчас офицеров — командиров войсковой разведки.
Серго отказался и попросился в Ленинградскую военно-электротехническую академию (позже Академия связи) на факультет радиолокации. Во время учебы Серго привлекается и для выполнения спецзаданий. В частности, как он пишет, во время Тегеранской конференции в 1943 году в составе спецгруппы он обеспечивал получение информации о «неформальной обстановке» союзников. Попросту говоря, прослушивал их разговоры и сообщал «наверх». По этому поводу его доклады принимал сам Сталин. Работой разведчиков тогда Сталин остался доволен.[16] Вообще-то, Сталин относился к Серго хорошо. Однажды, увидев Серго вместе со своим сыном Василием, он сказал с укором сыну, находившемуся в не очень трезвом состоянии:
— Бери пример с Серго. Он академию закончил, адъюнктуру!
Василий на это недовольно пробурчал:
— А ты-то у нас что закончил?
Это вспоминал сам Серго.
Во время учебы в академии Серго встречается со знаменитыми учеными Бергом, Щукиным, Куксенко. Они и предложили ему работать в области радиолокации. В 1947 году он с золотой медалью заканчивает академию и остается в адъюнктуре. Занимается разработкой систем наведения по радиолокационному лучу.
Тема интересная, актуальная. По ней же Серго защищал дипломную работу при окончании академии.
После окончания адъюнктуры С. Берия был главным конструктором КБ «Алмаз», которое находилось в Москве недалеко от станции метро «Сокол». Работал много и добросовестно. В коллективе его уважали. Защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Получил звание полковника и орден Ленина. А было ему тогда всего 28 лет. Бесспорно, отец его поддерживал. Но думаю, что это как раз тот случай, когда от такой поддержки пользы больше, чем вреда.
Его арестовали весьма оригинально: 26 июня 1953 года в день ареста отца, его, беременную жену Марфу, двоих детей и мать перевезли на спецдачу МВД, где держали около месяца, а затем арестовали его с матерью по-настоящему, с переводом в Лефортово. Серго описывает все ужасы, которые пришлось пережить ему и его матери в Лефортово, а затем в Бутырке. Допрашивали часто, в том числе и по ночам, спать не давали, предъявляли какие-то идиотские обвинения — типа «реставрация капитализма и возрождение частной собственности», устроили имитацию расстрела, чтобы заставить мать, наблюдавшую этот «спектакль» сверху из окна, подписать что-то. Марфа Максимовна Пешкова — жена Серго вспоминает, что на свидание к ней его приводили худого, изможденного, в тюремной одежде, подпоясанного веревкой. Марфа Максимовна носила ему в Бутырку передачи. Продержав под стражей полтора года, уже после казни отца Серго выпустили и вместе с матерью отправили в ссылку на Урал. С фамилией не Берия, а Гегечкори и с отчеством не Лаврентьевич, а почему-то Алексеевич. Разжаловали из полковника в рядовые, лишили наград. Марфа Пешкова и трое маленьких детей остались в Москве. В освобождении его участвовали ученые-атомщики Харитон, Капица, Курчатов. Они писали Маленкову и Хрущеву. Перед освобождением с Серго встречались новый председатель КГБ И. Серов и генеральный прокурор Р. Руденко. Они провели с ним «душещипательную» беседу и освободили. Кроме того, они предложили Серго поменять фамилию и отчество. Он согласился и на всю оставшуюся жизнь стал именоваться Сергеем Алексеевичем Гегечкори. Откровенно говоря, я думаю, что тогда, в 1954 году, да и позже, это было в его интересах. В тюрьме с Серго два раза разговаривал Маленков. Он интересовался архивами его отца. В Свердловске Серго работал по старой секретной специальности: занимался ракетно-торпедным вооружением для подводных лодок. Марфа Максимовна вспоминает, что квартиру в Свердловске им дали неплохую — трехкомнатную, правда, вдали от центра. Серго на работу в свой НИИ ездил на автобусе. Зимой холодно, можно было заболеть. Свекровь устроилась на работу на завод «Химмаш». А она, Марфа, оставалась с детьми и «курсировала» между Москвой и Свердловском. Старшая дочь, Нина, в сентябре 1954 года пошла в школу, и они решили, что учиться она должна только в Москве. Двое других маленьких детей (дочка Надя и сын Сергей — он родился в 1953 году, когда Серго сидел в Лефортово) тоже были у нее на руках в Москве. Марфа Максимовна вспоминает, что в Свердловске у Серго появилась женщина, о которой ей стало известно. Брак распался.
В 1964 году с разрешения руководства страны Серго с матерью переехал в Киев, где работал конструктором, а позже директором киевского НИИ «Комета», занимаясь тем же, что и раньше. К нему в Киев переехал сын Сергей.
Мать Серго, Нина Теймуразовна, умерла в 1992 году.
А сам Серго ушел из жизни недавно — 12 октября 2000 года.
Когда я писал книгу о Василии Сталине, я ездил в Киев к Сергею Алексеевичу, брал у него интервью. Встретил он меня нормально, разговаривали долго о Василии, потом перешли к делу Лаврентия Павловича. Никакого вопроса о реабилитации отца, что ему приписывается, Сергей Алексеевич не ставил и даже объяснил мне причину — наше общество еще для этого не созрело…
Марфа Максимовна Пешкова живет под Москвой, в Барвихе. Недавно я и с ней встречался, подарил ей свою книгу о сыне Сталина Василии. Она его тоже хорошо знала. Говорит, что парень Василий был хороший, но только пил много. Дети Сергея Алексеевича и Марфы Максимовны (сын и две дочери) уже взрослые. Имеют своих детей.
Вот такая судьба Серго.
Теперь ближе к материалам его уголовного дела.
Согласно распределению обязанностей между членами следственной группы, проведенному Руденко при возбуждении уголовного дела, Серго «достался» помощник генерального прокурора СССР Александр Камочкин. Точнее не так, Камочкину достался Серго. Это означало, что Камочкин будет расследовать все эпизоды, связанные с Серго. Прежде всего допрашивать, проводить очные ставки, предъявлять обвинение, производить обыски, а потом направлять дело в суд. Конечно, при условии, что для этого есть основания. А если нет, то выносить постановление о прекращении дела. На блатном языке все это называется короче — «крутить».
Так вот, с момента ареста Камочкин начал «крутить» Серго Берия.
Надо сказать, что сам Александр Николаевич Камочкин был уже немолодым опытным следственным работником. Имел звание государственного советника юстиции 3-го класса, по военному генерал-майор. Всю свою прокурорскую жизнь был связан с предварительным следствием, к 1953 году дошел до помощника генерального прокурора, а позже, уже после окончания дела Берия, он станет заместителем генерального прокурора СССР, надзирающим за предварительным следствием в органах прокуратуры. Очень серьезная должность.
Порядок расследования дела в отношении Серго был установлен так, что на него, как и на других лиц, арестованных параллельно с Л. Берия и его шестью «подельниками», заводилось отдельное дело и оно подлежало самостоятельному расследованию. Протоколы предварительного следствия, интересные для «главного» дела, дублировались, то есть изготавливались в двух экземплярах — один для дела Серго, второй для дела отца и, как выражался Н.С. Хрущев, «его банды». Больших нарушений здесь нет. Сейчас это называется «выделение дела в отдельное производство». Нужно только внимательно следить за тем, в каком качестве в этом случае допрашиваются люди (свидетель, подозреваемый, обвиняемый). Я, когда был прокурором, требовал от своих следователей «не заблудиться» в этом. В мое время здесь можно было нарваться на взыскание, в том числе и от генерального прокурора. В деле Берия на эти «мелочи» внимания никто не обращал, в том числе и сам Руденко. Даже придумали специальный бланк — протокол допроса арестованного. Вот и гадай, кем был этот «арестованный»?
Не буду переписывать в книгу все уголовное дело в отношении Серго Берия. Еще раз скажу, было ему в Лефортово, а потом в Бутырке несладко, пережить такое — врагу не пожелаешь.
Вначале ему было предъявлено короткое «дежурное» обвинение по статье 58 УК РСФСР, почти во всех ее интерпретациях (заговор против советской власти, попытка реставрации капитализма, возрождение частной собственности и прочая белиберда).
По этому вопросу его несколько раз допросил Камочкин. Серго свою вину отрицал. Чуть позже, согласно записям в протоколах, Камочкин стал выяснять у него всякую чушь. Подобную такой.
«Вопрос: Расскажите, по чьей рекомендации был принят на работу в КБ-1 Плыгунов?[17]
Ответ: Когда мы проживали до 1938 г. в г. Тбилиси, моей матери Нине Теймуразовне делала маникюр парикмахерша по имени Маня, по национальности армянка, фамилию я не помню. У Мани была дочь — Люся, которую в детстве я знал. Года четыре тому назад парикмахерша Маня оказалась в Москве, она стала приезжать к нам на дачу, делала маникюр Нине Теймуразовне и красила ей волосы. От Мани я узнал, что ее дочь Люся замужем за механиком Плыгуновым, работал он на одном из заводов, где главный конструктор был Глушко. Возможно я сказал Мане, что ее зять может прийти в отдел найма КБ-1, но рекомендации Плыгунову я не давал. Плыгунов был принят в один из цехов, а затем работал в 16 цехе. В 1953 г. Плыгунов получил звание лауреата Сталинской премии. Я лично в список на получение премии его не выдвигал, но в списке его видел.
Вопрос: Расскажите, кто составлял для вас диссертации, за защиту которых вам были присвоены кандидатская, а затем докторская ученые степени?
Ответ: О том, что диссертации мне составляются теоретическим отделом СБ-1, знали зам. министра вооружения Рябиков Василий Михайлович, впоследствии начальник 3 Главного управления, и Щукин Александр Николаевич — зам. председателя радиолокационного комитета, впоследствии зам. начальника 3 Главного управления. Академик Минц — оппонент по докторской диссертации — знал, что диссертация готовилась в теоретическом отделе СБ-1. Оппонентом также был и Щукин А.Н. — академик.
Вопрос: Следовательно, вы защитили кандидатскую, а затем докторскую диссертации, использовав труд коллектива работников теоретического отдела СБ-1, присвоили труд последних. Были ли ранее использованы вами при составлении дипломного проекта, который вы защитили в 1947 году, материалы, составленные Кореневым Г. В., в то время заключенным при 4 спецотделе МВД СССР?[18]
Ответ: Я не могу вспомнить, передавал ли мне Кравченко материалы, над которыми работал Коренев. Однако эти материалы не были полностью использованы в моем дипломном проекте. Допускаю возможность, что к дипломному проекту был приложен рисунок из материалов Коренева. Не могу вспомнить, говорил мне Коренев в 1948 году по поводу использованного в дипломном проекте эскиза, в котором у машины недоставало хвоста, или такого разговора не было. По вопросу подготовки диссертации я поступил неправильно.
Вопрос: Известно ли вам, что б. секретарь Берия — Вардо,[19] с которой сожительствовал Берия Л. и имел от нее ребенка, направлялись им во Францию и Турцию?
Ответ: С Вардо я не знаком, ее не знаю. В марте 1953 года в Барвихе, мне Саркисов рассказал, что Берия сожительствовал и со своим секретарем Вардо».
После этого начинаются более конкретные вопросы и ответы относительно отца. Надо сразу сказать, то, что вы прочтете далее, было добыто у молодого человека, с одной стороны, доведенного до крайности, с другой — не искушенного во всех «прелестях» тюремного бытия, дававшего показания фактически под пытками, под угрозой расстрела его самого и его близких. Вот выдержки из дела Серго.
Протокол от 31.07.1953 г.
(Допрос начат в 21 час. окончен в 0 час. 50 мин. 1.08.1953 г.)
Вопрос: Что можете показать по существу дела и предъявленного Вам обвинения?
Ответ: Ознакомившись с постановлением о предъявлении обвинения от 31 июля с. г., я заявляю, что виновным себя в предъявленном обвинении не признаю. Я не являлся участником антисоветской изменнической группы заговорщиков, не знаю из кого эта группа состоит и я никогда не ставил своей целью захват власти, ликвидацию советского строя и реставрацию капитализма. У меня не было даже мысли, что мой отец, Берия Л П. мог встать на путь предательства Родине. Но если у него были такие преступные цели— со мной он об этих целях не делился. Берия Л. П. — мой отец, но он отдалился от меня и моей матери, по отношению которой он оказался подлецом.
А вот уже более серьезные вопросы и ответы. Видно, пребывание в Лефортово принесло свои плоды. Читаем выдержки из протоколов. 7.08.1953 г. (21 ч. — 0 ч. 50 мин.)
…В квартиру отца я ходил только по его вызову или же через домработницу, испрашивая у него разрешения зайти к нему. По характеру властный, нетерпимый к замечаниям, он очень редко со мной разговаривал, а в разговорах обрывал. По вопросам государственного управления он со мной не разговаривал, редко по этим вопросам обращался к нему и я. Вспоминаю отдельные разговоры с отцом. После появления в газете «Правда» передовой статьи о серьезных недостатках в органах Министерства государственной безопасности в связи с делом врачей, я обратился к отцу с вопросом: «Почему охаивают работу Игнатьева, ведь он секретарь ЦК КПСС?» Задал я этот вопрос отцу потому, что для меня было ясно — без ведома отца передовая не появилась бы, поскольку он работал министром внутренних дел. Берия П.П. на мой вопрос ответил раздраженно, презрительно по адресу т. Игнатьева: «Какой он секретарь ЦК, он… (нецензурное слово[20]) собачье. И вообще ты не лезь не в свое дело»…
8.08.1953 г. (16 ч. — 17 ч. 35 мин.)
…Вопрос: Расскажите все, что вам известно о вражеской деятельности Берия Л.П.
Ответ: Я утверждаю, что о вражеской деятельности отца — Берия Л.П. мне ничего не известно, со мной он никогда о своих намерениях не говорил. Мне было известно, что Берия Л.П. вел развратный образ жизни, имел вторую семью, о чем я узнал от Саркисова…
Вот еще один протокол допроса.
10.08.1953 г. (21 ч. 45 мин. — 0 ч. 55 мин.)
…Вопрос: Расскажите все о преступной деятельности врага народа Берия Л.П.
Ответ: Я вновь утверждаю, что мне не были известны факты преступной деятельности Берия Л.П. Мне не было известно, что отец являлся руководителем антисоветской, изменнической группы заговорщиков, ставившей своей целью захват власти, ликвидацию советского строя и реставрацию капитализма. Лично я не был участником какой-либо заговорщической группы. Если Берия Л.П. возглавлял заговорщическую группу, то он скрывал от меня свою преступную деятельность.
Никогда в моем присутствии Берия Л.П. не отзывался отрицательно о руководителях партии и правительства. Лишь в одном случае на мой вопрос, почему после прекращения дела в отношении врачей была опубликована политически острая передовая в газете «Правда», тогда как Игнатьев являлся секретарем ЦК КПСС — Берия Л.П. в оскорбительной форме выразился в адрес тов. Игнатьева.
Протокол допроса на следующий день.
11.08.1953 г. (21 ч —0 ч. 30 мин.)
Вопрос: Дайте показания о преступной деятельности врага народа Берия Л.
Ответ: Утверждаю, что о преступной деятельности Берия Л. П. мне не было известно. Я знал, что он аморальный, развратный человек, подло поступил по отношению к матери и меня. Я не знал всех подробностей о развратном образе жизни Берия Л.П., но и то, что я узнал от Саркисова дало мне основание считать Берия Л.П. морально разложившимся человеком.
В то время я не мог представить, что Берия Л.П. был врагом народа. Вражеских высказываний от Берия Л.П. я не слышал, в семье он не делился о своей работе, о своих намерениях, замыслах.
И еще допрос. Опять на следующий день.
12.08.1953 г. (21 ч. — 0 ч. 15 мин.)
Вопрос: Ваш отец — Берия Л. П. разоблачен как враг народа, агент международного империализма. Потеряв облик коммуниста, став буржуазным перерожденцем, авантюрист Берия Л.П вынашивал планы захвата руководства партией и страной в целях реставрации капитализма в нашей стране. Рассказывайте о преступной деятельности Берия Л.П.
Ответ: Для меня теперь ясно и понятно, что мой отец, Берия Л.П. разоблачен как враг народа и кроме ненависти я к нему ничего не имею. Вместе с тем я вновь утверждаю, что о своей преступной деятельности, о преступных намерениях и целях, а также о преступных путях, которыми враг народа Берия шел к своей преступной цели, — он мне не говорил. Проживая с ним в одном доме, но в разных квартирах, я знал, что он ведет развратный образ жизни, что он аморальный человек. Теперь для меня ясно, что развратный образ жизни это лишь одна отвратительная черта врага народа Берия Л.П. Однако у меня не появлялось тогда мысли, что он может предать интересы Родины. Очевидно, проживая с нами, враг народа Берия Л. П. маскировался под государственного деятеля, а мы в семье этому верили…
И еще допрос. Опять на следующий день. Пятый за шесть дней.
13.08.1953 г. (23 ч. — 0 ч. 30 мин.)
Вопрос: Расскажите о преступных действиях врага народа Берия Л.П.?
Ответ: Я вспомнил высказывание Берия Л.П., которое характеризует его, как авантюриста. В конце 1952 г., по возвращении из командировки, я в числе других работников был в кабинете у Берия Л.П. в Кремле. Во время обсуждения одного из вопросов стала обсуждаться одна кандидатура и в процессе обсуждения кто-то сказал, что этот человек (чья кандидатура обсуждалась) работает не за страх, а за совесть. Берия Л.П. серьезно заметил, что «нет людей, работающих за совесть, все работают только за страх». Меня это высказывание Берия Л. П так поразило, что я на том же совещании сказал ему: «как же так, ведь советские люди работают из-за убеждений, из-за совести». На это Берия П.П. мне сказал, что я не знаю жизни…»
Все это фигурирует в материалах уголовного дела Серго Берия, все запротоколировано и им лично подписано. Конечно, хотелось бы, чтобы Серго был тверд, как камень, чтобы после прочтения оригиналов его показаний в деле оставалось такое же чувство, как и после прочтения его книги. Но… И все же еще раз хочу напомнить, что к этим показаниям сына Берия, не виновного ни в чем, привели издевательства над ним, и это надо учитывать. А литературное редактирование и обработка протоколов его допросов меня лично не удивляют: он хоть и был доктором технических наук, но в этих вопросах разбирался очень слабо и не знал, что в органах, оказывается, тогда существовали следователи-«забойщики» и следователи-«писатели». Последние были такими мастерами в литературе и изложении на русском языке показаний, что им позавидовали бы даже опытные редакторы любого издательства.
Так что обижаться на Серго Берия за проявленную им слабость не следует. Поставьте себя на его место.
А для чего в своей книге он придумал версию (точнее, даже предположение) о том, что его отец был убит в первый день ареста 26 июня 1953 года, — на этот вопрос я ответить не могу, об этом надо спрашивать у самого Серго или у его издателей.
Тем более что этот факт не несет на себе никакой нагрузки.
* * *
Жену Берия Нину Теймуразовну (по-грузински Нино) арестовали 19 июля 1953 года. Она была обвинена в соучастии в антисоветском заговоре, «возрождении капитализма», связях с иностранными гражданами и прочих преступлениях «дежурного» характера. Следствие началось с выяснения анкетных данных. Дело Нино вел следователь по важнейшим делам Прокуратуры СССР Цареградский.[21] Первый допрос 19 июля 1953 года вместе с Цареградским проводил Руденко. Надо сказать, что структура уголовного законодательства в те годы позволяла в подобных ситуациях жестоко расправляться не только с главой семьи, обвиненного в совершении контрреволюционного преступления, но и с его многочисленными родственниками, причем любой отдаленности: женой, родителями, братьями, сестрами и т. п. Активно использовалась эта возможность до войны и особенно в ходе ее. Известные аббревиатуры ЧСИР (член семьи изменника родины) или СОЭ (социально-опасный элемент) тогда были, что говорится, на слуху. По закону это называлось «связь с преступной средой». Поскольку в 1953 году действовал Уголовный кодекс 1926 года, в котором все это было предусмотрено, то Руденко, возглавивший следствие по делу Берия, на, в общем-то, законных и вполне объяснимых основаниях активно использовал это право в отношении родственников Берия, прежде всего его сына и жены. Сейчас это все, конечно, незаконно, а тогда… Вот что по этому поводу гласил в те годы Уголовный кодекс РСФСР.
«Ст. 7. В отношении лиц, совершивших общественно-опасные действия или представляющих опасность по своей связи с преступной средой или по своей прошлой деятельности, применяются меры социальной защиты судебно-исправительного, медицинского, либо медицинско-педагогического характера».
Для этой категории лиц Уголовный кодекс РСФСР предусматривал наказание по статье 35, которая активно и применялась.
«Ст. 35. Удаление из пределов РСФСР или из пределов отдельной местности с обязательным поселением в других местностях, назначается на срок от трех до десяти лет; эта мера в качестве дополнительной может применяться лишь на срок до пяти лет. Удаление из пределов РСФСР или из пределов отдельной местности с обязательным поселением в других местностях в соединении с исправительно-трудовыми работами может применяться только в качестве основной меры социальной защиты. Удаление из пределов РСФСР или из пределов отдельной местности с запрещением проживать в тех или иных местностях или без этого ограничения назначается на срок от одного года до пяти лет».
Надо отметить, что «в порядке исключения» все это нередко применялось и без суда, без приговора, а лишь по постановлению органов власти в порядке административного производства. Это значит: уголовное дело прекращено или вообще не возбуждалось, но в ссылку тебя все равно отправят. Кстати, так и поступила советская власть в конце 1954 года с женой и сыном Л. Берия, а также и с родственниками остальных осужденных.
Но обратимся к уголовному делу Нино Берия. Бесспорно, личность ее притягивала следствие близостью к мужу — главному фигуранту во всей этой истории. Но какую роль могла играть Нино в его «преступной» деятельности? Да никакой! Но кое-что знать, конечно, могла: она знала окружение мужа, друзей, недругов, была в компаниях, встречалась с женами других обвиняемых, могла многое рассказать. Так что определенный оперативный интерес Нино Берия для следствия представляла. Каким способом устанавливается все это? Способ один — допросы. И желательно в изоляции. Надо сказать, что этим правом Руденко не злоупотреблял. Никто из детей и жен других обвиняемых (а впоследствии осужденных) арестам в ходе следствия подвергнут не был. Их просто выслали уже после суда в «отдаленную местность СССР», запретив проживать в Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси, на Кавказе и в Закавказье. Об этом ЦК после суда принял специальное решение.
При «старой» власти примеры были другие. Более жесткие. В 1951 году после ареста главы МГБ В. Абакумова в тюрьму поместили не только его жену, но и грудного ребенка, для которого следователи сами покупали молоко, поскольку у матери оно пропало. И продержали их там более двух лет. Ходить сын Абакумова начал именно там, в тюремной камере. Но вернемся к жене Берия.
Главным вопросом, с которого началось разбирательство, было выяснение ее «непролетарского происхождения». До сих пор вокруг этого ходят легенды, рожденные ее княжеской фамилией Гегечкори. Н. Рубин в книге «Лаврентий Берия. Миф и реальность» пишет: «Не в пример своему будущему мужу она отличалась знатным происхождением: ее отец, Теймураз Гегечкори, был дворянином, предки матери, Дарико Чиковани, происходили из княжеского рода».
Согласитесь, что грузинские фамилии, заканчивающиеся на «швили» или «дзе», звучат как-то проще и вопросов тут не возникает. А тут вдруг «Гегечкори». Наверное, это будет выглядеть так же, как если среди компании Ивановых, Петровых и Сидоровых вдруг появится какой-нибудь Цареградский. Аристократическая внешность Нино дает повод к дальнейшим «откровениям».
Н. Рубин отмечает: «Прямой тонкий нос, большие проницательные глаза, безукоризненная фигура, сохраненная, между прочим, до глубокой старости… А гордая посадка головы и слегка надменный и величественный взгляд говорят именно о княжеском — как минимум — происхождении».
Правда, писательница Л. Васильева в своей книге «Кремлевские жены» со ссылкой на жену маршала М. Катукова неожиданно уточняет: «Кривизну ног она (Н. Берия. — Авт.) искусно прятала». Ну бог с ней, «с кривизной ног». Это, как говорится, дело вкуса. Нино Берия была действительно эффектной.
Нина Теймуразовна Берия родилась в Грузии в 1905 году, на шесть лет позже Лаврентия, в с. Мартвили. Уже при советской власти село переименовали в Гегечкори, а район назвали Гегечкорским. Кстати, здесь тоже у несведущих возникают вопросы — уж не родовое ли имение у нее там? Сразу же скажу, что нет, родового имения у нее там не имелось. Получилось так, как, допустим, в русской деревне Ивановка, когда там проживает много Ивановых.
Мать Нино Дарья Виссарионовна Чиковани на момент свадьбы с ее отцом Теймуразом Сикуевичем Гегечкори уже имела от другого брака четырех детей — трех дочерей (Ксению, Веру и Наталью) и сына Николая Шавдия. Первый ее муж Нестор Шавдия, как и первая жена отца, умерли от болезней. Таким образом, в семье Теймураза и Дарьи (по-грузински Дарико) Гегечкори было пять детей. Самая младшая и единственная от их общего брака — Нино.
В материалах уголовного дела имеется заявление Нино Берия, отправленное ею из Бутырской тюрьмы 7 января 1954 года на имя Н. Хрущева. Это письмо переслано в ЦК КПСС из главной военной прокуратуры, размножено и разослано по указанию Н.С. Хрущева членам Президиума ЦК КПСС «по кругу» для обсуждения в рабочем порядке.[22] Это заявление большое, в нем Н. Берия просит об освобождении. Но вначале она затрагивает и интересующий нас вопрос.
Она пишет.[23]
«Мое социальное происхождение из мелкопоместных дворян, но на сколько я знаю предки моего отца получили дворянство еще в период турецкого нашествия на Грузию в борьбе против них, большинство же, носящее эту фамилию является по своему происхождению крестьянами. Отец мой имел в собственном владении два гектара земли, деревянный дом из трех комнат, под крышей которого постоянно стояли деревянные чаны в случае дождя, не было рабочего скота, не было коровы и даже домашней птицы, т. к. не хватало кукурузы, собранной с этого клочка земли, даже для людей в семье; мясо или кружку молока я видела только в большие праздники, а сахар я первый раз в жизни попробовала в возрасте одиннадцати лет. При этих условиях естественно, о какой-либо в наемной силе не могло быть и разговора, даже рукам детей моей матери от первого мужа, которые могли быть помощниками в хозяйстве, не чего было делать и не на что жить в доме. Они принуждены были батрачить у других, но т. к. в то время они стыдились этого, уезжали из нашего селения в другие местности (сестра Ксения в г. Поти была няней в купеческой семье, брат Николай Шавдия был батраком в Кутаиси в семье священника). Отец мой, в моей памяти, будучи уже совсем стариком, целый день босой и раздетый лил пот на этот небольшой участок земли. В 1917 г. он был подстрелен царским стражником и через полгода умер. Таково мое «дворянское происхождение».
Все это, если в этом есть надобность, можно точно установить на месте — в Грузии (Гегечкорский район, село Гегечкори, бывшее Мартвили), где я родилась в 1905 г.
На допросе у Руденко и Цареградского Нино подтверждает все это. Вот выдержка из дела.
Протокол допроса от 19 июля 1953 года.
«Вопрос: Расскажите о ваших биографических данных.
Ответ: Отец мой мелкий дворянин, имевший 2 га земли. Девичья моя фамилия — Гегечкори. В 1917 году мой отец был убит стражником меньшевиков… После его смерти я жила в доме у своего неродного (по матери) брата Шавдия в г. Тбилиси. Он работал счетоводом, бухгалтером и содержал меня. Я училась.
В 1921 году, когда мне было 15 лет, меня на воспитание взял мой двоюродный брат Гегечкори Алексей. Он был большевик и работал министром внутренних дел и председателем ревкома…»
О начале супружеской жизни Нино и Лаврентия Нино Берия на допросе у Руденко и Цареградского показала.
«В 1922 году, когда я училась в 7 классе, я познакомилась в Берия Л.П., который приехал из Баку по служебным делам. Берия я до этого не знала и познакомилась с ним через своего родственника Биркая Давида, который учился в техническом училище. Биркая был сыном железнодорожника, у которого, как мне говорил Берия, он скрывался во время своей работы в подполье.
В 1922 году я уехала с Берия в Баку, а затем, когда его перевели в Тбилиси, я вернулась с ним и его матерью.
Я стала служить счетоводом в банке. В 1924 году у меня родился второй ребенок (первый умер) и я некоторое время была дома. С 1928 года по 1932 год я училась в институте в Тбилиси».
Однако слухов, фантазии и выдумок и здесь немало. Причем одни страшнее других.
«Находясь в конце 20-х годов в Абхазии, — рассказывает Тадеус Виттлин,[24] — Берия жил в роскошном специальном поезде, в котором он приехал в Сухуми. Поезд стоял на запасных путях, на некотором расстоянии от здания станции, и состоял из трех пульмановских вагонов: спальни, салон-вагона с баром и вагона-ресторана.
В тот вечер, когда Берия собирался отправиться в Тбилиси, около станции к нему подошла девушка лет шестнадцати, среднего роста, с черными глазами. Сдобной комплекции.
Девушка приехала из родной мингрельской деревни, соседствовавшей с деревней Мерхеули, откуда родом был сам Берия. Она попросила его заступиться за ее арестованного брата.
Берия заметил красоту девушки. Якобы желая получить дополнительные детали о брате, он пригласил ее в поезд, но не в салон-вагон и не в ресторан.
В спальном купе Лаврентий приказал девушке раздеться. Когда она, испуганная, хотела убежать, Берия запер дверь. Затем ударил ее по лицу, скрутил руки за спиной, толкнул на кровать, навалился на нее всем телом.
Девушка была изнасилована.
Берия продержал девушку всю ночь. На следующее утро он приказал своему ординарцу принести завтрак на двоих. Перед тем как уехать по делам, Лаврентий снова запер свою жертву. Берия был покорен свежестью и очарованием этой девушки, он также понял, что она именно тот тип, который полностью соответствует его чувственности. Она была скромна, изящна, полнотела. У нее были маленькие груди, большие глаза, излучавшие добрый свет, и пухлый чувственный рот.
Было бы глупо с его стороны отказаться от такого создания природы. Берия провел еще несколько дней в Сухуми, проверяя выполнение пятилетнего плана 1928–1933 годов[25] в деле строительства местных дорог и шоссе, нового жилья, больниц и школ. Все это время он держал свою маленькую пленницу запертой в поезде.
Так маленькая Нина стала его женой».
Примерно это же можно прочитать и в книге С. Аллилуевой «Только один день».
Надо сказать, что фантазии в области «половых безобразий», совершенных первыми лицами нашего государства, весьма разнообразны. Как не вспомнить здесь расхожую байку об изнасиловании 17-летней Нади Аллилуевой 39-летним Иосифом Сталиным в салон-вагоне под Царицыном в 1919 году. Там даже фигурируют ссылки на «очевидцев» — сестру Анну и отца Надежды Сергея Яковлевича.
«Изобличаются» в половой распущенности С.М. Киров, Н.А. Булганин, Н.С. Власик. Досталось даже дедушке М.И. Калинину — всесоюзному старосте. Он, оказывается, предпочитал опереточных примадонн. Передвигался, правда, с трудом, многие годы пользуясь стариковской клюкой.
Но тем не менее в биографических лабиринтах Нино Берия не все так просто.
В ходе следствия, например, было установлено, что по линии отца у нее было два дяди (т. е. родные братья Теймураза Гегечкори). Один, Александр, — большевик — это хорошо. А вот другой ее дядя, Евгений, — «негодяй» — он был аж министром иностранных дел в меньшевистском правительстве Грузии и при установлении советской власти в Закавказье эмигрировал во Францию. Это уже «прокол» в биографии жены наркома НКВД, а позже министра. И пошло-поехало.
«Вопрос: Вам оглашаются показания Шавдия Теймураза[26] от 29.VI.1953 года.
«…В Париже Гегечкори Евгений со своей супругой просили передать привет близким родственникам, в том числе Нине Теймуразовне, Николаю Нестеровичу, Дарье Виссарионовне и другим. Одновременно супруга Гегечкори передала подарки — две пары замшевых перчаток, духи «Лориган», шелковый большой дамский платок. Просила эти подарки передать близким родственникам…».
Вы подтверждаете это?
Ответ: Ни приветов, ни подарков я не получала. Шавдия мне ничего о посещении им Гегечкори не говорил. Поэтому вопросу я ничего не знаю».
Теперь об упомянутом Теймуразе (на русский лад — Тимуре) Шавдия. Здесь тоже «прокол». Это племянник Нино, сын ее сводного брата Николая Шавдия. По возрасту он ровесник сына Нино, Серго, дружил с ним. Только не в пример своему двоюродному брату — хорошей учебой и примерным поведением не отличался. Спутался в Тбилиси с какой-то компанией, воровал. Но это все, как говорится, полбеды. В годы войны 20-летний Тимур на фронте попал в плен, потом служил у немцев во Франции в легионе, получил унтер-офицерское звание и какую-то награду. В 1945 году доставлен в порядке репатриации в Грузию из Парижа, где оставался после войны. Объяснил, что был просто в плену. Но 18 февраля 1952 года был арестован МГБ и 9 июля 1952 года осужден за измену родине военным трибуналом ЗакВО[27] к 25 годам лишения свободы. В апреле 1953 года Берия распорядился проверить законность осуждения Т. Шавдия. По личной инициативе Б. Кобулова Шавдия был этапирован в Москву, а дело его затребовано в МВД для изучения. Это было расценено как попытка реабилитировать изменника, к тому же родственника жены Берия, и пошло в актив обвинения.
По этому вопросу с Н. Берия разбирались отдельно, но толком так ничего и не добились. Она действительно к судьбе племянника была не причастна.
Вот выдержки из дела.
«Вопрос: Расскажите подробнее о Шавдия Теймуразе.
Ответ: Ничего нового к тому, что я показала о Шавдия Теймуразе на прежних допросах, я сейчас дополнить не могу.
Вопрос: Скажите, семья Шавдия в Тбилиси жила в соседнем с вами доме?
Ответ: Да, они жили на той же улице, в соседнем доме. Жили мы вместе, т. е. по соседству, в течение нескольких пет до нашего отъзда в Москву в 1938 году.
Вопрос: Разве Шавдия Теймураз в это время, т. е. до вашего отъезда в Москву, не посещал постоянно ваш дом, дружа с вашим сыном Серго?
Ответ: Я его, как правило, не пускала к себе в дом.
Вопрос: Был ли Шавдия Теймураз у вас на даче, где и когда?
Ответ: По-моему, он был у нас на даче в Гаграх в 1951 году. Его жена работала где-то там врачом и я ее на пляже встретила. Она сказала, что Теймураз приехал к ней и сегодня уезжает, а она в виду занятости не может его проводить. Я пригласила их к себе на дачу, накормила обедом и они ушли.
Вопрос: Чем же вы объясните, что человек, изменивший родине, перешедший к немцам и сражавшийся против советских войск, имевший награду — зеленую ленту — за хорошую службу от немецкого командования и звание унтер-офицера немецкой армии, впоследствии служивший в войсках CC и принимавший участие в подавлении движений французских патриотов и расстреле их, остался до апреля 1952 года ненаказанным, хотя все это было известно органам государственной безопасности еще в 1945 году?
Ответ: Я этого ничего не знала. Тот. кто это знал, тот должен за это и отвечать, ибо сам по существу является изменником и врагом, не наказывая изменника. Надо спросить это у Рапава, который тогда был министром внутренних дел Грузии. Я его просила проверить Шавдия Теймураза.
Вопрос: Почему же, когда Шавдия Теймураз был органами государственной безопасности арестован в Грузии 18.11. 1952 г., а затем приговором военного трибунала 9 июля 1952 года за измену Родине был осужден к 25 годам ИТЛ, то его дело, когда министром внутренних дел стал Берия, срочно затребовали в Москву, куда доставлен был и Шавдия Теймураз?
Ответ: Я этого не знаю и не могла знать».
Немало времени потратил следователь Цареградский для выяснения вопросов, связанных с окружением Берия. Особенно он интересовался семьями Кобулова, Меркулова, Гоглидзе. Ничего и здесь не получили. Так, общие разговоры, мелкие бытовые вопросы: кто что купил, что привез, что достал, что подарил, что сказал. Подробно описывается обстановка на даче, на отдыхе, в квартирах и т. д.
26 августа 1953 года согласно протоколу Нино задан и такой вопрос.
«Вопрос: Вам оглашается выписка из показаний Рухадзе[28] от 12 августа с. г.:
«Жену Берия — Нину Теймуразовну я впервые увидел в 1935 году, когда я работал в Гаграх, а она приезжала туда на дачу.
Мне известно, что в бытность мною министром государственной безопасности Грузии с 1948 по 1952 гг. жена Берия ежегодно приезжала на дачу в Грузию.
Хочу отметить, что приезд ее в Грузию ежегодно сопровождался обязательными встречами ее с ответственными работниками Грузии.
Приезжала она всегда в отдельном салон-вагоне. Точно так же уезжала она из Тбилиси на одну из принадлежавших им дач в салон-вагоне. Как правило, в связи с ее приездом, ей выделялись на дачу — повар, массажистка, инструктор по теннису, охрана, обслуживающий персонал. Обязательно на дачу ставился телефон «ВЧ». Выделялись специальные лошади для прогулок.
Я не всегда участвовал во встречах и проводах жены Берия, но мне становилось известно о том, что она спрашивала — присутствую ли я на встрече. Из этого я должен был делать вывод о том, что встречать ее нужно, иначе могут быть неприятности.»
Вы подтверждаете эти показания?
Ответ: Я этих показаний подтвердить не могу: никаких встреч и проводов я для себя не требовала, а даже стеснялась, когда кто-либо приходил меня встречать. Повар, когда со мной на дачу ездили дети, приезжал со мной из Москвы. И инструктора по теннису не было, но я просила нач. охраны отпустить для игры со мной кого-либо из охраны, играющего в теннис…»
Как видите, и здесь есть существенные противоречия: Рухадзе говорит одно, Нино Берия — другое. По закону можно проводить очную ставку между Рухадзе и Н. Берия. Но ее нет. Да это и понятно. По такому пустяку тратить силы на очные ставки не следует. Допускаю, все, о чем говорит Рухадзе, действительно имело место, имеет и сейчас, когда обслуживаются первые лица.