Глава 4 Противоборство германских и советских спецслужб в Прибалтике

Глава 4

Противоборство германских и советских спецслужб в Прибалтике

В межвоенный период деятельность германской разведки в прибалтийских государствах осуществлялась по двум основным направлениям, отражавшим заинтересованность руководства Германии в использовании геополитического положения Литвы, Латвии и Эстонии. Главным вектором внешней политики Германии в этом регионе была реализация планов в распространении своего политического и экономического влияния на эти государства, отражавших традиционную точку зрения руководства Веймарской республики и гитлеровского режима о Прибалтике как зоне государственных интересов Германии. Наряду с другими государственными и партийными институтами проводником такого влияния и выступали германские разведывательные службы. Это и было основным по значимости направлением их деятельности в регионе.

Второе направление заключалось в использовании возможностей прибалтийских государств для ведения активной разведывательной деятельности в отношении Советского Союза.

Достаточно цинично планы руководства фашистской Германии в отношении Эстонии, Литвы и Латвии высказывал в мае 1939 года ответственный сотрудник МИД Петер Клейст: «В Прибалтийских государствах мы хотим достичь такой же цели (установление протектората) иным путем.

Здесь не будут иметь место применение силы, оказание давления и угрозы (экономические переговоры с Литвой мы ведем, соблюдая в высшей степени лояльность и любезность). Таким образом мы достигнем нейтралитета Прибалтийских государств, то есть решительного отхода их от Советского Союза. В случае войны нейтралитет Прибалтийских стран для нас так же важен, как и нейтралитет Бельгии или Голландии; когда-то позже, если нас это устроит, мы нарушим этот нейтралитет, и тогда, в силу заключенных нами ранее пактов о ненападении, не будет иметь места механизм соглашений между Прибалтийскими государствами и Советским Союзом, который ведет к автоматическому вмешательству СССР»[219].

Кроме, если так можно выразиться, «стратегических» планов Германии по установлению протектората в прибалтийских странах, существовало множество других проблемных вопросов, оказывавших влияние на характер прибалтийско-германских отношений.

Для того чтобы иметь представление о направлениях деятельности германских разведывательных служб в Прибалтике, вкратце охарактеризуем обстановку, сложившуюся в этих государствах в межвоенный период.

Как известно, после образования к началу 1920-х годов независимых прибалтийских государств, они, несмотря на декларированный суверенитет, постоянно оказывались в сфере влияния крупных игроков на «внешнеполитическом поле» в лице Франции, Великобритании, Германии и СССР. Их интересы в регионе в зависимости от политической конъюнктуры выражали различные политические образования в виде партий, союзов и т. д., ориентированные на то или иное государство.

Так, например, руководство правящего в Эстонии долгое время «Союза земледельцев» в лице Константина Пятса, Йохана Лайдонера и др. было ориентировано на Великобританию и США. Находившаяся в оппозиции к правящему режиму партия «вапсов» (Союз ветеранов освободительной войны), наоборот, в своих внешнеполитических «пристрастиях» отдавал предпочтение Германии.

В Латвии руководители «Крестьянского союза», «Национального объединения» и других политических партий до 1933 года также ориентировались на Францию, Великобританию и США. После совершившегося в 1934 году военного переворота, в результате которого было сформировано правительство Карлиса Ульманиса, внешнеполитические приоритеты Латвии изменились в пользу Германии. Это, конечно, не означало, что правительства этих государств являлись прямыми проводниками интересов Франции, Германии или Великобритании, потому что кроме тех или иных «пристрастий» на внешнеполитическую ситуацию в регионе оказывали влияние противоречия между всеми «игроками».

В межвоенный период, например, «камнем преткновения» в литовско-германских отношениях выступало достаточно неопределенное положение города Мемеля. Напомним, что по результатам Первой мировой войны Германия под давлением стран-победительниц была вынуждена отказаться от своих прав на Мемель и прилегающую территорию, ранее входивших в состав Восточной Пруссии. Город попал под контроль Франции, направившей туда воинские контингенты. В 1923 году, после организованного добровольцами «Шаулю Саюнга» (военизированная структура «Союз стрелков») «восстания», Мемель вошел в состав Литвы, «компенсировавшей» таким образом утрату Вильнюсского края, отошедшего к Польше. Естественно, что Германия никак не могла признать утрату своей исконной территории, но вплоть до 1938 года была вынуждена мириться с таким положением[220].

Объединяющим правительства Латвии, Литвы и Эстонии принципом во взаимоотношениях с СССР являлся ярко выраженный антикоммунизм, нашедший свое отражение в стойком неприятии всего советского. Антисоветизм был объединяющим прибалтийские государства фактором, оказывавшим влияние не только на внешнеполитическую деятельность, но и на работу их разведывательных служб.

Известно, что с начала 1920-х годов все крупные европейские страны использовали Прибалтику в качестве плацдарма для ведения разведывательной деятельности против СССР.

В 1920-е годы наиболее крупные силы разведывательных служб были сосредоточены в Риге и Ревеле (Таллине). Под прикрытием дипломатических представительств там действовали многочисленные резидентуры Франции (Второе бюро Генштаба), Великобритании (СИС, Индийская разведывательная служба и др.), Германии (абвер, Служба безопасности) и т. д. Каждая из названных и других спецслужб создавала многочисленные резидентуры, нацеленные, прежде всего, на получение информации по Советскому Союзу[221].

Деятельность германских разведывательных служб в Прибалтике в межвоенный период можно разделить на два временных этапа, обусловленных положением Литвы, Латвии и Эстонии до и после их вхождения в состав СССР в 1940 году.

Весной 1936 года германо-эстонские отношения были омрачены шпионским скандалом, в котором оказалось замешано германское посольство в Таллине. В ходе разработки персонала германского диппредставительства эстонская полиция смогла выявить и арестовать нескольких немецких агентов из числа местных жителей: Вальфрида Эйхгорна, Александра Таубе, Рихарда Пальма и Эберхарда Зоммера. В ходе следствия было установлено, что всю собранную информацию указанные лица передавали своему резиденту Александру Дернбергу, работавшему в посольстве в ранге советника. Создателем же резидентуры был официальный сотрудник абвера Альберт Ликфельд, известный своим агентам как доктор Линке.

Понесенные германской разведкой потери в Эстонии побудили адмирала Канариса активизировать работу оставшейся неразоблаченной сети абвера. Так, в его августовских указаниях по работе в Эстонии содержатся рекомендации таллинскому резиденту активизировать агента № 2350, о котором говорится, что он работает с интересом. В отношении агента № 2355, «капитана в отставке», сказано, что он имеет хорошие разведывательные возможности, включая выходы на правительственные круги Эстонии, и поэтому работать может лучше, а агент № 2353, принадлежащий к «Союзу балтийских немцев», предоставляет ценную информацию о Ленинграде. В этом же указании Канариса имеется перечень первоочередных задач, стоящих перед резидентурой абвера в Таллине: получение информации о местах дислокации и ходе переоснащения частей Красной армии в Ленинградском военном округе, вербовочная работа среди белогвардейцев, имеющих постоянные связи с проживающими в СССР родственниками и друзьями[222].

В это же время в интересах абвера продолжала активно действовать группа бывшего полковника царской армии Бориса Энгельгарта. Разоблаченный советской контрразведкой в 1940 году, он дал исчерпывающие показания о своей работе на абвер. Энгельгарт был завербован в мае 1933 года с задачей сбора информации в советском прикордоне. Получение таких сведений было организовано путем нелегальной переброски через эстонско-советскую границу агентов-ходоков.

Всю получаемую информацию Энгельгарт передавал проживавшему в Таллине немецкому журналисту Шедлиху, после смерти которого в 1936 году он был связан с упоминавшимся уже советником германского посольства Дернбергом[223].

Но еще задолго до разоблачения Б. Энгельгарта органами безопасности СССР его деятельность находилась под пристальным вниманием советской внешней разведки. До начала своей работы на германскую разведку Б. Энгельгарт, являясь заместителем руководителя прибалтийского филиала РОВС генерала фон Лампе, проводил активную разведывательную деятельность в интересах этой организации. На Лубянке было принято решение, воспользовавшись материальными затруднениями Б. Энгельгарта, попытаться его завербовать. В случае если вербовка не состоится, в качестве запасного варианта был разработан план его дискредитации в глазах руководства РОВС. Вербовочную разработку Б. Энгельгарта проводил агент таллинской резидентуры советской разведки «Карл». Являясь по национальности немцем и одним из активистов немецкой колонии, он привлек Энгельгарта к сотрудничеству с германской разведкой, после чего советская разведка стала получать информацию о работе таллинского филиала РОВС. После этого необходимость в его вербовке отпала.

Завершая операцию по дискредитации Энгельгарта, резидент советской разведки Д. Г. Федичкин нашел возможность довести до генерала фон Лампе информацию о его «сотрудничестве» с советской разведкой. Для этого ему пришлось посетить полковника дома, где перед ним был поставлен ультиматум — прекратить антисоветскую деятельность.

Как и прогнозировали чекисты, Энгельгарт сообщил генералу фон Лампе о вербовочном подходе к нему представителя советской разведки, подтвердив тем самым подозрения генерала, что «дыма без огня не бывает»[224].

После утраты доверия со стороны РОВСа Энгельгарт полностью переключился на работу в пользу германской разведки.

Еще в 1936 году резидентура в Ревеле докладывала в Центр: «…Энгельгартом начата вербовка людей, главным образом среди безработных белых офицеров, как в Ревеле, так и в провинции, преимущественно в граничащей с нами полосе: Нарва, Юрьев, Печеры. Директивы и деньги от немцев для Энгельгарта идут, по всем данным, через присяжного поверенного Кроммеля.

Кроммель в 1918 году работал в германской миссии в Москве, где по нашим данным занимался разведкой»[225].

В 1935 году в результате назначения начальником Второго (разведывательного) отдела Главного штаба Эстонии полковника Маазинга контакты военных ведомств Эстонии и Германии упрочились благодаря его прогерманской ориентации. По его инициативе были предприняты шаги по установлению негласных связей разведывательных служб двух стран в ходе состоявшегося весной 1936 года визита в Берлин. В результате последующей поездки Маазинга и начальника Главного штаба Эстонии генерала Рээка в Германию окончательно была обусловлена договоренность с Канарисом о совместном проведении разведывательных операций против СССР.

В частности, предусматривалось оснащение эстонской спецслужбы современными техническими средствами ведения разведки. Позже при содействии германских специалистов вдоль советско-эстонской границы была развернута сеть пунктов радиоперехвата, расположенных в районах Таллина, Тарту, Печор, Нарвы. Обработкой полученной по радиоканалам информации занимался технический отдел Второго отдела Главштаба Эстонии под руководством капитана Кальмусте.

В ведении морского отдела находилась сеть постов визуального контроля за передвижением кораблей Балтийского флота, расположенная на прибрежных маяках. С использованием фотоаппаратуры высокой разрешающей способности происходила фиксация прохождение советских военных кораблей в Финский залив[226].

Согласно германо-эстонским договоренностям, вся получаемая информация по Советскому Союзу в порядке взаимного обмена передавалась партнерам через специально уполномоченных на это офицеров. Генерал Лайдонер позже указывал: «Нас главным образом интересовали сведения о дислокации советских военных сил в районе нашей границы и перемены этой дислокации. Все эти сведения немцы, поскольку они у них имелись, давали нам. С нашей стороны разведывательный отдел передавал немцам все те сведения, которые мы вообще имели относительно советского тыла и внутреннего положения Советского Союза. Немцы, однако, были несравненно больше информированы, чем мы, так как у них работали в Советском Союзе разные специалисты в виде инженеров, техников и квалифицированных рабочих…»[227]

В свою очередь, бывший начальник разведки абвера Ганс Пиккенброк на допросе 25 февраля 1946 года показал: «Разведка Эстонии имела с нами очень тесные связи. Мы постоянно оказывали ей финансовую и техническую помощь. Деятельность эстонской разведки была направлена исключительно против Советского Союза. Начальник разведки полковник Маазинг ежегодно приезжал к нам в Берлин, а наши работники по мере необходимости сами выезжали в Эстонию. Часто бывал в Эстонии капитан Целлариус, на которого была возложена задача наблюдения за Краснознаменным Балтийским флотом, его положением и маневрами. С ним постоянно сотрудничал работник эстонской разведки капитан Пигерт…»[228]

Кроме сотрудничества по линии военных разведок, с абвером и «внешней СД» активно взаимодействовала и тайная политическая полиция Эстонии. Директор департамента полиции Сооман установил тесные доверительные контакты с рядом представителей германских спецслужб. После задержания советскими контрразведчиками бывшего вице-директора департамента полиции Константина Кирсимяги он подробно сообщил о всех направлениях сотрудничества с германской разведкой. На допросе 23 октября 1940 года он показал: «На протяжении ряда лет разведывательной работой против Советского Союза руководил начальник политической полиции Сооман. С немцами он связался значительно раньше меня. Я же фактически возглавил эту работу с середины 1938 года, когда был назначен вице-директором департамента полиции. Для практической работы на территории СССР политическая полиция вербовала служащих железнодорожных поездов, перебрасывала через границу агентов-ходоков, а также имела агентуру в приграничных районах. Агенты, которых мы засылали в Советский Союз, получали задания собирать сведения военного характера, выяснять намерения советских властей в отношении Эстонии, а также выяснять характер революционной деятельности Коминтерна и эстонской колонии. Через свою агентуру мы собрали относительно точные данные о состоянии охраны советско-эстонской границы, об укрепленных точках на ней, о численности и вооружении пограничной охраны, расположении застав и комендатур»[229].

Советская внешняя и военная разведка еще с начала 1920-х годов активно проводила свои операции в странах Прибалтики. Если примерно до 1932 года основные задачи их аппаратов были связаны с противодействием антисоветской политике правящих кругов Литвы, Латвии и Эстонии и белогвардейских центров, то с начала тридцатых основным направлением работы стала деятельность по отслеживанию политики иностранных государств в этом регионе, включая Германию.

Советская разведка, располагая весьма значительным объемом информации об активности Германии на прибалтийском направлении, своими силами содействовала внешнеполитическому курсу СССР по поддержанию баланса интересов в этом регионе. Соответственно, одной и главных задач, стоявших перед резидентурами военной и внешней разведок, было получение конкретных данных о проявлениях активности Германии и ее специальных служб в Прибалтике. Второй, не менее важной, задачей было выявление аппарата органов германской разведки, непосредственно занимавшихся разведывательной деятельностью против СССР с использованием возможностей приграничных Латвии, Латвии, Эстонии. В плане работы ИНО НКВД на 1933 год была зафиксирована необходимость установления аппарата германской военной разведки, ведущего работу против СССР в Латвии и Эстонии.

Несмотря на малочисленный состав местных резидентур, разведывательные позиции советских спецслужб в странах Прибалтики были традиционно сильны.

Назначенный в 1932 году руководителем «легальной» резидентуры иностранного отдела в Эстонии Дмитрий Георгиевич Федичкин за относительно короткий промежуток времени сумел создать прочные агентурные позиции во Втором отделе эстонского Главного штаба, тайной политической полиции, ряде эстонских политических партий и организаций, что позволяло ему фиксировать любое проявление активности германской разведки.

Кроме того, через возможности агента советской разведки Л/41, исполнявшего обязанности одного из руководителей организации Новых городских немцев Эстонии, Федичкину удалось взять под контроль деятельность важного звена германской разведки в стране. На начальном этапе операции предполагалось установление контакта с представителем кёнигсбергского филиала абвера Шиллером, стремившимся подчинить своему влиянию два крупных немецких объединения — «Союз городских немцев» и «Балтийское братство». На почве общности интересов агент Л/41 сумел сначала войти в доверие Шиллера, а позже активно противодействовать его работе[230].

Перед своей заменой на должности резидента и предполагаемым отъездом из Таллина Федичкину было поручено восстановить связь с бывшим агентом контрразведывательного отдела (КРО) ОГПУ Гансом Варлихом, завербованным в Москве во время его работы в посольстве Германии в 1920-е годы. В Эстонии Варлих исполнял обязанности секретаря немецкого консульства в Таллине и характеризовался отрицательно как активный сторонник нацистов. Попытки восстановления связи немец отклонил, и резидент предложил Центру оказать на Варлиха психологическое давление путем «проведения нескольких открытых вызывающего характера разговоров на людях». По здравому размышлению в Москве было принято решение оставить своего бывшего агента в покое, и, как оказалось позже, оно было оправданным. В 1935 году Варлих был переведен на работу в Каунас и литовскими контрразведчиками характеризовался как ярый фашист[231].

С появлением в Таллине в 1934 году нового резидента советской внешней разведки Ивана Андреевича Чичаева московский Центр предложил ему «максимально углубить работу по освещению деятельности немцев в Прибалтике, а именно: а) следить за германской политикой в Прибалтике, в особенности в Эстонии, б) выявлять работу немецких наци по созданию местных фашистских организаций, их каналы и связи, в) освещать влияние Германии на эстонскую внешнюю и внутреннюю политику и связи эстонских кругов с германскими нацистами».

Агенты Чичаева Л/18 и Л/29, с учетом рекомендаций ИНО, были частично переориентированы на работу по германскому направлению. Результатом изменений в работе резидентуры стал возросший объем информационных материалов именно по проблематике германской активности в Прибалтике.

26 октября 1934 года: «Происходит активизация Германией экономических связей с Эстонией (усиление импорта, льготы для Эстонии в сбыте зерна и масла). Впервые за ряд лет сальдо в торговле с Германией стало в пользу Эстонии».

28 июля 1934 года: «Наблюдаются дальнейшие сдвиги эстонской внешней политики в сторону германской ориентации с помощью и согласия англичан, отказывающихся от своей экономической заинтересованности в Эстонии».

29 сентября 1935 года: «Визит германского статс-секретаря фон Курселя к Пятсу. Они обсудили вопрос о желаемом Германией слияния эстонской и финской политики».

7 октября 1935 года: «Переговоры Финляндии с Германией и Польшей уже закончены. Финляндия присоединится к антисоветскому блоку, рассчитывая на получение ею Карелии».

17 октября 1935 года: «Германский банк К. Шелля в Эстонии начал проявлять особый интерес к переработке эстонских сланцев на бензин и масло. Военные круги Германии рассматривают эстонскую сланцевую промышленность как свою будущую базу горючего для авиации и мотомехчастей. Финны тоже взяли концессию. Расходы финнов будут субсидироваться Германией». Такие сообщения об активизации Германии на прибалтийском направлении Чичаев регулярно направлял в московский центр[232].

В одном из спецсообщений НКВД СССР, характеризующих процесс германского влияния на происходящие в Эстонии процессы, сказано:

«От вновь завербованного источника ИНО ГУГБ получены следующие сведения:

В процессе продолжающегося германско-эстонского сближения идет усиленное насаждение немцев в Эстонии. Заключив ту или иную торговую сделку с Эстонией, Германия, как правило, получает при этом разрешение эстонского правительства на въезд и длительное пребывание в стране определенного количества немцев. Такой характер сделок, заключенных с Германией в правительственных кругах, держится в тайне.

Большое содействие Германии в смысле усиления ее влияния в Эстонии оказывает банк „Шелл“, от которого экономически зависит большинство руководителей эстонского правительства. Так, командующий армией генерал Лайдонер состоит членом совета этого банка, президент Пяте ведет с банком „Шелл“ коммерческие операции и т. д. Есть целый ряд данных, свидетельствующих о том, что Пяте и Лайдонер получают от Германии денежную дотацию…»[233]

После ввода частей Красной армии на территорию прибалтийских государств в 1940 году обстановка в сфере противоборства советских и германских спецслужб резко изменилась. Отдавая себе отчет в необходимости ограждения частей и соединений Прибалтийского особого военного округа от проникновения германской агентуры, советские органы безопасности по линии военной контрразведки и территориальных органов предпринимали активные усилия по поиску и нейтрализации действующих звеньев германской разведки в Литве, Латвии и Эстонии.

Так, 10 сентября 1940 года за подписью наркома внутренних дел СССР Л. Берии в НКВД Литовской ССР было направлено указание № 3624/Б «О мерах по усилению противодействия германской разведке», в котором сказано: «По присланным НКВД Литовской ССР материалам устанавливается, что существующие на территории Литвы под различными прикрытиями как легальные, так и нелегальные немецкие организации („Культурфербанд“, НСДРП, ФДРД, „Гитлерюгенд“, „Арбайтсфронт“, НСФ, „Союз германских девушек“, спортивные клубы, религиозные союзы и т. п.) активно ведут фашистскую агитацию и шпионскую работу по указаниям германских разведывательных органов.

Вам надлежит с должной осторожностью и конспирацией, с умом и толком развернуть соответствующую контрразведывательную работу в целях выявления и пресечения немецкого шпионажа и перехвата связей германской разведки…»[234]

Аналогичные указания были также направлены в наркоматы внутренних дел Латвийской и Эстонской ССР.

За короткий промежуток времени органами безопасности Литовской ССР было взято в разработку 360 человек, подозреваемых в разведывательной деятельности в пользу Германии, значительная часть из которых впоследствии была нейтрализована. Разработка германской агентуры в Литве началась с анализа архивных дел литовской политической полиции и контрразведки Второго отдела Главного штаба, в которых только за 1934 год содержались данные на более 400 лиц, подозреваемых в работе на германскую разведку[235].

Ранее в целях захвата оперативной документации спецслужб прибалтийских государств советской разведкой был проведен ряд успешных акций. Непосредственно перед вводом советских войск в Литву Москва направила в Каунас сотрудника военной разведки Н. Г. Ляхтерева с заданием не допустить уничтожения важных документов военной разведки Литвы. Операция была успешно завершена при помощи высокопоставленного агента советской разведки в этом учреждении[236].

После ввода советских войск в Эстонию в июне 1940 года резидент советской внешней разведки С. И. Ермаков доложил в Центр о приобретении ценного источника в местной спецслужбе, от которого вскоре были получены списки агентуры немецкой, английской, французской, итальянской разведок, а также много другой полезной информации. Разработка такого большого массива оперативной информации способствовала быстрой нейтрализации активности абвера и Службы безопасности[237].

Об изменении обстановки в прибалтийских странах после вступления в них частей Красной армии и перестройки аппарата германской разведки свидетельствует выдержка из отчета о результатах разведывательной деятельности реферата VI/C2 РСХА (внешняя СД): «После вступления русских возможности разведки претерпели коренное изменение. Руководящие политические деятели сошли с политической сцены и связи с ними затруднились. Пути передачи информации также должны были быть изменены. Оказалось невозможным пересылать наши сведения на судах, так как корабли тщательно контролировались властями, а за членами экипажей, сходивших на берег, устанавливалось строгое наблюдение. Пришлось отказаться также от пересылки сведений через свободный порт Мемель и при помощи сухопутного сообщения. Нельзя было также использовать и симпатические чернила. Пришлось энергично взяться за создание новой сети связи, а также изыскивание новых источников информации. В Эстонии резиденту 6513 все же удалось установить связи с новыми людьми и восстановить старые источники информации. Поддержание регулярной связи со своей агентурой было очень опасным делом, требовавшим большой осторожности и ловкости. Резиденту 6513 удалось тем не менее очень быстро разобраться в обстановке и, несмотря на трудности, собрать интересные сведения. Наш человек 6513 является сотрудником Главного управления. Ранее он работал в муниципалитете и был бургомистром одного из городов Восточной Пруссии. Работа его в Эстонии очень ценна. Особенно следует отметить его умение поддерживать связи с нужными людьми, умение уверенно держать себя при выполнении задания. Резидент 6513 был вначале засекречен как сотрудник ДТ (Deutsche Trenbaudverwaltung).

В январе 1940 года ему удалось получить дипломатический паспорт, и он стал работать под прикрытием референта германского посольства в Эстонии»[238].

Кроме указанного резидента до апреля 1941 года в Таллине разведывательную работу по линии СД проводил некий Курт Бурмейстер, залегендированный как сотрудник комиссии по переселению немцев из Эстонии. После оккупации страны в 1941 году К. Бурмейстер был назначен начальником отдела полиции безопасности и СД в Таллине.

Одной из наиболее успешных операций советской контрразведки явилась ликвидация в марте 1941 года крупной германской резидентуры в Эстонии во главе с Борисом Генриховичем Тийтом, бывшим членом организации «Вапс». Всего по делу было арестовано 50 агентов германской разведки, которые для проведения диверсионной и террористической деятельности были снабжены 13 винтовками, 24 револьверами, 5 ручными гранатами и т. д. На допросах Б. Тийт сообщил, что кроме диверсионных перед его резидентурой были поставлены и разведывательные задачи, заключающиеся в сборе информации о местах дислокации частей Красной армии, их численности и вооружении. Особое внимание было обращено на точное описание действующих аэродромов, мест расположения средств противовоздушной обороны, арсеналов. Вербовщиком Тийта выступил консультант по правовым вопросам при советской комиссии по репатриации Леонид Матизен, передавший для последующей работы вновь завербованного агента на связь Александру Бирку.

Для передачи собранной информации был использован радиопередатчик, ранее переданный Тийту сотрудником германской разведки Александром Бирком в здании бывшего германского посольства в Таллине. Кроме передатчика резидентура была снабжена средствами тайнописи, комплектом подслушивающей аппаратуры, миниатюрным фотоаппаратом. После завершения следствия Тийт был осужден к высшей мере наказания, а его агенты — к различным срокам заключения[239].

Через возможности радиоконтразведывательной службы весной 1941 года в Каунасе была выявлена работа нелегального радиопередатчика, передававшего зашифрованные сообщения в германский разведывательный центр в Штеттине. Разработка радиостанции была завершена ликвидацией резидентуры абвера в Литве, действовавшей под руководством бывшего офицера литовской армии Эдмунтаса Друктейниса. К поставленным перед резидентурой задачам относился сбор информации по стандартному для германской военной разведки перечню: места дислокации частей и соединений Красной армии, их численность и вооружение, места базирования кораблей Балтийского флота и т. д. С санкции НКГБ СССР захваченная радиостанция была использована для проведения «радиоигры» с абвером, которая продолжалась вплоть до начала войны[240].

В марте 1941 года НКГБ Латвийской ССР была вскрыта и ликвидирована крупная резидентура германской разведки в Латвии, насчитывавшая в своем составе 73 человека. В результате ликвидационных мероприятий советскими контрразведчиками кроме оружия и боеприпасов была захвачена документация резидентуры, состоящая из копий направленных в центр германской разведки сообщений, большого числа других документов разведывательного характера, включая списки резидентуры. Захват последних обеспечил быструю ликвидацию всей организации. После следствия и суда резидент Ганс Шинке был приговорен к высшей мере наказания[241].

Организационную помощь германской разведке по работе в прибалтийских республиках оказывал ряд бывших руководителей этих стран, сумевших перебраться в Германию накануне провозглашения советской власти. Например, как следует из сообщения агента берлинской резидентуры советской внешней разведки, литовского журналиста «Чернова», в конце мая 1941 года из Берлина в Кёнигсберг были направлены бывший главнокомандующий литовскими вооруженными силами генерал Рашкитис и литовский посланник в Германии Скирпа. Первый был принят в штабе 1-го военного округа, где дал ряд консультаций по вопросам планирования наступательных действий против СССР. Скирпа же был направлен в Восточную Пруссию для организации на ее территории центра, призванного координировать деятельность многочисленных эмигрантских организаций и объединений[242]. Бывший министр обороны Латвии Рудольфе Бангерскис после ввода советских войск в Латвию переехал в Германию, где активно использовался нацистами в качестве эксперта по военным вопросам. Уже в годы войны исполнял обязанности генерал-инспектора латышского легиона СС[243].

С точки зрения оценки национального, социального, возрастного состава германской агентуры, задержанной советскими органами безопасности в 1940–1941 годах, интересные данные содержатся в одной из ориентировок 3-го управления НКО СССР (военная контрразведка). Так, больше половины (52,4 %) пришлось на агентов польской национальности, около 28 % — на членов украинских националистических организаций, остальные 20 % включали в себя представителей белоруской, литовской, латышской, эстонской национальностей. Весьма незначительный процент пришелся на русских, которые в основном являлись представителями белоэмигрантских организаций[244].

В связи с этим не может не удивлять высокий процент агентов польской национальности, приходившийся на бывших военнослужащих Войска Польского. Кроме как традиционной польской русофобией, объяснить факт перехода большого числа поляков под знамена своего главного врага нельзя.

Профессиональная специализация большой части агентуры, ориентированной на ведение визуальной разведки, обуславливала высокие требования к их физической подготовке, предполагавшей перемещение пешим порядком на значительные расстояния. Отсюда — больше половины всей агентуры имела возраст до 25 лет, ? — до 30 лет.

Имевшиеся возможности советских спецслужб получать разноплановую информацию о работе германской разведки в странах Прибалтики дополнялись сведениями из источников французской разведки. Например, в сообщении агента секции централизации сведений Второго бюро Генерального штаба французской армии «О разведывательной деятельности немецкого военного атташе в Литве», датированном 8 марта 1940 года, сказано: «Деятельность немецкого военного атташе в Литве осуществляется в 4 направлениях: засылка агентов во Францию, разведка против Литвы, разведка против СССР, нейтрализация деятельности французских секретных служб…

3. Разведка против СССР. Основной центр этого рода деятельности находится в Вильно. На улице Мицкевича находится бывший студенческий пансионат, где сейчас живут Мария Сикорская и Елена Баркус. Именно здесь находится центр немецкой разведки, работающий против Советского Союза. Сведения, собираемые двумя вышеуказанными лицами, передаются затем литовскому агенту, работающему в пользу Германии, Ионасу Бартозевичусу (Каунас, Вайдоти, 52, телефон 41-655), который сообщает их Хильдебрандту Оскарасу (Мишку гатве, 18), корреспонденту, или, когда последний отсутствует (в конце декабря и 6 января он был в Германии), — Ричардасу Косманасу, бывшему секретарю Союза культуры (Мишку гатве, 13, телефон 24-108).

В январе из Германии в Вильно прибыл один из главных руководителей немецкой разведки… Как стало известно, его деятельность в основном была направлена против Советов»[245].

В имеющихся источниках содержатся некоторые данные об агенте советской разведки в аппарате военного атташе Франции в Литве, который был завербован под псевдонимом «Василий» еще в середине 20-х годов четвертым по счету резидентом внешней разведки в Каунасе — Лебединским Игорем Константиновичем, одним из самых результативных сотрудников ИНО[246].

В отличие от своих советских коллег представители германских разведывательных служб имели весьма смутное представление о структуре, кадровом составе и практике работы противоборствующей стороны, о чем красноречиво свидетельствует ряд отчетных документов, подготовленных в соответствующих рефератах РСХА.

Для подтверждения этого вывода целесообразно привести ряд выдержек из такого рода документов. Так, в справке полиции безопасности «Об организации и методах работы советской разведслужбы», датированной октябрем 1938 года, читаем: «…Разведслужба Красной армии. В Красной армии существует особая организация, которая как головная организация носит название ПУР (Политическое управление Реввоенсовета). Начальником этой организации является в настоящее время Лев Мехлис, по-видимому, еврей. Одновременно он является — как это принято в советской большевистской системе надзора — „заместителем“ военного комиссара, то есть Ворошилова. Подотделами ПУР являются ПУ — окр., то есть политические управления при 13 военных округах… Организация ПУР состоит предположительно на 90 % из евреев. Ее следует рассматривать как вспомогательную организацию НКВД…» Дальше в том же духе.

Об «идеологической» составляющей в оценке потенциала советских спецслужб говорят такого рода пассажи: «Клика коммунистических азиатов осуществляет абсолютную тиранию, маскируемую перед лицом лишенных интеллекта народов под демократию и пропагандируемую как достижение. Евреи играют при этом главенствующую роль, хотя, правда, они очень часто и не выступают открыто как евреи»[247].

В другом документе РСХА «Об обобщении сведений о структуре советской разведслужбы» (июль 1940 года) имеются уже более точные данные о низовых структурах советских пограничных и внутренних войск. Примечательно, что эти сведения были получены отделом гестапо в Тильзите от взятого в плен офицера польской разведки, которая через свои экспозитуры № 1 (Вильнюс) и № 5 (Львов) исключительно активно работала по Советскому Союзу[248].

Незнание фактического состояния органов власти и управления Советского Союза и его спецслужб, механизмов их функционирования и конкретных персоналий заставляли руководство соответствующих подразделений РСХА принимать дополнительные меры по получению такого рода сведений. Например, в приведенном выше документе, основываясь на прецеденте, предлагается другим органам гестапо организовать опросы задержанных польских разведчиков по кругу указанных проблем.

В «Перечне вопросов, разработанных немецкой разведкой для сбора и обобщения сведений о структуре и методах деятельности советской разведки» (1940) содержатся детализованные вопросы, из которых усматривается уже более точное знание реальной обстановки. Во всяком случае, авторы вопросника уже меньше «путаются» в аббревиатурах, системе подчиненности и организации советских разведывательных служб[249].

В известных к настоящему времени источниках, относящихся к довоенному периоду, кроме «дела братьев Фитингоф», не содержатся достоверные сведения о задержании германской контрразведкой кадровых сотрудников советских спецслужб и их агентуры. Это вовсе не означает, что таких случаев не было. В приводимой ранее докладной записке реферата III D «О деятельности латвийской, литовской, эстонской, советской разведок против Германии» есть указания на вскрытые 20 эпизодов агентурной деятельности советской разведки. Правда, делается уточнение, что указанные эпизоды стали известны не в результате оперативно-розыскных мероприятий германской контрразведки, а явились следствием профилактических мер, когда лица, ранее завербованные советскими спецорганами, сами сознавались в случившемся[250].

Эти примеры указывают, что, несмотря на «тотальный характер» полицейских и контрразведывательных мер, принимаемых германскими спецслужбами накануне войны, и отдельные успехи, им не удалось в полном объеме обеспечить безопасность подконтрольных им структур. Это при условии, что низовые и среднего уровня советские разведывательные аппараты проводили разведку германских объектов во все возрастающем масштабе.

После нападения Германии на СССР обстановка резко изменилась. В результате допущенных ошибок советская разведка в странах Западной Европы понесла серьезные потери, выразившиеся в ликвидации большого числа резидентур и отдельных агентурных групп[251]. В основном ошибки были связаны с некачественным подбором кандидатов на вербовку, что и привело к ряду крупных провалов.

Одна из успешных операций германской контрразведки связана с неким Витольдом Пакулатом, который после вербовки советскими спецслужбами в Литве был направлен в Германию с заданием создания нелегальной резидентуры, обеспеченной отдельным каналом радиосвязи с Москвой. По прибытии в Германию Пакулат сообщил сотрудникам абвера о своем задании и был ими перевербован в качестве «агента-двойника». В ходе дальнейшей работы немцам удалось установить характер подготовительной работы созданию резидентуры. В частности, удалось узнать, что прикрытием для разведывательной работы будет служить небольшой ресторан, который Пакулату было поручено приобрести. На оперативные расходы Пакулату была выдана крупная по тем временам сумма в 10 000 рейхсмарок. В результате проведенной операции германской контрразведке стали известны данные не только на некоторых членов создаваемого разведаппарата, но и на его руководителя в советском полпредстве — военно-морском атташе М. А. Воронцова[252].

Определенный интерес с точки зрения изучения методов деятельности абвера в Прибалтике представляет история некоего Акселя Христензена-Хансена, подвизавшегося на поприще разведки в конце 1930-х годов. Вербовку Христензена-Хансена осуществили встречавшийся уже майор Ноцни-Гаджитски, будущий начальник абверштелле «Кёнигсберг», а тогда еще начальник группы 3Ф в Тильзите, и капитан Вильгельм Крибитц.

Чем же скромный торговец сахарином из Мемеля привлек к себе сотрудников абвера? Во-первых, агентурный аппарат абвера традиционно комплектовался представителями всех социальных слоев населения разведываемых стран, а во-вторых, сам А. Хансен, стоит признать, был действительно незаурядной личностью.

Например, кроме своего родного немецкого он владел шведским, английским, латышским и русским языками.

По роду своей коммерческой деятельности А. Хансен регулярно совершал поездки по Латвии и Литве, где к тому времени были расквартированы части Красной армии, что и предопределило направленность его работы на немецкую разведку — сбор информации о местах дислокации и численном составе частей РККА.

О результативности его работы на абвер косвенно свидетельствует тот факт, что А. Хансен не был разоблачен органами советской контрразведки вплоть до марта 1941 года, когда он был призван на службу в части радиоразведки вермахта. Через некоторое время выяснилось, что его возможности и приобретенный до войны опыт разведывательной работы более востребован абвером, куда в октябре 1941 года А. Хансен и был откомандирован для дальнейшей службы.

После непродолжительного пребывания в абверштелле «Остланд» в Риге он был направлен в распоряжение своего «крестного отца» от немецкой разведки В. Крибитца, к тому времени исполнявшего обязанности начальника АНСТ «Минск». Вначале А. Хансен работал при Крибице переводчиком, а через некоторое время был определен на самостоятельный участок контрразведывательной работы. Алекс Енсен (под такой фамилией выступал А. Хансен) нанес большой ущерб минскому подполью. На его совести — не один захваченный советский разведчик и представитель партийного актива.

Через внедренного в минское подполье агента-провокатора Бориса Рудзянко, до пленения шифровальщика одной из советских воинских частей, А. Хансену удалось сначала вскрыть два состава подпольного Минского обкома партии, а затем ликвидировать их путем ареста руководителей.

После ареста Б. Рудзянко советскими органами безопасности он на допросах показал: «О деятельности комитета, выявленных мной конспиративных квартирах я информировал работника ОКВ (Абвера) Ганзена, а также передавал ему листовки и другие печатные материалы, выпускаемые и распространяемые комитетом среди населения. От Ганзена получал установки по дальнейшей разработке комитета. В октябре 1941 года с арестом членов комитета и участников организации подпольный комитет и вся организация в Минске были ликвидированы» [253].

Когда стало ясно, что ход войны складывается не в пользу хозяев, А. Хансен дезертировал из рядов вермахта и через некоторое время неизвестно каким образом получил подданство Швеции. Он был арестован советскими органами безопасности уже после войны[254].

Жизненный путь другого агента германской разведки, проходящего в материалах советских органов безопасности под псевдонимом «Бойцов», отличался противоречивостью и непредсказуемостью. Как следует из документов СМЕРШ, «Бойцов», будучи по происхождению немцем, родился в 1922 году в городе Либава. Получил среднее образование в немецкой национальной школе, где состоял членом «Союза германской молодежи Латвии». Служил матросом в торговом флоте. В 1940 году был завербован в качестве агента германской разведки с задачей сбора информации о состоянии Балтийского флота. По каналу репатриации в 1941 году переселился в Германию. Для прохождения разведывательной подготовки в 1941 году был направлен в Финляндию, где прошел курс обучения в школе абвера в местечке Мунки-Ниеми. После нападения Германии на Советский Союз «Бойцов» несколько раз с разведывательно-диверсионными заданиями перебрасывался в тыл Красной армии.

Успехи «Бойцова» предопределили его дальнейший карьерный рост в системе германских спецорганов на Восточном фронте. С конца 1941 года он уже является кадровым сотрудником АНСТ «Таллин», где исполняет обязанности преподавателя и инспектора разведывательных школ. В 1942 году судьба «Бойцова» делает крутой поворот после его знакомства с человеком, скрытым в документах советской контрразведки под псевдонимом «Северов». Из них следует, что «Северов», будучи агентом разведывательного отдела Ленинградского фронта, в ноябре 1941 года был заброшен на парашюте в немецкий тыл. После полученного ранения был захвачен в плен и перевербован уже в качестве немецкого агента с заданием разведывательной работы в партизанском движении. По прибытии в партизанский отряд «Северов» доложил командованию о своем задании, после чего был переправлен на Большую землю, где уже в третий раз он был завербован в интересах советской военной контрразведки с заданием внедрения в абвер. Именно при выполнении этого задания жизненные пути двух лиц пересеклись, чтобы навсегда войти в историю борьбы советских и германских спецслужб в годы войны.

Промежуточным итогом этого знакомства стала вербовка «Северовым» «Бойцова» как агента советской контрразведки. Несколько позже они вдвоем были переброшены с разведывательными задачами в глубокий советский тыл, где положили начало одной из самых эффективных радиоигр советской контрразведки под условным названием «Загадка»[255].

Приведенные примеры указывают на беспрецедентный по накалу характер советско-германского противоборства в странах Прибалтики накануне войны. В связи с эти возникает вопрос, сумели ли спецслужбы двух стран выполнить стоящие перед ними задачи: германские — по разведывательному изучению военного потенциала СССР в этом регионе, а советские, соответственно, по ограждению своих военных и политических институтов от германского проникновения. С большой долей уверенности можно констатировать, что указанные задачи германскими и советскими спецслужбами в целом были решены.

Несмотря на активное советское противодействие, абверу в общем удалось составить целостную картину состояния советской военной группировки, дислоцированной в прибалтийских республиках. На одной из трофейных карт нанесены места расположения соединений Прибалтийского особого военного округа, выявленные органами германской военной разведки. Даже беглое сравнение этой карты с советскими картографическими материалами указывает на то, что германская разведка, несмотря на имеющиеся лакуны, установила большинство частей ПрибОВО[256].