Глава XLV

Глава XLV

Высадка английских и французских войск у Евпатории 2 сентября 1854 года. Сражение у Альмы 8 сентября. Осада Севастополя. Перекопской станицы казак Зубов и матрос Кошка на третьем бастионе. Вылазки и неприятелю. Взятие союзниками Малахова кургана. Русские оставляют Севастополь. Парижский мир.

Крепость Севастополь к началу войны с турками не была закончена. В ту пору не было железных дорог на юг России, а степные шляхи были большую часть года непроездны, то из-за грязи и распутицы, то из-за снежных заносов. Дон и Крым были далекой и глухой окраиной Российского государства. Трудно было продвигать на Крымский полуостров войска со всеми их тяжестями и снабжать их снарядами и припасами. Гарнизон Севастополя был невелик. В Крыму вообще было мало войска.

1 сентября английские и французские пароходы с большим числом посаженных на них войск подошли к маленькой деревне Евпатории, в 90 верстах от Севастополя, и произвели там высадку. К 6-му сентября на Крымском полуострове было 30 000 французов с 68 орудиями, 22 000 англичан с 54 орудиями, и 7000 турок с 12 орудиями. Русская армия в Крыму имела всегда лишь 35 000 при 84 орудиях. Она решила дать сражение союзным войскам.

8 сентября, у берегов маленькой горной речки Альмы, произошло тяжелое и кровопролитное сражение. Лучше вооруженные и лучше снабженные союзные войска принудили Русских к отходу в Севастополь.

Вечером того же дня союзники были у Севастополя. Русский парусный флот не мог вступить в борьбу с паровым флотом союзников. Было приказано снять матросов и пушки кораблей и поставить их на вооружение крепости, а сами корабли затопить в узком проходе в Севастопольскую бухту, чтобы тем помешать союзным пароходам проникновению внутрь Севастопольского залива.

В Севастополе шли спешные работы по его укреплению. В кремнистой почве рыли окопы, строили редуты и «бастионы», воздвигали батареи, вооружали их пушками, снятыми с кораблей. Все до последнего человека были на этих работах. Севастополь опоясался поясом крепких бастионов, из них особое значение имели укрепления высокого Малахова кургана, владевшего Севастополем.

14 сентября союзники окружили крепость, и началась правильная осада.

С 5 октября союзники начали осыпать город тяжелыми ядрами и гранатами. Наши наскоро устроенные батареи им отвечали. Дневные бомбардировки, уносившие сотни людей убитыми и ранеными, сменялись ночными кровопролитными штурмами. Земляные валы устилались телами убитых; раненых не успевали свозить. Так потянулась теплая Крымская зима.

Донские казаки в обороне Севастополя не участвовали. В Крымской армии находился только один Донской казачий № 67 Маркова полк. После сражения при Альме полк перешел в крепость, где нес посылочную службу. Из него назначались вестовые к офицерам и конвой к транспортам.

В этом полку служил Перекопской станицы войска Донского казак Осип Иванович Зубов. Ему было 55 лет. Он пошел на войну охотником. Несмотря на свой немолодые годы, Зубов был силен, ловок, всегда бодр, и по-казачьи отчаянно храбр. В Севастополе Зубов отпросился у командира полка на бастионы, где служба была лицом к лицу со смертью. Его назначили к матросам, на третий бастион, к контр-адмиралу Панфилову. Тут сдружился он со знаменитым на весь Севастополь бесшабашно храбрым матросом Кошкою.

Глубоко верующий, сознательно пошедший на подвиг служения на бастионе, на опасном посту, Зубов так рассказывал о времени своей службы на бастионе:

— Как хорошо мне было, когда служил я, так сказать, на пороге смерти. Ни одного греха, ни одной дурной мысли мне никогда и в голову не приходило. Была у нас выкопана в земле между орудиями общая с матросами каморка малая, досками обложенная, там поставил я Донскую икону. Затеплю я ночью лампадку перед нею, стану псалмы пророка Давида читать. Ну чисто я и не казак донской, а монах или отшельник какой. За рогожным пологом молоньёй огни блещут — его пушки палят. Ядра летят. Матрос на часах стоит, кричит: «Ядро!.. чинёнка…», и все притаятся. Крикнут «бомба», гулом хватит разрыв, осколки шипят и шелестят кругом. Все приникнут к земле. Пронеси, мол, мимо… И не дышит. Кого из друзей моих, товарищей боевых, глянь, уже и на носилки кладут… убитых… Подойду к ним, перекрещусь и скажу: «Господи, если и мне судил погибнуть вместе с ними, не погуби мою грешную душу». Вот так и молился я ночью перед иконою, а в каморку ядро влетело и убило двух матросов, спавших подле, а меня только землею засыпало.

24 ноября 1854 года Зубов с матросами Кошкою, Кузьменко и Болотниковым, с несколькими пехотными солдатами при офицере, пошли в вылазку, на Зеленую гору, на английскую батарею. Ночь была светлая. Лунная.

— Вот сползли мы с нашего бастиона, — рассказывал Зубов, — и тихо-тихо пошли, крадучись пошли, к неприятелю. Я иду и про себя читаю: «Живый в помощи Вышнего, в крове Бога небесного водворится», а потом еще: «Возлюблю Тя, Господи, крепость моя» — читаю, и нет во мне ни страха, ни трепета. Ноги сами меня несут…

Отряд подкрался к батарее и с криком ура! бросился на англичан. Многих покололи штыками, шестерых забрали в плен и увезли два орудия. Офицер, водивший поиск, представил Зубова адмиралу Панфилову и сказал:

— Этот казак достоин первого креста.

После этой вылазки Зубов и Кошка назначались начальниками передовых цепей.

В ночь под 5-е декабря Зубов и Кошка повели полтораста солдат на ту же батарею, на Зеленой горе. Опять была такая же светлая и тихая, как и в первую вылазку, ночь. Звезды мигали в темном небе. Осторожно, цепью, подползли к батарее. Чуть стал виден часовой, закутавшийся в плащ.

— Ура!

Все кинулись на насыпь. Зубов первый вскочил на батарею. Его сильно ударило в левый висок. Не обращая внимания на боль, Зубов ворвался в толпу сбежавшихся англичан и давай колотить их ружейным прикладом. Те побежали. Зубов с солдатами за ними. Тут увидал Зубов, что по траншее бежит английский офицер в густых эполетах. Зубов нагнал его и ударил прикладом. Тот обернулся и взмахнул палашом. Старый казак не растерялся и подставил ружье. Палаш звякнул о ствол и переломился надвое. Зубов хватил еще раз англичанина прикладом, схватил его за волосы и потащил из траншеи. Вытащил и погнал за своими, уже уходившими с батареи. Собравшиеся англичане открыли по вылазке сильный огонь. Англичанин сам побежал к Русскому отряду и кричал Зубову:

— Скорей, Русс, скорей!..

За это дело Зубов был произведен в урядники.

Зубов и Кошка продержались на бастионе до конца обороны, часто ходя в вылазки и отражая жестокие приступы.

Они оба получили для ношения на шее благословенные кресты, подарок Императрицы Александры Феодоровны.

27 марта 1855 года в Севастополе встречали праздник СветлоХристова Воскресения. К этому дню все бастионы были чисто подметены, пушки начищены, станки и лафеты вымыты. Люди надели чистое белье и свежие мундиры. В церквях служили заутреню; крестный ход прошел по батареям. Солдатские и матросские жены и дети пришли к своим мужьям и отцам похристосоваться. Но бомбардировка и в этот день не прекращалась. В Севастополе в первый день Пасхи было 10 убитых и 21 раненых.

Летом 1855 года союзники усилили приступы на севастопольские бастионы. Они врывались в них — матросы и солдаты прогоняли их штыками. В каждый такой штурм союзники теряли несколько тысяч убитыми, и ранеными; немалые потери несли и защитники Севастополя.

Помощи не шло. Ее и не ждали.

В августе французские окопы были в 60 шагах от главного укрепления Севастополя — Малахова кургана. Русские укрепления были сметены артиллерийским огнем. Но знали Русские войска, что «люди, а на стены образуют крепости».

С 24 августа началась непрерывная бомбардировка Севастополя. По Малахову кургану било 110 больших осадных орудий. Гул и рев пушек, гудение летящих снарядов ни на мгновение не прекращались. Смерть была всюду. В городе все, что еще не сгорело — горело. Улицы — груда развалин. Артиллеристов и матросов не хватало. К орудиям ставили ополченцев. Каждый день выбывало из строя более двух тысяч убитых и раненых. 27 августа в кровопролитном страшном штурме союзники овладели Малаховым курганом. После взятия Малахова кургана в Севастополе нельзя было держаться. Русские не сдали крепости. Они уничтожили все, что еще было цело, разрушили батареи, взорвали пороховые погреба и уцелевшие суда, и по мосту ушли на северную сторону Севастопольской бухты.

30 августа, после одиннадцатимесячной осады и кровопролитнейших приступов, союзные войска вошли в то, что было Севастополем.

Они нашли груды камней, пепел и угли пожарищ.

Потеря Севастополя не означала поражения России и победы союзников. Англичанам не удались высадки ни в Балтийском море, ни у Соловков, где их отбили монахи, ни у Петропавловска, где гарнизонные солдаты прогнали англичан — война могла продолжаться, но в обществе Русском явилось сознание, что вооружение и подготовка Русской армии не достаточны для ведения такой большой войны с морскими государствами. Сказалось и преклонение Русского высшего общества перед англичанами и французами. Общество требовало прекращения войны.

Сознание своей вины тяготило Императора Николая I.

В разгар Севастопольской осады он тяжко заболел, и 19 февраля 1855 года скончался. На смертном одре он призвал наследника Александра Николаевича и сказал ему:

— Сдаю тебе мою команду, но, к сожалению, не в таком порядке, как желал, оставляя тебе много трудов и забот.

Да, «много трудов и забот» легло на плечи молодого Государя. Одинока была Россия. Черноморский флот уничтожен. Севастополь осажден; по Балтийскому морю, у самого Петербурга ходили пароходы союзников. Денег не было. Австрия, своим существованием обязанная России, пользуясь затруднительным положением Русских, заняла Молдавию и Валахию, подошла к Русской границе и грозила вторжением в Россию. Пьемонтский король послал в Крым союзникам вспомогательный корпус. Можно было опасаться, что Швеция и даже далекая Япония перейдут в стан врагов России. Война грозила стать всеобщею. Император Александр II искал мира.

18 марта 1856 года в Париже были подписаны тяжелые условия «Парижского мира». Англичане и французы постарались сделать его и тяжелым, и унизительным. У Русских «дипломатов» не хватило мужества отстоять достоинство России. Южная часть Бессарабии отошла к Турции. Россия потеряла право держать на Черном море военный флот и устраивать морские крепости. Россия обязывалась не укреплять Аландских островов на Балтийском море.

Как память об этой войне, о поголовном ополчении казаков для охраны России по Государеву слову, как заветная мечта Русского народа о свободе всех христиан от турок, на Дону сложилась песня. Ее величественный, торжественный и красивый напев сделал ее любимой песней у Донцов в станицах и полках. Она стала звучать как донской гимн и, когда стал снова Дон самостоятельным государством в 1918 году, песня эта стала Донским гордым гимном.

Вот эта песня-гимн:

Всколыхнулся, взволновался

Православный тихий Дон

И послушно отозвался

На призыв монарха он.

Он детей своих сзывает

На кровавый бранный пир,

К туркам в гости снаряжает,

Чтоб добыть России мир.

«С Богом, дети! Ведь широкий

Переплыть вам лишь Дунай,

А за ним уж недалеко

Цареград!.. И наших знай!..

Сорок лет тому в Париже

Нас прославили отцы.

Цареград еще к нам ближе…

В путь же!.. С Богом, молодцы!..

Стойте крепко за святую

Церковь, общую нам мать.

Бог вам даст луну чужую

С храмов Божиих сорвать.

На местах, где чтут пророка,

Скласть Христовы алтари,

И тогда к звезде востока

Придут с запада цари.

Над землею всей прольется

Мира кроткого заря

И до неба вознесется

Слава Русского царя».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.