Утраты и приобретения

Утраты и приобретения

В этом же году Петр понес несколько тяжелых потерь. В начале марта его навсегда покинул Франц Лефорт, человек, так много значивший для молодого царя, изменивший и направивший его жизнь в совсем другое русло, такое отличное от степенного течения жизни русских великих князей и государей. Богатырское здоровье Лефорта не выдержало лишений военных походов, стремительных верховых бросков по разным государевым надобностям, утомительных путешествий, а более всего — бесконечных излишеств и вечного пьянства. В течение пяти лет он мучился от болей в животе, последствий падения с коня. Правда, он утверждал, что болят старые раны. По-видимому, от травмы развилась опухоль, усугубленная неумеренным потреблением анисовой водки. Может также быть, что травмы спровоцировали кишечную непроходимость. Болезнь неумолимо скрутила царского любимца. Некогда красивое мощное тело беспомощно корчилось на постели, мучительная боль сводила внутренности, организм не принимал ни пищу, ни питье.

Но и в смерти он остался верен себе. Приказал накрыть стол в своей спальне, позвать музыкантов, девок-плясуний, велел им играть, петь и веселиться. Под веселые песни и буйные пляски и ушел из жизни этот незаурядный человек.[16]

Народная молва считала, что Лефорт околдовал государя, сбил его с путной дороги. Полагали даже, что он подменил царя в Европе. Фавориту приписывалось близкое знакомство с нечистой силой; многие рассказывали, что, когда у Лефорта началась агония, дом задышал и застонал, как огромное существо, пронесся порыв неизвестно откуда взявшегося ветра — и больного не стало. А ночью в окнах его дворца появилось зловещее зеленое сияние, которое видели и засвидетельствовали множество людей.

Царь был безутешен, он рыдал так, будто ему сообщили о смерти родного отца. Сквозь слезы он сказал: «Уж больше я не буду иметь верного человека. Он один был мне верен. На кого теперь могу положиться?» Петр приказал устроить своему любимцу пышные похороны с воинскими почестями и богатые поминки. Церковный совет Новой общины принял решение поместить в здании протестантской церкви изображение герба и девиза Лефорта, а позже и похоронить его там как местного мецената.

Глубокая печаль не помешала Петру забрать в казну имущество покойного друга, оставив наследникам лишь долги.

Царь внезапно ощутил вокруг себя пустоту, которая была ему категорически противопоказана. Ее требовалось заполнить.

Историки так и не узнали ничего достоверного о том, как царь познакомился с Меншиковым, кто представил молодого простолюдина царю; ничего не известно о его происхождении, родителях, детстве. Предположений и соображений на этот счет высказывалось великое множество, но правдивость всех одинаково сомнительна. Единственное точное указание — прошение клира церкви села Семеновского под Москвой о выделении средств для обихаживании могилы родителей Светлейшего — по доброй воле он денег на помин не давал. Меншиков меньше всего склонен был поминать прошлое.

Наиболее вероятное предположение, подтверждаемое многими историками, — служба Меншикова денщиком у Лефорта. Тогда становится понятным пристрастие царя к одному из членов их дружной троицы, осиротевшей с кончиной незабвенного Франца. Отношения Петра к Меншикову в личном плане поначалу сильно уступали его привязанности к Лефорту, но и этого было много. Постепенно Меншиков заменил Петру всех: семью, родных, друзей.

Дружба с денщиком длилась годами. Царь повсюду возил его за собой, щедро одаривая титулами и осыпая подарками, часто прилюдно обнимал и ласкал, страстно целовал его в губы. Ни к одному корреспонденту Петр не обращался с такими нежными словами на ломаном немецком языке, как к Меншикову: «Мой друг, мой брат, мой лучший друг, дитя моего сердца». Деловые письма Петра фавориту неожиданно включают душевные сетования по поводу затянувшейся разлуки. Его печалит и обижает необязательность Меншикова в ответах, хотя он знает, что любимец не сведущ в грамоте и сам отписывать не в состоянии.

Ни для кого не составляла секрета основа привязанности царя и фаворита. За спиной о них шептались, скабрезничали. Один пре-ображенец, выпив лишнего, публично кричал, что государь живет с Меншиковым «бляжеским образом». За это он был высечен и сослан в Оренбург.

«Меншиков, — пишет Н. Павленко, — имел тягу к роскоши, великолепно одевался, отличался опрятностью, держал лучшую прекрасную кухню. Но расположение царя он снискал не этими качествами и даже не тем, что был аккуратным исполнителем царских повелений. Петру импонировала, прежде всего, неиссякаемая энергия и проявляемая повсюду инициатива Меншикова, его деловитость, несомненный талант организатора. Неграмотный человек, Меншиков, тем не менее, умел справляться со всеми поручениями, вкладывая в дело всего себя, будь то лихой налет на неприятеля или управление вновь присоединенной территорией. Личная отвага Меншикова была безусловной, в течение войны он часто находился под градом пуль, но они щадили его. За мужество при осаде Нотебурга он получил должность губернатора шлиссельбургского, за сражение с шведскими кораблями в устье Невы одновременно с царем был награжден орденом Андрея Первозванного, а после основания Петербурга назначен петербургским губернатором».

Некоторые современные исследователи стремятся доказать, что Меншиков был достаточно образованным человеком и, весьма вероятно, потомком древнего рода чешско-польско-литовского происхождения, носившего фамилию Менжик. Но что бы ни говорили о благородстве его крови, с портрета из-под пышных буклей алонжевого парика на нас смотрит лицо простолюдина.

В компании Меншикова Петр не так болезненно ощущал одиночество и горечь утраты, когда через восемь месяцев после смерти Лефорта скончался шестидесятичетырехлетний Патрик Гордон, его военный наставник и верный друг. Кончина добропорядочного католика Гордона не сопровождалась никакими сверхъестественными явлениями. Царь распорядился отправить похороны старого солдата с той же пышностью, что и генерала Лефорта. Сам он в темном платье со скорбным выражением лица угрюмо шагал впереди траурной процессии с первой ротой любимого им потешного Преображенского полка.

Но не только кончинами ознаменовался этот год.

В начале 1699 года Петр устроил судьбу Матрены (Модесты) Монс. Он остался ей благодарен за первые шаги, которые она помогла ему сделать в Немецкой слободе, — опекала, обучала, вселяла уверенность. Отбросив женское самолюбие, способствовала сближению Петра с сестрой Анной. В благодарность царь подыскал ей мужа, представителя знатной лифляндской семьи фон Балкенов, Федора Николаевича Балка.

Двадцатичетырехлетний майор шведской службы Николай Балк предпочел служить русскому царю, был принят в войска Алексея Михайловича с чином полковника и после возвращения Петра из Европы успел сформировать два учебных солдатских полка, носившие темно-красные и темно-зеленые кафтаны. Затем он на свои деньги создал собственный полк, воевавший под Нарвой, в Ингерманландии и Эстляндии и в канун Полтавской битвы преобразованный в Новгородский солдатский полк. Имя Николая Балка перестает встречаться после 1704 года.

Его сын Федор наследовал профессию отца. Вместе с Петром он прошел блестящий военный путь от Нарвы до Полтавы, воевал в Померании, Штеттине, участвовал в Стокгольмском походе. Ратным трудом заработал чин генерала-поручика, имел орден Андрея Первозванного и, как знак особого благоволения царя, портрет его величества, осыпанный бриллиантами.

Он был одним из любимых полковых командиров Петра.

Боевой генерал Балк привязался к своей хорошенькой жене и не попрекал ее прошлым. Впрочем, внимание царя к супруге или дочери начинало почитаться не как бесчестие, а как милость.

Анна получила несколько имений и ежегодный пенсион в 708 рублей. Петр пожаловал ей деревню Дудино в Козельском уезде со 195 дворами, построил мызу в немецком стиле, прикупил породистых коров и другую живность. Поставленные им люди вели хозяйство, и Анна с удовольствием участвовала в этих простых сельских заботах. Обычно прижимистый царь подарил фаворитке свой портрет в рамке, осыпанной бриллиантами. Она стала влиятельной фигурой, успешно вмешивалась в тяжбы, пользуясь именем Петра, и получала за это богатые подарки, в основном драгоценности. Но главным желанием Анны было выйти замуж. Стать почтенной женщиной, иметь детей, удобный и красивый дом, огород, вести хозяйство.

Вместо этого ей приходилось выступать в качестве официальной метрессы государя, участвовать в «утехах непотребных» и общаться с его буйными любимцами. Со многими у нее сложились добрые отношения, она была милой женщиной, ее находили красивой и приятной. Зато Меншиков ее не любил. Может быть, он завидовал возрастающему влиянию Анны на царя, может быть, просто ревновал: он тоже пользовался расположением Петра.

Анна настаивала, чтобы вместе с ней приглашалась ее мать Матрена Ефимовна, и тем самым сохраняла определенную респектабельность даже при всех бесчинствах петровского застолья.

Фаворитка особенно нравилась иностранцам, привыкшим, что многие дела в Европе решаются через женщин. Кроме того, немецкий был ее родным языком, поэтому к ней тяготели «цесарцы» и представители мелких германских княжеств.

В окружении Петра Анна встретила саксонского посла Ф. Кениг-сека. Он полностью соответствовал ее идеалу мужчины. Изящный и ловкий, всегда нарядно и по моде одетый, саксонец излучал доброжелательство и был очарователен в общении. Его беседа отличалась занимательностью, манеры были безукоризненны. Почтительное внимание Кенигсека к Анне разительно отличалось от грубовато-собственнического обращения Петра. Разумеется, Кенигсек не был простаком, иначе не был бы и дипломатом, и понимал опасность романа с официальной возлюбленной царя. Неясно, на что он надеялся: то ли на то, что царь выдаст Анну замуж, как было принято поступать с отставными любовницами при европейских дворах, или что все как-нибудь само собой утрясется. Пока же тайная и опасная любовная интрига с прелестной женщиной глубоко его захватила.

А как же Петр? Любила ли его Анна? И каков был человек, которого она должна была любить? Внешне это был худощавый мужчина очень высокого роста — два метра восемь сантиметров, отнюдь не богатырского телосложения (не более современного 48-го размера), с узкими плечами, сильными грубыми руками и весьма маленькими для его роста ступнями 39-го размера. Фигуру Петра несколько портили тонкие ноги, но в целом в молодости он был достаточно пропорционален. По воспоминаниям видевших его, «волосы у него были густые, короткие, темно-каштанового цвета, глаза большие, черные, с длинными ресницами, рот хорошей формы, но нижняя губа немного испорченная; выражение лица прекрасное, с первого взгляда внушающее уважение». Очень рано у него стала трястись голова, и на красивом круглом лице в минуты раздумья или душевного волнения появлялись безобразившие его судороги. Непривычка следить за собой и сдерживать себя сообщала его большим блуждающим глазам резкое, иногда даже дикое выражение, вызывавшее невольную дрожь в слабонервном человеке.

Ранний период жизни Петра отображен на портрете, написанном в 1698 году в Англии по желанию короля Вильгельма III живописцем Кнеллером[17]. На нем двадцатипятилетний Петр с длинными вьющимися волосами весело смотрит на зрителя своими круглыми глазами. Несмотря на некоторую слащавость портрета, художнику удалось поймать неуловимую веселость, даже насмешливость выражения лица царя, напоминающую сохранившийся портрет бабушки Стрешневой.

Его подвижность, торопливость, потребность в перемене мест, в быстрой смене впечатлений делали его неудобным в общежитии. Он вечно и во всем спешил. Его обычная походка при понятном размере его шага была такова, что спутники с трудом поспевали за ним вприпрыжку. Ему трудно было усидеть на месте: на продолжительных пирах он часто вскакивал со стула и выбегал в другую комнату, чтобы размяться. Эта подвижность особенно в молодые годы делала его большим охотником до танцев. Он был привычным и веселым гостем на домашних праздниках вельмож, купцов, мастеров. Много и недурно танцевал, хотя и не обучался танцам, а «перенимал» это искусство на вечерах у Лефорта.

Анна рассчитывала на необременительную связь, которая позволит ей возвыситься и обогатиться, но с ужасом осознавала, что попала в жестокий капкан царской любви.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.